Жадный до любви

Изана ещё до наступления утра отлучился в другой город на несколько дней. Мисаки так и не смогла сомкнуть глаз, представляя, как ей будет трудно в эти дни без любимого человека. Если раньше, когда чувства были зарыты где-то глубоко в сердце и она могла спокойно жить без него, то сейчас, когда эмоции бьют через край, Ханадзава не представляет жизни без Курокавы.  Девушка тяжело вздохнула и, уткнувшись носом в подушку, закрыла глаза, надеясь хоть немного поспать. Однако Морфей ни в какую не желал забирать её в свое царство, поэтому брюнетке оставалось лежать и деградировать. День обещал был крайне жарким, поэтому Мисаки не решалась выходить на улицу и обдуваемая вентилятором лежала на своей кровати, разглядывая свою детскую фотографию, где она, счастливая, стоит рядом с Изаной. Сердце неприятно ныло из-за чувства вины. Ханадзава хотела бы, чтобы  парень сам узнал её, но в то же время боится, что он возненавидит, если узнает. Она ведь всё-таки оставила Курокава совсем одного тогда, когда он нуждался в ней больше всего на свете. Родная мать некоторое время спустя сдала его в дом престарелых, где он рос окруженный вовсе не любовью и теплом, а одиночеством и холодом. Рядом же оказался только Хитто, которого он и то считает своим слугой — псом, верным лишь одному хозяину.        «Каким бы вырос Изана, если бы я была рядом? Если бы мы не переехали? Был бы он счастливым мальчиком, не знающим горя?» - эта мысль душила, терзала душу, оставляя кровавые следы царапин, и выворачивала наизнанку так, что Мисаки хотелось выплюнуть все свои органы наружу. Что же заставляла девушку думать так пессимистично? Почему её голову посещали такие грустные мысли, причинявшие боль? Почему она сама добивала себя, думая о всяком? Во всём виновато чувство вины, глубоко въевшееся в сердце и не собиравшееся исчезать. Мисаки хотела бы отвлечься, но не могла позволить себе такую роскошь. Будь сейчас Изана рядом, она могла бы отвлечься и не думать о постороннем, всецело отдаваясь парню и душой, и телом, однако его нет. Он ещё вчера уехал в другой город по работе и вернётся неизвестно когда. Мисаки бы очень сильно хотела, чтобы сейчас Курокава был рядом с ней: обнимал, озвучивал свои грязные мысли, вгоняя в краску, трогал там, где никому, кроме него, запрещено, заставлял думать лишь о себе одном. Да, действительно, она бы очень этого хотела. — Милая, - воздух разрезал мягкий и полный заботы и любви голос матери, вырвавший Мисаки из мыслей и вернувший в реальный мир. Первые секунды девушка пребывала в недоумении и не могла понять, где находится, но быстро пришла в себя и поспешила ответить матери. — Да, слушаю, мамуль, - хлопая большими глазами, улыбнулась брюнетка. — Можешь сходить с отцом в магазин? А то ты ведь знаешь, какой он у нас забывчивый, - посмеялась в кулак женщина средних лет, выглядывая из-за двери. — Конечно, мамуль, - Мисаки тут же поднялась с кровати и начала собираться. — У нас сегодня будут гости?  — Да, к нам придут наши с отцом друзья. — Тогда могу я вместе с Ивао пойти к Шейле в гости, чтобы не мешать вашему веселью? — Хорошо, но только после того, как сходишь с отцом за продуктами, - улыбнулась женщина, закрывая за собой дверь.

***

Пожалуй, небольшая прогулка с отцом до магазина и обратно скрасила одиночество Мисаки, и она искренне насладилась временем, проведенным с семьей. Но не думать об Изане и его сложной жизни не могла.  — Выглядишь озадаченной, - лицо мужчины скрасила мягкая улыбка. — Ты ведь знаешь, что мы с мамой всегда готовы выслушать, - он мельком посмотрел на дочь и тут же вновь вернулся к слежке за дорогой. Брюнетка слабо улыбнулась, уткнув взгляд на кроссовки. Отец всегда чувствовал неладное и очень легко читал её настроение и эмоции. Мисаки никогда не умела достаточно хорошо скрываться. — Я ведь твой отец, не так ли? - его голос, полный любви и заботы, согревал, даря чувство защищенности. — Но если это что-то, о чем ты не хочешь говорить, то тут я ничего поделать не могу. Что бы ни случилось, мы всегда на твоей стороне. — Угу, спасибо, папа. Мне уже намного лучше, - она прикрыла глаза, наслаждаясь умиротворением и чувством лёгкости, которое подарил Хироши.  Мужчина чувствовал, что Мисаки что-то гложет, что она чем-то сильно озадачена и обеспокоена, но не мог ничего сделать. Она молчит, не желая делиться с проблемой. И это так похоже на неё, что ему просто ничего не остается, кроме как довериться дочери и напомнить о своей любви. Хироши знал, что будь на его месте Макото, то она поступила бы точно так же.  — Куда тебя высадить?  — У кондитерской, если несложно, - ответ прозвучал практически моментально. Через пару минут Ханадзава старший остановился на остановке. Мисаки быстро покинула салон и, улыбнувшись отцу, махнула рукой.  — Будь осторожна по пути домой. Пусть Харуки проводит тебя потом, ладно? — Не волнуйся, со мной всё будет хорошо, - посмеялась Мисаки и закрыла дверь машины. — И всё же быть осмотрительнее не помешает, - бросил напоследок мужчина и, улыбнувшись, двинулся с места. Мисаки проводила небольшую машину нежно-зеленого цвета взглядом и заглянула в кондитерскую. Идти к Шейле с пустыми руками не хотелось, поэтому купить небольшой тортик не было бы лишним. Много времени это не заняло. Мисаки через несколько минут уже с улыбкой на лице уверенно шла в сторону дома подруги. Оставалось лишь завернуть за следующий угол. Однако этому не суждено сбыться. Ханадзава застыла на месте, когда мимо неё прошла до боли знакомая женщина с привычным запахом сигарет, точно въевшимся в кожу. Она неосознанно схватила её за руку и уронила небольшую коробку с гостинцем на землю. — А? Девочка? - голос низкий, чуть грубоватый из-за нездорового образа жизни. — Тебе чего? - она выдернула руку, смотря с неприязнью.  Мисаки понимала, что проявила бестактность и невоспитанность, когда так грубо схватила женщину за руку, останавливая. Такая реакция вполне оправдана… Но и не настолько же нужно быть грубой?  Изредка проходившие мимо люди не обращали никакого внимания на двух людей, загородивших им дорогу. Лишь окидывали недовольными взглядами и обходили сбоку. Мисаки виновато склонила голову, а женщина, цокнув, собиралась уходить. — Вы ведь мама Изаны? Не могли бы вы расска… — Тц, и снова этот ребёнок… Девочка, ты кто, чтобы спрашивать о таком? - она зачесала волосы назад.  — Вы, верно, не помните… Я, Ханадзава Мисаки, жила по соседству и часто играла с Изаной и мельком видела Эмму, - выпрямилась и с ожиданием смотрела на Карен. — А-а, та оборванка- вынула из карманов пачку сигарет и с задумчивым видом уставилась в небо. — Не думала, что из сорняк вырастет цветком, - оценивающе окинула взглядом брюнетку. — Что ж, я уже говорила этому ребёнку, а так как ты была довольно близка с ним, то повторю, - опустила левую руку на бедро, а правой затянулась никотином и выпустила кольца дыма. — Изана — не мой ребёнок. Его заделал мой бывший муж с какой-то бабой на Филиппинах. Так что не называй его моим сыном. Упаси от этого. Мир внезапно рухнул. Во второй раз. Каково же было Изане услышать это от той, кого считал матерью все годы? Насколько больно ему было? Мисаки в очередной раз убедилась в том, что своим уходом и исчезновением также сильно ранила его. — А его отец… он..? — Был бесхребетным тюфяком, которого в итоге пырнули ножом, и он двинул кони. Карен говорила это так спокойно, словно всё было обыденностью, словно не ранила никого своими словами, словно не чувствовала ничего ни к бывшему мужу, ни к Изане, который хоть и не был ей сыном, но она растила его несколько лет. Неужели никакой привязанности и любви за то время не возникло? Как можно было не любить того солнечного мальчика, который одинаково хорошо относился ко всем? Ханадзава ничего не понимает. Она понимала, что судит всех по себе и не могла знать всего — а значит нет и прав судить кого-то. Особенно Карен. — Ну, бывай. Курокава видела замешательство Мисаки. Видела её внутреннюю борьбу и смятение. Но ко всему этому у неё нет совершенно никакого дела. Ханадзава есть, была и остаётся чужим человеком, соседской оборванкой. Просто сорняком, ставшим прекрасным цветком. Хоть память с каждым годом всё хуже, но Карен отчетливо помнит соседскую девчушку, хвостиком бегавшую за Изаной, точно присосавшаяся пиявка. Помнит её звонкий смех и приключения, которые находила на свою пятую точку.  Помнит чистый искренний взгляд. Карен всегда ненавидела это в ней. Мисаки, не повидавшая грязи этого мира, не чувствовавшая голод и не нуждавшаяся в деньгах, всегда раздражала. Но она всего лишь была ребенком. Оборванкой, которую сложно назвать девочкой. Брюнетка переваривала новую информацию, сопоставляя с уже имеющейся. Она понимала, что всю боль, которую испытал Изана, не может измерить. Она не может как изменить прошлое, так и переместиться во времени, чтобы спасти любимого и не дать погрузиться во тьму. — И в итоге я тоже была той, кто заставил его страдать, - опустилась на колени, чтобы поднять коробку с тортом, и слабо улыбнулась своей беспомощности.  Ненависть к себе росла с каждой секундой, а желание исчезнуть становилось сильнее. Почему она все принимает близко к сердцу? Почему делает из этого огромную проблему? Почему раздувает из мухи слона? Разве могла она на что-то повлиять? Чем-то помочь? Мисаки всегда слишком остро реагирует, если это касается Изаны. Для неё он слишком особенный, чтобы не придавать значения. Эта ненормальная любовь в совокупности с розовыми очками была чем-то неправильным, по-детски наивным и глупым. Было ли дело в том, что Курокава — первый, кто признал её? Первый, кто не посмеялся над ней? Не называл странной и не сторонился, как это делали другие дети? Не будь Изаны Мисаки бы сломалась и потеряла веру в людей. Дети порой и правда бывают такими жестокими по отношению к другим. — «Теперь моя очередь спасать тебя, Изана», - несильно сжала приплющенную коробку и устремила уверенный взгляд вперед. — «Я стану твоим маяком — ориентиром в твоей жизни и светом, что разгонит тьму».

***

Харуки за обе щеки уплетал раздавленный торт, пока Шейла смотрела на него взглядом, а-ля «ты безнадёжен со своей безответной любовью». Мисаки же задумчиво смотрела куда-то в окно и томно вздыхала в ожидании любимого. Разлука оказалась куда сложнее, а считать дни до воссоединения было мучением. Хотелось обнять Курокаву так сильно, чтобы ребра захрустели, и шептать ему слова любви и о том, какой он хороший. Конечно, с последним многие бы поспорили, но только не Мисаки — наивная дурочка, которая смотрит на мир сквозь розовые линзы очков. Иначе её не назовёшь — кто в здравом уме не заметит тёмные стороны близкого человека? Кто будет закрывать глаза на жестокость? Кто до самого конца будет отрицать этот факт и верить во что-то хорошее, когда всё далеко не так? Кажется, что, кроме Ханадзавы, никто. — Снова мечтаешь о том смуглом красавчике? - посмеялась шатенка, несильно пихнув подругу в бок.  Шига дернулся. При одном только упоминании Курокавы его переполняла злоба. Харуки ненавидел мулата всем сердцем и хотел, чтобы он исчез из жизни его милой и невинной Мисаки. Она слишком чиста для темной и отвратительной души Изаны. — Да ну тебя, - буркнула Ханадзава и посмеялась.  — Угадала! - залилась смехом вслед за ней Шейла. — Смотри, а то я ревновать начну. — С чего бы? - искреннее удивление мелькнуло в сапфировых глазах девушки. Шейла и ревность? Мисаки не может это представить. Как девушка может ревновать девушку? Тем более подруги. — Но ведь теперь наша лучшая подруга будет уделять нам намного меньше времени, - нарочито грустно и скучающе протянула Морита, хлопая кислотными глазами.  — Не забуду же я о вас, - приобняла подругу, обвив руками её шею. — Для вас у меня всегда будет время. — Боюсь, твой дружок с этим будет не согласен, - вклинился в разговор блондин, а тон его голоса оказался непривычно холодным. Ханадзава удивлённо уставилась на друга, когда как Шейла поджала губы, чувствуя, как сердце пропустило удар. Ей бы давно пора смириться и со своей безответной любовью, но не может. Как перестать любить человека, которого видишь чуть ли не каждый день?  — Не наговаривай на него, - в голосе Мисаки также прозвучал непривычный холод. — Почему Изана так тебе не нравится? - искренне не понимала она, как бы не старалась. — Хорошо, - он опустил вилки на стол и со всей серьезностью уставился на подругу. — Почему мы ему так не нравимся? Мисаки точно не ожидала точно такого же вопроса. Почему он вдруг это спрашивает? Они ведь пересеклись-то один раз, так откуда Харуке знать о настоящих чувствах и эмоциях Изаны? Откуда в его голосе взялась эта уверенность?  — О чём это ты? - она нервно сглотнула, сжимая край футболки. Шейла чувствовала напряжение, которое стоило бы разрядить, вмешавшись в разговор друзей, но ни сил, ни желания не оказалось. Им стоило дать возможность выговориться, определиться с чувствами и отношениями. Особенно это крайне необходимо самому Хару. Он должен дать понять Мисаки, почему так печётся о ней, переживает и влезает туда, куда не надо.  — Действительно не заметила вчера? - блондин горько хмыкнул, уперевшись спиной о край дивана и откинув голову назад. Морита уже была в курсе всего. Она всю ночь утешала безответную любовь и выслушивала его нелестные слова в сторону Курокавы. Было ли ей больно? Несомненно. Сердце не могло успокоиться до самого утра, когда она наконец смогла сомкнуть глаза и провалиться в недолгий, но такой сладкий и необходимый сон. — Не понимаю. Просто скажи уже всё без утайки, - поджала губы Мисаки, чувствуя, как к горлу подступает ком. Как они пришли к этому вообще? Почему обычная посиделка с друзьями превратилась в самую настоящую ссору? Почему у Харуки нет настроения? Почему Шейла вдруг замолчала? Почему атмосфера стала такой тяжелой? Мисаки запуталась окончательно. Она ведь пришла к ним, чтобы развеяться, забыть о проблемах и не погрузиться в мысли и не думать об Изане хоть на некоторое время. Но, как оказалось, всё не совсем просто.  — Кого, как ты думаешь, твой дружок прожигал вчера взглядом в том кафе? Почему так странно себя повёл?  Всё встало не свои места. Всё дело в ревности, не так ли? Ханадзава прикусила язык и опустила голову. Харуки видел их вчера и то, что она вытворяла в общественном месте.  — Пойми, он — не тот, за кого себя выдает. Он — само воплощение тьмы. Сидеть и выслушать оскорбления в адрес Изаны Мисаки точно не хотела. Тем более от близких ей людей. Она молча быстро поднялась с пола и поспешила покинуть дом. Шейла тяжело вздохнула и уткнулась лбом о колени. Харуки же побежал вслед за подругой. — «Вот ещё… не буду я слушать, как Изану поливают грязью», - злость так и кипела в крови.  На улице вечерело. Небо обволокло грозовыми тучами, предвещая о скором начале дождя. Стоило посмотреть погоду, прежде чем ехать к друзьям, которые только испортили настроение. Мисаки зла и обижена настолько, что не хочет ни видеть ни слышать о них в ближайшие несколько дней. Ей нужно время, чтобы остыть. — Мисаки, стой! Харуки перехватил её посреди улицы. Девушка, будучи схваченной за запястье, остановилась не в силах продолжать движение.  — Прости, что обидел и задел тебя, но! Изана… он и правда паршивый человек, с которым тебе не стоит связываться, - несильно сжал девичьи плечи, чуть тряся.  — Хватит! Не говори так! Ты совершенно ничего не знаешь о нём! - мотнула головой Ханадзава и сердито уставилась на друга. — Правда… Что с тобой действительно не так? Всё ведь хорошо было… Зачем… — Разве я не могу переживать за тебя? Беспокоиться? Злиться, из-за того что ты связалась с плохим человеком? Неважно, будь он другом детства или ещё кем, но он действительно опасный тип! - Шига не выдержал. Сорвался на крик, желая быть услышанным. — Почему? Почему так печешься обо мне? Я не настолько маленькая, чтобы контролировать меня, - сапфировые глаза наполнились слезами. Мисаки устала. Почему близкие люди не поддерживают её? Почему пытаются влезть в её жизнь? Почему не принимают Изану? Что он им плохого сделал, чтобы заслужить такую неприязнь? Будь Харуки чужим, Ханадзава бы не придавала его словам такого большого значения, но… Он — её лучший друг. Именно поэтому ей настолько обидно и больно. — Разве не ясно? - голос парня дрогнул.  — Мне уже ничего не понятно, - тихо вздохнула брюнетка, шмыгая носом. Прогремел гром. С неба начал литься дождь, ускоряясь с каждой секундой. Харуки больше не хотел оставаться в стороне. Не хотел быть последним. Не хотел сдаваться.  Тёплые и мягкие губы коснулись холодных. Мисаки расширила глаза от шока и застыла не в силах шевельнуться. Что вообще происходит?