♱ ᛭ ♱ ᛭ ♱
Кажется, лесник раскусил «ни разу не палящуюся парочку, у которой совершенно ничего нового не случилось», как только имел удовольствие пронаблюдать её появление у себя в берлоге. Да и особой смекалки этот дедуктивный вывод не требовал: сложно проигнорировать никудышных шпионов, когда у них ярчайшие улыбки к губам приклеиваются-не-отлепить, стоит только на своего визави даже мельком посмотреть. Однако, мужчина весьма тактично о своих гениальных открытиях не распространялся. Младшенькому и без него было от чего алеть предательскими скулами: чайное внимание из режима «украдкой» переключилось в бесстыдное «пялюсь-потому-что-хочу-и-могу». Это походило на иной уровень свободы. Обоюдной, поделенной поровну между двумя, наконец, полностью достигшими друг друга Вселенными. Не схлопнувшимися, не аннигилировавшими, а принявшимися строить новый мир. Общий, единый, родной. Три заветных слова будто незримо парили над контрастными, идеально сочетающимися по оттенку волос головами, но никто не торопился их озвучить. Необходимости не было, ведь они сквозили буквально в каждой мизерной детали их совместного «рядом». Безумно неожиданный и безумно обрадовавший Гука визит его «бывшего боевого товарища» и нынешнего лучшего друга только подтвердил эту очевидность. Хоби, пожав руку добродушному Киму, без условностей чуть не задушив донсена в как-же-я-соскучился и схлопотав убийственный, но смирный прищур от Чимина, всю суть просёк за несколько секунд. И даже не из-за своего сверхъестественного призвания. На его красноречивое, прошёптанное Наму: «Они…?», тот едва уловимо кивнул. Поэтому, после нескольких часов шумного застолья с традиционными байками от шатена и повестью купидона о том, как он, самостоятельно отрёкшийся от Небес, кочевой, шальной и своим положением удовлетворённый, вершил союзы без указки Верхов, блондина втихую отвели в сторонку для беседы. Чон старший был метафоричен, но понятен: - Если уж Маленький принц всё-таки драгоценную Розу сорвал, то он отныне в ответе за неё. И не потому, что был неаккуратен прежде, помял лепестки или обломал листья. Не из-за долга и раскаяния. А потому, что забрал её. Сознательно её выбрал. - Так и есть. К тому же, я стопроцентно уверен, что он, благодаря этому выбору – самый счастливый человек на планете, – до краёв напитался искренностью янтарь. - Завидуешь? – в кофейной гуще ему сверкнули смешинки. - Ты? – отразил беззлобный подкол Пак. - Нет, что ты. Как бы рьяно ты не охранял «своё золотце», дракон, я всегда выгадаю момент, чтобы обрушиться на него с обнимашками. И ты мне это даже запрещать не будешь, потому что эгоизма не хватит, – задорно подмигнул ангел. – И, кстати, раз уж теперь путешествовать собственным лётом Гу не может, твоя задача – показать ему звёзды. Я на тебя рассчитываю. - Какая честь! – притворно изумился уже-не-демон, но внутри от такого «благословения» и доверия заклубочилось что-то пушистое. «Показывать звёзды» он решил начать в самом прямом из возможных смыслов. Ведь ежедневные таскания за мистером Нечего-тебе-от-работы-отлынивать дали хоть какой-то весомый результат: горе-егеря́ в один из рейдов невзначай забрели в необычный уголок. Джун от исследования края утёса, тем более уже в потёмках, открестился, экспертно утверждая, что с семейством альбатросовых и буревестниковых, расселившихся по скалам на овердофига большой высоте, всё в порядке. А вот его вынужденный напарник, бесстрашно подошедший к пропасти, вонзился зрачками в усыпанный алмазной пыльцой купол, застыв, и в разуме маркировал это место на персональной карте, как первоочерёдный пункт для «романтического путешествия». И в незагруженный, удачно выпавший на «морское дежурство» китовьего защитника вторник, около семи вечера, в расстилающихся сумерках, вдруг предложил своему тет-а-тету прогуляться. Адресат приглашения лишь удивлённо воззрился на то, как он спокойно одевается, и, не отыскав мотивов для тревоги, безропотно засобирался сам. Расстояние до одинокого, вросшего в прибойный океан фьорда было некритичным – минут тридцать размеренной ходьбы. Поэтому, экипировав смольный котелок налобным фонариком, а себе взяв тоже неплохо освещающий дорогу смартфон, мсье проводник двинулся прочь от импровизированной ограды в индигово-чёрную акварель. Гук засеменил справа, совсем близко, но иррациональный порыв заставил короткие пальцы быстро отыскать и сплестись с более длинными, как всегда чуть прохладными: - Чтобы не потерялся. - Как бы я посмел? – шутливо ужаснулся он, интересуясь, – Куда мы? - Я же обещал устроить экскурсию по самым живописным районам так очаровавшей тебя Исландии? Один из них мы и посетим. - Правда? Я думал, ты тогда несерьёзно это сказал. Тебе ведь её скромная природа не понравилась… Да я и не настаивал. Мёд мягко прокатился по профилю, чуть подсвеченному мини-прожектором на растрёпанной чёлке: - Хочешь, поделюсь секретом? Меня и сакуры с водопадами не особо поражали. Так что достаточно того, что «её скромная природа» понравилась тебе. И даже полумрак не сумел скрыть растроганную чонову улыбку. Несколько минут парочка шагала в не напряжённой тишине, пока он не вспомнил о чём-то неимоверно важном, немного замявшись, но с гордостью объявив: - Прости, что не обрадовал сразу, но ты теперь полностью независим от Преисподней. Добро пожаловать обратно в людские ряды. - Я уже и сам заметил, – кивнул блондин, а на чужое, немое, закономерное «Как?» добавил. – Когда с тебя окончательно снимают цепь и возвращают давно утраченное, глупо отвергаемое, но на самом деле нужное, это чувствуется. Спасибо. - Тебе спасибо, – не стал уточнять, за что именно, зарумянившийся юноша. Они уже обсуждали, чья в этом заслуга, и до сих пор были одинаково убеждены, что другой сделал больше. – Наверное, и Люцифер не наведывается к нам, потому что не способен выследить того, кто впредь с ним никак не связан. - Ага, а ещё потому, что ты уже не подходишь под его требования для «охоты», – осторожно сформулировал болезненную непричастность брюнета к райскому гарнизону Пак. – Хотя чисто ради мести прежнему подчинённому этот мелочный, капризный ублюдок не пожалел бы ни времени, ни средств. - Пусть только сунется! Хён научил меня стрелять из винтовки, и ничего, что в ней лишь соль. Я нашпигую любого нарушителя дробью так, что сушёный минтай обзавидуется! - Вот это вот «бравое и хранительское» из тебя никогда не вывести, да? – хохотнул высокий тембр. - Да, – ониксы загорелись воинственностью. Широкую ладонь укоризненно сжала более миниатюрная, и Гук, глянув на этот согревающий сам себя, прочный замок, решил кое-что выяснить. – Всё никак не привыкну, что теперь мне можно за твою руку беспрепятственно подержаться… - Ты можешь за любое «моё» отныне беспрепятственно подержаться. На коварную, обольстительную интонацию он намеренно не отреагировал: - А в самом начале ты отшатывался от моих прикосновений, и они вызывали дикую неприязнь, потому что мы были полярно разными сущностями? И моё «посягательство» воспринималось как нечто мерзкое? Ошалевшие от таких хлёстких, уничижительных предположений полумесяцы метнулись к натуральному любопытству без тени упрёка на озабоченной мордашке. А потом их обладатель осознал: да, что-то такое он однажды, выпуская иголки и обороняясь неизвестно от чего, и ляпнул. На вопрос: «В чём причина того, что ты шарахаешься от моих касаний» без заминки изрёк: «Отвращение». Как давно это было. И как лживо… - Ты бы ещё всему, что говорит демон, верил… – хмыкнул Чимин, понимая, что так эта птенцовая несуразность и делала. – Твои прикосновения для меня, тогда донельзя замаранного сажей и мазутом Инферно, ощущались как глоток свежего кислорода посреди загазованного, дымного пепелища. Мне не было противно, скорее, наоборот. И я чертовски боялся пристраститься к этому «экстази». Ведь лучше не иметь что-то ценное совсем, чем получить, прикипеть и всё равно в итоге лишиться. А я ни на секунду не сомневался, что рано или поздно лишусь. Чон, ошарашенный такой уязвимой исповедью, врезался своим стрижиными взором в искренно-медный, не поворачивая головы, чтобы не ослепить его светодиодом. В груди защемило, и нестерпимая жажда подарить в ответ своё откровение обожгла язык: - Я тоже был кое в чём не честен. Ангелам не обязательно притрагиваться к подопечным, чтобы их исцелить. Но я не мог себя остановить. Мне было плевать на то, что ты рычишь и сыпешь ругательствами. Да даже если бы каждая такая попытка сулила перелом лучезапястья, я бы повторял их снова и снова. Потому что хотел по-настоящему до тебя дотянуться. Наладить контакт, пусть сперва только тактильный. Построить хоть какой-то мостик, расколоть лёд, стать чуточку ближе… - Даже несмотря на то, что я был грубияном, засранцем и сволочью? - Это часть твоего шарма, разве нет? - Именно. Девочки любят плохишей и бэд-боев. А, судя по тому, что мне удалось украсть самого безукоризненного заоблачного посланника, ты – та ещё девчушка. - Никто меня не крал, я сам… укрался, – пробурчал, смутившись, юноша. - Значит, и в тебе есть капелька криминального. Из нас просто идеальная пара! – в засыпающей тундровой тиши зазвенел колокольчиковый смех. Когда каменистая крошка заскрипела под подошвами уже на некритичном подъёме, а под воротники курток затесался нордовый муссон, примчавшийся вместе с Атлантикой, ночные, как и пространство вокруг, радужки припаялись к бесконечной, живой, рокочущей стихии впереди. Гребни с кипенно-белой пеной сталкивались и шуршали у подножия, разбиваясь о валуны. Укутать их своей вуалью не могла даже густая темень. Пейзаж изумлял, околдовывал и самую капельку пугал. Гость, очутившийся на этом монолитном плато впервые, будто загипнотизированный, мелкой поступью преодолел ещё один метр до изгрызенной штормами кромки. За так и не расставшиеся с другими пальцы поманили назад, и по спровоцированной чужими стараниями инерции брюнет впечатался спиной в надёжную грудь. На ухо щекотно прошептали, щёлкая кнопочкой на фонарике: - Ким авторитетно заявил, что семейства альбатросовых и буревестниковых, обитающие на отвесных порогах, в полном здравии, так что не стоит их проверять. И самое главное шоу, вообще-то, наверху. Чёрная смородина по совету устремилась в глубокую, аспидную высь, затылок прильнул к шарфу на шее за ним, и лёгкое, потрясённое «оу» застряло где-то в горле. Блещущие плеядными жемчужинками чернила напоили глаза ровно в тот же миг, что и юркие кисти опоясали талию под слоями полиэстера. И сложно было оценить, от чего дыхание замерло сильнее. - Это… волшебство, – завороженно просипел охрипший голос. - Неужели, Гарри? Это просто звёзды. А преумножает твою впечатлительность то, что в Хогвартсе нам не преподают астрофизику. И пусть тон звучал потешно, по укрепившемуся захвату на своих боках Чон определил, что блондин тоже окунулся в немое, благоговейное восхищение. Его самого буквально распирало от воздушных, не вмещаемых в пределы человеческого тела эмоций. Ликование мешалось с трепетом, пульс простёгивался счастливыми, шипучими пузырьками, и это всё затапливало, затапливало, затапливало… Топило своим неуёмным цунами, пробуждая одно лишь желание – сейчас же посмотреть в словно поцелованное перламутровым спутником лицо. Юноша не стал медлить: развернувшись в кольце рук, захлебнулся тёплой, расплавленной карамелью. И дальше зачарованно молчать было невозможно: - Знаешь, я абсолютно уверен, что нашёл то самое место… - О, не спеши, на Земле ещё много всего прекрасного. - Раньше ты считал иначе. - Всё, что я считал раньше, а, тем более, вслух, теперь не считается. Да и вообще, тебя любая травинка, пожухлый подсолнух или причудливой формы лужа с отзеркаленными облаками приводит в восторг. Подобного богатства на нашем сине-зелёном шарике навалом. Агаты залучились крохотными морщинками у внешних уголков, а шевелюра с потяжелевшими от солёной влажности завитками отрицательно замоталась: - Всё так, но я не об этом. Помнишь, тогда, при нашем знакомстве, я сказал, что каждый человек чего-то ищет. Теперь же я очень чётко и явственно чувствую, что мне больше не нужно ничего искать. Что я, наконец, нашёл то самое, своё место, и оно может быть где угодно. Главное – там, где ты. Моё место рядом с тобой. Лучшего я даже не способен себе представить. Вот и Пак испытал, каково это – падать. Не с вертикали в сотни километров, не через свист и толщи пустоты, не вдребезги. А за горизонт событий, прямиком в мириадную, обволакивающую нежностью бездну. Отказавшись цепляться за ресницы, добровольно ныряя в родные, ни на йоту не опасные омуты. Тебе же вырвали крылья из-за меня! И даже перед тем кошмаром ты пережил столько дерьма тоже по моей вине! Как?! Как это проклятое «место», выстраданное и до сих пор причиняющее боль, может называться лучшим? - Я… – мозг был не в состоянии завершить элементарную, произнесённую тысячами людей на тысячах наречиях фразу, хоть естество уже пропиталось ею насквозь. Поэтому быстро сообразил ей замену, – Я приглашаю тебя на танец. - Что? – взволнованность в чертах напротив выросла до забавной растерянности. – Но я… не умею. - Ну, я не буду очень сердиться, если ты отдавишь мне все ноги, – даже с бурей внутри от невероятно ценного признания, блондин умудрился воспроизвести заигрывающие нотки. – К тому же, мне поистине приятно стать твоим учителем. И твоим первым танцем. - Моим первым всем, что уж прибедняться, – с фальшивой досадой пробормотал будущий ученик. Не-демон на это хитро усмехнулся, немного подрагивающей пятернёй выудил из кармана смартфон и быстро прокрутил плейлист до уже давно заготовленной композиции. Уж если он сам не может открыть потаённое, пусть за него это сделает трек.♪ The Rescues – Teenage Dream
Из динамиков одновременно с мелодией полились гармоничные, многоголосые строки. Ладони профессионально расставили роли: правая поймала чужую, озябшую, а левая за запястье положила оробевшую чонову руку на плечо своего хозяина, после возвращаясь к облюбованному изгибу талии. Они закачались под аккорды, свивавшие вокруг музыкальный, уютный кокон, забывая про шквалистый ветер и неспокойное, вечно свирепствующее море. Чимин вновь вёл, а Гук вновь неотступно следовал, подстраиваясь под степенную, безмятежную волну. Вникал в рифмованный смысл, который описывал вроде и отстранённую, а вроде и их историю. Видел в ней себя, особенно когда слышал: «No regrets, just love» Никаких сожалений, только любовь. «My heart stops when you look at me» Моё сердце останавливается, когда ты смотришь на меня. «So take a chance and don’t ever look back» Так что рискни и не оглядывайся назад. «I finally found you, my missing puzzle piece. I’m complete» Я наконец нашёл тебя, мой недостающий кусочек пазла. Теперь я целен. И ведь без труда улавливал, что Пак попробовал выразить, даже если тот ничего не произнёс. Да, обоюдно-ментального, удобного канала уже не имелось, но они и без всякой «телепатии» научились общаться без слов, понимать друг друга с одного взгляда, улыбки, жеста. От этой не оглашённой, но громкой правды кидало на разные полюса: брюнету хотелось смеяться, плакать, кричать с одинокого утёса бескрайнему океану, что он тоже или никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не доверять их один на двоих секрет, чтобы ненароком не накликать кровожадную, чужую зависть. Но он лишь продолжал двигаться в едином, заданном партнёром темпе, не просто держась за него, а пытаясь удержаться в чересчур масштабном, необъятном, заполонившем всё мгновении. Когда «Подростковая мечта» воспроизвелась с начала повторно, от мистической, обсидианы-в-янтарь рекурсии парней отвлекла внезапная вспышка над макушками. Молочно-зелёные, почти прозрачные шлейфы изящно заструились на выделяющем их, сумрачном фоне, расходясь грядами. Они плавно колыхались, мерцая, и к верхним слоям атмосферы переливались из изумрудного в лилово-пурпурный. - А никудышный синоптик клялся, что весной, с маем на носу, северное сияние – фантастически редкая роскошь… Так что либо он заблуждается, либо Солнце, в отличие от напыщенных индюков в Эдеме, одобряет наш с тобой «танец», – удивлённо изрёк блондин, а потом спустился вниманием обратно к ошеломлённо вытаращившемуся на такое метеорологическое чудо изваянию. Забавной скульптуре. Памятнику всем его волевым и моральным силам, брошенным на сбережение невозмутимости. Потерпевшим позорное фиаско перед невозможностью остановиться. Поцелуй вышел спонтанным и чуточку сумасшедшим. С головокружительной турбулентностью, контрастом губ замёрзшие-согревающие, минимумом кислорода и максимумом поющего за рёбрами, оглушительно-взаимного. Еле отстранившись от безвозвратно утонувшего, кажется, в нём не-ангела на пару сантиметров, Чимин непоколебимо объявил: - Вот это настоящее волшебство. И ни разу в данной истине не ошибся.♱ ᛭ ♱ ᛭ ♱
Чон, уже умудрившийся с утра аки енотик-полоскун с непостижимым для других его «соседей» удовольствием постирать собственные вещи, потушить ароматную баранину – блюдо, за которое на импровизированном экзамене мастер-шеф поставил ему заслуженные десять баллов – и немного прибраться в домике, не надеялся, что его рутинный день-дождись-Пака-с-дозора до вечера хоть чем-то ознаменуется. Двое доблестных лесников брали на рейды «помощника» уже чаще, но тот буквально осязал на себе проницательный чайный взор, который непроизвольно старался различить за его плечами нечто покорёженное. От этого так и подмывало расправить лопатки, беспечно демонстрируя: вот, всё со мной в порядке, не болит, не мучает. Хоть оно и болело, и прилежно отчасти мучило. Юношу предпочитали не утаскивать в области слишком удалённые или суровые, и ему приходилось куковать по шесть, а то и восемь часов в компании пустых комнат, книг, сериалов и бытовых занятий. Но жаловаться на скуку до сих пор переживающему за него, совсем очеловечившемуся не-демону он считал чем-то неподобающим. Поэтому сегодня уже смиренно приготовился погрузиться в атмосферу ретро-Хоукинса, где затевались очень странные дела, однако на полпути к дивану его затормозил стук в дверь. К ним ни разу не наведывались гости, а Джун или его «первое всё» – иного определения Гук пока не придумал – никогда не стучались. Но, осторожно шаркая к проёму и дёргая за ручку, он как будто заранее предполагал, кого за ним встретит. - Здравствуй, – раздалось очень неловко и сконфуженно. Страха, шока, обиды, злости – ничего мощного и разрушительного в душе не сдетонировало. Разум подозревал, что пьеса ещё не закончилась – было бы слишком просто. Он лишь отсчитывал сутки за сутками, измеряя промежуток «до». Да и глупо было презирать кого-то непричастного лишь за один «род» с теми, кто тебе навредил: - Привет, хён. - Можно с тобой поговорить? - Проходи. Старший, неуклюже озираясь по сторонам, дико не сочетался с родным уже интерьером. Брюнет без лишней, обременительной болтовни усадил его за стол, а сам плюхнулся ровно напротив, на присвоенный уже стул. Опасности от бывшего наставника он не ощущал, хотя о принесённых им вестях такое сказал бы вряд ли. - Как ты? – в чужом облике цвела и благоухала чистейшая обеспокоенность. - Неплохо. - А если без дежурного вранья? Ониксы устало, но догадливо сощурились: - Отпираться бесполезно? Они… вы в курсе всего, да? - Они, – Джин специально выделил местоимение, – знали, что узы не разорвутся, даже если отречь тебя от Небес. Вероятно, в этом и был их отвратительный план. - План? – младший слегка опешил. - Жесточайшее наказание – это ещё не всё. Оно ведь повлекло за собой неутешительные последствия? Престолы низвергли тебя и отпустили только для того, чтобы сосредоточившаяся в уцелевшей связи боль доконала. И ты стал уступчивее. - Уступчивее для чего? - Для того, чтобы вернуться. А вот теперь справедливый гнев, словно дремавший вулкан, полыхнул внутри раскалённым жерлом – младший подскочил, выпаливая: - Уж этого точно не будет! Хоть всю скорбь и агонию мира, да сам ящик Пандоры на меня вывалите! - Постой, Чонгук, ты не понимаешь! – с явным небезразличием и очень терпеливо выдохнул Ким. – У ангелов нет души. Мы не можем просто взять и превратиться в людей! Ублюдочное руководство отняло у тебя искру, но в узах задержалась её микроскопическая толика. И как бы она не терзала, она же и продолжала сохранять тебе жизнь. Наверху могут использовать её, чтобы восстановить твою прежнюю ипостась полностью. Если же ты откажешься, рано или поздно истлеет то малое, что ещё не сгинуло. И я не способен спрогнозировать, как долго после этого тебе удастся просуществовать. Каждая новая фраза систематично заколачивала по острому, обречённому гвоздю в крышку, которой не было ещё несколько минут назад. Или она была с самого начала, незримая, дамоклова, погребальная. Подопытная мышка не покидала лабораторию. Она еле проползла по полосе препятствий, мечтая достичь финиша с надписью «Выход», пожертвовала одну заднюю лапку, когда прыгала через гильотинное окошечко, а по итогу попала в другой лабиринт. Более просторный, не похожий на новую западню. Но по факту её и воплощающий. - На какой хрен я им сдался вообще?! – импульсивная интонация просквозила горечью. - Гарнизон не так многочисленен и, к сожалению, порой весомо редеет. А создание новых братьев требует времени и колоссального количества ресурсов. «Мы не в том положении, чтобы разбрасываться кадрами» – это всё, что они мне сказали, – Сок смягчился, выражение лица изменилось почти до умоляющего. – Я прекрасно представляю, какие враждебность и ненависть ты питаешь теперь ко всему, что касается прежнего, бесконечно виноватого перед тобой дома. Но ты и не должен никого прощать. Вернись ради себя. Ради своего благополучия. Рассудок, уже гудящий и экстренно перекапывающий хаотичный ворох идей, дабы найти хоть одну, стоящую, действенную, натыкался на плачевное ничего. Лютое, безрадостное, неизбежное зеро. Но одна гранитная, сияющая мысль не засасывалась в это торнадо. И она единственная, на самом деле, имела значение: - Ответь максимально честно, ладно? Что будет, если я соглашусь? - Тебя заберут, «починят» и… скорее всего, подотрут ненужные, неугодные фрагменты памяти. А потом притворятся, что ничего не произошло: фанатично лелеемая репутация светлой стороны безукоризненна, как и всегда. - Нет, меня тревожит не это. Что будет с Чимином? Ну конечно же. Джину не было необходимости спрашивать, кому принадлежало роковое имя. Ему, этому наглому вору, отныне принадлежало, по-видимому, всё, что относилось к донсену. Да и сам он, вляпавшийся по уши, дурной, до безумия упрямый, пришивший себя нитями покрепче любых «золотых контрактов» к своему чёртовому подопечному, уже безнадёжно тому принадлежал. И хоть судьба бывшего демона Кима не заботила ни на грамм, обманывать воспитанника, поселившегося в рискованной близости с сердцем, он бы не посмел. Не смог: - Его убьют. Чтобы уничтожить даже намёк, даже напоминание о собственном промахе. Чтобы ни пятнышка на идеальном имидже. Вот и та центральная деталь, недостающий стимул для принятия решения. Теперь-то оно кристальное и элементарное. Без лишних производных и условий. Без дилеммы. Спасибо тебе, хён, неискупимое за искренность. Они ведь отправили ко мне тебя, потому что слишком гордые и эгоистичные лицемеры. Им не по чести строить «дипломатию» самим, опускаться до моего уровня и о чём-то беседовать. Поэтому, если неудобная, паршивая овца из стада воспротивится снова, великие полководцы пошлют за ней другого рядового. Но тот церемониться уже не захочет. Нет и никогда бы не возникло метафорических весов, где на левой чаше – его «всё хорошо», а на второй – будущее Пака. И никакая боль, никакой стопроцентно обещанный печальный конец на это не повлиял бы. Крылатые твари составили заведомо неработающий план. А самое главное, что Чон уяснил: никчёмная, еле теплящаяся лента, до сих пор соединявшая их – ничто иное, как угроза. Пока присутствовала она, присутствовала и возможность утащить его на поганую родину, подписав посмертную грамоту блондину. Категорически нельзя было позволить этому случиться. Вопрос в черепной коробке царапался прозаичный и последний: сколько времени у него осталось бы, если…? Сколько времени у него останется? - Я тебя услышал, – всё шаткое самообладание сконцентрировалось в короткой реплике. - И? - Я отказываюсь. - Гуу… – потрясённо округлился глазами старший. – Но это же твой единственный шанс выжить! - Нет, это мой единственный и неизменный выбор, – чёрная смородина сверкнула отчаянно. – Тебя здесь больше ничего не держит. Прощай, хён. Извини, мне надо… подышать, – протараторив сбивчиво и горячечно, юноша резко поднялся и вылетел из дома. Сомнений не было: Сок, ошарашенный и удручённый, всё равно уйдёт. Спорить с ним тщетно. Над головой словно затикал фатальный, неумолимый таймер. Призрачные, тупиковые стены сгрудились со всех сторон, сжимая паникующий мозг. Было не страшно за себя, было страшно за грядущий, правильный, но оттого не менее ранящий, калечащий поступок. Истинную цель которого брюнет, опять же, не мог открыть. К нему нельзя было подготовиться, но он рассчитывал хотя бы чуть-чуть набросать свою важнейшую в жизни речь. Однако, зрачки выхватили из окружавшего территорию, хвойного малахита белобрысую копну волос. Чимин, неспешно шагавший по протоптанной тропе, заметив Гука, будто даже повеселел и ускорился. Боже, ну зачем ты тут так рано? Только не уходи никуда, пожалуйста.