Как детей не замечать Как мечты их развенчать Учат в школе Учат в школе Учат в школе Крепко-накрепко вломить С детства слабеньких чморить Учат в школе Учат в школе Учат в школе
— Ну и что мне с тобой делать-то? — с заметным раздражением спросила учительница, когда директор вышел из класса. Но, несмотря на свой тон, шустро зачиркала ручкой в журнале, судя по всему, вписывая его фамилию в столбик к остальным. — куда сажать, а? Вопросы явно были риторическими, так что Антон продолжал хранить молчание, хоть и значительно покосился на три пустующих места. Эта женщина ему уже не нравилась. — Давай-ка сядь, наверное, с Семёном. Он всё равно один. — тем временем продолжила учительница, не отрывая взгляда от журнала и махнув рукой в сторону полного мальчика. — Ещё чего! — тут же отозвался он и, чуть наклонившись, подцепил пухлым пальцем петлю рюкзака, демонстративно перебрасывая тот на соседний стул. Сделав это, медведь развалился на сиденье, ухмыляясь и почëсывая брюхо. — Ты опять за старое? — Лилия Павловна подняла голову и очки её, будто отражая эмоции владелицы, опасно сверкнули в свете старых ламп. — Снова бабушку в школу вызывать? — А че она мне сделает? — Не она — так я тебе сделаю! Рюкзак убрал, быстро! Антон незаметно выдыхает, прикрывая на секунду глаза — этот цирк утомляет его даже сильнее, чем целая бессонная ночь. Сейчас, по закону жанра, должен либо появиться загадочный герой, что спасёт их всех от этого нелепого фарса, либо он должен будет спасти себя сам. И как можно скорее. Потому что головная боль медленно, но верно плавленным стеклом распространяется по мозгам, отдавая в ушах, зубах, висках. Парень было уже открывает рот, чтобы сказать, что может посидеть и на последней парте, на которой грудой валялись старые плакаты, как его прерывает чей-то голос: — Лилия Павловна, я тоже один сижу! Пускай лучше Антон ко мне сядет! Надо же, спаситель всё же решил показаться. Очень вовремя. Блондин с интересом посмотрел на него — на сидящего за последней партой первого ряда ничем непримечательного мальчишку с рыжими волосами и большими, приветливыми глазами. Тот, в отличие от Семëна, наоборот, улыбался и активно кивал, указывая головой, на пустующий по соседству стул. Учительница рядом громко засопела, переводя взгляд из-под очков то на медведя-Семëна, то на него, то на его спасителя. — Ладно. — она произнесла это так, что в голову на секунду пришло сравнение с карканьем вороны. — Садись тогда к Матюхину. Матюхину? Антон повернул голову, новым взглядом оглядывая своего спасителя — а также, по-совместительству, первого кандидата на роль Волка — прищурился. Было ли это просто хорошее стечение обстоятельств или же тот решил прикинуться невинной овечкой — пока было неясно. — А с тобой, Бабурин, мы ещё поговорим! — голос учительницы и смысл еë слов уже почти не достигал его, все мысли были заняты лишь Вовой. Вовой, что мило улыбался ему, смотря в ответ, и что заговорил с ним шëпотом, едва он приземлился за парту и разложил вещи. — Я Вова Матюхин. — он протянул ему ладонь, которую Петров чуть погодя пожал, представляясь в ответ. Мальчик явно хотел задать ему кучу вопросов, но поднявшаяся с места Лилия Павловна не дала ему этого сделать. — Начнём урок! Тема: традиции русской и мировой литературы в рассказе Зощенко «не надо врать». Пожав плечом, Антон отвернулся от соседа, доставая из пенала ручку и открывая тетрадь. Спустя секунду ощущение чужого взгляда пропало — Вова тоже принялся записывать слова учительницы. Их разговор единогласно был отложен до следующей перемены.***
— Так… Зачем вы приехали к нам в посёлок? После того как прозвенел звонок и учительница вышла из кабинета, Вова всë же задал свой, вполне очевидный, вопрос. Он никак не скрывал своего интереса, в отличие от всех остальных, что остались в классе — сидел, подпирая щёку рукой и, казалось, даже глаза его лучились от непритворного чувства. Антон ухмыльнулся, прищурившись, отчего его образ стал слегка лукавым. — Я обязательно отвечу на твой вопрос, только давай ты сначала отведëшь меня в библиотеку? — спокойно начал он, поднимаясь с места и, опираясь рукой на парту, потянулся за рюкзаком, как вдруг остановился, мимолëтно косясь на мальчика. Медленно выпрямился во весь рост, договаривая, — мне нужно взять учебники. Матюхин моргнул, а затем с такой готовностью подорвался с места, что стул с грохотом рухнул на пол, привлекая ещё больше внимания. Но Вова, кажется, вообще не обратил на это внимания — он быстрым движением поднял стул и в несколько шагов добрался до доски, откуда уже активно замахал рукой. — Тогда пошли скорее, перемена всего пять минут! — Антону ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Они вместе вышли в коридор, кишащий шныряющими туда сюда учениками. Сосед по парте бодро повёл его в неизвестном направлении, умудряясь при этом ни с кем не столкнуться. Периодически к нему подходили, чтобы поприветствовать, но их разговор, с подачи Матюхина, не длился долго. Антон молча следовал за ним тенью и хоть он не поднимал глаз от пола, внимательно следить за мальчишкой и слушать его, он не переставал. Когда мальчики вышли на лестничную клетку, спускаясь по ступеням на первый этаж, он, наконец, нарушил молчание, всё же тихо отвечая на ранее заданный вопрос: — Мы так-то уже жили здесь после смерти бабушки, где-то год назад, может слышал. А в этот раз вернулись, потому что у отца здесь новая работа. — он рассказывает ещё немного информации, что услышал ранее от совы, ловко вплетая в семью Петровых себя. Будто он всегда жил с ними, был их родственником и переезжал из Москвы. — Странно. Про то, что в доме живут, слышал, а вот насчёт работы… Обычно же все, наоборот, отсюда уехать пытаются… — Детали были абсолютно чёткими, сплетёнными воедино, и Вова явно легко принял историю за чистую монету. Оставалось лишь притупить последние сомнения. Так что в ответ Антон лишь пожимает плечами, неловко улыбаясь: — Может причина и другая, но я, если честно, о ней не в курсе. Да и не думаю, что у меня был выбор, в Москве всë равно одного бы не оставили. Каждому хоть раз приходилось сталкиваться с родительским «если сказали «надо», значит — надо». И это вполне подходило для отговорки. — Знаешь, может ты пока и не знаешь, но у нас, в посёлке, не так уж и плохо! Да, развлечений немного, но что-то же есть! О, я тебе на переменах могу школу показать! Хочешь? — Вовина улыбка по-детски яркая, что могло бы вызвать умиление и желание довериться. Если бы Антон действительно был ровесником мальчика, и заранее не считал бы каждого врагом — он бы клюнул. Но он не был. И в подобном дружелюбии видел лишь фальшь, будто этот человек опасен — сколько бы он ни улыбался и ни смеялся во весь голос. Однако, если в итоге Вова, когда решит, что он достаточно проникся дружбой с ним, скинет свою овечью шкуру и покажет животное нутро… — Конечно! — Если бы блондин мог видеть себя со стороны, он бы увидел, как его глаза удовлетворëнно блеснули, а губы расплылись в безумной, скалистой улыбке. Библиотека встретила умопомрачительным запахом затхлых книг, древесины и пыли. Антон на секунду даже замер, принюхиваясь к этому специфическому запаху, зная, что тот исчезнет, едва книжки попадут в руки своих читателей. Библиотека была практически пуста и в ней было так тихо, что мальчишки невольно прониклись атмосферой и даже старались ступать как можно бесшумнее. Петрову здесь даже понравилось. Там, на втором этаже, в потоке ребят, он чувствовал себя так, будто его втянули в большую стаю спешно мигрирующих осенью птиц — что те летели целой шумной кучей, что эти вращались вокруг, смеясь и громко переговариваясь. А эти взгляды — даже чутье не нужно было. Он чувствовал их кожей, будто те нарушали его личное пространство и едва не лапали! Хотя облик уже начинал играть ему на руку — средний рост, худощавое телосложение, слегка сгорбленная спина — зайчик чувствовал, ещё пара заходов по коридору и они потеряют свой интерес, приняв его за ничем не выделяющегося зубрилу, которого можно встретить абсолютно в любой школе. Из выделяющегося была только внешность. Будто услышав его мысли, Вова подошёл ближе, тихо выдыхая в ухо: — Слушай. Я что спросить ещë хотел… — он покосился на библиотекаршу, что ходила по рядам и собирала книжки по листку, что Петров отдал ей. — А почему ты такой… Белый? — Зима потому что. Полинял, чтобы легче от хищников скрываться было. — с самым серьёзным видом отвечает парень. Но, разумеется, его слова не воспримут всерьёз, даже если он говорит чистую правду. Некоторое время Вова молчит, явно переваривая его ответ, а затем со смехом наваливается всем весом, игнорируя то, что Антон окаменел от прикосновения, шутливо пихая под рëбра: — Да ну тебя! Я ж серьёзно спрашивал! Петров недовольно косится на рыжую макушку мальчишки, прижавшегося к его руке — ему такая тактильность чужда. Но он никак не показывает этого новому знакомому — не вырывается, и даже отвечает с улыбкой, ничем не выдавая клокочущее раздражение в голосе. — Ладно, ладно. На самом деле у меня лейкизм. Поэтому я такой. — Библиотекарша наконец закончила собирать учебники и показательно хлопнула рукой по самой верхней из обложек, привлекая их внимание. — блин, надо было взять портфель. Один я это явно в один заход не унесу. Он замолкает, сжимая губы в притворном разочаровании — о, Стрибог, насколько же это примитивный план. Почти тоже самое, что помахать костью перед носом собаки. — А я тебе для чего? — но сейчас Вова позволял себе вестись на него. Он, с явным возмущением на лице, не глядя отхватил из общей кучи учебников чуть больше половины, а остальное подтолкнул к нему. — Я не хотел тебя напрягать. Но, если ты не против… — Петров поднял оставшиеся книги, пожимая плечом. Можно было бы и ухмыльнуться, но над чем? Это было слишком просто.***
Путь до второго этажа занял во много раз меньше времени. Вроде прошло только одно мгновение — но они уже на месте, хотя шли спокойно, шутя и переговариваясь. Даже до конца перемены успели. И как-то всё слишком хорошо складывается… Будто услышав его мысли, из кабинета вышел медведь и направился в их сторону. Сбоку от него вышагивал ещё один парень — худой, но толком не оценишь из-за спортивного костюма, костяшки сбиты, черты лица грубые, волосы короткие, тëмные, а взгляд… От этого взгляда — даже не прямого! — у Антона аж содрогнулось всë. Кровь закипела почти привычно, яростно. Заяц сбивается с шага, опуская глаза в пол — шоу нужно разыгрывать сейчас. Познакомиться хотя бы мимолётно, чтобы потом не так странно выглядело. Получилось даже лучше, чем он планировал: голова врезалась в чужое плечо так, что даже сознание на миг помутнилось — слабое человеческое тело! — а сам он чуть не упал. Лишь в книги сильнее вцепился, будто те могли его удержать. Теперь за медведем дело — но тут и сомневаться не стоило. Докапываться по мелочам тот был мастером. — Прости. — одной рукой удерживая книги, а другой поправляя очки, процедил Антон. — Смотри куда прëшь, очкастый! — рычит Семён. — Я же уже извинился… — Я зе узе извинился! — передразнивает его парень, а затем со смешком бьёт по книгам, отчего те выпадают из рук, разлетаясь по полу. — собирай теперь! — Ну, знаешь… — Петров выпрямился, гордо вздёрнул подбородок, упрямо поджимая тонкие губы. — не я виноват, что тебе и половины коридора мало, чтобы обойти человека! Ты-то вроде прекрасно видишь. Бабурин делает к нему шаг, зло выдыхая. Блондин напрягается всем телом, но упорно не двигается с места. — Опаньки! Какие нынче борзые городские, на! — загоготал откуда-то ещё один голос. Антон повёл глазами, практически сразу находя его владельца. Моргнул. Как тесен мир, однако! — Я тебе это ещё припомню. — Привлекает его внимание Семëн. — Ходи теперь осторожно. — с этими словами он прошёл мимо, на прощание хлопнув по спине так, что Антон поперхнулся от силы удара, чуть покачнувшись. Нахмурился и стиснул зубы, когда уловил несколько смешков наблюдателей. А ещё уловил, что Вовы уже нигде не было. Хотя тот точно видел всё с самого начала и мог вмешаться. Парень хмыкнул, шустро собирая учебники. Двоих зайцев одним выстрелом: и определённые выводы сделал и дальнейшее доëбство медведя теперь не будет выглядеть странно. Вова нашёлся в классе, он сидел за партой, успешно делая вид, что в коридоре ничего не произошло. Лишь когда Антон сел на место, покосился на него, прикусывая губу. Кажется даже что-то сказал, но голос его был настолько тих, что прозвеневший звонок заглушил его, не позволяя расслышать.***
— Ты всё ещё хочешь, чтобы я показал тебе школу? Антон поворачивает голову с неким удивлением смотря на скуксившегося мальчишку, что съёжился на стуле, будто пытаясь уменьшиться в объёмах. — Если твое предложение всë ещё в силе, то да, хочу. — Антон подпер щеку рукой, улыбаясь краешком губ, но это действие не достигло его глаз, отчего те так и остались серьёзными. Он решил сделать вид, будто ничего не произошло. Будто не было той стычки, когда Вова его бросил. Матюхин смотрит недоверчиво, ищет в его действиях хоть какой-то намёк на недовольство, но, когда не находит заметно расслабляется, выдыхая. — Ну, тогда пойдём. Я покажу тебе основные кабинеты на втором этаже. А на третьей перемене, она у нас самая долгая, успею всё остальное показать! — Вова снова вскакивает, но в этот раз стул хотя бы остаётся стоять ровно. Петрову вновь ничего не остаётся, кроме как следовать за ним. Вообще, внутри школа казалась уютной: просторные коридоры, пахнущие полиролью, а так же доносящимся запахом котлет из столовой. Ощущения чего-то нового не возникало. Всё тот же шум в раздевалках и классах, всё та же облезающая местами краска, кажется, даже того же цвета, что и в его прошлых школах, те же старенькие линолеумные полы. Но оглядываясь вокруг, ему ужасно не хватало успокаивающего присутствия Алисы и знакомой тишины леса. Отсюда казалось, что даже ветер за окном выл иначе. Учебное заведение это ведь такое место... Оно должно быть волшебным, чарующим, чтобы слова «школа ваш второй дом, а класс — вторая семья» пламенели красочным светом, притягивающим к себе молодых людей, как заблудших светлячков, чтобы те горели надеждой и расписывали ею будущее. А на деле получалось… Как в песенке у Алисы. Только ещё хуже. Эта школа будто погрязла в трауре и в еë стенах процветают отнюдь не всё вышеперечисленное, а травля и безысходность. Но он молчал. Не показательно горестно и всем на зло, а тихо сам с собой. Отвечал, когда Вова о чём-то его спрашивал да и сам подталкивал к разговору даже тогда, когда на то не было причины. Ему ведь ещё предстоит разбираться, кто из двоих волков фальшивка. — Прости ещё раз за… Ну… — Антон замер на месте, когда Вова неожиданно обогнал его, встав на пути, теребя край кофты. — за то, что проигнорировал, как он над тобой издевался. Но это же Семён! Его даже старшаки боятся… Блондин заинтересованно склонил голову на бок. Слабо хлопнул мальчика по плечу: — Да ладно тебе. Я не в обиде, сам всё понимаю. Вова улыбнулся, но в этот раз, как и у Антона в классе, улыбка уже не коснулась его глаз. Глаз, что он опускал в тарелку или пол, когда на протяжении оставшегося дня Петрову так или иначе прилетало от Семëна.***
За окном школьники с шумом и смехом расходились по домам. Антон опирается о подоконник без интереса провожая тёмные пятнышки на фоне снега. Одно вдруг странно замахало ему руками, раскачивая сменкой, и прищурившись, он смог разглядеть в пятне Вову. Он не машет ему в ответ, лишь удивлённо приподнимает бровь и уголки рта изгибает в кривой улыбке. Блондин отстраняется от стекла, медленным шагом направляясь к расписанию. С самого прихода кое-что привлекло его внимание, но из-за живого интереса других, не спешил подходить близко. Сейчас же он мог воспользоваться тем, что никого не было. На доске висела фотография. Маленькая Сенечка улыбалась, держа в руках кружку с чем-то, и будто глядела на него с листа бумаги. Так и хотелось вскинуть руку и провести когтями по еë лицу. Но Антон не сделал бы этого по двум причинам. Первая, фотографию уже видели многие, так как она явно висит тут не первый день, и будет странно, если её найдут разорванную. Вторая, позади кто-то крался. Тихо, бесшумно, но он всё равно услышал. Почуял чужой запах. Но позволил к себе подобраться, даже решил подыграть. — Привет! — Чуть подпрыгнув на месте, он резким движением обернулся, смотря на подошедшего с широко раскрытыми глазами. За спиной оказалась девочка из его класса — на уроках она сидела за первой партой второго ряда и несколько раз он ловил на себе её взгляд. Смотрел и сам украдкой. По отношению к нему она была чем-то средним между Вовой и хулиганами — не смеялась вместе со всеми хором над шутками Семëна; Не перешëптывалась с Катей, поливая грязью одноклассниц; но и знакомиться не подходила. А сейчас подошла. Зачем? — Здравствуй. — Блондин опускает взгляд ниже, оглядывая чёрный футляр для скрипки. — Я видела, как Бабурин тебя толкнул. Ты в порядке? Антон сузил глаза, поворачиваясь боком и укладывая сумку на подоконник. Было до боли очевидно, что она пытается наладить с ним дружеские отношения, оказывая поддержку в подобный момент. Но чем это было — попыткой дружбы? — и что она получит от этого сближения? Руки запорхали над учебниками, лениво перебирая. — В порядке. Пустяк. — Ага, пустяк! — он незаметно выдыхает: никогда не находил приятным ни терпимость, ни покровительство. — Этот придурок в последнее время совсем распоясался. Врезал бы ты ему. Антон замирает, чуть приподнимая голову. Опаньки. Она сейчас серьёзно? Советует такому как он, прописать Семёну, которого, по словам Матюхина, боятся даже в старших классах, звездюлей? А вот это уже настораживающе. Не придумав ответа, он снова вернулся к перебиранию учебников, а чтобы вопрос не остался висеть над его головой дамокловым мечом, лишь промычал что-то неопределённое. Помогает мало: одноклассница хмурит брови в неудовольствии, то ли притворном, капризно-детском, то ли в истинном. — Вроде Семён раньше таким не был. Он к нам недавно перевёлся. Бабушка мне его по секрету сказала, что он словно взбесился. А ты мне этот секрет, по секрету рассказала. Весело. Несмотря на его молчание, девочка не спешила уходить, и продолжала смотреть на него чистыми внимательными глазами. Ну чего тебе надо? Болтовня ради болтовни? — А ты за рекой живёшь? В том деревянном доме? — поняв, что обсуждение обидчика его явно не интересует, перевела она тему. — Ну да. — Там, наверное, страшно, — протянула темноволосая. — да ещё и через лес идти. Я бы так не смогла. Упоминание о лесе заставило невольно улыбнуться. Вспомнить о переплетённых ветках, о змеящейся тропинке, о бесконечной темноте, что разрасталась как лишайник среди косых деревьев. — Да не так уж там и страшно. — Антон застёгивает портфель, закидывая себе на плечо. — А что тебя так пугает? Девочка немного молчит, а затем вдруг улыбается в ответ. Словно смахнула наваждение. — Да так… Ничего. Меня, кстати, Полина зовут. — А меня — Антон. — интересно, если бы она закончила своё предложение вопросом: «а тебя?», и он бы ответил «а меня — нет», какая была бы реакция? — Ну это я знаю. — Полина переминается с ноги на ногу, обхватывает двумя руками ручку от футляра. Трель звонка наполняет коридор. — Ой, мне на музыку пора. — Она делает пару шагов от него, но вдруг останавливается. Антон наклоняет голову, любуясь ей в в свете потрескивающих ламп. Все-таки ему, как художнику, знакомо чувство прекрасного. И Полина своей внешностью очень подходила под эти критерии. — А ты играешь на чëм-нибудь? Сразу вспомнилась игра Хозяина на флейте. То, как от его музыки внутри всë горит, а тело пускается в пляс. Как ветер треплет мех, а звëзды и деревья обретают лица. Тоска по лесу усилилась и Антон выдыхает. Да так, что его грусть слышится даже в этом простом действии. — Увы, не играю. — Жалко. — вздохнула Полина, — ну ладно. Я побежала. Пока! — крик девочки подхватывает гулкое эхо. Туфли застучали по школьным коридорам. — Пока. — тихо отзывается он, а затем разворачивается и идёт в сторону лестниц. Он замирает лишь на мгновение перед расписанием. Перед фотографией Сенечки. И, не удержавшись, слегка проводит по фотографии тыльной стороной указательного пальца. Ведëт по щеке вниз, прикрывая глаза. И будто слышит отголосок её плача рядом с ухом. Листок под рукой такой же холодный, как и её кожа в ту ночь… Кажется, открой глаза — и увидишь её. То, как она беспомощно висит над холодным полом, подвешенная за руки. Как слезы катятся из её глазок, смешиваясь с кровью… Петров одëргивает руку, отходя на шаг. Что-то он засиделся для первого дня здесь, пора возвращаться.