Mortis

Все члены Отряда Дамблдора теснились на серых подушках у камина в Выручай-комнате. От начала занятия прошло уже более двадцати минут, и то тут, то там, скрашивая ожидание, велись негромкие разговоры. Гермиона в обществе Джинни сидела напротив Гарри и Рона, и было заметно, как она волновалась, то и дело поглядывая на дверь. Гарри, опустив локти на колени, перекатывал в руках палочку. Рон откровенно скучал. После случившегося на уроке, Трио задержалось в домике у Хагрида. До него наконец дошло, насколько серьезные обороты приняли действия Министерства, и он ошеломленно пыхтел, разливая по исполинским кружкам отвратительного вкуса травяной чай для их компании. — Вот те на… — тихо сказал Хагрид. — Я как снова Олимпию увидел… Говорил же, как она тогда рвалась в бой с Пожирателями? Если бы не остановил… Огненная женщина… Рон поморщился. Его очарование мадам Максим было очевидным. — Нарядная, красивая, да, но не неженка… Ни разу не пожаловалась, а мы ведь не абы где — по скалам, да в пещерах… Не для женщины место... И эта ваша Марфа… — Марта, — аккуратно поправила Гермиона, неуютно ерзая на стуле. — Да, да, Марта… — пробурчал Хагрид, присаживаясь за стол. — Огненная она… Девочка эта. Видать, французская кровь дает о себе знать… Гарри непонимающе переглянулся с Гермионой. Она только махнула рукой. — Пожелать генеральному инспектору смерти… Что ж это такое делается… Лесничий задумчиво поковырял торчащую в столе деревянную щепку, выдернул, погладил столешницу. — Я предупреждала тебя, Хагрид! — Гермиона раздасованно нахмурила брови. — Теперь у Амбридж есть повод выгнать тебя из Хогвартса! — Да… — рассеянно отозвался он и потер крупной ладонью штанину. — Да, наверное, есть… — Я не удивлюсь, если это она наслала на тебя дементоров! — Грейнджер повернула голову к Поттеру, что округлил глаза. — Чего? — нервно усмехнулся он. — Ты извини, конечно, Гермиона, но это уже что-то за гранью. — Да неужели? Тебе ли не знать?! — она старалась сдерживать свой праведный гнев, сжимала в руках стоящую перед ней кружку. — Такая жестокость… Беззаконие под маской добродетели! Злая горгулья! — Гермиона с запалом сделала глоток чая и резко скривилась от подошедшего рвотного позыва. Она незаметно для Хагрида выплюнула чай обратно в кружку. — А никого не волнует кое-что поважнее? — подал голос Рон, сидевший на скамье у окна. Та была застелена старым, истертым, местами грязноватым пледом в оранжевую клетку. — Например, что она колдовала без палочки? Гарри отстраненно постучал пальцем по кружке, рассматривая свое качающееся отражение в чае. Гермиона обернулась. — А что в этом необычного? — глупо спросила она, хотя сама задавалась тем же вопросом. — Даже ты так не умеешь, — надменно заявил Рон. — И вовсе необязательно в это тыкать, — нравоучительно сказала Гермиона, чувствуя укол обиды. — Нет, правда, вот где ты такое видела? — не унимался Уизли. — А ты, Гарри? — У Реддла… — от его пугающе тихого голоса у Грейнджер по коже побежали мурашки. — Побойся Мерлина, Гарри! — А что, он колдовал без палочки в нашем возрасте, — Гарри развел ладонями, будто не сказал ничего особенного. Он не отнимал глаз от кружки, согревая лицо теплым паром. Очки запотели. Хагрид пораженно охнул. — Так, снова эти ваши теории! — возмутился он. — Кончайте с этим! Дамблдор взял девочку под опеку, и вам бы… — Под опеку? — встрепенулась Гермиона. — Что это значит, Хагрид? Лесничий смущенно замолчал, понимая, что сболтнул лишнего. Гарри снял очки, потряс ими и надел обратно, чтобы посмотреть на друга. — Хагрид?! — Послушайте меня, вы все трое, — Рубеус прищурился и обвел пальцем присутствующих. — Дамблдор не просто так не рассказывает вам некоторых вещей. — Он вообще со мной не разговаривает, — вставил Гарри. Лесничий оробел и поднялся с места. — На то есть причины, — стараясь звучать убедительно, ответил он. Натыкаясь на вопрошающие, жадные до подробностей глаза студентов, Хагрид не придумал ничего лучше, кроме как: — Наверняка есть… — он неуклюже развел руками и отвернулся, начиная громыхать грязной посудой, что уже валилась из раковины. — Ты что-то знаешь, — догадался Гарри. — Это связано с Орденом, да? — он встал с места. — Ничего я не знаю! — с жаром воскликнул Хагрид, на эмоциях грохнув тарелкой, от чего та раскололась надвое. Рон от неожиданности пролил на себя чай. — Никак не скумекаете! Ишь непонятливые… Не говорю — тайна, значит! Допивайте свой чай и… — он посмотрел на застывших в удивлении гриффиндорцев и, плюнув на вежливость, быстро смел со стола все кружки. Гермиона едва успела убрать руки и подскочила на стуле, когда горячий напиток выплеснулся на пол. — Я не допил! — спохватился Рон. — Хагрид! Но Рубеус только сгреб его за воротник и с легкостью поставил на ноги, отбирая кружку. — Все, кыш отсюда! — грозно скомандовал он. — У вас еще уроки, давайте, давайте! Инспектор по головке не погладит! Началось копошение. Хагрид оттеснял сопротивляющихся студентов к выходу, раскрыв свои огромные ручищи. На его фоне Гарри, Рон и Гермиона выглядели не больше цыплят, которых загоняли в курятник. — Так и прибить можно! — возмутился Уизли, вылетая за порог. Грейнджер запуталась в ногах и споткнулась. — Ты должен рассказать нам, Хагрид! — воскликнула она, вцепляясь в друга, чтобы не упасть, но: — И чтоб не совались с расспросами! — полувеликан захлопнул перед ними дверь. — Хагрид! — Гарри стукнул по ней кулаком, но ответом ему послужило молчание. Гермиона взяла с друзей обещание не лезть к Марте с вопросами. Она заверила, что сама поговорит с ней, потому что они как обычно все испортят. Но время шло, а слизеринки все не было. — Ха! — громкий голос Лаванды вернул ее к реальности. Она сидела по правую руку от Рона вместе с Парвати. — А ты говорила «глупые журналы»! Вычитала бы ты о таком в своих учебниках, Гермиона? — Лаванда подняла перед собой «Ведьмополитен», являя присутствующим страничку из раздела контактов. — Габриэлла де Веллер — модный редактор французского филиала и стилист! — заносчиво заявила она. Девушки заинтересованно сгрудились над журналом, разглядывая колдографию седовласой дамы. Она носила пепельные голливудские локоны, уложенные на правую сторону, и была облачена в голубой твидовый костюм с удлиненным пиджаком и зауженными брюками. Образ дополняли круглые очки, белые туфли на низком каблуке и помада оттенка спелого граната. Женщина озорно взмахивала беретом и подмигивала в камеру. — Вот откуда у этой такие туфли от «Оберлин»! Я заметила их еще в прошлый раз! — с неприкрытой завистью вздохнула Лаванда, пока журнал гулял из рук в руки. Парвати наклонила голову, чтобы поверх остальных поглядеть на колдо: — Это ее бабушка? Выглядит так свежо! По виду ей тут больше сорока пяти не дашь… Гарри резко закашлял, пихнул в плечо Рона, что скучающе ковырял палочкой ботинок. Парни засуетились, закрутили головами, пытаясь привлечь внимание оживившихся девушек неловким кряхтением и неразборчивыми жестами. — Наверное, но не похожа, — отметила Лаванда, довольная, что за такую находку все внимание теперь было уделено ей. — Эта даже про консилер, наверное, не слышала. Круги под глазами видели? И шрам ее. Свести не могла что ли? Так показушно! Джинни выбралась из кучи тел. — Уймитесь, сплетницы! — Тратила бы с таким усердием лишние десять минут на заклинания, а не на пустую болтовню. Это прямой путь к деградации, — пренебрежительно нахмурив брови, заявила Гермиона. — Привет! — громко поздоровался Гарри, сорвавшись с места. Он нервно поправил очки на переносице и натянуто улыбнулся. Взгляды всех присутствующих обратились к Марте. Парвати, замершая на четвереньках, отползла на свою подушку и спешно вернула подруге журнал. — Спасибо за рекомендации, — хмуро сказала Марта. Лаванда как язык проглотила. Марта поглядела на нее с мгновение, оценивая завитые блондинистые кудри, широкий розовый ободок с бантиком и большие глаза с распахнутым пучком ресниц, которые она подчеркивала тушью для выразительности взгляда. Вот только так она походила больше на корову, чем на роковую красотку, в сочетании с ее округлым лицом. Марта медленно отвела взгляд от Лаванды, что тотчас зашушукалась с Парвати, и кивнула на подушки. — Это что? Гермиона поднялась с места. — Выручай-Комната решила, что нам надо поговорить… — неловко объяснилась она, посмотрев на Гарри, что невидимкой стоял в стороне, полностью проигнорированный. — Мы пришли первыми, поэтому она спроецировала желание одного из нас. — Мм… — Марта понимающе поджала губы. — Что может быть приятнее разговора по душам… — натружено сказала она себе под нос, усаживаясь рядом с Джинни и бросая туфли на пол. Заведомо сняла их, чтобы никто из патрулирующих не услышал ее, бегущую по коридору. Потому и появилась так бесшумно. — Привет, — улыбнулась ей Уизли. — Привет. Гермиона огладила юбку и вернулась на свое место. Гарри помялся и тоже сел. Под грузом чужих взглядов Марта прикрыла глаза, на чем-то сосредотачиваясь. — Что ты делаешь? — осторожно поинтересовалась Гермиона. — Загадываю желание, чтобы вы уже начали говорить. Рядом с Мартой материализовалась пепельница. Она потянулась в карман за пачкой сигарет и прикурила от палочки. Тогда Лаванда обрела дар речи. Подбоченилась. — Не хочешь объяснить, как ты колдуешь без палочки? — с вызовом спросила она. Марта затянулась сигаретой и выдохнула в потолок, чтобы не дымить на сидящих рядом. Она чувствовала, что ее поведение не всем по духу, но курить хотелось невыносимо. Мысль, что пришлось бы терпеть еще полчаса, убивала. — Напомни, как тебя зовут? — без интереса спросила Марта, зажимая между губ сигарету, чтобы подтянуть чулок и обуться. Имя ее она прекрасно помнила. — Лаванда! — оскорбленно заявила Браун. Словно не имя свое сообщила, а сенсационную новость, которую никто не оценил. — Так вот, Лаванда, — ухмыльнулась Марта. — Секрет прост: чтобы колдовать без палочки нужно родиться с другим именем, — она расслабленно вытянула ноги и стряхнула пепел: — Тебе не повезло. Кто-то прыснул со смеху. — Это еще как понимать?! — взвизгнула Лаванда. — Марта, пожалуйста… — тихо попросила Гермиона. Она сделала вид, что у нее зачесался нос, и теперь прятала улыбку за манжетой рукава. Ее тоже раздражала Браун. Марта закатила глаза и скучающе произнесла, как по заготовленному тексту: — Дурмстранг, профессор Радислав Горев, дуэльная практика и формы боевых искусств. «Колдовство без посредников или что делать, если вы остались безоружны»… Окончил факультет Фламма, сейчас ему 53, оплата почасовая… Назвать в цифрах или тебе лучше на туфлях объяснить, чтобы понятнее было? — В Дурмстранге девушек не обучают! — воспротивилась Лаванда. — Обучают, — опровергла Гермиона. — Мне Виктор рассказывал, что у них отдельный женский факультет, но на Турнир достойных кандидатов не нашлось. Рон недовольно посмотрел на подругу, припоминая романы, которые она строчила Краму каждый месяц, ревностно защищая написанное. С Гермионой никто спорить не стал, но Лаванда уже бросила спичку в разгорающийся костер обсуждений. Посыпались другие вопросы. — Я и не знал, что в Дурмстранге такому обучают, — с сомнением сказал один из когтевранцев. — А я об этом слышал. В том году познакомился с одним… — ответили ему. — Но ты ни разу здесь не колдовала без палочки, — высказался Джастин Финч-Флетчли с Пуффендуя. Марта отметила, что у него неправильный прикус, несколько глуповатый вид и раздражающая, комкающая слова, манера речи. — Поди должна была чему-то научиться кроме чар воспламенения. Остолбеней сможешь? — Научись сперва с палочкой, — огрызнулась Марта, начиная злиться, что у нее нет возможности покурить спокойно и насладиться — пусть и минутной — свободой от тяготы мыслей в голове. Она выкуривала сигарету, не получая желанного насыщения и удовлетворения. Ей нужна будет вторая и, возможно, третья… — А что вообще ты умеешь? — еще один дерзкий голос со стороны желтых галстуков. Гермиона поглядела на Ханну Аббот. В прошлом году она, как и многие, третировала Гарри за участие в Турнире и открыто насмехалась над ним, якобы в поддержку Седрика. Марта с силой утопила окурок в пепельнице. — Того, что я умею, достаточно, чтобы уложить тебя на лопатки. Вдруг Полумна заулыбалась, обращаясь к Гарри: — Будет здорово всем нам попробовать, Гарри, правда? — Э… — Поттер посмотрел на Грейнджер, что мысленно призывала его как можно скорее пресечь начавшийся шквал вопросов. — Сейчас неподходящий момент для этого, Полумна, — вежливо сказал он. — Я хочу напомнить всем, что… — Уровень Дурмстранга так отличается от Хогвартса? — Захария Смит вытянул шею. — Почему нас такому не учат? Дамблдор же владеет беспалочковой? — И дуэльный клуб закрыт! — Скажи «спасибо» дьяволице Паркинсон… — хмыкнула Джинни рядом. Марта не обратила внимания на ее комментарий. Исподлобья поглядывала на говорящих. Выручай-комната зазвучала безудержным гвалтом голосов, сливающихся в единый гул. — Сами обучимся… — …что за чума будет! — Вот жаба удавится! — …не должна узнать, придурок! Марта прикрыла глаза, царапнула ногтем заусенец большого пальца. Кто-то стал предлагать включить в программу Поттера беспалочковую магию и назначить ее куратором. Другие активно поддержали инициативу. Гермиона опасливо поглядывала на Марту, не участвуя в разговорах. Она же стремительно бледнела, сильнее вонзая ноготь в кожу. Подневольные мысли бьются о стенки черепной коробки: никто здесь понятия не имеет, о чем говорит. Никто здесь понятия не имеет, о чем просит. Марта надавливает сильнее, ведет по пластине до кутикулы. Кожа краснеет. Шкряб… Она — всего лишь ошибка выжившего, а они уже нарисовали радужные перспективы обучиться у нее. Обучиться… Шкряб… Она терзает полосочку кожи, ощущая редкую красную влагу под ногтями. Как грязь. Примерно так Марта себя чувствует. Разница между ней и остальными ощутимее с каждой секундой и словом. Хочется испариться или стать невидимой — настолько чуждым и омерзительным ей кажется свое нахождение здесь. В памяти пролетают часы, проведенные в горячке и небытии от пыток Круциатусом, а голоса говорящих иглами вонзаются в мозг и закручиваются внутри, как сверла. — Поттер, можем?.. — Пускай она… Марта старается не слушать. Концентрируется на том, как ноготь, подобно метроному, с гипнотической периодичностью цапает заусенец. Шкряб. Шкряб. Шкряб. Они слетелись на нее, как коршуны. Щелкали клювами прямо над ее головой и верещали, верещали, верещали… Де-Вел-лер! Де-Вел-лер! Де-Вел-лер! ДеВеллерДеВеллерДеВеллер! Рваный вдох. — Не буду я никого учить! — рявкнула Марта, резко обрывая спорщиков. — Салазар, вы…— она мотнула головой. — Прыткости не занимать! — Постой! — Поттер подскочил с места, когда Марта схватила сумку, чтобы уйти. — Я хотел извиниться за то, что сказал у Помфри! — торопливо начал он. — Я разозлился из-за Малфоя и сорвался на тебя, а ты была не при чем. Прости за это! Марта обернулась, стоя полубоком к нему. — И я… — Поттер осекся. — Все мы считаем, что Амбридж поступила с тобой несправедливо. И поступала весь учебный год. — Меня тоже порядком заебала несправедливость, Поттер. Чжоу слева от него скривилась, как от головной боли. Марта, мысленно проклиная необходимость вечно следить за языком в этой лицемерной пушистой и нежной компании, неприязненно бросила: — Зажми уши, если неприятно. Гарри кашлянул, неловко глянув в сторону своей девушки. Марта помолчала, смотря на него. Раздумывала над словами. И обошлась без «спасибо»: — Вторых шансов у меня мало, помни об этом в следующий раз. Я сказала, что не влезаю в ваши разборки, — предупредила она. Поттер кивнул. — Да бросьте! — не удержалась Лаванда, вскакивая с подушки. — Чего это ты перед ней извиняешься?! — Лаванда! — предостерегающе воскликнула Гермиона, тоже поднимаясь. — Она же со Сли-и-изерина! — посмотрев на Грейнджер, махнула рукой Браун. — Я до сих пор не понимаю, что она тут делает! Марта крепче сжала лямку сумки, впиваясь ногтями в ладонь. Выгнула бровь в ожидании грандиозного продолжения. — Ну… — замялась Лаванда, беспомощно оглядывая всех. — Они же наверняка нас обсуждают, да? Так всегда было! — Ты права, Лаванда, — холодно подтвердила Марта. — Мы только и делаем, что смеемся над твоими убогими туфлями, — она якобы невзначай скрестила ноги, поставив одну на мысок и светя перед ней той самой лакированной туфлей от модного дома «Оберлин». Лаванда же начала, как заведенная: — Видите! Что я говорила! Ей не место здесь! Ходит тут, как королева с мрачной рожей! Я права? Парвати? — она повернулась к подруге. Патил, оробев, ничего не смогла сказать. Медленно поднялась, в сомнениях переводя взгляд с одной девушки на другую. — Прежде, чем ты решишь, Парвати, — перекривляла Марта, — тебе, да и вам всем, стоит знать вот что: это я подкинула Малфою идею с «Уизли-Гризли». Сейчас она сама давала им повод для стычки, желая узнать, во что все это выльется. Все равно все летит коту под хвост. Так пусть хоть с громом и молниями! Гермиона чувствует себя морально опустошенной. Правильно ей показалось в их первую встречу: общение с Мартой — это огонь и лед. И если минутой ранее она решила, что лед тронулся, она здорово ошиблась. Под ним — бурлящие потоки лавы. И спасения нет. Но она ведь как-то уживалась с ними… Нет. Гермиона поправляет себя — не «уживалась», а «выживала». Терпела взгляды, терпела перешептывания за спиной. Делала вид, что ее это не трогает. Но теперь, когда против нее ополчились, Марта защищается. И атакует первой. Гермиона смотрит на Рона, тот — в пол. Друг краснеет. Гарри в неодобрении поджимает губы. Это плохо… И последовавший вопль Лаванды — как зеленый свет, выпущенный сигнальной ракетой. — Из-за нее проигра-а-ал Ро-о-о-о-он! — Какая же ты стерва! — почти прошипела Джинни, поднимаясь на ноги. — Рон никому не проигрывал! Проиграла команда! Но кому я объясняю, ты ведь ничего не понимаешь в квиддиче! — А ты больно много знаешь?! — Может быть, Рону стоило больше тренироваться, если его так легко выбить из колеи? — вбросила распаленная Марта. — Детским-то стишком?! Или ты думаешь, я воспылаю любовью к вашему факультету и сяду за гриффиндорский стол или поведаю всем слизеринцам, у которых Поттер на коротком счету, какой он молодец, чтобы меня под руку сдали Амбридж?! — Лаванда, ты понимаешь, что выдвигаешь вотум недоверия Гарри, мне и Рону? — пытаясь воззвать к голосу разума (хотя какой там разум? Даром, что мозг себе не вскипятила плойкой), напряженно спросила Гермиона. — Пусть так! — уперлась Лаванда. — Что-то намечается… — протянул Фред. — Язва вам в глотку, горлодеры! — выкрикнул Джордж. — Безжалостные нечестивые псы — вот кто вы! — добавил Фред, горланя не хуже остальных. — Закрыли рты! — потребовала Джинни. — Ты затыкаешь рот Шекспиру, сестренка! Гарри, уставший от этого гама, обреченно вздохнул. — Проголосуем. — Что?! — ужаснулась Гермиона. — Гарри, это же несерьезно! Мы должны держаться вместе! Это нам никак не поможет! — она многозначительно посмотрела на друга, намекая, что если Марта уйдет, у них не будет возможности узнать правды. — Мы должны помнить, почему мы здесь! — А я согласен, — вдруг поддержал его Рон. Он встал рядом с другом, пряча глаза от Гермионы, что неверяще уставилась на него. — Еще она может сдать нас Амбридж, чтобы выслужиться перед ней, — приободренная поддержкой парней, высокомерно добавила Лаванда. — Я ни перед кем не выслуживаюсь! — Тебе стоило лучше подумать, Поттер. Это изначально была плохая идея. Если мы ее исключим, она тем более разболтает все Амбридж, — подключился Майкл Корнер. — Майкл! — осадила своего парня Джинни. — «Она» все еще здесь! — огрызнулась Марта. Лаванда довольно фыркнула. Все повставали со своих мест. — Она — яблоко раздора! — объявила Браун. — Тогда ты — червь! — отбила Уизли. — Это неправильно, Гарри... — осуждающе промолвила Гермиона. Гарри ничего не ответил, и она сощурилась, не понимая, какую игру ведет ее друг. Он громко обратился к членам ОД: — Все, кто «за» исключение Марты из ОД, поднимите руку! Гермиона недовольно покачала головой. Марта же наблюдала, как в воздух, одна за другой, стали подниматься руки. Две. Три. Пять. Десять… И еще. За исключение проголосовали Лаванда, Парвати, за ней и Падма, Чжоу, Мариэтта Эджком, Ханна Аббот, Джастин Финч-Флетчли, Захария Смит, Симус Финниган (на которого Грейнджер посмотрела с укором: помнила, как тот упорно бойкотировал Гарри, не веря в возвращение Лорда), Майкл Корнер (Марта недобро усмехнулась, смотря ему прямо в глаза) и Энтони Голдстейн, приглашавший ее на свидание и получивший отказ. Следом робко потянул руку младшекурсник Колин Криви, на что Фред просто опустил ее обратно. — Тебе необязательно делать, как все, — шепнул он ему. Гермиона нахмурила брови, подсчитывая голоса, и посмотрела на Гарри, что с довольным видом продолжил: — Кто против исключения Марты? Оставшиеся члены ОД начали поднимать руки. Рон был первым, чем изрядно удивил Гермиону и остальных. — Я злюсь, что ты написала это, — негромко признался он, — но в своей отвратительной игре виноват только я. Марта, пораженная его поступком, ошеломленно выдохнула: — Прости… — Бывает, — добродушно сказал Рон. — Я еще не привык, что каждый второй из слизняков мечтает уложить меня на больничную койку, — он усмехнулся. — Так значит, я слизень? — хмыкнула Марта. — Достойный ответ. Уизли смущенно улыбнулся и поглядел на остальных. Анджелина Джонсон, капитан гриффиндорской сборной, была следующей. Она чем-то напоминала амазонку: черные волосы уложены назад, открывая широкий лоб, а ее темная кожа вкупе с глубокими карими глазами и пухлыми губами придавали образу экзотичности. Овал ее лица точеный, скульптурный и строгий. Она выглядела воинственно. — Я знаю, ты пробовалась в команду, но не прошла, — сказала Анджелина. — Монтегю чуть не сбил тебя с метлы. — В жалости не нуждаюсь, — колко ответила ей Марта. — Это качество лидера, — одобрительно кивнула Джонсон. — Представляю, каково это — пытаться пробиться в команду парней. Я не буду выступать против тебя, — она приподняла подбородок и улыбнулась. — Дождусь охотницы на поле. Марта неуверенно усмехнулась. Было бы неплохо схлестнуться в игре с лучшей охотницей Гриффиндора. — А мы прислали открытки! — в один голос воскликнули близнецы Уизли, поднимая руки. — Я тоже присылала, — добавила Джинни, пихая Марту в плечо и присоединяясь к голосовавшим «против». — Мне следовало догадаться, — Марта неловко улыбнулась, от ее тычка переступив с ноги на ногу. — Я п-против насилия… — подал голос Невилл. — И н-не буду голосовать за исключение. Мы все здесь ради общей цели. В-верно? — он робко огляделся. — Верно! — подхватила воодушевившаяся Грейнджер. Она подняла руку и назидательно посмотрела на Поттера. Тот лишь хитро улыбался в ответ. — Я тоже против, — все взоры обратились к Полумне. — Надо иметь храбрость, чтобы сказать такое Амбридж… — она округлила глаза, растягивая слова. — И я никогда не встречала столько мозгошмыгов… Полумна подняла руку, пока каждый пытался осознать, что именно она хотела сказать. Когтевранка мило улыбалась, а Марта непонимающе смотрела на ее серьги в виде слив-цеппелин. За ней подтянулись остальные, и Лаванда обернулась кругом, подмечая, что на стороне Марты большинство. — Это ничего не доказывает! — Правда? — притворно изумилась Гермиона. — Это ведь была твоя идея. — Ты проиграла, Лаванда, — безапелляционно добавила Джинни. — Все по-честному. Дождавшись, пока все выговорятся, Гарри последним поднял руку. — Решение за большинством, — объявил он. — Отныне все недовольства оставляйте за порогом этой комнаты. Те, кому есть, что сказать, подходите и говорите лично. Я не собираюсь устраивать бойкотов или менять решения, которые уже принял. Я доходчиво объяснил? Лаванда пристыженно замолчала, когда Выручай-комната взорвалась громогласными аплодисментами. А Гарри смотрел на Гермиону, что, раскусив его план, хлопала ему с ироничной улыбкой. Дав всем команду отрабатывать уже изученные заклинания, он отошел с ней в сторону. — Ты заранее знал исход голосования? — спросила она. — Ну лидер я или кто? — с улыбкой ответил друг. Гермиона наигранно задумалась. — На секунду я усомнилась в твоем здравомыслии… Но должна сказать, что ты отлично справился. — Здравомыслии? — весело переспросил Поттер. — Именно. Мало ли, мозгошмыги?.. — Гермиона кивнула на Полумну, что увлекла Марту в один из своих странных рассказов о нарглах. Та пыталась делать вид, что что-то понимала. Гарри посмеялся. — Тебе нужна радуга! — говорила Полумна. — А? — морщилась Марта. — Да, да, радуга. Посмотри на Гермиону — у нее очень яркая радуга, видишь? — она указала на Грейнджер в компании Поттера, что как раз смотрели на них. Марта сощурилась, пытаясь разглядеть то, о чем говорила Полумна. — Нет?.. — Вокруг ее тела. А Гарри светится золотым. Наверное, поэтому его называют золотым мальчиком, как думаешь? Полумна посмотрела на Марту. Она же не смогла выдавить из себя ничего кроме неуверенного «наверное». — Так здорово, да? — Лавгуд заулыбалась, без тени смущения разглядывая ее лицо. Но она делала это не так, как остальные. Не выискивала изъяны, а скорее изучала, как ребенок. В ее глазах только безобидное, чистое любопытство. — Ты поступил очень мудро, Гарри... — тем временем тихо сказала Гермиона. — Мне кажется, она оценила твой поступок. Только что ты будешь делать с Чжоу? Поттер снял очки, устало протер глаза. — Понятия не имею. Она, наверное, закатит очередную сцену ревности, потому что я с ней не согласился. — Ее тоже можно понять... — Ага, понять всех и каждого, — недовольно пробурчал Гарри. — Я устал, Гермиона. Я все делаю не так, и все, что мы можем обсуждать, это Седрик. Я ей парень или жилетка? Почему она не хочет понять, что мне тоже тяжело? Он был и моим другом! Гермиона опустила ладонь на плечо Гарри и сочувственно посмотрела на него. Старые раны еще не зажили. Каждый страдал по-своему. — Ладно, — собрался Поттер. Он благодарно коснулся ладони Гермионы и глянул в сторону Марты, что все еще находилась в компании Полумны. — Ты поговоришь с ней? — Конечно, — заверила Гермиона, обратив взгляд на девушек. — У тебя черный, — рассказывала Полумна. Она осторожно, кончиком указательного пальца коснулась виска Марты. — А вот здесь красный… — О чем ты? — внутренне сжимаясь, тихо спросила Марта. Полумна убрала руку. — У всего есть энергия, — коротко пояснила она. — У вас с Драко Малфоем темные цвета. У него грязно-серый, но иногда становится ближе к серебряному. А у тебя белеет, — Полумна склонила голову набок. — Я заметила, когда вы рядом сидите. — Следишь за нами? — слабо улыбнулась Марта. — Сложно не заметить, — пожала плечами Полумна. — Вы напоминаете двух диринаров. Читала про них у Невилла… Правда они другого цвета, розово-голубые… И не летают, потому что откормленные. Им просто нет нужды... Зато умеют перемещаться. Вроде вот они, в руках, но секундой позже... Пуф! — она повела ладонями, как фокусник. — Исчезают... Диринары неуловимы, хотя с виду у них даже лапки короткие. Так и наша оболочка. Она не отражает того, чем мы являемся внутри, согласна? В конце концов, тьма — всего лишь отсутствие света. Так что меня не пугает твой черный цвет... — Понятно… — Марта сглотнула ком в горле. Ничего ей не было понятно. — Спасибо, Полумна… Мне… — она указала большим пальцем себе за спину. Кажется, от этого разговора у нее сейчас закружится голова. — …надо отойти. Полумна только улыбнулась и кротко помахала ладонью: — Увидимся! Марта передернула плечами, на ходу доставая из сумки колбу с зельем. Что Лавгуд имела в виду? Это игра ее воображения или она и вправду что-то видит? А может, переборщила с уроками Прорицания? Черный и грязно-серый. Надо же, какой бред… Она села на полу в дальнем углу комнаты, не собираясь присоединяться к тренирующимся. Стыдливо выпрашивать помощи не хотелось. Все уже разбились по парам, а к ней в партнеры никто не пошел. Марта завершила свой нехитрый ужин зельем и добила пустой желудок сигаретой. Она задумчиво потягивала ее, ненароком присматриваясь к Невиллу, что разочарованно вздыхал, ломая голову над Экспеллиармусом. Он единственный, у кого заклинание не получалось. Разговор с его бабушкой в Мунго все еще свеж в памяти. Такое не забыть. Круциатус. Беллатриса Лестрейндж. Сирота при живых родителях. Грейнджер мнется неподалеку. Как бельмо на глазу, честное слово... Марта заприметила ее несколько минут назад. — Грейнджер. — Гермиона, — незамедлительно поправила та, тем самым дав понять, с каким усилием крутила гайки в своей голове, пытаясь начать разговор. — Гермиона, — неохотно повторила Марта. Сколько Грейнджер не пыталась ее приучить называть себя по имени, с каждым разом все равно приходилось напоминать. — Насколько я знаю, чтобы увидеть фестрала, человек должен осознать физическую смерть другого. Но если мы говорим о метафизической? — Это когда ты приходишь к осознанию, что человек для тебя умер? — Я говорю о безумии, Грейнджер. Когда ты теряешь свою личность и разум. Это приравнивается к смерти? Гермиона подняла глаза к потолку, размышляя над ее словами. — Я не думала об этом, — честно призналась она спустя мгновение. Осторожно подошла, присаживаясь на пол рядом. — Но твоя теория звучит интересно, мне бы хотелось проверить ее на правдоподобность. Марта понимающе качнула головой, паря сигарету. Глаза Гермионы неотрывно следили за тонкой вредоносной палочкой, снедаемой огнем, оседающей дымом внутри. Заметив, как Марта при этом покосилась на нее, потянув ухмылку, она сделала вид, что ей чрезвычайно интересна собственная юбка. Прикрывающая колени, строгая гриффиндорская юбка. — Знаешь, в магии всегда есть лазейки, поэтому я думаю, что это возможно. Стоит уточнить у Хагрида… — Гермиона осеклась, понимая, что вряд ли лесничий интересуется такими тонкими материями. — Хотя нет, лучше сразу пойти в библиотеку. Хагрид… — Слишком приземленный? — Да, — Гермиона невольно улыбнулась. Хвала Годрику, Марта не считала преподавателя тупоголовым троллем и не называла его недалеким, как это делал Малфой. От волнения Грейнджер начала вслух рассуждать об учебе. Марта же украдкой посмотрела на ее блузку, застегнутую на все пуговицы, педантично поправленный белый ворот и обычные черные туфли на низком каблуке, которые говорили не столько о красоте, сколько об обычном удобстве и следованию школьным правилам. От нее не укрылось и то, как Гермиона поднимала глаза, когда она вновь и вновь подносила к губам сигарету. Точно кошка, следящая за солнечным зайчиком, бегущим по стене. — Ну давай, скажи уже, Грейнджер, — сдалась Марта, прерывая ее нескончаемый словесный поток. — Я же вижу, что ты хочешь. Гермиона растерянно открыла рот, запнувшись на полуслове. Марта выразительно подняла брови, ожидая того самого: — Минус 10 очков Слизерину... — сказанного с таким облегчением, что она усмехнулась. — Обязательно сделай это, когда станешь старостой школы. Гермиона неуверенно и польщено улыбнулась. — Ты думаешь, у меня получится? Марта безразлично пожала плечами. — Кто, если не ты? — Не знаю… — с сомнением промолвила Грейнджер. Она искоса поглядела на слизеринку и многозначительно: — Ведь тогда мне наверняка придется работать вместе с Малфоем. Гермиона проследила, как Марта выдохнула, едва заметно сведя брови к переносице. Но ответила ровно, безэмоционально: — У него отличная успеваемость. С этим нельзя было не согласиться. — Я никому не сказала, кстати, — попробовала зайти с другой стороны Гермиона. Марта молчала, затягиваясь сигаретой, и она продолжила: — В смысле… Про вас. — Какие жирные намеки… — Марта выдохнула дым. — Полагаю, ты хороший друг, Грейнджер? — насмешливо спросила она. Ее слова ощущаются, как хруст льда под ногами. Любой наводящий вопрос приводит к коммуникативной неудаче. Марта их просто сметает, и Гермиона не видит других путей, кроме как закопать себя еще глубже. Если повезет, она уйдет отсюда живой. — Я могу спросить? — в лоб начала она. — Ты уже спрашиваешь, — Марта смотрела на тренирующихся. — Почему Амбридж так тебя ненавидит? — невзирая на колкость, спросила Гермиона. — Ты знаешь, что ей для этого не нужен повод, — качнула головой Марта. — Разумеется… — замялась Гермиона. — Но ты единственная, к кому она цепляется со Слизерина. Марта поморщилась. Щелчком отбросила окурок в сторону, проигнорировав стоящую рядом пепельницу. Хоть какое-то ощущение власти над ситуацией… — Посмотри, в каком я окружении, — устало ответила она. — Я очевидно не вписываюсь в рамки факультета. Может, у нее просто нюх, как у книззла? На ее попытку отшутиться Гермиона только прикрыла глаза. Не поверила ни слову. — Я знаю, что никакого Радислава Горева не существует, — тихо созналась она. — И курсов колдовства без посредников тоже. Марта напряглась, смотря перед собой. — Виктор обо всем мне рассказывает, я спрашивала, чему их учат. Думала даже об обмене, но вряд ли бы потянула уровень Дурмстранга. Предположу, что ты это выдумала, потому что хочешь… Защититься… От чего-то? — осторожно выдвинула свою версию Гермиона. — Не думала пойти в невыразимцы с такой тягой к чужим тайнам? — недовольно ответила Марта. — Раз все знаешь, почему не выдала? — Полагаю, я хороший друг… — почти шепотом сказала Гермиона, переводя взгляд на Марту. Она мотнула головой. — В таком случае, у тебя извращенное понятие дружбы, Грейнджер. Знаешь, как я себя ощущаю? — Марта посмотрела Гермионе в глаза и сощурилась. — Ты ведь умная… Почитай, что такое паразитизм, — почти прошипела она. — Я всего лишь хочу предложить помощь... — слабым голосом отозвалась Гермиона. Она думала, что Марта станет отпираться. Пошлет ее подальше с этими альтруистическими порывами, которые на самом деле имели под собой корыстную подоплеку. Грейнджер со стыдом себе в этом признавалась. А Марта словно почуяла этот секундный, мелькнувший в глазах страх, когда придвинулась ближе. — Вставай, Грейнджер, — прошептала она. — Поможешь. Марта на удивление спокойно поднялась с места и даже протянула ей руку. Гермиона, чувствуя неладное, все же рискнула шагнуть в неизвестность. Не убьет же она ее за такую наглость, в самом деле? — У меня нет пары для отработки заклинаний, — объяснила Марта, вытягивая палочку. Она встала в нескольких метрах от Гермионы и расслабленно повела рукой, велев ей достать свою. Грейнджер послушалась. — Хочешь начать с Экспеллиармуса? — неуверенно спросила она, внутренне приказывая себе собраться. Марта фальшиво улыбнулась, поднимая палочку на уровне глаз. Гермиона поступила так же. Традиционное приветствие на волшебной дуэли. Палочки со свистом рассекают воздух, когда оппонентки отводят их в сторону, вставая в стойку. — Хочу начать с Остолбеней, — быстро говорит Марта, и Гермиона не успевает отреагировать на летящий в нее луч заклинания. Марта атакует без предупреждения, зная, что под ней не окажется смягчающей удар подушки. Гермиона с грохотом падает на спину, прокатывается по полу, морщится от боли в лопатках и затылке. Там наверняка будет шишка. Она приподнимается на локтях, чтобы увидеть, как Марта приседает перед ней на корточки, по-дамски смыкает колени. Направляет палочку ей в подбородок и жутко, шепотом, от чего сердце сандалит в пятки: — Авада Кедавра, Грейнджер… Глаза расширяются от ужаса. Ничтожное мгновение Гермиона думает, что ее палочка вот-вот выстрелит предсмертной зеленой вспышкой. Конечности цепенеют, но это лишь видимость. Плацебо, которое она сама себе выдумывает. — Все еще хочешь мне помочь? — Марта протягивает оброненную ею палочку. Гермиона сглатывает, моргает, разгоняя мираж. Это всего лишь страшная слизеринская игра. Как русская рулетка. Марта мстит за неудобные вопросы. Или прямо показывает, как Грейнджер не готова к правде. Но она отодвигается от нее, забирая палочку, и: — Моя очередь. Марта поднимается, смотрит на нее сверху вниз. — У нас осталось пятнадцать минут, — Гермиона храбрится, чтобы: — Потратим их с умом? Может быть, сейчас Марта понимает только язык ненависти? Собирая все свое львиное мужество, так присущее Гриффиндору, Гермиона вновь занимает позицию. Заносит палочку. Твердит себе, что докопается до сути. Ни одна загадка не останется без ее внимания. Марта хмыкает, наблюдая за ней. По венам течет азарт, ведь она видит, что в глазах Гермионы — страх, поделенный надвое с любопытством. Неприятно ощущать себя подопытным кроликом. Неприятно, когда тебя держат за бездушное существо. Но ей давно хочется выплеснуть всю свою ярость. Поэтому Марта с легкостью соглашается: — Давай. И Гермиона стреляет в ответ. Ее Остолбеней не мощный, разогревающий. Но боль в теле такая желанная… У Марты странная зависимость, выработанная годами. Она клин клином вышибает. Дуэль между ними похожа на своеобразный обмен. Они раз за разом опрокидывают друг друга на лопатки, мечут заклинаниями, не замечая, как у обеих лица сияют от подскочившего адреналина. Последние минуты тренировки проходят в некой атмосфере принятия и понимания. Присвоенные шишки и синяки — как безмолвный разговор, от которого становится чуточку легче. Под конец Марта закатывает глаза. Она видит, как растрепанная Грейнджер улыбается. Будто чувствует, что из огромной связки ключей подобрала нужный. — Скройся, Гермиона, — беззлобно говорит Марта, оборачиваясь у дверей Выручай-комнаты. — Или я решу, что похожа на одного красивого болгарина. Она складывает над губой указательный палец, изображая усы. Грейнджер, что странно для нее самой, смеется над ее дурашливостью. Эту сторону Марты она видит впервые. — До встречи! — прощается Гермиона. Гарри и Рон озадаченно встают за ее спиной, не понимая причин довольного вида подруги. Марта безразлично машет рукой. — Все хорошо? — встревоженно интересуется Уизли. — У тебя тут… — он путает пальцы в ворохе ее волос. — Пепел?.. Грейнджер проводит по прическе ладонью, поднимает глаза на друга, но быстро их прячет. — Я думаю, мы нашли общий язык, — смущенно, сбивчиво сообщает она обоим. Гермиона не может не уцепиться за мысль, что Марта впервые назвала ее по имени без подсказки. Это как признание. А Марта думает, что если уж ей понадобится помощь, Грейнджер будет последней в списке кандидатов. Она никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не попросит помощи у Гермионы Грейнджер.

***

Малфой напоминал себе, что нужно сдерживаться. Он и так слишком сильно накосячил, уже дважды подорвавшись на минах доверия Марты. Все выходило боком, а теперь он ещё должен сесть у ее ног подобно цепному псу и покорно ждать указаний. От нее зависело все, и эта ебаная зависимость вышибала всю его выдержку. Ни для одной девушки он не стал бы так ломать себя. Если бы не Нарцисса… Малфой размышлял об этом не первый день. Пока сидел на парах. Пока выискивал в толпе знакомые белые чулки. Пока делил с Мартой место за слизеринским столом, с трудом выдерживая муку ожидания. Терпи, не дави, не торопи. Подрал бы Салазар эти три гребаные заповеди. Он тупо не справлялся. Глубокий вдох, чтобы уйти под воду с головой. Над ним расстилаются облака пышной пены, разбросанные по просторной ванне для старост. Здесь темно, горит только Люмос на кончике палочки, брошенной у бортика. Так проще выносить хаос в голове. Никаких раздражителей. Только проклятый злоебучий мозг, отказывающийся сотрудничать. После той ночи Марта незримо преследовала его. Малфой чувствовал ее запах на своем теле. Закрыв глаза, мог по памяти прочертить путь ее пальцев по своей спине. Наутро он проверял в зеркале, не осталось ли на ней отметин — робких лунок коротких ногтей, без маникюра на них. Все было чисто. Но как бы, сука, не так. Малфой помнил, как смывал следы ее крови под утренним душем. И для него это имело гораздо больше значения, чем утраченная девственность. Это ощущалось, как точка невозврата. Он впитал её в себя, когда поимел. А теперь внезапно пробудившаяся совесть имела его. Ему бы очень хотелось вставить два пальца в рот, чтобы выблевать гадское чувство вины и сожаления за то, чего он не сделал или… сделал. Тогда Малфой мылся дольше обычного. Пытался обелить себя, заставить мозг работать по-другому, но шестерёнки как заело. Щелк, и он снова там. В мыслях о ней, как в квест-комнате, без заветной таблички «выход». Он не знал, зачем позволил себе быть с ней. Просто захотел. Просто мог. Он поступал так во всем и всегда. Но в этот раз просчитался. Стоило остановиться на поцелуях… Нет, стоило остановиться ещё раньше. Но когда? Он по самую шею в этом дерьме, с начала учебного года. Три месяца, как в мясорубке. Было бы проще, если бы она просто не появлялась в его жизни. Выбравшись из воды, Малфой провел ладонями по лицу. Подтянулся на бортик, поднялся, затянул на бёдрах полотенце. Пятерней зачесал мокрые волосы назад, искоса поглядев на силуэт слева. Она думала, он не заметит? — Мне насрать. Любуйся, сколько влезет, — бесстрастно сказал Малфой, услышав испуганный писк. Миртл притаилась за раковинами. Он прошёл к полкам с вещами, закинул между губ сигарету и прикурил. Когда успел пристраститься, сам не знал, но исправно выкуривал до трех штук в день. Прищурив один глаз, чтобы дым не жег роговицу, Драко шарил в сумке в поисках дневника. Себе он взял чёрный. На днях Томас выполнил его просьбу. — Передашь ей, как появится, — сказал Драко, отдавая ему ежедневник Марты. Томас деловито его повертел, скептично надул губы бантиком, накинул на себя мнимой задумчивости. На такую неумелую игру лицом Малфой только хмыкнул. Он прислонился бедрами к столу, спрятал руки в карманы брюк. — И сколько же ты хочешь? — с усмешкой спросил он. — Тащишься по ней, да? — нескромно спросил мальчишка, откладывая в сторону дневник с таким видом, будто он принимал Малфоя у себя в кабинете, а перед этим встретил ещё с десяток посетителей и ужасно устал. Малфой, ухмыляясь, провел большим пальцем по нижней губе. А парень уже успел отрастить клыки. — Уверен, что правильный тон выбрал для разговора со мной? — он снисходительно посмотрел на него. — Я еще два года буду твоим старостой, и от тебя зависит, как они пройдут. Томас перевернул перо, поводил пушистым кончиком по подбородку. — Да я просто спросил, — примирительно сказал Тернер. — Она вон меня отшила, — он склонился над домашкой. — Чего? — поднял бровь Драко. Мальчик вздохнул и задрал голову, посмотрев на него снизу вверх. Подобный жест Малфой истолковал как «все этим непутевым взрослым нужно объяснять». — Тёрнер, — предупреждающе сказал Драко, стараясь звучать мягче. Ещё он с младшекурсниками не препирался. Обычно заботу о них брала на себя Пэнси, у нее отлично получалось их строить. Его же возня с детьми совсем не привлекала. — Я просил её меня поцеловать, — ответил Томас, закатывая глава. Ему было несколько неловко об этом говорить. — И зачем? Томас пожал плечами. — Она многим нравится. А мне нравится Линда. Вот я и подумал, что могу заставить ее ревновать, если она увидит меня с другой. — Разве не ты возмущался, что девчонки нафиг не нужны? — Малфой усмехнулся. — Времена меняются, — беспечно сказал Томас. — И у Линды растёт грудь, она старше на год. Малфою хотелось рассмеяться. Салазар, скажите, что он так не размышлял в свои 12? Он накрыл лицо ладонью. — Слушай, я точно знаю, что самый ненадежный способ выбирать себе девушку — смотреть по наличию груди. — И что ты мне предлагаешь? — поинтересовался Тёрнер. Хрен знает, я сюда не за этим пришел. — Тёрнер, это нарабатывается на инстинктах. В первый раз ты, скорее всего, пролетишь, так что даже совета не проси. Играл в плюй-камни? Дождавшись утвердительного кивка, он продолжил: — В них можно вывезти на удаче, а можно набить руку в кружке имбицилов-любителей поваляться в дерьме, как вообще в здравом уме можно назвать это спортом, блять? Вот и думай. Де Веллер тебе что сказала? — Зовёшь ее по фамилии? — поморщился Томас, но под взглядом Драко стушевался. — Да ничего толкового. Что-то про честность и мужские поступки… Малфой посмотрел на свои школьные туфли. На левом каблуком проехалась де Веллер. — И много у вас на курсе желающих с ней поцеловаться? — спросил он, пребывая в лёгкой задумчивости. — Это я приукрасил, — махнул рукой Томас, и Драко повернул голову. — Просто она не зазнается и добрая. Все, что я ни попрошу, делает, даже если устала. Она один раз вообще уснула, у нее такое пятно от чернил тут осталось, — он провел пальцем по левой щеке. — У меня на курсе девчонки все вредные, одна — настоящая заноза в зад… — Тёрнер, — поднял брови Малфой, и мальчишка резко замолчал, — не при мне. — Понял я, — пробурчал он, отводя глаза в сторону. — Если достает, значит, ты ей нравишься, — сказал Драко, вздохнув. — Подрастёшь, все понятнее станет. Научишься различать симпатию по длине юбки, глубине декольте и тому, как она на тебя смотрит или поправляет волосы. Примет много. — Что такое декольте? — спросил Томас, морщась. В его представлении декольте находилось где-то между ног. — Салазар, это вырез на груди, — с неохотой объяснил Малфой, мысленно задаваясь вопросом, нахрена и перед кем он тут распинается. Пора завязывать. Но Томас был настроен поболтать. Кажется, я понял, почему у тебя проблемы с учёбой, малец. — А у тебя сколько девушек было? — заинтересованно спросил он. Ни одной. Официально ни одной. — О тебе даже Линда говорит, они постоянно эту любовную ерунду между собой обсуждают, типа составляют парочки, какие-то тетрадки ведут, — он нахмурился. — А однажды я услышал в коридоре, как старшекурсницы говорили, что у тебя наверняка длинный чл… Малфой беспомощно прикрыл глаза, сжал пальцами переносицу. Блять, он однозначно не хотел с этим разбираться. Он устало ответил: — Это запретная тема для тебя. Дневник передашь? Сколько попросишь, столько заплачу. Вряд ли ты придумаешь цифру больше, чем у меня есть. Но не наглей. — Да передам, передам, — Томас снова развернулся к столу и, посмотрев в учебник, задумчиво сказал: — Только все равно не понимаю, почему ты сам это не сделаешь. — Скажем так, я ее расстроил, — признался Малфой. Почему-то с этим пацаном было легче говорить, чем с тем же Блейзом. Главное, чтобы он де Веллер ничего не ляпнул. — Сильно расстроил? — спросил Томас, делая записи на пергаменте. Малфой помолчал, смотря перед собой. В его случае «сильно расстроил» где-то на уровне «пиздец, катастрофа». Он оттолкнулся от стола и, скрывая недовольство, хлопнул парнишку по плечу. — Делай свою домашку. Капельки воды стекали по оголенному торсу, когда он прислонился к шкафчикам, в одной руке сжимая дневник, в другой — сигарету. Дымил, рассматривая переливающийся витраж с изображением русалки из Чёрного Озера. — Знакомый запах, — заинтересованно протянула Миртл, выглядывая из своего убежища. — Все на Слизерине курят такие сигареты? Малфой лишь краем глаза на нее посмотрел, скривив губы. Не до тебя, Миртл. Просто отъебись. — Хотела бы я попробовать… Когда к тебе вторгаются по несколько раз за день, начинаешь привыкать… — говорила она до ужаса пискляво и резала слух. Малфой поморщился. — Знаешь, мальчикам больше идет… — Миртл, — грубо оборвал ее Драко, и хвостатая макушка призрака вновь скрылась, — я не против твоей молчаливой компании. Намек понимаешь? — раздраженно бросил он. Вот поэтому она чаще всего не показывалась ему. Втихаря подглядывала, стараясь не лезть с разговорами. Побаивалась. Драко затянулся сигаретой. Он поступил, как трус. Передал дневник через Томаса, испугавшись заговорить лично и снова все испортить. Это совсем не из разряда мужских поступков… Но это хотя бы честно, де Веллер. Это честность, которую я могу тебе дать. Драко шумно выдохнул дым и сжёг дотлевающий окурок палочкой. Раскрыл дневник, сразу находя глазами строчку. Свое послание для де Веллер, состоящее всего из двух слов: — Прости меня. На это даже жалко смотреть. Марта ему ответила, и он рассчитывал, что увидит что-то вроде «Каких усилий тебе стоило написать это, Малфой?» или «Кажется, в тот раз у тебя были яйца, скажи, если ошиблась». Но вместо привычных подколов и издевок было сухое: — Не нужно. Я уже работаю над зельем, — неуверенным, скачущим почерком. Отмела его извинения… Почему? Разве не этого она ждала, не поэтому бегала? Ее ответ, конечно, лучше, чем молчание, но все же… Малфой схватил перо, написав «Нужна моя помощь?». Он оделся, испытывая странную смесь эмоций — облегчение и… Досаду? Блять, он не любил, когда от него отмахивались, а сообщение де Веллер выглядело именно так. Но его не должно это парить. Ничего, кроме Нарциссы, не имело значения сейчас. Малфой захватил свои вещи и вышел во тьму коридоров Хогвартса, желая уже просто очутиться в постели. Пересекая порог слизеринской гостиной, он не рассчитывал увидеть там Марту, да и ответа не ждал от нее в столь поздний час. Время близилось к трем, и она должна была спать. Но нет. Марта сидит на диване по-турецки, в руках — ежедневник, кругом разложены книги. Луна играется с каким-то клочком бумажки на столе, бьёт лапками, шкрябает коготками. Рядом лежат свитки пергамента с нескончаемыми эссе. Сердце пропускает удар. Малфой застывает на месте, с лентой галстука, перекинутой через плечо, мокрыми волосами и небрежно застегнутой на несколько пуговиц рубашкой. — Я думала, ты в комнате, — несколько сконфуженно говорит Марта, закрывая свой ежедневник и откладывая перо. — Я тоже, — негромко откликается Малфой. Думал, что ты в комнате. Марта смотрит перед собой, размышляя, поднимется ли Драко в спальню или же останется здесь. Будет глупо с её стороны сбегать сейчас, когда они уже увиделись. Она слышит его усталый вздох, и исподлобья видит, как он проходит к своему креслу. Садится — нет — разваливается в нем, бросая сумку на пол. Он не в настроении. Она тоже. Марта шарит по дивану рукой в поисках пачки сигарет, пока Драко, подперев пальцами висок, раскрывает ежедневник, просматривая её свежую неаккуратную запись: — В каком-то роде. Твои родители брали у тебя кровь? Марта тянется к столу, и он незаинтересованно спрашивает, даже не поднимая глаз: — С каких пор у нас есть пепельница? В тишине гостиной хорошо слышно, как шипит сигарета, когда она прикуривает. — Это единственное применение навыков по трансфигурации, которое поможет мне в жизни. Он искоса смотрит на ее руки. Дрожат. Поэтому почерк такой изломанный. — Я рад, что ты не забыла, как это делается. — Делается что? — Разговор. Это когда ты открываешь рот, чтобы сказать человеку хотя бы «привет». Подумал, ты разучилась, потому что за последние несколько дней я от тебя ни слова не услышал. Теперь буду спокоен. Он дозированно едкий. Невероятно великодушно с его стороны — порциями, по ложке, ссыпать накопившийся яд, чтобы не обрушить на ее светлую голову все свое раздражение и негодование. Малфой поднимается выше, напарываясь на ее прямой взгляд. Пронзительный, как стрела. Неприязненный. Который она уводит в сторону, вновь потянувшись к столу, чтобы стряхнуть пепел. В отсвете тусклой желтой лампы усталость на ее лице и тени от недосыпа особенно заметны. — Скучаешь по моему голосу? — Марта запрокидывает голову, потягивает сигарету, чтобы медленно выпустить дым. — В нем нет ничего особенного. Соревнование безразличия. — Как скажешь, — она апатично парит в потолок, но ее эмоции ложны. Драко считывает ее состояние по тому, как она свободной рукой обхватывает коленку, впиваясь в ткань. Как насилу тянет носок, поджимая пальцы на ноге. Ты напряжена до отказа, де Веллер. Я отнюдь не слепой. Воротник рубашки влажный от волос, и Малфой оттягивает его у затылка. Старается звучать как можно беспечнее, когда заговаривает вновь: — Отвечая на твой вопрос — нет, не брали. А в чем дело? — Я должна была убедиться. Марта кладет на колени обычную чёрную записную книжку с выбитыми инициалами М. В. на обороте. — Это он? — поднимая бровь, спрашивает Драко. Она кивает. Наполняет лёгкие новой порцией никотина, шумно выдыхая в сторону. — Тебе сказать помягче или как есть? От этого вопроса Драко напрягается. Он сощуривается, раздумывает. Марта отнимает глаза от записей и бегло смотрит на него поверх. — Ни в чем себе не отказывай, — с наброшенной ленью отзывается Малфой. — Руби. Он клонит голову, разминая шею. Все эти дни он и так ходил, как на иголках, ни к чему сейчас подслащать пилюлю. Марта смахивает пепел. — Хорошая новость: все нужные ингредиенты у нас есть, — произносит она с выдохом. — Здесь пять компонентов. Полынь, лирный корень, рог двурога, кровь саламандры и лунная роса. Профессор их предоставит, но… — Я это оплачу, — перебивает Малфой, посматривая в сторону окон. — Давай дальше. — Есть кое-что, что меня смущает. — И это — плохая новость… — острая, с привкусом горечи усмешка режет его губы. — Прочти сам, — Марта берет книгу слева от себя, наклоняется, чтобы передать ему. Он садится ближе, облокачивается на колени. Прочитав заголовок, сводит брови к переносице. — Белокровие? — с сомнением спрашивает Малфой. Это еще что за хрень? Он поднимает глаза, но Марта непроницаемо смотрит на него сверху вниз, дымит сигарету, прикладывая тонкие длинные пальцы к губам. Ее молчание запускает таймер, отсчитывающий мгновения до взрыва. Малфой возвращает взгляд в книгу. …патологические клетки скапливаются в головном и спинном мозге, провоцируя мышечные, головные и суставные боли, слабость, спутанность сознания, рвоту… …длительность жизни зависит от формы заболевания… …при лимфобластном 2-3 года, при миелоидной форме — 6 лет… Он сглатывает, быстро переворачивает книгу — это медицинский справочник. Магловский. — Что это за хрень, де Веллер? — Драко спрашивает тихо, но опасная вибрация голоса выдает закипающую в нем злость. — Читай, Малфой, — бесстрастно требует Марта. И это ошибка. Он подрывается с кресла, быстро оказываясь рядом и вбивая руку в спинку дивана, слева от нее. Марта лишь отклоняется назад. Она не удивлена его реакцией. — У тебя совсем крыша поехала? — шипит Малфой ей в лицо, стараясь не повышать голоса. — Хочешь сказать, моя мать болеет какой-то сраной, — он кривится, — магловской болезнью… Как там, блять? Опухолью крови? Марта гнет зубами сигарету, шумно выдыхает через нос, обдавая его дымом. Драко презрительно выпячивает верхнюю губу, впиваясь в нее взглядом. — Так ты все-таки хотел понежнее? — отнимая от губ сигарету, спрашивает Марта. И Драко выводит то, насколько спокойно она это говорит. Но больше бесит, когда она палочкой левитирует к себе со стола пепельницу, чтобы стряхнуть пепел поверх его руки. Он не позволяет. Ведет ею вбок, толкая запястье. Пепел ссыпается на крылья раскрытого ворота ее ночной рубашки. Она свободная, Марта редко застегивает верхние пуговицы. Поэтому Малфою достаточно опустить взгляд, чтобы увидеть обнаженную кожу у ключицы. Нецензурно выругавшись, Марта бросает окурок в пепельницу, машет рукой, стряхивая пепел, и… Драко растягивает губы в адской ухмылке. В груди — пекло от накаленных нервов, но увиденное — как усмиряющая доза. Наркотик. Что-то дикое и правильно неправильное. Он выпрямляется, смакуя мысль: Не свела. На ней — еще не сошедшая, цвета пыльной розы, его отметка. Подарок на их первую ночь. И защита Марты трещит по швам от того, что он это увидел. — Прочти уже, Малфой! — с плохо скрываемой злостью цедит Марта. Она вырывает справочник и поднимает на уровне его глаз, лишь бы самой не смотреть на него. — Раздел про гемотрансфузию. Малфой стискивает челюсти до шума в ушах. Его бы зубы да на ее глотку. Он забирает из рук Марты книгу, насилу затыкая за пояс упрямство, трубящее «не хочу, не буду», и вчитывается в строчки. Бедрами прислоняется к столу. — В рецепте есть один компонент, который не встречается в колдомедицине, — уже спокойнее говорит Марта. — Отец назвал его «кровь от крови». Что первым делом приходит тебе на ум? Драко отрывается от текста про переливание крови и химиотерапию у маглов. — Ребенок? — напряженно спрашивает он. — Именно. — Но я уже сказал, что у меня не брали кровь. Марта кивает и: — Отец брал ее у меня. Ожесточение в его взгляде прошивает иглой насквозь. — Самое время сказать, что ты неудачно пошутила, де Веллер. Каким хреном кровь… — он вновь кривится, — полукровки может помочь моей матери? Марта проглатывает это, как горькую таблетку. Меняется в лице, но сдержанно: — Этого я пока не… — Отлично, — грубо обрывает ее Драко, делая шаг и наклоняясь, чтобы лицом к лицу: — Так и скажи «Малфой, я ничем не могу помочь», — он демонстративно бросает книгу на диван и выплевывает: — Сделаешь мне огромное одолжение, потому что я не намерен выслушивать эту чушь. Раздражение дрожит на кончике языка. Послать бы все это к черту, бросить «разбирайся сам». Это кипит в ней, бурлит прямо в глотке, но Марта держится, вновь ест куски стекла с ложки, которую он подает. — Закончил?! — голос выдает злая дрожь. — Могу продолжить? Малфой выпрямляется и, не скрывая своего отвращения, смотрит на нее в упор. Она выдыхает. Пытается сбросить душащую тяжесть эмоций, чтобы: — Сядь! — резким приказным тоном, от которого выражение его лица сменяется удивлением и растерянностью. Драко отворачивает голову в сторону, проводит языком по нижней губе. Никто кроме отца не смел так с ним разговаривать. Это… Любопытно. Он задумчиво хмыкает и усаживается на диване рядом, сметая в сторону учебники. Намеренно задевает ее коленом, расположившись в свободной позе. В отместку откусывает личное пространство Марты. Она прикрывает глаза, моля о терпении, но не дергается. Не даст такого удовольствия. — Я взяла у мадам Пинс книги по колдомедицине, но не нашла других интерпретаций или того, где употреблялась бы «кровь от крови», — Марта усердно проталкивает слова, посматривая на Луну, что уже скинула со стола клочок бумажки и теперь гоняла его по полу. Малфой, слушая, по-хозяйски забирает с ее колен записную книжку Маркуса, вертит в руках, листает. — …тогда я обратилась к магловским учебникам. Переливание крови звучит логичнее всего. Моя мама была маглом, да и Парацельс практиковал сочетание медкультур, поэтому отец мог заинтересоваться чем-то подобным. Я думаю, он хотел сказать, что нам нужна кровь не в ее буквальном значении… — Марта начала разгонять мысль. Малфой вслушивался в ее безумную теорию и все меньше что-либо понимал. Марта утверждала, что «кровь от крови» может носить двойной смысл. Это и суть, и форма компонента. Первое подразумевало ее кровь, а второе — метод работы с ней: — …отделенная волшебная эссенция. Как плазма. Это экстраординарно, но даже в Мунго используют магловские методы, например, швы для ран от режущих заклинаний. — Это все равно не отвечает на вопрос, почему нужна именно твоя кровь, — Драко раздраженно захлопывает записную книжку. — И мои родители никогда бы не согласились на это. — Согласились бы, — опровергла Марта, — если бы не знали состав. А они его не знали, — она кивнула на дневник отца в руках Драко. — Удалось прочитать? — Нет, — недовольно ответил он. Малфой всучил ей его обратно. Записи были размыты, замылены, буквы не складывались в слова, как бы упорно он не пытался их рассмотреть. Хотелось потереть глаза. — Это разновидность родовой магии, так сказал профессор, — пояснила Марта. — Он тоже ничего не смог прочесть. Мы пробовали Фините Инкантатем, но это не сработало. Вероятно, увидеть записи могу только я и бабушка. Ему было плевать на это. Волновало другое: — Как можно согласиться на то, о чем ничего не знаешь? — Малфой щелкнул фалангой пальца, смотря в сторону. Марта поглядела на его профиль. Брови нахмурены, на лице застыло болезненное выражение. В голову стреляет воспоминаниями — их встречей на Астрономической башне (тогда он тоже мало себя контролировал), а еще… Малфой ждет ответа, но Марта почему-то тянет. Молчание довлеет над ним, и он заставляет себя повернуть голову. В этот момент пепельница с глухим стуком падает, отскакивает от дивана, поднимая в воздух взвеси пепла, и перекатывается по ковру. Луна испуганно подскакивает на месте, настороженно принюхивается и чихает. Сама Марта быстро опускает глаза в записи, заправляя прядь волос за ухо. — Ты удивишься, на что готовы люди в отчаянии, — отвечает она ему. Малфоя посещает странное чувство дежавю. — Все нормально? — он прищуривается, видя, как ее пальцы крепче сжимают в руках книжку. Она не отвечает. Продолжает, словно не услышав вопроса: — В любом случае, это бизнес, а не благотворительный фонд. И лечение экспериментальное… Драко следит за тем, как Марта с сомнением прикусывает клыком уголок губы. Снова медлит. Глубокий вдох. Его. — Вижу, на этом охуенные новости не заканчиваются… — растягивает он, вновь отводя глаза. Это, блять, какая-то пытка. Сидеть вот так, пытаясь сложить все в единый пазл, вверив судьбу матери девчонке, которую он едва знает, но которая методично сводит его с ума. — Перестань язвить, пожалуйста, — просит Марта и вдруг поворачивается к нему всем корпусом. Драко возвращает ей взгляд. — Так значит, ты запомнила, чему я учил тебя на тренировках, — он со слабой улыбкой хмыкает, хотя у самого сосет под ложечкой от дурного предчувствия. Ты поэтому так на меня смотришь? Думаешь утешить своими пиздецки красивыми глазами? — Я все запоминаю, Малфой, — при этих словах он криво усмехается. А теперь напоминаешь мне, какой я мудак… Хорошо. Это заслужено, де Веллер. На все ебаные сто процентов. — Ты поняла, чем больна моя мать? — негромко спрашивает Драко, боясь услышать ее ответ. — Я не колдомедик, — вздыхает Марта. — Но я помню, что всегда приносила зелья с запасом. У Нарциссы не было определенного графика приема. Так что это не просто противоядие или лекарство… Малфой неотрывно смотрит на нее. Так почему-то и правда легче выносить всю эту ментальную нагрузку. Так он как будто не один. — Она принимала его годами, — Марта выделяет это уточнение, делая подводку к тому, что — Малфой уверен — вынесет его мозг ко всем ебаным чертям. Так и происходит. — Профессор Снейп считает, что на Нарциссе мощное проклятие, и если это так, то… — Оно не излечивает, а только дает время? Драко напряженно вглядывается в девушку, и в ее глазах видит немое подтверждение собственных слов. — Блять… — он зарывается пальцами в волосы, опускает локти на колени. — Оно дает достаточно времени для полноценной жизни… — осторожно говорит Марта. — Я брала очки для быстрого чтения, чтобы сократить время поисков, и находила материал про диабет у маглов… — Прекрати… — тихо просит Драко, прикрывая глаза. За последние десять минут он услышал слово «маглы» больше, чем за весь год. — …при острых формах люди проводят на уколах инсулина всю жизнь, и это… — Блять, я сказал, замолкни! — рявкает Малфой. Он подрывается с места и нервно вышагивает по комнате. — Успокойся, Малфой! — Марта вскакивает с дивана следом. — Все не так плохо! — Не так плохо? — он замирает и медленно оборачивается. — Не так плохо?! — повторяет, опасно приближаясь. Заставляет Марту вжаться в стол. — Отойди от меня… — обеспокоенно просит она, но Драко не слушает. Склоняется над ней, отчего ей приходится прогнуться в пояснице и схватиться за край стола. Его руки ложатся по обе стороны от нее. — Речь о моей матери, де Веллер, — цедит Малфой. — Как думаешь, приятно мне узнать сейчас, что без этих ебаных зелий она беспомощна?! Что по каким-то гребаным причинам она все эти годы не принимала их и решила ничего не объяснять мне, своему родному сыну?! У меня даже нет возможности быть рядом, когда я ей нужен! — ПоверьмнеяпонимаюМалфой! — сбивчиво тараторит Марта. — Понимаешь… — Малфой мотает головой, со свистом выпускает воздух из плотно сжатых челюстей. — А понимаешь, сколько лет жизни она потеряла просто потому, что я нихрена об этом не знал?! — Пожалуйстауспокойся! — …может быть, ты знаешь, как их вернуть?! Или скажешь мне, почему все кругом решили, что я недостаточно взрослый, чтобы принимать участие в жизни своей семьи?! Ведь именно поэтому мы страдаем какой-то херней, бьем наугад в надежде, что это поможет, не имея совсем никакой информации! Малфой не сдерживает себя, свирепо выпаливая Марте в лицо все, что терзает его. Она ошеломленно смотрит, давясь, захлебываясь в эмоциях, на которые он не скупится. Как вдруг: Презрительный смешок. — Палочка? Против меня? — Драко озлобленно сощуривается, чувствуя, как в бедро упирается ее древко. — Ты думаешь, я способен… — Это заглушка… — судорожно выдыхает Марта. — Только заглушка… Своими криками он бы перебудил весь факультет. Драко замирает. Бегает глазами по ее потрясенному лицу и со вздохом опускает голову. — Боже, Малфой… — пораженный шепот Марты где-то на уровне макушки. Она вдыхает аромат его шампуня. Это что-то свежее, мятное. В комнате ненадолго воцаряется тишина. А после: — Делай, что нужно. Что угодно… — его обессиленный, опустошенный голос. — Я справлюсь… — тихо заверяет Марта. Она просто не рассматривает других вариантов. — Расспроси маму обо всем, как будешь дома, ладно? В поясницу врезается столешница, ноги сводит в мелкой судороге от неудобного положения, но она терпит, не двигается. Малфой неожиданно послушно кивает. Устало выпрямляется, ведет головой, чтобы коснуться ее лба своим. И ей это знакомо. Это интимно. Необдуманно ласково и беззащитно. Он уже делал так раньше, а после… Они совершали ошибки? Было ли это ошибкой для него? — Я напугал тебя? — хрипло спрашивает Драко. — Нет, — на выдохе, в опасной близости от него, — я все понимаю. Драко смотрит на ее губы с маленьким заживающим порезом. Томительно молчит. Его горячее дыхание опаляет румянцем щеки. Жарко. — Тебе надо поспать, Малфой… — совсем тихо произносит Марта. Драко не сдерживает беззлобной усмешки. Заботишься обо мне? Даже сейчас? — Тебе бы самой поспать… Его непрошенная улыбка ломается, когда он осознанно оглядывает ее синяки под глазами. Думает о том, что изможденный вид Марты — всецело его вина. — Черт… — тянет Малфой, прикрывая глаза. Пальцы сами сминают ткань ее ночной рубашки у талии. — Я наговорил тебе столько всего, и ничего из того, что должен был… — Я могу упростить тебе задачу… — Марта пытается выпрямиться, чтобы освободиться от его рук. — Меня волнует только один вопрос. Драко покорно отступает назад и прячет руки в карманы брюк. Не может свыкнуться с мыслью, что теперь он ей неприятен. С Пэнси всегда было по-другому. Он старается не подавать виду и просто сдается: — Спрашивай. А Марта не медлит, чтобы не передумать: — Ты жалеешь, что переспал со мной? Она старается не отводить глаз, чтобы не показать, как ей больно от этого безнадежного вопроса. Она уже столько раз задавалась им, надеясь, что не придется озвучивать. Что он сделает хоть что-то. За нее. Ради нее. Спрашивать это страшно. Ведь то, что еще не произнесено вслух, не может стать правдой. А она догадывается, каким будет его ответ. — Честно? — глухо спрашивает Драко. От ее вопроса тянет в груди. — Честность — лучшее оружие, Малфой, — почти шепчет она. Марта мысленно кладет голову на плаху, вручая ему топор. Твоя очередь рубить. Драко всматривается в нее. Растягивает время, как резину. Марта терпеливо ждет, не сводя с него глаз, а он понять не может, стоит ли быть честным сейчас. Стоит ли? Наверное, да. В первую очередь — быть честным с самим собой. В первую очередь — признаться себе, почему он это делает. Почему говорит: — Да. Твердо. Емко. Режуще. Смотря прямо в глаза. Марта делает вдох. Пропускает его ответ через себя, как Круцио в упор. Жгучими микротоками по телу, не сопротивляясь, с готовностью принимая. Ведь это то, чему ее обучали. Держать удар, когда боль пожирает изнутри. — Спасибо за честность. Малфоя пробирает мертвенным холодом от ее реакции. Его бы меньше напугала истерика, чем то, что он видит перед собой. Марта гордо задирает подбородок. Глаза щиплет, но они сухие. Слез нет. — Но никогда больше… — она выразительно поднимает брови. — Не смей прикасаться ко мне. Это плохо кончится для тебя. Марта отворачивается, собирает раскиданные по дивану учебники. Теперь ей будет легче отступить. Оборвать последнюю ниточку, связывающую их, и сказать себе «хватит». Поставить точку, чтобы двигаться дальше. А Драко разносит с этого грозного тона. Никто не смеет ставить ему блядские ультиматумы. Никто. Но: — Не беспокойся, — он сжимает кулаки в карманах брюк, — это не будет проблемой. Так даже лучше. Так даже проще — когда она злит его. Это помогает прийти в себя, с какой-то мазохистской страстью вдохнуть полной грудью. Вусмерть упиться этими пламенно-ледяными эмоциями, штормящими его всякий раз, когда она оказывается рядом. Марта направляется в сторону лестницы и напоследок бросает: — Я напишу, как все будет готово. Драко не считает должным отвечать. Сверлит взглядом ее затылок. Как же ты меня бесишь… — А что же ты? — стреляет словами ей в спину. Малфой не знает, на что рассчитывает, спрашивая ее об этом. Ведь Марта не скажет ничего, что могло бы его удовлетворить. Он своими руками выкорчевал ее чувства, как ненужный сорняк. Мусор. И еще смел спрашивать? Внутри блядски печет от стыда. Он эгоист. Он чертов эгоист. Ни одного «спасибо» в ее адрес. За все это время. Марта останавливается на лестнице, спиной к нему. Драко слышит ее короткий смешок. — Да уж, Малфой… — холодно тянет она, хотя у самой внутри — крошево из костей, с зыбучими песками перелопаченных чувств под ребрами. — Ты думал, после первого раза у нас мог быть второй? Открою секрет — переспать со слизеринским принцем не предел моих мечтаний. Ее слова колючие. Она злится. У них одна защитная реакция на двоих. Когда стихают ее шаги и закрывается дверь в спальню девочек, Малфой подходит к столу. Под него закатилась пепельница. Он поднимает ее, чтобы бросить самому. Хлестко, с замахом, в стену. Хрусталь со звоном разлетается на осколки. Так похоже разбивается что-то внутри него самого. Такова плата за честность. Глотай и не подавись, Малфой.