***
Енджун стоит и руководит наложниками, что медленно готовились ко сну: переодевались, готовили кровати, тушили свечи, приносили кувшины с водой и ставили стаканы рядом, чтобы если вдруг посреди ночи проснется жажда воды — не будить остальных. Ен стоит, следит за каждым омегой, чтобы никто не сидел просто так, пока все носятся и что-то делают. Должны работать все, если работают хотя бы две омеги. Взаимопомощь и уважение — прежде всего. Когда всем своим корпусом Чхве хотел повернутся и посмотреть, что делают омеги слева, он увидел куда-то быстро несущегося Тэхена. Он бы не придал этому никакого значения, если бы тот выглядел здоровым, а не как сейчас: каким-то бледным, с дрожащими руками и бегающим взглядом. — Ким Тэхен, — строго проговорил Ен, привлекая внимания омеги к себе, точнее, пытаясь, но его, кажется, не услышали вообще. Тот скрылся из виду, завернув за какой-то угол. — Тэхен, ты был таким рассудительным и внимательным мальчиком, что с тобой происходит в последнее время? — поймав Кима где-то в коридоре и утащив его за локоть подальше от лишних глаз и ушей, удивленно и немного злобно спросил альфа. Енджун ожидал ответа, смотря в упор на омегу и не сводя обозленного взгляда со своего подчиненного. Было понятно, почему тот злиться. Тэ действительно в последнее время не справляется со всеми своими обязанностями, с которыми раньше он расправлялся в два счета. Сейчас же он не просто странный, а…будто психически больной. — Енджун, отпусти, иначе люди не о том подумают, — строго выдал Тэхен и оттолкнул от себя альфу, который зажал его у стены, тем самым не давая прохода. — Да все, что можно было, о тебе уже подумали, Ким. Хватит пялится так на господина Чона, а иначе все подумают, что вы спите. — крикнул неприлично громко Чхве, не опасаясь, что где-то их могли подслушивать. Ен ударил кулаком об каменную стену, оставляя на сероватой поверхности кровавый след. Тэхен, от произнесенного имени во время небольшой речи собеседника, вздрогнул, но сразу же сделал невозмутимое лицо. — С чего ты вообще взял, что я на него как-то по-другому смотрю? Я его боюсь, черт подери, — дрожащим голосом шепчет Ким, — Каждый раз, когда я выхожу с его покоев, мне кажется, что он идет за мной, чтобы избить или еще чего хуже. Я не могу спать с тех самых пор, когда ты первый раз отправил меня к нему. А если и засыпаю, то после боюсь открыть глаза. Боюсь увидеть как он стоит около меня и усмехается своей отвратной усмешкой. Частично, Тэхен сказал правду. Частично. Процентов на тридцать. Тэ действительно боится, когда уходит с покоев Гука, но не потому, что тот может пойти за ним, а потому, что кто-то другой мог видеть; Тэхен не может спать с тех пор, как первый раз увидел своего господина, но не потому, что тот может приснится ему в кошмарах, а потому что Ким постоянно думал о нем и представлял его руки на своем теле; омега боится открыть глаза и увидеть не противную усмешку альфы, а осознать то, что Ким лежал у него на груди, осознать то, что совершил самую глупую ошибку в своей жалкой жизни. Ким убрал руки Енджуна с двух сторон преграждающие ему путь и быстрым шагом поспешил уйти к себе в комнату, где он сел на пол, сползя по двери и прикрыл руками свое лицо, начиная горько пускать слезы. Душа в себе всхлипы и стараясь унять частное дыхание, вдох которого эхом разносился по маленьким покоям Тэхена, он опустил одну руку к своему сердцу, нереально сильно сжав ткань, прикрывавший его тело. Ему больно. Как он мог так облажаться? Он сам не понимаем этого. Да и не поймет, наверное, никогда. Вроде, в этом нет ничего такого, из-за чего можно было бы убиваться, но это все равно очень трудно стерпеть. Больно невообразимо. Спустя часа два, омега все же нашел в себе силы встать с холодного пола и перебраться на кровать, где его ждало теплое одеяло и мягкая подушка. Он не заправлял постели. Никогда, по сути, этого не делал и это очень хорошо. Ему бы просто на просто не было бы ни сил, ни желания сейчас расстилать свою кровать.***
— Я хочу просто помочь им, — возмутился младший старейшина и злобно посмотрел на Созерцателя, который был явно против. Это не их дело. Им не стоит в это влезать. Иначе это может очень плохо кончится. — Слушай. Это не наша жизнь и не наша работа. Мы не имеем право лезть в жизнь Тэхена и Чонгука, понятно? Наша работа — следить за Юнги и Чимином. Не твори глупостей и делай свою работу, — раздраженно выдал старший и стиснул свои зубы. Им итак уже слишком много работы навалилось. В мире Юнги поменялся ход истории и из-за этого произошел сбой, который нужно в срочном порядке как-то исправить, а если еще и Пересмешник сейчас влезет не в свое дело, проблем будет еще больше. Оба альфы это понимают, но младшему не просто трудно, даже невыносимо видеть, как страдает два сердца. Пересмешник видит, что они страдают и если бы они были друг у друга, то могли бы быть хоть чуть-чуть сделать друг друга счастливыми. Младший старейшина в выборе пар никогда не ошибался, а потому, он мог бы попробовать. — Если все сейчас идет по плану, то я телепортирую тебя в мир Юнги. Пойду проверю, что там у Чимина происходит, а ты стой здесь и не смей что-либо делать без моего ведома, — Созерцатель пригрозил своему товарищу указательным пальцем и, медленно развернувшись, пошел по направлению к покоям правителя. Пересмешник скривился, передразнил в голове старшего и, протянув две руки вперед, где тут же образовалась черная дымка, а потом и появился тот самый легендарный дневник, сделал там пару записей на совершенно неизвестном языке для многих и, сделав те же движения, чтобы дневник исчез, встал в прежнее положение. Старейшина закрыл глаза и увидел в темноте, как плачет Тэхен и как страдает Чонгук. Только второй старался не подавать виду. Для людей этого действительно не видно, но старейшина видит все. Открыв глаза и обернувшись, чтобы убедиться, что Созерцателя еще нет, альфа выдохнул, вновь прикрыл глаза, но по-другому и взмахнул своими руками, словно могучая птица и тут же оказался в комнате Чонгука, который уже мирно спал и видел сны на своем столе. Созерцатель сочувствующе выдохнул, подошел к спящему мужчине и погладил того нежно по голове. По месту, где волшебник проводил свою ладонь, пропуская прядки волос сквозь пальцы, появлялся небольшой солнечный свет. Если сейчас начать объяснять то, что делает Пересмешник, то это займет не такое уж и большое, но точно не малое количество времени. Но ты, мой дорогой читатель, никуда не торопишься, верно, раз решил отложить свои дела и прочитать главу? Старейшина ни в коем случае не меняет мнения, не меняет чувств, не меняет качеств и так далее. Его сила заключается в том, что он может помочь людям набраться смелости сделать какой-либо поступок, а котором тот грезит. Его сила заключается в том, что он может помочь людям разобраться в своих чувствах, если тот запутался. Как раз-таки этим сейчас и занимается старейшина, проводя светящейся ладонью по нудным точкам на макушке Чона. Он дает понять, что с Чжухоном, кроме их ребенка и брака, у них больше нет ничего общего. Дает понять, что рядом с ним мечется человек, который сгорает от любви к нему и не знает, куда себя деть. Убеждает, что не нужно злиться на Тэхена из-за этого, ведь чувства — штука неконтролируемая. И не мы решаем в кого влюбляться, а кого ненавидеть. Пытается дать понять, что можно что-то попробовать в тайне построить с Кимом, чтобы хотя бы чуть-чуть почувствовать себя счастливым. Пересмешник уверяет Гука, что тот не пожалеет. Но все же… Какой этот старейшина неопытный в плане отношений людей, раз у самого никогда не было горячо любимого человека. Изменив своему мужу и в тайне встречаясь с кем-то, ничего не изменишь по крайней мере в лучшую сторону. Это будет перерастать во вредную привычку, от которой уже не избавишься, если вовремя не остановишься. Созерцатель просто был прав, уверяя Пересмешника, что тому не стоит лезть не в свое дело, но кто его сейчас остановит? Во всяком случае, сейчас уже ничего не изменить. Дело сделано и старейшина убрал свои ладони с головы Чонгука, наблюдая за его легкой улыбкой во сне. — Что ты натворил? — разочарованный голос старшего не заставил себя ждать. Пересмешник обернулся и увидел Созерцателя, выражение лица которого точно не заставляло думать о лучшем исходе. Старший резко вплотную подошел к своему товарищу, взял его за щеки своими ладонями и посмотрел в глаза. Зрачки Созерцателя расширились, почти полностью перекрывая светло-серую радужку. Пересмешник погрузился в мир старшего старейшины, разглядывая в его зрачках ответ на вопрос «что страшного может произойти, если он поможет двоим людям разобраться в себе?». А ответ он увидел. Скрываться не получится вечно. Рано или поздно все дойдет до всех. Вплоть до короля королевства Когуре. Тогда Чонгука… — Казнят? — вздрогнул младший и через пару секунд в испуге отбросил руки Созерцателя от своего лица.