Его волосы сливовые, глаза его лиловые

— Здравствуй, — до боли знакомый голос перебивает тихий скрип входной двери. — Саихара-чан. — Оума-кун? Что-что, а увидеть на пороге своей квартиры Кокичи — то, чего ожидать Сюичи никак не мог. Шок, недоумение, растерянность — на его лице всё написано и без вопросов, которые, как видит незваный гость, разом застряли у Саихары в горле. Он этим пользуется, проходя в квартиру без какого-либо намёка на разрешение. — Откуда у тебя мой адрес? — Угадай, — не смотрит на него, говорит так буднично. Бросает обувь в прихожей, разглядывает совмещённую с кухней гостиную. — У тебя одна попытка. Наконец поворачивается, глядит с хитрецой. Так довольно, заигрывающе, почти издевательски ухмыляться может единственный человек, которого Саихара когда-либо знал. Два слова — студенческие годы. Всё, что происходило тогда связано с Кокичи настолько тесно и неразрывно, даже перед остальными друзьями неловко. Оума рассматривает конфетти на полу, которым именинника сегодня разбудили, не брезгует пнуть лишний раз обёртку от какой-то коробки. Сюичи готов поклясться, что разглядел актёрскую игру на лице бывшего одногруппника: Кокичи изучает праздничный беспорядок в квартире так, словно не понимает, что тут произошло. — Угостишь чаем? Гнетущая тишина, в которой слышатся постукивания посуды и чьих-то ногтей о поверхность стола, шипение огня, пока кипятится вода в чайнике. Сюичи уже вторую минуту разглядывает пульт от телевизора, размышляя, включить ли что-нибудь на фон, разбавить это напряжение, сказать ли хотя бы слово. — С кем отмечал? — резко звучит вопрос, отвлекая. Саихара бы рад сделать вид, что не услышал, но Кокичи не поверит в это. — С коллегами, — мягкий звук кипятка, наливающегося поочерёдно в две кружки, заполняет паузы между словами. — С друзьями. — У тебя дома? — Нет. Кокичи лениво пьёт чай, разглядывая то мебель, то обои, то лицо Сюичи. Сюичи смотрит на блики от ламп в своей кружке и больше никуда. — Ну, — Оума ставит уже пустую и всё ещё тёплую чашку на столешницу. — Как у тебя дела? Саихара ловит зрительный контакт и, боже, он уже почти забыл, как Кокичи смотрел на него раньше. И смотрит так до сих пор. Это одна из многих причин, почему Сюичи никогда не мог сосредоточиться на разговоре, на уроке, на чём угодно. — Не хочешь ли выпить? — выдаёт. Пригубить чего-нибудь покрепче, чтобы Кокичи не успел раньше времени заметить дрожащие руки или неловкое поведение — необъяснимое желание Сюичи в данный момент. — Вино, виски? Оума только и ждал этого предложения, Сюичи понимает это по глазам и уже жалеет, что спросил. — Виски. Терпкий аромат не замечается, Сюичи разливает алкоголь из только что открытой бутылки в два стакана, бросает туда заготовленный со вчера лёд. Он делает пару небольших глотков, сосредотачивается на ощущениях, как горький вкус остаётся каплями на губах, растекается во рту, пропитывает горло насквозь. Уже через пару минут в груди становится теплее. — Ты не ответил на мой вопрос. — Оума намеренно громко позвякивает кубиками льда друг об друга. Саихара почти уже без стеснения — спасибо спиртному — поднимает взгляд на Кокичи. Тот смотрит исподлобья. По телу идут мурашки, и это, пожалуй, слишком заметно в домашней футболке без рукавов. Сюичи чувствует себя уязвимым и не понимает, от чего: от поведения Оумы или от его пониженного голоса. — Зачем ты пришёл? Снисходительный смешок вместо внятного ответа. — У тебя день рождения. — Ты меня не поздравлял. — Правда? Ты, должно быть, не услышал. Молчание нарушать ни один больше не собирается. Сюичи сидит, как на иголках, и косится на то, как Оума подливает себе и ему виски, а в голове тем временем одна лишь мысль — Кокичи по сей день вызывает у него эту глупую реакцию даже спустя около четырёх лет, как они молча разошлись по своим дорогам и больше не пересекались. Казалось бы, все чувства уже давно позади, так нет же, что-то внутри всё ещё переворачивается. И Кокичи будто бы наслаждается этим, причём с упоением. Саихара видит, как чужое лицо уже подрумянилось, чувствует жар и на своих щеках — за этот час (или сколько времени прошло?) он выпил алкоголя больше, чем за весь насыщенный событиями день до этого. И это сбивает с толку, заставляет задуматься даже замыленный разум: не уходит ли всё куда-то не туда? Доля здравого смысла пока выигрывает, подсказывая толковые вопросы. Их стаканы всё никак не опустеют. — Ты, — взгляд Кокичи бегает по его лицу, точно анализирует, рассматривает скорее его кости и мышцы. — Немного подрос. Саихара смотрит, как Оума в конце концов опрокидывает в себя остатки напитка. — Ты тоже. Теперь внимание Кокичи сосредоточено только на нём. Сюичи бы на автомате потянулся открывать новую бутылку, но это определённо не лучший вариант действий сейчас. Он следует его примеру, допивая оставшийся на дне алкоголь за раз. — Всё также увлекаешься романами? — едва ли не с укором интересуется Кокичи. — До сих пор мечтаешь быть детективом? Интуиция бьёт тревогу в висках. Сюичи не хочет отвечать, не хочет давать даже такую мелочную информацию о себе, не хочет связываться с ним. Пугает то, что это осознание запоздало, ибо Оума уже в его квартире, говорит с ним, сидит на расстоянии полуметра. — Ты почти не изменился, Саихара-чан. Оума поднимается из-за стола, за которым они сидели друг напротив друга, в один шаг оказывается прямо над Сюичи и заставляет того посмотреть на него. Сюичи медленно моргает, заметно, что соображает с трудом, и это искренне веселит. — Ты так и не научился пить, глупыш. — Кокичи с оскалом насмехается. Холодные пальцы почти отрезвляют, прикасаясь к разгорячённому лицу, помогают Саихаре напрячься и опомниться, что человек перед ним — не желанный гость и его нужно срочно выгнать, а не поддаваться какой-то ностальгии, былой любви. — У-уже довольно поздно… — Сюичи встаёт тоже, намереваясь проводить парня на выход. Он не успевает договорить самую очевидную и банальную причину, дабы выдворить Кокичи, как тот целует его. Саихара клянётся, что ощущает эту свою неопытность, как в их первый раз, ему уже непонятно, горит ли его нутро от треклятых чувств или от холодного виски. Оума отстраняется, вглядывается в тускленькие очи напротив. — Почему, — язык заплетается, Сюичи едва успевает сглотнуть слюну. — Ты… — Ты по-прежнему любишь устраивать допросы, да, мистер детектив? Сюичи мычит несказанные слова во второй поцелуй, тщетно пытаясь не утонуть в запутавшихся мыслях и чужих руках. Он осязает хватку юрких пальцев на шее, на груди, и понимает, что они намерены опускаться и дальше. Оума делает всё, что ему заблагорассудится. — Кокичи, — выдыхает шумно Саихара, отстраняя парня от себя, крепко сжимая руки на его плечах. — Пожалуйста… Поднимает голову, пересекается с этими его светлыми, обманчиво милыми глазами, поалевшими губами и растрёпанными сильнее привычного волосами. — Иди домой. Кокичи щурится и сжимает свои ладони на ладонях Сюичи, начинает только усерднее теснить его к ближайшей стене. — Ты так раскраснелся, — он говорит в самые губы, заставляя дыхание остановиться. Глядит из-под прикрытых век прямо в душу. — Тяжело дышишь. Что же случилось? Саихара поднимает голову к потолку в надежде отвертеться от голоса Кокичи, сводит вместе ноги, стараясь игнорировать предательский жар в паху. — Это из-за алкоголя. — неубедительно шепчет. Не скрывая своих намерений, Кокичи кусается. Кусает губы, язык, ключицы. Сюичи не может сфокусировать взгляд, не может сдержать звучные выдохи. Оума так близко, с силой наваливается на него, придавливая к стене, дышит в кожу и делает, что хочет. — Я тебя слишком хорошо знаю. Саихара задыхается, когда за очередным укусом следует особенно глубокий поцелуй. Едкий, как выпитый ими виски, обжигающий. Затем Кокичи продолжает кусаться, у Сюичи всё никак не появятся силы отстраниться. — Саихара-чан так же красив, когда пьян, — тянет слова Оума, шарясь руками под чужой футболкой и резинкой пижамных штанов. — Так же беззащитен. Сюичи теряется в собственном стоне от смазанных прикосновений чужих пальцев к его члену сквозь тонкую ткань боксеров. Кокичи вдруг с силой давит на плечи Саихары, тот тут же оказывается на полу, не в силах больше стоять на ватных ногах. Его бёдра Оума придавливает собственным телом, нависает, доминирует. Сюичи беспомощно наблюдает, как приспускают его трусы, трепетно поглаживают худой торс, и не может выдавить из себя одно конкретное слово. «Уходи.» Кокичи ловит его сбивчивый лепет очередным поцелуем, пока рваными движениями начинает дрочить Саихаре. Не проходит и пары минут, как ладонь намокла от предэякулята. Оума не отводит любовного взгляда от такого Сюичи, зрелище кажется ему столь прекрасным. У него самого давно стоит, что в узких джинсах сложно не заметить, но вряд ли Саихаре до этого сейчас. Все эрогенные зоны когда-то были заучены и по сей день не забыты, Кокичи чётко по ним попадает. Он поглаживает чужие бёдра, на что Сюичи только хнычет. Сюичи всегда тихонько плакал в конце секса. Кокичи ждал эти слёзки, эти милейшие звуки. Воспринимает ли он их таким образом под градусом или с его головой не всё в порядке, учитывая контекст ситуации, — это дело десятое. Сюичи с дрожью кончает, утыкаясь ему в плечо, вжимаясь в него. Голос его порядком охрипший в конце концов срывается. Кокичи ещё какое-то время ласкает тельце Саихары, наблюдая, как тот обмякает и совсем уж теряется в пространстве. Оума поднимается, глядит на эту жалостливую картину. Собственный пульс бьёт по ушам, но он с этим ничего не делает. Сквозь звенящую пелену Сюичи слышит шаги, короткий шум воды с кухни, а дальше и дверной хлопок. Его подорванное дыхание — самый громкий звук в квартире. Сил подняться нет.