Клинок ифрита

Если бы Харлок только знал, куда приведёт его сказка. Может, будь рядом Миимэ, она нашла, что сказать об этом. Может, не задержись он в толпе, внимавшей рассказчику, всё пошло бы иначе. Но слишком жаркое солнце, абсолютно непохожий на привычные современные мегаполисы, будто из другого мира и времени город, с его шумным базаром и размеренной жизнью, где не мчались с автоматами наперевес солдаты, спеша поймать неуловимого пирата, неторопливая речь рассказчика – наверно это притупило бдительность. Или сбила с толку здешняя непохожесть на привычную цивилизацию и на корабельный бардак. Наверно поэтому Харлок позволил по самые глаза закутанной в тёмную ткань фигуре взять себя за руку и отвести в сторону под навес. Принял из рук чашку воды… – Ты слишком долго на солнце. Вот, выпей, поможет. Приятный голос с акцентом, тонкие женские руки в блестящих браслетах. Оказывается, ему и в самом деле очень хотелось пить, а вода прохладная, кажущаяся сладковатой. Он пил и думал, что напиться этой водой не удастся никогда. Только голова с каждым глотком кружилась всё сильней. Слишком поздно Харлок понял, что попал в простую ловушку. *** Очнуться в тюрьме, увидев перед собой всё того же давнего противника командующего Кируту, его самодовольную ухмылку было бы вполне закономерно. Но на тюрьму это место походило меньше всего. Разве что на каторгу, как её описывали в древних хрониках. Вот только кто в своём уме решился бы отправить самого опасного преступника на каторгу? Попади он в руки властей – приговор известен давно. Смерть. Как оказалось, есть и третий вариант – рабство. А с этим Харлок смириться не мог. *** Его привели в палатку к тому, кто всем здесь заправлял, после первого побега. Хозяин этих «апартаментов» восседал в складном кресле. Сухопарый, темнобородый и темноглазый, с хищным носом. Он походил на голодную хищную птицу, высматривающую добычу. – Ты волк, как и мы. Они – овцы, стадо, – темнобородый крутил в пальцах нож, ожидая реакции своего гостя. Не дождался. Как, впрочем, не собирался ждать или слушать, что может сказать его невольный «гость». – Я Али, как мой предок. Али «Лев пустыни», хоть некоторые глупцы зовут меня шакалом. И я не буду долго кружить. Мои люди везде и видят всех чужаков. За тобой долго следили, так что не пытайся соврать. Я знаю, что ты ищешь что-то. Я тоже ищу и хочу знать, что нужно тебе здесь. Молчишь? Я предложу тебе выбор один раз. Или будь одним из нас и признай мою власть, или сдохни вместе с тем стадом. – Предпочитаю свободу, – «гость» не выглядел ни подавленным, ни испуганным, ни смирившимся. И жаждой стать одним из людей Али не горел. Достаточно было увидеть его усмешку, чтоб понять это. – Свободу? – Али расхохотался. – уведите эту собаку. Он сам выбрал. *** Было так, что немалую власть получил Али, было у него всё, что только мог он пожелать. Только одного не могла дать ему джинния – наследника. Сам же Али, упиваясь властью и богатством, не брезговал ни женщинами, ни мужчинами. И взял много наложниц и наложников. Но однажды взгляд его упал на дочь одного из сподвижников старого атамана. Взял он её в свой шатёр, не дожидаясь возвращения отца и без согласия, не заключая брачный договор, а насладившись – вернул домой. И когда узнал о том отец её – в гневе поклялся отомстить. Собрал он верных людей из тех, что помнили прежние времена и тех, кто затаил вражду к нечестивцу Али. Ночью ворвались они в шатёр, но не нашли там атамана, а лишь джиннию. И убили её. Когда же джинния обратилась огнём – убедились, что была она из рода ифритов. Сокрыли они дело это, и когда вернулся Али с добычей, невольниками и невольницами – сказали ему, что не видели, где джинния. Но не было печали на лице Али, ибо надоели ему советы женщины. И никто теперь не мог мешать ему поступать как того хочется. А был среди невольников один юноша. И понял старый разбойник, что захочет Али с этим юношей совершить дурное и вспомнил, как умер старый атаман. Тогда пошёл он тайно к этому юноше и говорил с ним, обещая свободу и богатства и даже породниться и назвать сыном. А когда ушёл – посветлел лицом. Так и случилось, что Али возжелал утолить похоть с тем невольником и взял его к себе в шатёр. Но когда поели и попили они и возлегли на ложе, выхватил юноша кинжал и хотел ударить разбойника. Но тот отобрал нож и, отбросив, лишь посмеялся и сделал что хотел, вдоволь насладившись юностью и красотой пленника, пока не обессилел тот. А когда уснул Али, юноша, притворявшийся обессиленным, взял меч и вонзил в сердце атамана. Но не совладал с клинком ифрита, и, вывернувшись, нанёс тот ему смертельную рану. Наутро, войдя в шатёр, узрели разбойники, что совершилось, и ни один из них не посмел тронуть проклятый клинок. Завернули обоих и меч в ковры и, погрузив на верблюдов, увезли в пустыню. Там, в пещере, где ранее хранили награбленное, положили их и, выйдя, завалили вход, поклявшись никому никогда не рассказывать, ни где упал огонь с неба, ни где похоронили они атамана, несчастного юношу и клинок, принесённый джиннией.