Чувствовать

Юнги задумчиво смотрит под ноги, пока идет в неизвестном направлении. Его почему-то завораживает то, как отмеряется расстояние шагами. В голове пустота. Возможно, именно этого он и добивался, когда начинал следить за собственными ногами. Надоело думать, винить себя, копаться в чувствах и не находить в них ничего кроме тоски. Он гуляет по городу, избегая возвращения домой, где тишина давит, Юнги ждет, когда вернутся родители, хотя не особо верит, что это поможет и ему сразу станет легче, но надежда на спасение в семейном кругу все еще слабо теплится в сердце. Ему хочется повернуть время вспять и поговорить с Чимином нормально. Тишина на том конце провода давит даже тогда, когда звонок уже сброшен. Пак больше не звонил. Юнги не видит смысла набирать его номер. Молчание захватывает в плен, и страх медленно подкрадывается к сердцу. Что если это конец? Мин кусает губы и давит тревожный выдох. Сегодня у него был поистине странный день. Все уроки Джин не появлялся перед глазами. Чонгук задумчиво смотрел на него, но ничего не говорил. Родители сказали, что могут задержаться на день или два. Все сошлось таким образом, что у Юнги появилось желание закутаться в одеяло и спрятаться в нем от мира. Останавливает только то, что домой не хочется. Там, как всегда, холодно. А теперь еще и тихо. Все давит, и найти успокоение не получается. Привычный способ изгнания мыслей и тревоги — ходьба в этот раз помогает слабо, только ноги болят, потому что шаг слишком быстрый. Такой словно он убегает от кого-то куда-то. Куда он вообще бежит? Зачем? Юнги останавливается. Выдыхает холодный воздух. Оглядывается. Вокруг много людей, все спешат домой. Вечер плавно опустился на город и подталкивает всех вернуться в круг близких. Это забавно — застыть среди толпы и остаться незамеченным ею. Каждый проходящий мимо человек смотрит либо под ноги либо перед собой, но мутным, ничего невидящим взглядом. Все погрязли глубоко в усталость и не видят потерянного омегу среди мельтешения. Юнги резко ощутил себя лишним, чужим, словно лишняя деталь, он валяется на дне коробки, забытый всеми. И забыт, похоже, даже собой, потому что никогда не позволял себе так глупо падать в драматизм, а сейчас тонет в нем, захлебывается тоской и тревогой. Мин долго не думает перед тем, как идти в парк. Куда еще ему податься, когда все выдавливает и выгоняет? Только туда, где покой всегда забирал его в свои руки. В этот раз все работает не так, как Юнги хочет. Покоя нет, тоска усиливается, подкрепленная воспоминаниями. Здесь он часто гулял с Чимином. Здесь он часто наслаждался тихим, мелодичным смехом и укоризненным: «Хен», — звучащим нежно из пухлых губ в моменты, когда Юнги ворчал или разговаривал с сарказмом. Мин проходит дальше и ухмыляется, пиная камень. Он когда-то уже откинул этот же булыжник в сторону. Чимин тогда по своему обыкновению споткнулся, и Юнги убрал преграду для будущих прогулок. Это было совсем недавно, но ощущается так, словно все происходило год назад. Мин ежится от очередного порыва ветра, но игнорирует холод и продолжает прогулку. Дышать в парке все-таки значительно легче, ощущение того, что он лишний, пропадает. Или просто затихает до поры до времени. Юнги не понимает, но наслаждается тем, что камень в груди перестает мешать дышать. Поворот за поворотом по дорожкам в парке, и мысли перестают нагнетать и давить. Мин садится на холодную лавочку и выдыхает, откидывая голову назад. Он смотрит на верхушки деревьев и старается не думать, уйти в звуки парка, прикрывает глаза, чтобы прочувствовать каждую мелочь, окружавшую его. Откуда-то доноситься смех ребенка. Такой чистый и звонкий, каким могут смеяться только дети. Откуда-то разговор группы людей. Они часто перебивают друг друга и громко рассуждают на неизвестную Мину тему. Откуда-то голос Чимина. Юнги распахивает глаза. Может быть ему послышалось? Он прислушивается, стараясь успокоить быстро бьющееся сердце, и снова улавливает знакомый до боли голос. Пак отвечает на какой-то вопрос и, судя по ответу, ему скучно. Слишком уж он сухо говорит. Юнги оглядывается и видит на другой стороне Чимина и Сокджина. Пара минут уходит на то, чтобы осознать увиденное. В голове все сходится. Пять кружек на кухне. Водитель семьи Чимина, которому доверяют его родители. И затишье как со стороны Джина, так и со стороны Пака. Дыхание прерывается, сердце бьется слишком быстро. Пока Юнги приходит в себя и думает, как уйти, не привлекая внимания, Сокджин его замечает и практически силой тащит ничего не понимающего, растерянного Чимина к Юнги. Пак удивленно замирает и принюхивается, уловив запах ландышей. — Юнги-хен? — робко позвал Пак. Юнги закусывает губу, призывая все свое самообладание, чтобы не проронить ни одной слезы. — О, вы знакомы? А ты один что ли гуляешь? — Джин притягивает Чимина за плечо к себе ближе, приобняв. Юнги давит порыв закрыть глаза, чтобы не видеть эту картину. — Знакомы. Да, один гуляю. — Кивает Мин. — Ладно, я пойду, отдыхайте. — Хен, — тихо шепчет Чимин. Он хочет перехватить руку Юнги, но то ли не понимает, где она, то ли не успевает и упускает возможность задержать. Мин не замечает этого жеста. Он в принципе ничего не замечает, пока быстрым шагом уходит, как можно дальше. Юнги и не думал никогда, что может быть так больно. Смесь ревности и обиды отравляет сердце, и теперь оно бьется неровно, сбивается с ритма, то ускоряясь, то пропуская удары. Перед глазами обнимающий Чимина Сокджин. И Юнги понимает, что картинка правильная. Хрупкий Пак и мужественный Ким смотрятся правильно. Мину нет места рядом. Его чувства — губительная ошибка, исправить которую невозможно. *** Дома Юнги спешит к синтезатору. Кажется, только музыка может спасти его из оков обиды и боли. Мин понимает, что не имеет права так себя вести. Но никак не может понять, почему Чимин скрывал от него свои встречи с Джином. Разве Юнги хоть раз показал, что будет против? Мин будет только рад за него, он хочет, чтобы Чимин был счастливым. Уже не важно рядом с ним или нет. Больно. От мысли, что доверия Юнги не заслужил, от мысли, что влюблен в омегу, который даже друга в нем не видит, очень больно. Боль сменяется злостью от одного только предположения о том, что Джин рядом с Паком не искренно. Юнги бесится, ревнует. И плачет. В нем так много чувств, что они разрывают его на части. Мин тянется к клавиатуре синтезатора и вкладывает боль и любовь в ноты. Музыка впитывает в себя каждую эмоцию Юнги. Но он этого не слышит. Чувствует только, как каждый звук забирает часть него с собой. Легче не становится, но остановиться и сказать себе: «Хватит», — не получается. Мин на грани истерики, отчаянно играет мелодию, которую даже не слышит. *** — Ты похож на Снежную королеву, только не причиняешь боль всяким там Каям и Гердам. — Глупости. Она хотела, чтобы ее любили. — А ты не хочешь? *** Хочет, он очень хочет, чтобы его любили, чтобы прятали в объятьях, но пока он один в пустой холодной квартире и прячет его музыка, а не любящий человек (Чимин). Если бы Юнги слышал то, что играет, то сбежал бы дальше, чтобы не знать об отчаянии в каждом звуке. Он не слышит. Он чувствует и от этого не сбежать. Мин отнимает усилием воли руки от клавиш и закрывает ими лицо, чтобы заглушить рыдания. Юнги опирается локтями о клавиатуру синтезатора, ударяя по ней и оглушая себя разными звуками. Сколько он так просидел — неизвестно. Ночь уже давно заняла место вечера, желтые огни города видны через окно. Усталость и слезы опустошили настолько, что нет сил даже на удивление. Никогда еще он не играл так долго. Юнги уснул бы, окутав себя спасительной темнотой, но слишком быстро стучит сердце в груди, и слишком трясутся руки для этого. В дверь неожиданно звонят. Мин не хочет открывать и ждет, пока звонок раздастся еще раз. И только, когда это происходит, Юнги устало бредет к входной двери. Он открывает и удивленно выдыхает. — Чимин? — Хен, я, — Пак прячет лицо в руках и плачет, не решаясь сделать даже шаг ближе. Он пытается что-то сказать еще, но всхлипы мешают ему. Юнги больно видеть, как Чимин рыдает, он забывает о своей недавней истерике и тянет на себя Пака, прижимая крепко. — Прости, — неразборчиво из-за рыданий произносит Чимин. Мин не знает, как успокоить Пака, он гладит его по спине, зарывается пальцами в волосы, покачивается из стороны в сторону. Чимин жмется к нему отчаянно. — Я…я…я, — заикается Пак. — Хен… Продолжение фразы тонет в рыданиях. Юнги пугается, такого отчаянного плача, и прижимает к себе крепче, стискивает в объятьях. Среди всхлипов Мину удается распознать: «Только не прогоняй меня», — и от этого сердце сжимается болезненно. — Я не хотел, — с трудом произносит Чимин. — Я не хочу, хен. Пак рыдает, стискивая дрожащими руками Мина. Он пытается говорить, просить прощения, объяснить все, но каждое слово тонет в его всхлипах и в его сбитом дыхании. — Ну чего ты, ну? — говорит тихо Юнги. От звука его голоса Чимин вздрагивает и жмется ближе, тычась носом в шею. — Я никогда тебя не прогоню. Ты только не уходи тогда, пожалуйста. Чимин часто кивает и старается восстановить дыхание и успокоиться. Он вдыхает запах ландышей, которые прохладой снимают ожоги в его перевороченной душе. — Прости, — Пак продолжает всхлипывать, но без того душераздирающего отчаяния, что было. Юнги отстраняется от него чуть дальше, чтобы снять очки с Чимина, а потом снова обнимает. Сам льнет ближе, обвивая руками Пака. — Я не хочу, — как в бреду повторяет Пак. — Чего не хочешь? — на язык просилось ласковое «малыш», но Мин сдержался. — Выходить за него замуж. Не отдавай меня ему, — просьба на грани мольбы режет слух, и сердце требует защитить. — Не отдам, — шепчет Юнги. — Никогда и никому. — Хен, — всхлипывает Чимин. — Я так виноват перед тобой. — Глупости, — Юнги гладит его по волосам и покачивается из стороны в сторону, чтобы успокоить. Он еле держится, чтобы самому не зарыдать от того, насколько беспомощным чувствует себя. Мин понимает, что они так и остались стоять в коридоре около открытой двери и тянется закрыть ее, но Чимин цепляется в него мертвой хваткой, не давая пошевелиться. — Все хорошо, мне нужно закрыть нас, — Мин проводит руками по дрожащими плечам Пака, и когда Чимин неуверенно расслабляется, чтобы дать Юнги отойти на пару шагов, Мин не отпускает его, а тянется одной рукой к двери, поворачивает ключ в замке и потом снова обнимает его двумя руками так, словно прячет от всего мира. И он хотел бы это сделать, забрать себе и никому не отдавать. — Я так виноват перед тобой, — повторяет Чимин еще раз. — Все хорошо, — как можно спокойнее говорит Юнги. Он чувствует, как по лицу скатилась слеза, но всеми силами старается не выдать свое состояние. Мин не уверен, что эта слеза первая. — Нет, — звучит так уверенно и категорично, что Юнги пугается. — Не все. — О чем ты говоришь? Чимин молчит. Он дрожит мелко-мелко, и Мин водит ладонями по его спине, чтобы согреть и подарить чувство безопасности. — Я так устал, хен, родители решили мне личную жизнь устроить, чтобы передать в чужие руки. Они считают, что я по-другому никому не нужным останусь. — Голос Чимина звучит отчаянно и тихо. — Мне понравилась их идея, но я так хотел к тебе. Юнги прижимает к себе его крепко-крепко. И какое-то время у него уходит на борьбу со злостью, возникшей из-за рассказа его тонсена, его маленького мальчика, которого пытаются «сбагрить» неизвестному человеку. Чимин не вещь. Как можно так поступать с ним? Чем думают его родители? И какая же дешевая манипуляция ими использована. Никому не будет нужен из-за слепоты, поэтому необходимо заплатить за «любовь» и выдать скорее замуж. Чимин нужен. И слепота не делает его каким-то не таким. Он прекрасный, чуткий, заботливый, интересный. Настоящий. — Ты просил сказать тому, в кого я влюблюсь, о своих чувствах…. Я влюблен в тебя, Чимин~а, — произносит Юнги, захваченный нежностью и желанием защитить. Он тут же пугается своего порыва, замирает и понимает, что Чимин не услышал его признание. Пак уснул, успокоенный крепкими объятьями, и теперь лишь посапывает в шею Мина. Юнги вздыхает, улыбаясь уголками губ, и аккуратно, чтобы не разбудить Пака, берет его на руки. Он даже не особо понимает рад или расстроен тем, что его признание не было услышано. Мин относит Чимина к себе в комнату и кладет бережно на кровать, Пак сразу же сжимается в позу эмбриона от холода, которое окутало его стоило ему коснуться мягкой поверхности, но не просыпается. Не просыпается даже от того, что Мин переодевает его в свою пижаму. Лишь когда Юнги опускается рядом на подушку, прижимается к нему и закидывает на бедро Мина ногу, обвивая всем собой. — Ты же не уйдешь? — спрашивает тихо Чимин. Его голос звучит сонно, и Юнги кажется, что Пак разговаривает во сне. — Не уйду, — все-таки отвечает Мин, целуя в макушку и вдыхая запах тюльпанов, окутавших уютом и терпкостью, которая появилась после слез.