***
Елена Александровна не находила себе места. Она вот уже битый час пыталась дозвониться дочери и Коле, Коле и дочери. Безрезультатно. Понимала, если кто-то и в курсе, где сейчас Катя — только он. Поначалу он не отвечал, а когда всё же ответил — оказалось, что не знает. Носясь взад-вперёд по кухне и, казалось бы, вытерев стол уже раз двадцатый, она дожидалась мужа. После того разговора, который она столь бесцеремонно прервала, он больше не звонил и она могла только предполагать, что он собирался предпринять, или уже предпринял. Прогнозы были неутешительны. Наконец услышала гул машины и увидела свет фар, отразившийся в окнах. Выглянула в окно, чтобы удостовериться. Он. Без дочери. Побежала к двери, хотя можно было ещё минут десять заниматься своими делами — возраст брал своё и Валера уже давно не тот парень, с которым она бегала на свидания. Вопреки ожиданиям, тот приходит слишком быстро. Минуты две, не больше. Первое о чём думает Елена Санна — о том, что нельзя мужу в его то годы так нагружать сердце. Вздыхает. Ничего не поделать. Слишком упрямый. А ей ведь потом ухаживать, если вдруг что. Но совсем скоро мысли уходят в другое русло, она считывает настроение Валеры. Не самое лучшее. Ужасное, если быть точнее. Разъяренный пенсионер разве что не пыхтел огнём и то, только потому, что природой не заложено. Дрожал от ярости и, кажется, готов был крушить всё вокруг. — Только представь, они сказали, что прошло слишком мало времени! — совершенно раздосадовано и возмущённо. Взгляд отрешённый, словно до сих пор не верит в то, что ему посмели такое сказать. — Кто?.. — Елена Санна не понимает. — Милиция! — рычит от злости. Падает на стул возле двери. — Ты звонил в милицию? — слова мужа поражают не меньше, чем его удивил ответ милиции. — Конечно звонил. Наша дочь пропала! А тебе всё равно, я так вижу. Небось сериал свой смотрела, пока я её искал! — Валера… — говорит тихо, подавлено. Но вдруг в мгновение ока закипает. — Она не пропала! — повышает голос. — Она сказала, что сегодня не придёт! Это разные вещи! — кричит. Со злостью отбрасывает в сторону тряпку, которую до этого переминала в руках и удаляется в спальню, громко хлопнув дверью.***
— Угощайтесь, — пододвигает кружку с чаем к Кате. — Пока пиццу не привезли… — садится рядом на диван, берёт в руки чашку, но почти сразу ставит обратно. — Так. Сахар. Совсем забыл, — встаёт. — Не нужно, спасибо, — придерживает его за кисть. Стоит осознать, что делает — одёргивает руку. — Точно? — переспрашивает обыденно. Совершенно не смущается от неожиданного прикосновения. В отличие от Кати. Та вмиг краснеет. — Простите, — отводит взгляд. — Я без сахара пью. — Тогда хорошо, потому что я тоже… И немного не уверен, что у меня есть… — садится обратно. Спустя минуту тишины и нескольких глотков крепкого зелёного чая Катя неожиданно открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и не решается. Александр всё это видит, но не собирается её допрашивать. Захочет — расскажет. — Как день прошёл? — совершенно банальный вопрос. И вновь они начинают с начала. Ну ничего. Сегодня Александр собирается всё изменить. — Неплохо… — как обычно. Бесконечные графики, отчёты, сметы… — Ох, этот Жданов… — Александр хорошо читает людей, но в этот раз и читать нечего. Будни Кати безумно серые. Жданов хорошо постарался, чтобы сделать их такими. Вдруг так захотелось всё изменить… Он обещает себе подумать об этом чуть позже. — И как вы только справляетесь с тем объёмом работы, который он на вас сбрасывает… Это же невозможно так работать… Ему пора возвращаться. Хотя вряд ли что-либо изменится. Он и прежде сбрасывал на вас всю работу, — пытается понять, почему его так задевает Жданов. Он и раньше его ненавидел, но сейчас эта ненависть куда более концентрированная. Ревнует? Предположение возникает слишком неожиданно. Да. Ревнует. Кто-кто, а Александр всегда был честен с самим собой. — И вовсе не так! — защищает босса. Врёт и не краснеет. — Он очень хороший человек. — Но руководитель никудышный, согласитесь, — вздыхает. — Да и человек такой себе… — вспоминает Киру. Где-то в районе сердца начинает саднить. Судорожно ищет другую тему для разговора. Первая оказалась не самой удачной. Катя отводит взгляд. Слишком умная, чтобы закрывать глаза на очевидное. — Мне кажется, Маша могла догадаться, что я иду к вашей машине… — начинает вдруг. Неожиданно осознаёт, что говорить с Александром совсем не страшно. Совсем не страшно рассказывать что-то, что может ему не понравиться. Он спокойный. Понимающий. Надёжный. Умный… — Ну и пусть, — ответ всё равно слишком неожиданный. Даже для самого Александра. — Какое им дело? — Могут пойти слухи… — интересно, какие. Что она встречается с Александром? Смешно. — Ну и пусть идут. Может Жданов наконец обратит на вас внимание, если учует, что столь важного человека уводят у него из-под носа, — не понимает, кого стремится уколоть. Вроде Катю — намекая, что Жданов никогда в жизни не посмотрит на неё, как на женщину, но получается, что себя — даже такое ничтожество, как он, интересует её больше, чем сам Александр. Катя вспылила. Да как он только смеет такое говорить? Самое обидное — она поняла этот намёк. Слишком очевиден. Не нужна она Жданову, и это никогда не изменится. Больно. — А Кира, она обращает на вас внимание? Мне рассказывали, почти не узнаёт, — выплёвывает раньше, чем успевает подумать. И только потом осознаёт, насколько больно ударила. — Простите… — добавляет сразу же. Александр меняется в лице. Всё внутри сжимается. Где-то в горле вырастает ком. — Ничего… — встаёт. — Пойду я. Вы не против поспать на диване? Он довольно большой, вам не должно быть неудобно, — говорит совершенно отчуждённо, будто на автомате. Взгляд стеклянный. — Плед большой и тёплый. Подушек достаточно. Как привезут пиццу — заберёте себе. Я не голоден, — делает шаг назад — к двери. — Простите… Я не должна была… — почти плачет. — Я сделал вам больно, вы отплатили мне тем же. Всё по-честному, — выходит. — Спокойной ночи, — прикрывает за собой дверь.***
Александр ввалился на кухню. Начал судорожно открывать шкафчики в поисках коньяка. Какое-то время назад он пил на кухне и так и не удосужился унести бутылку обратно в комнату. Протрезвев, спрятал её в одном из кухонных шкафчиков, а в каком именно забыл. Сейчас алкоголь был ему просто необходим. Сильнее, чем еда и вода, сильнее, чем воздух. Чувствовал, что сойдёт с ума, если не напьётся. И чего его так накрыло?.. Пушкарёва озвучила очевидные вещи — Кира его не узнаёт. Ну или попросту создаёт видимость. Всё время смотрит в потолок, если лежит. И в стену, когда сидит. Иногда Александр встаёт напротив, надеясь хоть на какую-то реакцию, но сестра всегда смотрит сквозь. Как дальше жить? Что делать? Ему так больно видеть Киру в таком состоянии… Полностью сломленную и уничтоженную чёртовым Андреем. Но он не может её бросить. Да и не собирается. Просто так больно… Всякие надежды на её поправку с каждым днём улетучиваются и он безумно боится, что однажды они и вовсе испарятся. Что сестра так и останется безжизненной куклой. Он часами говорил с ней. Говорил, говорил и говорил. А она молчала. Ни слова не сказала за всё время. Он спрашивал у врачей — они разводили руками. Приводил психологов — картина не менялась. Никто не способен до неё достучаться. И это молчание снилось ему каждую ночь. Вместе с её безжизненными пустыми глазами. Сестра и раньше снилась ему. Очень часто. Она занимала далеко не последнее место в списке близких людей, признаться честно — первое и единственное. Но никогда раньше она не была такой. И если раньше сны заставляли его улыбаться, просыпаться с пусть и едва заметной, но улыбкой, сейчас он просыпался в холодном поту. И это если удавалось уснуть. Обычно без крепкого алкоголя не удавалось. Вот и сегодня. Без алкоголя попросту не уснёт. Слишком много воспоминаний всплыло. Наконец находит бутылку. Именно в тот момент, когда кажется, что ему уже ничего не поможет. С характерным стуком ставит бокал на стол и вливает в него содержимое бутылки. Выпивает залпом. Садится за стол. Наливает ещё. Опять залпом. Ждёт, когда накроет. Обычно это происходит достаточно быстро. И вправду. Всего несколько минут и картинка перед глазами замедляется. Количество кадров уменьшается. Вот теперь хорошо. Теперь можно не думать. И даже если и забредает мысленно в сторону той, нежелательной темы, теперь ему не больно.***
Катя никак не могла уснуть, хоть диван и оказался поистине божественным. Её беспокоил Александр, который вот уже час не возвращался с кухни. Стрелка на настенных часах давно перешагнула за полночь, а он всё ещё не шёл спать. Примерно полчаса назад привезли пиццу — она выходила её забрать. Заодно удостоверилась в собственном предположении — Александр всё ещё на кухне. Свет горит. Тогда заглянуть к нему не решилась — пошла спать. Но, как уже стало понятно, уснуть так и не смогла. Она чувствовала себя виновной за то, что сказала. Не стоило отвечать, как бы сильно он её не ранил. Она понимала, что наступила на очень больной мозоль, потому что если раньше ему и удавалось держать маску «придирчивого, ядовитого и просто мерзкого» человека, то в этот раз потрясение оказалось слишком большим. Она видела, как он изменился в лице, как потерял всю ту язвительность, которой был обычно преисполнен. Прямо как тогда — когда он пришёл к ней в каморку впервые. Удивительно, прошло всего несколько дней, а кажется, что вечность. Катя довольно долго металась между «и дальше пытаться уснуть» и «пойти проверить, как он», но, вполне ожидаемо, перевесила вторая чаша воображаемых весов. Оказавшись на кухне, застыла в дверном проёме. Понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы найти Александра. Она даже покосилась в сторону окна, проверить, закрыто ли оно, но вдруг услышала чёткое «присоединяйтесь», откуда-то справа. Повернув голову наконец его увидела. Тот почему-то сидел на полу, хоть стул и был отодвинут. В руке держал полупустую бутылку коньяка, хотя на столе и стоял одинокий бокал. Рядом на полу валялась пробка. Поняв, что девушка не собирается двигаться с места, он вдруг схватил её за запястье и потянул на себя. — Садитесь, здесь хорошо… — даже улыбнулся, надеясь таким образом подтвердить собственные слова. Катя не горела желанием исполнять его просьбу, но вскоре оказалось, что это вовсе не просьба. Спустя пару секунд изрядно охмелевший Воропаев ещё раз потянул её за руку, теперь уже вниз. И она резко села, чудом не упав на него. — Вам уже хватит, Александр Юрьич… — потянулась за бутылкой и неожиданно, как для себя, так и для мужчины рядом, смогла высвободить её из ослабшей руки. В ответ на её действия последовало невразумительное мычание и попытки вернуть коньяк в собственное владение. — Идёмте, я вас уложу, — с тяжёлым вздохом поднялась, отставила полупустую бутылку на кухонный стол, затем вернулась к Александру и взяла его за руки. После потянула на себя. Кое-как, с протестом, он всё же встал и крепко оперся на неё. — Где у вас спальня? — логичный вопрос, но такой… странный. Катя и предположить не могла, что когда-нибудь его задаст. Проскользнувшая улыбка на его устах заставила сердце с гулом упасть. «Не думай о глупостях, Пушкарёва. Нужно поменьше общаться с Машей». — Дверь напротив, — максимально краткий ответ. На большее его не хватило. Собравшись с силами, Катя вывела его в коридор. Достаточно длинный, особенно, учитывая его состояние, тесный, неосвещённый коридор. Катя не спросила, где включатель, и потом очень пожалела о принятом решении. Было слишком тесно, чтобы идти бок о бок и не разбить при этом зеркальные дверцы шкафа, и не уронить дорогущие абстракции на противоположной стене, поэтому приходилось пропихать Александра вперёд себя, придерживая его, при этом, сзади, за руки. Так продолжалось не долго. Спустя несколько шагов он устал и повалился на стену, утягивая Катю за собой. Для неё оставалось загадкой, как им удалось устоять на ногах, учитывая её тотальную неуклюжесть, но вскоре даже этот вопрос перестал её волновать. — Кажется я вас люблю, — почти шепотом сказал он, когда они притихли, пытаясь отдышаться. Катя от неожиданности отстранилась. Александр, потеряв опору, начал падать. Попытки вернуть всё как было успехом не увенчались. Несколько секунд и они на полу. Рука Александра мирно покоится на её животе, и он вряд ли заберёт её оттуда в ближайшее время. Катя вдруг отчётливо осознала, что до утра уже отсюда никуда не встанет. Но не это было важно. Куда сильнее её волновало услышанное минутой назад. Сердце вырывалось из груди, то ли от адреналина, выработавшегося при падении, то ли от тех слов, которые она не ожидала услышать когда-либо в жизни. Всё же решилась лечь поудобнее, прекрасно осознавая, что телу вряд ли понравится сон на полу. Чуть поёрзав, подвинулась поближе к Александру и вскоре ощутила исходящее от него тепло. Тело рядом промычало что-то и притихло, вскоре послышалось тихое, равномерное сопение. Катя попыталась сосредоточиться на нём, надеясь таким образом отвлечься, забыть о произошедшем. Вскоре у неё получилось. Не будет думать о произошедшем сейчас. Подумает об этом завтра.