***
Есенин - это не фамилия, это диагноз. Это "удача" на каждом шагу и сломанный мизинец об табуретку. И Есенин не был бы Есениным, если бы не натолкнулся на свою жертву за углом бара. А Сергей кстати был в багровых засосах и с рубашкой нараспашку, пальто вообще неясно, где потерял. История умалчивает, а вот Есенин молчать вряд ли будет. -Алкаш, - произносит Маяковский, когда видит, как светлый парень берёт разгон с крыльца и шатко врезается в него. Пожалуй, да, это самое подходящее слово для описания молодого человека. -Упс, прости, братан, - Есенин ежится от ветерка, лижущего спину и поднимает голову на своё огромных размеров везение. Брюнет терпеливо выдавливает взгляд такой как "Только что из палаты?" или "Прощаю, братан, а теперь иди" -Нифига, - Сергей открывает рот. - Это ты что-ли? Парень ступорится, вспоминая знаком ли он с этим в дрова пьяным человеком и не пил ли когда-то с ним сам. Но потом, к счастью, припоминает, что у него вообще-то есть кучу привлекательных скандальных дел и не менее привлекательный скандальный инстаграм. Оба молчат, и кажется, светловолосый полон детского восхищения. В лёгком свете лампочек барной вывески он выглядит чересчур привлекательно. Хотя наверно лампочки не виноваты, виноваты кожаные брюки и смазливая мордашка. Ну что ж. Была не была. -Маяковский, - Брюнет протягивает руку, решая, что завтра его уже всё равно забудут. - Владимир. -Я знаю, - Есенин усмехается, но руку в ответ протягивает. - Есенин. Сергей. Владимир чувствует холодную тонкую ладонь и ощущает что-то среднее между лёгким испугом а-ля не по себе и наслаждением от мягкой площади руки. Новый знакомый слабо насвисывает и сверлит взглядом адвоката напротив. Блондин делает попытку пройти пару шагов и терпит позорное поражение, падая на ровном месте, и заливаясь так весело, что Владимиру хочется плюнуть на всё и тоже засмеяться из-за какой-нибудь мелочи. Но он стойко держит лицо, поднимая пьяницу с асфальта и надёжно держа за локоть, медленно направляется в сторону парка. -Изнасиловать и убить меня собрался? А может наоборот, сначала убить, а потом изнасиловать? - Сергей ржёт на всю улицу и отмахивается от спутанных кудряшек. -Нет, для начала я собирался просто с тобой погулять, - Маяковский давит мягкую улыбку и обдумывает дальнейший план действий. Нафига он вообще этого придурка с собой на прогулку потащил, мог бы ведь нормально докурить и домой пойти. Так ведь нет же...- Сколько тебе лет? -Двадцать один, - Сергей икает и морщит нос. - А тебе? -Двадцать три. Студент? -Так точно. Тут универ рядом с шавермой есть, я там учусь. -В шаверме? -В универе. Оба заливаются смехом и переглядываются. Улыбка с лица Сергея неожиданно спадает, но Владимир значения не придаёт. -Ну, а какой факультет? Есенин складывается пополам и выворачивает содержимое своего желудка на траву. Маяковский многострадально вздыхает и собирает жёлтые кудряшки в кулак. Через пару минут Сергея начинает потихоньку отпускать, парень вытирает рот рукавом, держась за своего спутника и снова начиная лыбиться, на вдохе говорит: -Историко-филологический. Время приближалось к двум ночи, а эти двое, кажется, успели обойти парк раза три. Болтали вообще-то обо всём, что приходило на ум, кидаясь от терминов из философии и серьёзного тона до заказа на Алике парных колечек, как сказал Сергей "братан, наше знакомство - это по-любому у судьбы вписка". Он начинал трезветь и Маяковский с восхищением отмечал, что молодой человек начитан, может поддержать абсолютно любой разговор и его компания просто приятна. Тем более, мягкий профиль и вздернутый нос оказывали на Володю своё превосходное влияние. Когда пробило пол четвёртого блондин окончательно освежил ум и спохватился о потерянном пальто. -Да не парься ты так, - Маяковский держал парня за плечи и заглядывал в чуть ли не плачущие глаза.- Ну хочешь я тебе новое куплю? Или почему бы нам просто не вернутся и не забрать его? -Да ты в баре хоть раз был? - Серёжа покусал ноготь большого пальца и взволнованно обвёл лицо друга.- Там, если что-то оставишь, назад уже не вернёшь. И...мне очень холодно. Маяковский вздыхает не первый раз за ночь и накидывает своё пальто на плечи Сергея. Выглядит во истину комично. -Джентльмен хренов. -Ага, можешь оставить себе. -Геройствуешь тут. -Не благодари.- Владимир в наглую смеётся над парнем, которому остаётся только зло зыркать вокруг. Володя берёт Есенина под локоть и сворачивает за угл от парка. Последний без лишних слов ухаатывается за сильную руку крепче и тихонько разглядывает ночной город. -Ты любишь книги? - Маяковский выдумал спонтанный вопрос, видя вывеску круглосуточного книжного неподалёку. -Ненавижу, - Есенин отвечает честно и вертит головой, как будто отгоняя назойливых мух. -Как это? - Владимир даже на месте от шока останавливается, выгибая тёмную бровь и вопросительно, смотря на спутника. Не протрезвел он ещё что-ли... -Они убивают меня,- Есенин делает лицо великомученика, словно только что спрыгнул с креста, но наткнувшись на взгляд, откровенно говорящий, что ни капли понимания не найдено, продолжает. - Ну, знаешь, некоторые авторы удивительно точно могут передавать твоё внутреннее состояние, твою ситуацию, расписывать каждое чувство, которое ты раньше пережил тоже, и это гнетёт что-ли? Кроме того, писаки могут забабахать атмосферу так, что ты потом будешь месяц в апатии ходить. Книги, они и убивают, и воскрешают. Они вообще всё могут. Вызвать ненависть к самой повести или к конкретным членам общества, или же наоборот оправдать тех, кто был для тебя главными злодеями. Я вообще-то неправильно сказал! Я ненавижу книги, также сильно, как люблю. С одной стороны, лучше бы я никогда читать не умел, а с другой, тогда бы я никогда не прочувствовал то, что написано. Они пару минут молчат после монолога Есенина, и Маяковский задумчиво-печально разглядывает асфальт. Почему-то вспомнил, как однажды в детстве притащил домой рыжего грязного котёнка. Мама его тогда обратно на улицу выбросила. -Пойдём в тот магазинчик? Купим книг. - Владимир поднимает голову к небу, и его взгляд яснеет. -Давай,- Серёжа ослепительно улыбается и освещает своей улыбкой весь квартал. В книжном за столом спит немолодая женщина и от её дыхания бумаги рядом медленно поднимаются и опускаются. Молодые люди заходят посмеиваясь и толкаясь. Есенин шипит на адвоката, требуя не шуметь, и пробирается между стелажей. Владимир не упускает повода по дороге пихать Сергея в рёбра. Тот только легонько бьёт его по ладоням и насмешливо смотрит через плечо. Они останавливаются около зарубежной классики. -Ты читал Кафку? - Маяковский шепчется и испытывает небывалый азарт, будто играет в прятки и боится быть найденым. -Про жука что-ли? Читал.. Владимир в приливе тёплых забытых ощущений обнимает за плечи со спины кудрявого паренька, тот и не сопротивляется, только тянется, чтобы достать Шекспира. -Представляешь, никогда в жизнь Ромео и Джульетту не читал! - Сергей протирает рукавом корешок книги и вглядывается в пёструю обложку. -Да ну? - Маяковский искренне смеётся. - Их же везде крутят, я три раза три разных экранизации смотрел и читал раз десять, наверное. И сюжет не знаешь? -Неа, - Сергей легкомысленно наклоняет голову и открывает первую страницу. - Расскажи мне о чем там? -О любви. -Ну, товарищ Маяковский, банально. Я думал вы меня удивите!- Есенин выпутывается из объятий и сдвигает светлые брови к переносице. Его тут же притягивают обратно. -Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник. - Владимир говорит громким шёпотом, напоминая о соблюдении тишины. Сергей раскрывает рот от удивления, мол, как с ходу вспомнил, и отмечает, что где-то это слышал. Парни пересекаются взглядами и сразу становятся серьёзными. "Дурак" - думает Есенин. "И он, и я. " -Дурак,- озвучивает вслух Владимир. И целует. Хотел вцепиться в кудри и искусать. Шекспир не позволил. Сергей роняет книгу и ощущает, как сильно у него трясутся руки. Чужие широкие ладони на скулах нежно очерчивают плавные линии, а подушечки пальцев вот-вот вдарят током. Есенина охватит паника, и он не сможет с собой совладать, если они сейчас же не остановятся. Он ведь должен был убить его, не? Но ни Есенин, ни Маяковский не останавливаются. Не сейчас. В другой жизни они подумают об этом и примут адекватное решение. Но в этой у них есть случайная встреча и право на глупости. Бог знает, как двое совершенно ошалевших человека дошли до дома. Или долетели. Есенин украл у женщины в книжном помаду, накрасил губы и хаотично оставлял алые отпечатки на страницах книги и на рубашке Владимира. Маяковский ловил момент и чувствовал, что у него снова гармоны, как в четырнадцать лет шалят. Занимался рассвет. Их руки были везде. Слабый свет из панорамных окон прыгал по телам, наровя выстрелить прямо в глаза. Квартира была невысоко, но чтобы выкинуться и убиться - хватит. "Седьмой этаж" - остатками разума соображал Есенин, чувствуя лёгкие поцелуи на ключице. Владимир быстро менялся в настроении, и Сергей понимал, что скоро умрёт или от чрезмерной нежности, или Маяковский всё-таки вгрызётся ему в горло. Было на удивление свежо, в воздухе витал смешанный запах двух дорогих парфюмов, а спальня приходилась на удивление уютной, излучая манящий оранжевый свет. Серёжа думал, что он в раю, но за рёбра его схватил настоящий чёрт и отпускать не собирается, пока сам не сгорит в своём адовом пламени. Сергей без лишних мыслей набирает шефа, придерживая своего ручного дьявола за плечи. -Да? Есенин, что-то случилось? - заспанный голос на том конце внушает о всё ещё позднем часе. Или наоборот раннем. -24 часа ещё не прошло? - Маяковский кусает запястье, и Сергей ойкает, резко выдыхая, но услышав утвердительный ответ, продолжает.- Отлично! Я отказываюсь от работы. Я передумал. Объяснять не буду. -Как? Я же пообещал! Есенин, неужели ты просто берёшь и срываешь такую дорогую сделку? Чем ты думаешь вообще? -Ага, чао! - Сергей сбрасывает и выкидывает телефон в дальний угол комнаты. Слышится звонкий стук и треск защитного стекла. Маяковский поднимается, успокаиваясь, и округляет глаза. - Плевать. Ну же, товарищ Маяковский, ещё три часа до начала рабочего дня.***
Владимир просыпается первый. Голодный и в сладком осознании того, что было вчера, сегодня, если быть точнее. Был бы он художником, обязательно бы зарисовал представшую перед глазами картину. Солнце лучами, как озарение Божье падало на подушки и ореховую мебель. Кудрявый поджарый юноша, как герой греческой мифологии располагается под боком, и Владимиру до ужаса нравятся веснушки на его плечах. Маяковский вспоминает сегодняшнюю ночь. Ночью всё видится и ощущается по-другому, будь он в такой ситуации днём, ни за, чтобы не встретил древнегреческое божество. Не радует только рука, которую он, вероятно, не очень удачно отлежал и потерянные брюки. Хочется музыки, и Владимир рад, что решил переставить проигрыватель с балкона в спальную комнату. Парень задумчиво перебирает винил и глядит в сторону кровати. Этот Есенин - целый маленький ураган, значит, ему должно понравится. Угадал. Сергей просыпается на знакомые звуки и щурится, мягко улыбаясь. -She's a thunderstorm?- Сергей зевает и протирает глаза. -He's a thunderstorm, - поправляет Владимир. - Какие планы на сегодня? -Поехать домой, - Есенин загибает пальцы.- Помыться, проспаться, посамобичеваться, бесцельно провести день короче. -В твоих планах есть место для меня? - Владимир одаривает юношу клыкастой улыбкой, не без удовольствия разглядывая синяки по всему телу. Тот молчит, а затем вскакивает: -Меня заберёт мой...мм..друг, - Сергей знает, что не умеет врать и вчерашний вид, с которым он выходил из бара тоже даёт некоторую почву для размышлений. Володя ведь не дурак... -Парень, ты хотел сказать? -Понимай, как хочешь,- студент пожимает плечами и начинает собираться. Володя чувствует себя крайне странно. Укол обиды и недоумения пришёлся ему прямо в район сердца и не давал покоя. Вчерашний Есенин так сильно отличался от сегодняшнего. -Обменяемся телефонами? - Маяковский кидает на Сергея завершающий взгляд полный надежд. Последний только холодно улыбается и диктует номер.***
Шёл второй день с их встречи. И все эти два дня, Сергей не мог заснуть ночами. Тот самый парень-друг приезжал на любой звонок или сообщение, но Серёже не хотелось его видеть, поэтому оставалось только беспомощно писать, что всё в порядке. Толя верил и не приставал. Они учились вместе и как-то так сошлось, что начали встречаться. Но Сергей его не любил. И довериться ему не мог. Так что, если честно, то и не парень он был, и не друг. Знакомый незнакомец среди остальных таких же чужих людей. Руки сейчас, как никогда чесались достать автомат и пристрелить какого-нибудь зажравшегося чиновника, или не чиновника, да кого угодно. Мысли непривычно тянули вниз и давили больше, чем четыре стены без возможности выйти. Хотелось обратно в свежесть и оранжевую комнату. Иногда Сергей думал, что судьба действительно ходит на вечеринки и каждый раз напивается до такого состояния, что творит безумства, за которые впоследствии придётся отдуваться людям. Но сегодня Госпожа Судьба была в прекрасном расположении духа. Поэтому с утра на Есенина снизошёл шеф. -Хочу начать с того, что ты действительно меня подвёл, - шеф начал тираду крайне строгим голосом, но вскоре его тон смягчился.- Я хотел не давать тебя работы ещё минимум месяц, однако, мне предложили неплохую сумму. Поэтому предлагаю, и знай, что это твой последний шанс исправиться! Если согласишься, а затем опять откажешься, больше никогда в жизни не увидишь заветный конверт с фото и авансом. Понял меня? Есенин покорно кивнул и принял конверт. Не глядя. Он же сам хотел кого угодно, вот и принимай. Настроение было совершенно паршивое и хоть как-то хотелось получить дозу эндорфинов. На выполнение дали два дня. Мало, но разрешили застрелить, да и цель лёгкая, поэтому особо париться было не о чем. Это по словам шефа. Но когда Сергей вскрыл конверт. Ему самому захотелось вскрыться. Толик. Кому он мог перейти дорогу Есенин искренне не понимал. Врагов у парня не было, считали его все тихоней, не дрался, не ругался, писал себе стихи на последней парте и писал. Может подставили? Но навряд ли. Никогда в жизни Толя в такое не ввяжется. Сергей рыдал. По-настоящему. Любил он его, не любил, а всё-таки пережить вместе многое успели. Уже правда хотел плюнуть на эту дикую работу да никогда не брать в руки приклад. Но потом вдруг дошло. Не он - так убьёт кто-то другой. Любой за такое дело возьмётся, тем более, что платят изрядно. И согласился. Убивал с щемящим сердцем и боялся, что пальцы дрогнут так, что промахнётся. Выдох. Глухой выстрел. Вдох. Есенин бежал так быстро, как мог. Даже не смотрел, попал или нет. Конечно же попал. Лучший в своём деле, стреляющий с закрытыми глазами. Толик погиб. Из-за него. От него. На похороны он не пришёл. Только на могилу через пару дней в качестве уважения, отдавая дань моральным устоям. Парень ещё никогда не чувствовал себя таким мерзким. Хотелось позвонить Володе. Следующий заказ поступил ровно через неделю. И что же Сергей мог там увидить? Знакомого парня, с которым он общался, иногда выпивал, катался по ночному гордую и устраивал посиделки. Вот на него ему было плевать конкретно. И сумму увеличили в два раз. От души немного отлегло, жажда крови подостыла, и совесть перестала завывать каждую ночь на луну. Следующие два заказа заставили Есенина дрожать от ужаса. Ещё два знакомых из компании, с которыми он активнее всего общался. Сомнений не оставалось. Заказчик как-либо связан с самим Сергеем. Первые два убийства он ещё как-то мог списать на случайность, но когда всё начало приобретать очевидные очертания стало совершенно не до шуток. Есенина, кроме как в университете и на "работе" никто не знает. -Шеф, кто заказчик? - Есенин решительно упёрся ладонями в стол.- Имя. -Он остался инкогнито. Имя не назвал, голос по телефону вроде мужской был, просто сразу перевёл деньги и назвал сроки. А что? -Ничего. Спасибо. Если в следующий раз позвонит, скажи, что я взять не смогу, и остальным не вели. Итак, парень зашёл в совершённый тупик. До знакомых и приятелей ему было мало дела, но что если заказчик начнёт через руки киллеров охоту на кого-то из родственников Есенина. Сергей ещё никогда не чувствовал себя так отчаянно. Нужен был совет. Совет кого-то кто похож на него, кто поддерживает его взгляды И вкусы. Тот кто стал настолько родным за несколько дней, насколько никто не мог стать за года. И он позвонил Володе. Он должен его понять и простить. Обязательно должен.***
Владимир прижимал к себе холодного студента и время от времени целовал в макушку. Время было около шести. Пятница. Завтра никуда не надо, а они сидят в оранжевой комнате и говорят о мелочах. Сергей подозрительно напряжённый и как будто хочет что-то сказать. Володе тоже надо сказать. Что-то очень серьёзное. И он почти собирается с силами, как его опережают. -Послушай, -Есенин мнётся и грызёт ногти.-Я тебе кое-что расскажу, только обещай, пожалуйста, что я не стану для тебя омерзительным, потому что я ценю тебя, дорожу общением и близостью с тобой, и я, честное слово, хотел бы прожить с тобой остаток жизни.- Есенин смотрит своими бездонными синими глазами, и у Владимира срывает крышу. Мозг уверяет, что он по-глупому и безвозвратно влюбился. Может быть так оно и лучше... -Подожди, - Владимир целует юношу в губы и гладит за ухом. - Я люблю тебя, и всё будет хорошо. А теперь рассказывай. И Серёжа рассказывает. Серёжа рыдает, активно жестикулирует, раскаивается, оправдывается, умоляет, кричит, злится, расстраивается и по новой. Маяковский слышит только, как мерно капает вода из крана. Кап. Так значит, он наёмный убийца. Кап. Так значит, он не знает, кто заказчик. Кап. Так значит, он сам и убивал своих друзей. -Серёжа,- Маяковский останавливает его, встаёт и скрещивает руки, глядя опустошенным взглядом в пол.- Я - заказчик. Сергей замолчал. Его глаза округлились, а в мозг внезапно пришло осознание. Он весь задрожал, по венам бурно хлынула кровь. Кап. Кап. -Ты. Заставлял меня убивать друзей. Сергей был в непредсказуемом состоянии. Всё зависило от милости Божьей. -Хах. А, значит, самому тебе марать руки было не в пору? Кап. Кап. Кап. Удар. Маяковский чувствует тупую боль, разливающуюся по всему телу и теряет сознание. Мир уходит из под ног, и он пытается зацепиться хотя бы за что-то. За последнюю ниточку, но удержатся. Всё летит прахом. Казнить нельзя, помиловать. Казнить, нельзя помиловать. Кап. Кап. Снова этот надоедливый звук незакрытого крана. Что-то острое, как тонкое лезвие режет запятья и щиколотки. Маяковский пытается продрать глаза. Голова гудит. Где он? -Доброе утро. - перед ним Есенин. Его Есенин. С доброй улыбкой и весёлыми глазами. Его освещает одна-единственная лампочка и отбрасывает странные тени на лицо. - Как тебе спалось, любовь моя? Выдох. Глухой выстрел. Вдох. Промах. Серёжа промазал. Серёжа заливается слезами и одновременно смеется, скалится. Ещё раз. Выдох. Глухой выстрел. Вдох. Владимир погиб. Ради него и с ним. И вообще-то Есенин был одинок.У бурных чувств неистовый конец, Он совпадает с мнимой их победой. Разрывом слиты, порох и огонь, Так сладок мёд, что наконец и гадок. Избыток вкуса отбивает вкус. Не будь ни расточителем, ни скрягой: Лишь в чувстве меры истинное благо. Как можешь ты судить о том, чего Не знаешь?