—
Это была трудная задача — провести все утро, просто оставаясь в настоящем, направляя свои мысли назад, когда они пытались устремиться к чему-то тревожному или ужасному. Это была утомительная, сложная работа, но он справился. Эджворт долго принимал душ и вымыл голову. Он заметил каждую деталь в ванной, пока вытирался. Мысли его возвращались к Райту так же часто, как и к чему-либо другому, и каждый раз он возвращал их обратно, иногда более успешно, чем другие. Вскоре пришло время одеваться. Он поставил чемодан, который принесла ему Франциска, на кровать и долго думал. Оденься как обычно, — подумал Эджворт. Он все еще изо всех сил пытался увидеть себя в своем воображении. Он по-прежнему видел в основном измененную по цвету версию фон Кармы, с каракулями на лице. Когда лицо видно, как оно должно выглядеть? Франциске, очевидно, было лучше знать. Конечно, она упаковала ему один из его винно-красных костюмов, но также дала ему варианты на выбор. Было лето, и он не собирался сразу возвращаться к работе. Возможно, она догадалась, что ему захочется немного свободного времени, и собрала вещи соответственно. Франциска, должно быть, перерыла весь его шкаф, выбрасывая наряды с насмешкой, в то время как Гамшу безуспешно пытался не отставать, пока не нашла что-то в самом дальнем углу. Она упаковала ему кое-какую одежду Тома Брауна, которую он смутно помнил, как купил за несколько месяцев до своего дебюта в зале суда, когда он переживал то, что Франциска назвала «фазой трастового финансирования Новой Англии». Там были серые твидовые шорты и пастельно-розовая оксфордская рубашка с короткими рукавами, вышитая белыми китами. Еще был контрастный темно-синий кардиган с белыми полосками вокруг левого бицепса, и, хоть в нем и было жарко, он надел его, чтобы скрыть свои шрамы. Эджворт помнил, что он надевал этот наряд только один раз, и фон Карма так высмеял его, что Майлз больше так не одевался. Он задавался вопросом, почему он сохранил наряд. Должно быть, он просто забыл о нем. Все еще подходит. Он выглядел… нормально. Не то чтобы он собирался работать. В чемодане также была бабочка, но он ее не надел. Эджворт нахмурился, глядя на сумку с «вещами пациента». Он лишь смутно помнил ту ночь, когда приехал сюда, но были и смущающие обрывки. Он осторожно понюхал пакет, и, к его облегчению, его одежда пахла затхлостью и сыростью, но и только. Кто-то — медбрат Райт, — подумал он, — должно быть, быстро ополоснул их, прежде чем упаковать в пакет. Он задавался вопросом, было ли это стандартной процедурой или лишней работой. Было приятно снова надеть собственные туфли и самому завязать шнурки. Бикини всегда была рядом. Он очень сомневался, что пациент попытается украсть шнурки из ботинок, пока он еще в них, но видимо никогда нельзя быть слишком беспечным. — Хорошо, — сказала Бикини, усаживаясь за стол с несколькими листами бумаги. — Ваш план лечения готов. Вот контактная информация Вашего нового терапевта, и у Вас назначены три встречи на следующей неделе. Вот записка для Вашего работодателя о трехнедельном отпуске, включая прошлую неделю. А вот и трехдневный запас Вашего прозака. — она дала ему небольшой набор таблеток в блистерах. — Теперь Вы не обязаны его принимать. Вы можете попробовать что-то новое с вашим терапевтом. А пока вот рецепт на месяц. Бикини заставила его подписать множество форм, в том числе что-то, что нужно было отправить по факсу в его страховую. Затем пациентка в другой палате начала кричать, и пожилая медсестра ушла к ней. Эджворт запихнул свою сумку с вещами пациента в чемодан вместе с конфетами и блистерной упаковкой прозака. Он аккуратно засунул свои фотографии в боковой карман, чтобы они не помялись. Туда же он положил бланки и папку с рабочими листами доктора Фей. — Ну-ка, не убегайте так быстро, — протянул мужской голос, пока Эджворт пытался сообразить, как он вынесет свои цветы и чемодан. (Может быть, он мог бы пожертвовать цветы подопечным?) Доктор Армандо стоял, прислонившись к дверному проему. Он снова был безукоризненно одет под белым лабораторным халатом, но под глазами у него были небольшие мешки. Он бросил взгляд на Эджворта. — Вы помните, кто я? — Да, — коротко ответил Эджворт. — О-хо, он говорит! — Армандо расхохотался. — Ну, пойдемте. Пора снимать швы. — Я мог бы спуститься к Вам вниз, — сказал Эджворт. Армандо очень высокомерно ухмыльнулся. — Не принимайте это близко к сердцу, но мне не очень нравится, когда вокруг моего пространства бродят сумасшедшие. Нам и так хватает. В любом случае, приятно прийти сюда и напомнить себе, как хорошо мне живется. Он кивнул головой, указывая на бедного старого Хотти, который задержался у поста медсестры, решительно споря со стеной. — Да, Вы не кажетесь мне особо терпеливым человеком, — проворчал Эджворт, закрывая за собой дверь комнаты. Армандо закатил глаза. — Я достаточно терпелив и сострадателен. Я просто знаю, в чем заключается мое мастерство, и это строго в теле. Он подмигнул Эджворту, который нахмурился: Что за черт? Он флиртует со всеми подряд? Они добрались до небольшого процедурного кабинета, и доктор Армандо нахмурился, когда не смог открыть дверь. — Я всегда забываю, что здесь все заперто. — он драматично вздохнул и прислонился к стене, закрыв глаза. Эджворт скрестил руки на груди и почти открыл рот, чтобы что-то сказать, когда вспомнил, что Армандо за последние полдня ампутировал пальцы какому-то бедняге и, вероятно, с тех пор не появлялся дома. Послышался знакомый звон ключей, и Армандо по-волчьи свистнул. — Сестра Бикини! Услада для усталых глаз! Обычно веселая старая медсестра пыхтела и хмурилась. — Вам следовало подождать меня в комнате мистера Эджворта, доктор. Мне нужно было запереться. — она прикрепила ключи к запястью короткой резинкой - ничего выдвижного, что можно было бы использовать как оружие - и перебирала их. — Прости, мама-кошка, — протянул Армандо, ничуть не сожалея. — Я совсем заплутал. Конечно, я бы подождал тебя где угодно, хотя приятно видеть, что ты прибегаешь ко мне для разнообразия. — Ой! — Бикини закатила глаза, открывая дверь. — На меня это не подействует, доктор! — ее кокетливый тон указывал на то, что на самом деле это действует. — Итак, — авторитетно сказал Армандо, вымыв руки. — Посмотрим на эти порезы. Медсестра Бикини заперла их в процедурном кабинете и достала кое-какое оборудование из также запертых шкафов, пока Эджворт закатывал рукава, а доктор Армандо осматривал его запястья. — Хорошо выглядят, — одобрительно сказал доктор. — Болит? Болит? Что за вопрос. — Эджворт пошевелился. — Эм… незначительно. Иногда немного отвлекает, но это проходит. — Нет ничего, чему не помогло бы немного тайленола, а? — Армандо надел перчатки и начал стерилизовать порез на левом запястье Эджворта. — Эм… неужели сейчас действительно необходимо их снять? Не нужно ли больше времени? — наконец спросил Эджворт. — Нет, они выглядят зажившими. Нитки должны когда-нибудь оторваться. Врач начал снимать швы пинцетом и маленькими ножницами. Как и наложение швов, это было... странно. Небольшое потягивание и зуд, когда их вытаскивали, а потом... ничего. Нормально. — Отлично справилась, Бикини, — протянул Армандо, заставив старую медсестру просиять. — Ну, вряд ли я могу присвоить себе все заслуги. Медбрат Райт был здесь чаще, чем я. — она подмигнула Эджворту, который уставился на свои запястья. — Сегодня утром я позволил Трайту вздремнуть в моем офисе, — сказал Армандо, сосредоточившись на своей работе. — Ему нужно было немного поплакать. — О, бедняжка! — выдохнула Бикини. — Что случилось? Эджворт закрыл глаза и постарался не слишком сильно сжимать кулаки, пока доктор работал. — Ах, у нас просто была тяжелая ночь. Вы знаете, как это бывает. Иногда тебе просто нужно выплакаться и вздремнуть. — закрыв глаза, Эджворт сосредоточился на ощущении того, как осторожно снимают швы. — Хотя немного раздражает, когда это происходит в моем офисе. — Ты купил этот диван, чтобы на нем могли спать медсестры, если я правильно помню, — поддразнила Бикини. — Да, но я не имел в виду его. Хорошо, мистер Эджворт, все готово. Эджворт открыл глаза. — Ухаживайте за ними, — сказал доктор Армандо. — Не ковыряйте струпья. Если они снова начнут опухать, или кровоточить, или на них появятся полосы, идите к своему врачу или вернитесь в мое отделение неотложной помощи. Эджворт нахмурился. — Вы уверены, что они не откроются снова? — Пропустите день рук в тренажерном зале на неделю или две, и все будет в порядке, — пожал плечами Армандо. — Я могу наложить на них стерильные полоски, если Вам от этого станет лучше. Но исцеление происходит постоянно, мистер Эджворт. Кожа хочет быть целой, тело хочет быть живым. Вот почему оно существует. Бикини достала какую-то ленту, и Армандо приложил ее к ранам, она была похожа на повязки-бабочки, которые изначально накладывали врачи скорой помощи. — С ними можно принимать душ, но они станут грязными. Пусть они сами отпадут, как пластырь. — Как пластырь? Армандо взглянул на него, снимая перчатки. — Дайте угадаю. В Вашей семье Вас заставляли самостоятельно срывать пластырь? Это многое объясняет. Доктор что-то подписал в блокноте, который ему вручила Бикини. — Исцеление происходит постоянно, но требует времени. Вы просто должны позволить этому случиться. А теперь, если Вы меня извините, я здесь уже 16 часов и отчаянно нуждаюсь в своей постели. — перед уходом он снова подмигнул Бикини, и Эджворт отчаянно надеялся, что больше никогда его не увидит.—
В конце концов он предложил цветы Бикини, но она отказалась, сказав, что они предназначались ему в подарок, и он должен оставить их себе. Она несла их, пока он тащил свой чемодан. Она была почти полностью скрыта огромным букетом в лифте, поездка была трудной. Эджворта доставили в лифт на каталке, когда он был наполовину под действием снотворного и не совсем на этой планете. Теперь он съёжился, стал считать свои вдохи, и ему удалось преодолеть четыре этажа без приступа паники. В каком-то смысле, подумал он позже, хорошо, что он никогда не додумался попросить старую медсестру спуститься с ним на четыре лестничных пролета. Без нее он бы не смог воспользоваться лифтом, и все оказалось не так плохо, как он боялся. Бикини оставила его на скамейке возле неаварийного вестибюля. — Хотите, я побуду с Вами, пока друзья не приедут? — Нет, спасибо, — сказал он. — Пожалуйста, Вы сделали для меня более чем достаточно. Все будет хорошо. Она снова тепло улыбнулась ему, и на мгновение он подумал, что она попытается обнять его, но, возможно, она сочла это неуместным. — Берегите себя, мистер Эджворт, — сказала она. — Никто другой этого делать не будет. На улице было слишком солнечно. В этом городе всегда было слишком солнечно. Он прищурился, глядя на стоянку, пока не подъехал знакомый фургон. — Сэр! Между стоянкой и входом была разгрузочная зона, но Гамшу явно разволновался и забыл, что делать. Он случайно припарковался, вышел из фургона, оставил дверь открытой и побежал через зону погрузки, пока не остановился прямо перед Эджвортом. — Сэр! Я--! — Гамшу потянул руку, но остановился. Мужчины уставились друг на друга. Наконец Эджворт прочистил горло. — Гамшу, — сказал он, неловко держа руки за спиной. Гамшу моргнул. Он, вероятно, никогда не видел Эджворта, одетого так повседневно, помимо всего прочего. — Да! Здравствуйте! О, позвольте мне взять Ваш чемодан! — он схватил чемодан Эджворта, а Эджворт неловко подобрал цветы. — О, Вы их получили! Я рад. Кей и я выбрали их. О, черт, дверь. Гамшу поспешил через зону погрузки, чтобы добраться до своего фургона, который сердито пищал. Он бросил чемодан Эджворта на заднее сиденье, а затем поспешил открыть перед Эджвортом пассажирскую дверь. — Извините за фургон, сэр! Я знаю, что это не Ваш стиль. Я не думал, что Вы захотите, чтобы я вел Вашу машину, а прокурор фон Карма взялась за дело. Ну, я помогаю ей, но... — Все в порядке, детектив, — мягко сказал Эджворт. Он позволил мужчине взять цветы и положить их на заднее сиденье, а также позволил помочь ему взобраться на высокое сиденье фургона. Эджворт чувствовал себя неловко и беззащитно, сидя в фургоне, когда Гамшу закрыл дверь и подошел к водительскому месту. В фургоне было душно и жарко, и от него слабо пахло собакой, что странно успокаивало. Гамшу забрался на водительскую сторону и завел машину. Кондиционер был слабым, громким и просто гнал горячий воздух. — Я ценю, что ты пришел за мной, — сказал Эджворт. Гамшу удивленно моргнул. — Конечно, сэр! — наконец сказал он. — Конечно, я бы отвез Вас домой. Или куда еще Вы хотите поехать. Все что пожелаете! — Ну… — Эджворт все еще чувствовал себя опустошенным и неуверенным, совершенно не зная, что теперь делать. — Домой, я полагаю. Гамшу выехал с больничной парковки. Детектив некоторое время молчал, буквально прикусив язык и время от времени бросая на Эджворта косые взгляды. Эджворт прочистил горло. — Как Кей? — наконец спросил он. — О! Она в порядке. Ага. Она, э-э, хотела устроить для Вас небольшую вечеринку-сюрприз, но прокурор фон Карма подумала, что Вам это не понравится. Так что, э-э, она тоже помогает по делу. У Вас дома никого нет. Прокурор фон Карма сказала, что увидится с вами сегодня за ужином. — Понятно, — сказал Эджворт. — Значит, Кей справляется? — Да, она… Я имею в виду, она была расстроена. Я не сказал ей сразу. Она пошла к Вам на работу, а вас там не было, и она стала шпионить, так что… извините, сэр. — Гамшу мрачно пожал плечами. — Не беспокойся, — пробормотал Эджворт. — Детектив… я… — он сглотнул комок в горле и упрямо посмотрел в окно со стороны пассажира. — Спасибо, что позвонил в 911, — пробормотал он. Гамшу выпрямился, и Эджворт понял, что мужчина сияет. — Конечно, сэр! Я думаю, что Вы сделали бы для меня тоже самое! — Вполне, — кашлянул Эджворт. — Если не возражаешь, я спрошу, откуда ты… узнал? Я не совсем все помню, но уверен, что на самом деле ничего тебе не говорил. — они остановились в длинной полосе движения. Гамшу почесал затылок. — Вы написали, что не думали, что будете на работе в понедельник, — сказал он. — А потом Вы извинились. Эджворт поднял бровь. Гамшу вздохнул. — Во-первых, "мне очень жаль", а не "Извините, детектив" или что-то в этом роде. Вы даже не поставили точку в конце. И помимо этого… ну, сэр, Вы не извинялись ни за что передо мной за все время нашего знакомства. Эджворт вздрогнул. — Правда? Гамшу пожал плечами. — Не то, чтобы я мог вспомнить. Во всяком случае, это выделилось. И… — он снова вздохнул. — Может быть, это выделилось для меня, потому что это было… в основном именно так, как это сделала моя бывшая девушка. Эджворт потрясенно повернулся к Гамшу. — Детектив, я… я понятия не имел. Большой мужчина ухмыльнулся ему. — Ну, я не совсем об этом говорю, сэр! Не волнуйтесь, сейчас с ней все в порядке. Вроде того. Она замужем. Мы все еще друзья на Фейсбуке. Эджворт тяжело вздохнул и посмотрел на длинную вереницу машин перед ними. Неделю назад он был абсолютно уверен, что Гамшу все равно, если он покончит с собой. Теперь казалось, что он вытащил из памяти все виды ужасных воспоминаний. Он чувствовал себя паршиво. — Детектив, я... — Пожалуйста, не надо, сэр, — сказал Гамшу, но в его голосе прозвучала необычная острота. — Я знаю, что дело было не во мне. Я имею в виду... — он двинул машину вперед, когда им дали немного места. — В глубине души я знал, что это не из-за меня, но… да. Наверное, это было больно. Эджворт положил локоть на подлокотник и подпер подбородок рукой. Детектив тяжело вздохнул. — Она была моей первой девушкой, — сказал он после долгого молчания. — В старших классах. У нее биполярное расстройство, но мы не знали об этом, пока ей не исполнилось 22. — Гамшу усмехнулся — Мы были... одержимы друг другом. Но это было очень сложно. И мы были молоды. Все было так важно и драматично, и мы думали, что это и есть любовь. — Хм, — сказал Эджворт, показывая, что слушает. — Она пыталась сделать это дважды. Сначала, когда мы учились в старших классах, она позвонила мне, и я примчался. В тот раз она порезалась. Потом позже, как раз перед тем, как ей поставили правильный диагноз, она написала мне сообщение. Просто, извини. В тот раз это были таблетки. — Гамшу прищурился на свет, отражающийся от моря машин, поскольку движение немного замедлилось. — И люди говорили мне: знаешь, она делает это, чтобы манипулировать тобой, она притворяется. И я не знаю, правда ли это... Я не чувствую, что это так. Я думаю, когда она чувствовала себя так, это было реально, по крайней мере, в тот момент. Я был единственным человеком, который поддерживал ее в этом. Они молчали еще некоторое время, и Эджворт понял, что, когда все это происходило, Гамшу был моложе, чем Эджворт сейчас. Гамшу носил это с собой столько же, сколько Эджворт носил свою собственную кашу горя. — В любом случае, ей поставили диагноз и начали лечение, и все стало лучше, — продолжил Гамшу. — Чуть лучше. Трудно было понять, кто она такая, и какое у нее расстройство, но в какой-то момент… не было никакой разницы? Иногда что-то во мне выводило ее из себя. Я представлял… — детектив выглядел растерянным. — Ах, я забыл, что сказал терапевт. Мы выявили худшее друг в друге. Я… ммм… решил, что она должна расти, потому что защищал ее с тех пор, как нам было около четырнадцати. Я хотел защитить ее. Это были все наши отношения. — И ты стал офицером полиции, чтобы защищать людей, — предположил Эджворт. — Ага! — Гамшу ярко улыбнулся ему. — Но Вы знаете, сэр. Вы не можете защитить людей от самих себя. — он пожал плечами. — И как бы мы ни любили друг друга — а это было очень сильно — мы не были безопасны друг для друга. Любви недостаточно, если ты опасен для кого-то. Нам лучше было расстаться. — он снова замолчал. — Хотя иногда я скучаю по ней. Эджворт выглянул в окно и заметил, как чертовски ярко и солнечно, как жарко в машине и как жжет кожу. — Детектив… ты был прав, то, что я сделал, не имело к тебе никакого отношения. Но это звучит так, как будто я причинил тебе боль, и за это я прошу прощения. Гамшу тайком вытер лицо и улыбнулся Эджворту. — Сэр, — сказал он. — Знаете, у Вас репутация человека, с которым трудно работать. — Я знаю, — проворчал Эджворт. — Но я предпочитаю работать с Вами. Меня могут назначить к кому-то другому. — Гамшу приветливо пожал плечами. — Я знаю Вас. Я знал, что потеря Песс тяжела для Вас. Ракета тоже подавлена. Хотел бы я, чтобы Вы поговорили со мной до того, как это… дошло до этого момента. Но я также знал, что Вы этого не сделаете, и если я подтолкну Вас, это не сработает. Я знаю Вас, и я все еще предпочитаю работать с Вами. И быть Вашим другом. — он быстро произнес последние слова, как будто не хотел, чтобы Эджворт задерживался на них слишком долго. — Я ценю это, — пробормотал Эджворт после долгой паузы. — И… я постараюсь… попросить помощи в будущем. Если мне это будет нужно. Движение начало расчищаться, и Гамшу улыбнулся, разгоняя фургон на автостраде. — Все, что Вы можете сделать, это сделать все возможное, сэр! — Как медики вообще попали в мою квартиру? — спросил Эджворт, когда они подошли к его зданию. — Тебя не было рядом, чтобы впустить их. — у Гамшу был запасной ключ, но если бы он присутствовал, ему не пришлось бы ездить по городу в поисках правильной больницы. — После того, как я позвонил в 911, я позвонил консьержу в Вашем доме, чтобы сообщить ему. — Гамшу подъехал к роскошному жилому комплексу Эджворта. — Он увидел Вас первым и помог. Эджворт нахмурился. Еще один человек, с которым нужно все исправить. Он жил на третьем этаже, и Гамшу нес его чемодан, пока они поднимались по лестнице. Эджворт все еще наполовину ожидал, что будет какая-то ужасная вечеринка-сюрприз, тем более что детектив должен был открыть для него дверь. Но внутри ничего не было — просто опрятная квартирка, почти такая же, как он ее оставил, только с камина пропали фотографии. Место, где он упал на кухне, было вычищено с тщательностью, присущей местам после преступлений, а воздух был спертым. Было заметно тихо, маленькие собачьи когти не стучали по дереву, чтобы поприветствовать его. Эджворт, подавив вздох, вошел и положил цветы на кухонный остров рядом с короткой аккуратной стопкой почты. Он предположил, что Франциска, должно быть, остановилась в отеле. Может быть, когда он увидит ее вечером, он попросит ее остаться с ним. Он чувствовал себя немного сожалеющим, что она не предположила, что ей здесь рады. Гамшу затащил чемодан и осторожно закрыл за собой дверь. — Вам, э-э, нужно, чтобы я остался, сэр? Или Вы хотите, чтобы я ушел? Эджворт оглядел пустую квартиру. Его телефон заряжался на другом конце кухонного островка. — Вероятно, мне следует наверстать упущенное, — сказал он. — И я хотел бы отдохнуть перед тем, как сегодня вечером увижу Франциску. — Хорошо, — сказал Гамшу. Он пытался казаться приветливым, но был явно угрюм. — Спасибо, что подвезли домой, детектив. — В любое время, сэр! Тогда я просто, э-э, оставлю Вас. — Гамшу повернулся, чтобы уйти. — Детектив, подожди. Гамшу с надеждой обернулся. Эджворт не мог удержаться от того, чтобы не поерзать, и наконец раскрыл руки для объятий. Гамшу просиял, вздохнул с облегчением и решительно бросился через комнату, чтобы раздавить Эджворта в медвежьих объятиях. Он чуть не сбил прокурора с ног. — Я так рад, что Вам уже лучше, сэр! — воскликнул он. — Да. Лучше. Спасибо. — пробормотал Эджворт. Он обнаружил, что не хочет высвобождаться из объятий. Возможно, это было то, к чему он сможет привыкнуть.—
Эджворт взял двухнедельный отпуск, прежде чем вернуться к работе. Он был удивлен тем, как мало начальство вмешивалось в его свободное время и как легко решались его дела — при данном значении слова «легко». Были небольшие головные боли при распутывании некоторых ужасных ошибок, допущенных его коллегами, но в целом это не было той катастрофой, которую он ожидал. Он даже ничего не слышал от фон Кармы. Очевидно, его отсутствие не было настолько разрушительным, чтобы его старый наставник пронюхал об этом. В свободное время он провел несколько сеансов со своим новым терапевтом, пожилым геем, который в прошлом работал юристом. Эджворт сам удивился тому, как хорошо он ладил со своим терапевтом после того, как нехотя ослабил бдительность. Он много спал в эти две недели отпуска, много бегал трусцой и не торопился, возвращаясь с этих пробежек через местный собачий парк. Он читал художественную литературу и выполнил несколько рабочих листов доктора Фей. Он обедал с Франциской, и они даже провели целый вечер на его диване за просмотром фильмов, в чем ни один из них никогда не признался никому другому. Он вернулся к работе, и работа была иногда утомительной, иногда напряженной, а иногда очень полезной. Примерно через шесть недель приема прозака он поменял лекарства со своим терапевтом и начал принимать паксил, который показался ему немного лучше. Ему также дали рецепт на валиум, и он купил его, но принял только один раз, в особенно тяжелый день. Примерно в это же время Эджворт наконец набрался смелости связаться с Кей. Он пригласил ее на обед и объяснил, что произошло, и позволил себе поразиться ее стойкости и привязанности. Он начал находить в своей жизни маленькие, радостные вещи и стал чувствовать себя менее глупо из-за них. Он держал несколько пакетиков ароматного чая «Эрл Грей», напитка своего отца, в своем письменном столе и в своем портфеле, и их запах успокаивал его, когда он нервничал. Он продолжал замечать свои мысли, делать упражнения на заземление и пробовать новые. Иногда у него все еще бывали дни, когда ничего не получалось, и было труднее принять это как факт жизни. Но его жизнь все равно продолжалась.—
Через два месяца после его выписки Франциске пришлось вернуться в Германию. Она уехала с обещанием вернуться весной и планами начать совместные сеансы. Эджворт старался не думать слишком много о медбрате Райте, хотя их последний разговор тяготил его. Прошло два месяца, а он не предпринял никаких шагов для выполнения обещания, данного своему старейшему другу. Всякий раз, когда он думал о Райте, его желудок сжимался, и часть его чувствовала холод. На самом деле мы никогда ничего не обещали, — напомнил он себе, хотя бы для того, чтобы смягчить вину, ужасную, иррациональную мысль о том, что если он не выполнит свою часть сделки, Райт никогда не бросит своего партнера. Он настроил оповещения Google для Феникса Райта и Кристофа Гэвина, признав, что это, возможно, немного параноидально и безумно. Это, конечно, не помогло, потому что о Райте ничего не было, зато было много о последних успехах и триумфах Гэвина. Эджворт рассказал своему терапевту об оповещениях и о своих опасениях, что он кладет все яйца в корзину Райта, и о том, что он не хочет быть обузой для своего старого друга. Его терапевт помог ему понять, что он ждал какого-то завершения, которое не обязательно когда-либо случается. Он оставил каналы связи открытыми, не в последнюю очередь из-за своего приглашения Райту связаться с ним по поводу того, чтобы стать консультантом, поэтому ему нужно было закрыть их самому, если он хотел двигаться дальше. Итак, после некоторых размышлений и отсрочек, а также поиска информации в Интернете о надлежащем этикете, он решил, что нужно написать благодарственное письмо. Он узнал, что это было обычным делом, но не ожидалось, что люди будут посылать записки или подарки персоналу больницы, хотя ему казалось, что уже довольно поздно для этого. Ему было немного неловко, что это заняло у него столько времени - ждать два месяца, чтобы отправить благодарственную записку, ужасно невоспитанно. Хотя он представил себе, как медбрат Райт говорит с легкомысленной ухмылкой: — Ты через что-то прошел. Он не хотел выделять Райта, но в то же время хотел. В итоге он отправил открытку с благодарностью как в отделение неотложной помощи, так и в психиатрическую больницу, а также коробку изысканного печенья и контейнер дорогого кофе. Одну он отправил рано днем, а другую после полуночи для ночных дежурных, не желая никого упускать. С доставкой в ночную смену он также отправил Райту довольно скромный букет маргариток, надеясь, что они прибудут в нужный день. В карточке он просто написал «Спасибо», свое имя и личный номер телефона. Если Райт когда-либо захочет связаться с ним, он сможет, а если нет, то на этом все, и Эджворт сможет жить дальше.—
Прошел еще месяц, прежде чем Эджворт набрался смелости, чтобы довериться своему терапевту во всем, что он рассказал Райту. На тот момент они встречались только раз в неделю и даже пропустили одну или две сессии из-за работы Эджворта. Но сейчас была середина октября, и быстро приближался определенный срок исковой давности. В этот момент он меньше удивлялся, когда его терапевт выслушивал его с открытостью и пониманием, а не с немедленным осуждением. Будучи бывшим юристом, он помог Эджворту найти наилучший подход к делу. Наконец, Эджворт официально приступил к повторному открытию DL-6 для расследования. Он оформил все бумаги, привел все аргументы, которые должен был привести, и наконец получил возможность отдохнуть в своем кабинете, подперев подбородок рукой и глядя на темнеющий город. Зазвонил его личный телефон. Это был номер, который он не узнал. — Майлз Эджворт, — резко ответил он, все еще находясь в рабочем режиме. — Х-эй! — раздался знакомый веселый голос. — Как… как ты? Извини, я был готов получить голосовую почту! Эджворт выпрямился. — Райт? — Да! Привет! — Эджворт слышал шум голосов на заднем плане и что-то приглушенное, как будто Райт уходил, чтобы найти тихое место. — Эм, я хотел позвонить и сказать спасибо за цветы! Эджворт моргнул. — Не за что, — слабо ответил он. — Боже, прости, что так долго не мог ответить тебе. Во всяком случае... ладно, — фоновый шум исчез, а голос Райта стал тише. — Как ты? — Я… хорошо, — слабо сказал Эджворт, все еще сбитый с толку. — Не ожидал услышать тебя. — Я знаю, мне очень жаль, — вздохнул Райт. — Я получил твои цветы в первый день после возвращения и немного испугался. Но они мне очень понравились, спасибо. Эджворт заметил покалывание на коже и стеснение в груди. Но это не обязательно был страх. Это было смутно нервное ожидание. Вздрогнув, он понял: вот что такое влюбленность. — Они не были ничем иным, кроме как знаком признательности, — поспешно сказал он. — Из-за того, что ты позаботился обо мне. — Нет, я знаю, — Райт фыркнул в трубку. Эджворт не мог не представить его в этих мятых синих халатах — или милых костюмах сигнального самурая — прислонившимся к стене в какой-нибудь тесной кладовке, с теплой улыбкой на нелепом лице. — Они напугали меня из-за Кристофа. Эджворт напрягся. — Что он сделал? — Ничего, — сказал Райт. — Ну, ничего… необычного. Однако теперь все кончено. Я рассказал Шефу, что происходит. Она помогла мне. Спасибо за, ну... знаешь. За то, что подтолкнул меня, я думаю. Эджворт напомнил себе дышать. — А ты… ты осторожен? — Да! Э-э... Шеф действительно вселила в меня страх Божий из-за этого, хех. Закончилось тем, что я забрал все отпускные и больничные и просто ушел. Забрал все свои вещи, пока его не было. Сменил номер, купил новый телефон и все такое. Эджворт не только почувствовал облегчение, но и был впечатлен. — Это продумано, — сказал он. — Должно быть, это было непросто. — Это было странно, — сказал Райт. — В основном мне было грустно, как будто… как будто это было обычное расставание. Но потом мне напомнили, что у меня никогда не было нормального расставания, так что… в любом случае, у семьи Шефа есть место в горах, куда довольно сложно добраться. У них почти нет сотовой связи. Я приехал туда и просто… я думаю, это что-то вроде детоксикации. Вот тогда-то и начал проникать страх. Когда я немного отдалился и смог... лучше его разглядеть. Санитар тяжело вздохнул на линии, и Эджворт почувствовал себя беспомощным и слабым, находясь за миллион миль. — Но ты снова на работе? Ты осторожен? — Да, я… я думаю, что все делаю правильно. Я пока остаюсь с Шефом и Диего, и я никогда не бываю один. У меня те же смены, что и у Диего, так что мы ходим вместе, что… ну, заноза в заднице, но что делать? Я не хотел менять больницу. Хотя я не думаю, что это бы помогло. — Райт, — предупредил Эджворт. — Я знаю, — вздохнул Райт. — Они все так говорят. И у него такие хорошие связи. Я не знаю. Думаю, я все еще разбираюсь с этим. — Эджворт представил, как он криво улыбается. — Хотел бы я быть одним из тех людей, которые могут затаить обиду. Просто ненавидеть его с первого раза, когда он причинил мне боль, и никогда не оглядываться назад. Эджворт почувствовал, как его брови нахмурились. Его рука крепко сжимала телефон, и ему пришлось сознательно ослабить хватку. — Жить так одиноко, — сказал он. — И теперь у тебя хорошие связи. У тебя есть друг в прокуратуре. — Правда? — тон Райта был веселым, и Эджворт услышал его улыбку. — Конечно. Эджворт услышал тихое дыхание Райта. Он представил, как Райт покраснел и повесил голову. — Спасибо, Эджворт, — наконец сказал санитар. — Я еще раз прошу прощения за то, что так долго не звонил тебе. Это был мой первый день после возвращения, и я подумал, что цветы, должно быть, от Кристофа, поэтому я испугался. Но потом я понял, что это маргаритки. И это лучшие цветы, которые я когда-либо получал. А потом я просто смутился, поэтому отложил звонок. Эджворт почувствовал, как тепло растекается от его живота наружу, и неловко откашлялся. — Тебе нечего смущаться. — Ну, я все равно все время смущаюсь, так что это не имеет значения. — сказал Райт. — Итак, эм… у тебя все хорошо? Я прерываю работу или что? Я думал, что это рабочий телефон, а сейчас нерабочее время... — Нет, нет, — быстро сказал Эджворт. — Я рад услышать тебя. Я… я очень рад слышать все это, Райт. — Здорово! Эджворт вздохнул. — Я вновь открыл дело моего отца. — Правда?! Эджворт кивнул, хотя его никто не видел. — Мне потребовалось некоторое время для этого, но да. — Итак, как успехи? — спросил Райт. — Ну, медленно, — сказал Эджворт. — Я получу доступ к уликам, как только будут оформлены документы. Придется нанять независимого детектива, чтобы все проверить. Если обнаружится, что улики отсутствуют или неправильно обработаны, может быть проведено расследование нескольких связанных дел. — Вау, — сказал медбрат. — Так это целое дело. — Да, это будет долго. И скоро праздники, так что это замедлит процесс. Но сейчас дело открыто, что очень важно, так как время обжалования вот-вот должно было закончиться. Теперь у меня будет столько времени, сколько мне нужно. — А как же ты? Как ты все это переносишь? — У меня все хорошо, Райт. Действительно. Мне нравится мой терапевт, и все… лучше. — Супер! — голос Райта был теплым, а медбрат определенно сиял. — Значит, у нас обоих все отлично. — Похоже на то. — И знаешь, на днях мне пришло в голову, что мы оба видели друг друга в самом плохом состоянии, — сказал Райт. — Действительно? — Значит, отсюда все в гору, да? Эджворт поймал себя на том, что закатывает глаза. — Ты смешон. — Но я Райт. Эджворт прыснул, и медбрат рассмеялся. — Ну так что? — спросил Райт. — Хочешь выпить кофе или что-нибудь в этом роде? Эджворт обратил внимание на скрип кожи своего кресла, почувствовал дыхание в легких и слабый румянец на щеках. Он посмотрел в окно на мерцающий город и заметил, какой он красивый. Он обдумал вопрос Райта. Он улыбнулся.КОНЕЦ.