—
Эджворт неохотно согласился поужинать в общей комнате в тот вечер. Он не просил дополнительного десерта, не оставался смотреть телевизор или читать книгу. После долгого ворчания он все же принял долгий горячий душ, предварительно убедившись с Мими, что Хотти отвлечется на ближайший час. Это было приятно. В конце концов, прошли дни. И будь она проклята, но маленькие упражнения доктора Фей работали. Но вина за Кей... знала ли она, что он здесь? Как бы она была опустошена? — мысли метались, он перенес их на душ, на воду на коже, на кафель на стенах. Была еще одна навязчивая мысль, которую он пытался заглушить — что упражнения работают, и он может продолжать их использовать, но он не хотел, потому что сильный человек не должен этого делать. А потом, в глубине души, он подумал, может быть, это именно то, что делают сильные люди? С чистыми волосами и ногтями, надев вторую пару пижам из бумажного пакета, Эджворт спросил у Мими, можно ли ему принять легкое успокоительное перед сном. Он беспокоился, что все эти разные лекарства скоро нанесут какой-то долговременный вред, но старался верить, что специалисты знают, что делают. Он просто очень устал, особенно после всех этих упражнений. Эджворт порылся в бумажном пакете, пока не нашел свои фотографии. Он смутно помнил, как Бикини забрала фоторамки и сказала, что они в будут шкафчике, принеся ему фотографии в мягком пластиковом листе. Они стояли оборотами друг к другу, Песс с одной стороны, он и Франциска с другой. Он сел на свою кровать и долго рассматривал фотографии, стараясь не чесать зудящие шрамы. Однако вскоре снотворное подействовало, и он положил фотографии на прикроватный столик, самый дальний от Хотти. Эджворт спал хорошо и не мог вспомнить свои сны, но, проснувшись, не почувствовал себя отдохнувшим.—
Эджворт решил встать вместе с Хотти и немного прошелся по палате. Он подумал, что, может быть, именно поэтому другой мужчина любил делать «обходы», чтобы не заразиться каютной лихорадкой в одной комнате. Он обошел комнату занятий, выглянул в разные окна, а затем вернулся. Бикини пыхтела, стягивая простыни с его кровати. — В чем дело? — спросил он. Старая медсестра улыбнулась ему. — Хорошие новости, мистер Эджворт! Свободна отдельная комната. — О, — сказал он. — Ну… не беспокойтесь. Я уверен, что кто-то другой нуждается в тихой комнате больше, чем я. — Не ругайтесь на меня по этому поводу, — сказала Бикини, — но я уверена, что Вы единственный пациент на данный момент, чья страховка это покрывает. — она подмигнула ему. — Уборщицы приходят позже, а я предпочитаю, чтобы все было чисто и аккуратно. — О, — сказал он снова. — В таком случае, позвольте мне помочь Вам. Пока они работали, она рассказала ему запутанную историю о своей маленькой внучке, которую он не мог понять, и немало шуток, от безобидных до непристойных. — Ха-ха-ха! — она хихикала. Ее смех не был заразителен, а вот улыбка почти заразительна. В любом случае, когда он разговаривал с ней, или, точнее, когда помогал, он был довольно далеко от клубка. Они сложили его старые простыни в тележку для белья. Затем он надел халат, собрал свой бумажный пакет и фотографии и проследовал за Бикини по коридору. — Вот сюда, сэр, — весело сказала она, обводя рукой комнату, как стюардесса. Она была меньше, чем другая комната, и такая же простая, с односпальной кроватью. Главное отличие в том, что здесь был маленький столик с двумя стульями и короткая кушетка для посетителей. Окно выходило на другую улицу и частично открывало вид на собачий парк. Эджворт подошел к окну. — Я никогда не замечал этого парка, — сказал он. Они были недалеко от здания суда, но он редко заходил на этот берег реки. — Красиво, правда? — спросила Бикини. — Я прохожу мимо по пути домой, просто чтобы увидеть всех этих хороших мальчиков и девочек! На улице уже было несколько собак, прыгающих под лучами утреннего солнца. — Хм, — ответил Эджворт. — Итак, это Ваша новая комната. Я сейчас принесу завтрак. О! И у Вас есть гость, который хотел бы зайти сегодня. Эджворт напрягся. — Понятно, — сказал он. — Она позвонила, чтобы спросить, все ли в порядке. Я сказала, что перезвоню ей. Вы можете сказать нет. — Кто это был? — спросил он, хотя уже знал. Бикини нахмурилась, глядя на что-то, нацарапанное ручкой на ее руке. — Франческа ван Коркен! — она улыбнулась ему. Он вздохнул. — Да, скажите ей, что она может прийти. Она все равно получит то, что хочет. Когда мне ее ждать? — Часы посещений начинаются после обеда, и она, похоже, очень пунктуальна, — сказала Бикини. — Очень хорошо. — Эджворт посмотрел на фото еще раз. — О, Бикини. Убедитесь, что вы уточнили, что разговариваете с мисс Франческой ван Коркен, когда она ответит на звонок. Она очень любит формальности. Бикини уставилась на него. — Я ошиблась в ее имени, да? — Да. — Она будет меня ненавидеть? — Да. Бикини захихикала, выходя из комнаты, и Эджворт поймал себя на том, что улыбается.—
Было приятно завтракать в одиночестве за маленьким столиком у окна. Он мог почти обмануть себя, думая, что находится в отпуске. Доктор Фей удивила его, войдя в комнату и волоча за собой небольшую пластиковую коробку на колесиках. На ней было деловое серое платье, которое было бы уместно в суде. — Мы все еще можем пойти в мой офис, если Вам там будет удобнее, — сказала она. — Но я хотела спросить. Вы любите чай? — она протянула ему коробку с надписью «Белый чай с цветущей вишней» из сети, которую он не узнал. Эджворт долго смотрел на коробку. — Да, — сказал он. — Мы можем продолжить здесь, я не против. Доктор Фей только улыбнулась. Вскоре пришла Бикини со стопкой маленьких пенопластовых стаканчиков и большим чайником. Ах. Теплый чай в пенопластовой чашке. Это было бы… хорошо, — подумал Майлз. Эджворт был немного напуган тем, что их утренняя сессия будет включать в себя еще одно душераздирающее упражнение, но, к его удивлению, оно оказалось более обучающим. — Сегодня утром мы поговорим об образовании, — сказала доктор Фей, возясь со своим пластиковым стаканчиком. — У меня такое чувство, что Вы хорошо учились в школе. — Хм, — сказал он. — Ну, я приготовила несколько наглядных пособий. — она подтолкнула к нему толстую папку с бумагами. Эджворт уставился на нее. — Не переусердствуйте, — сказала она. — Это все не на сегодня, и даже не на то время, пока Вы здесь. Вы можете взять это с собой. Мы просто пройдемся по тому, что Вам понравится. Эджворт проворчал, но не похоже, что ему было чем заняться. И, вздохнув, он заметил, работа отвлечет его от мыслей о том, как пройдет визит Франциски. Доктор Фей поставила чай завариваться, а Эджворт пролистал бумаги. Он автоматически проходил мимо чего-то очень насыщенного словами, и в конце концов его внимание привлек лист с контуром человека и простым наброском всех внутренностей. Это напомнило ему отчет о вскрытии. — Ах, бей или беги, — сказала доктор Фей, сидевшая напротив него. — Это хорошее начало. Это не было причиной, почему это привлекло его внимание, но все равно. Он обнаружил, что рядом с психиатром его решимость ослабевает - то ли от лекарств, то ли от всех этих разговоров, то ли просто от того, что его заперли в психушке на три дня. Доктор Фей обсуждала с ним — или, на самом деле, читала ему лекцию — о реакции «бей или беги», физиологической реакции каждого животного на опасность. Она уточнила, что на самом деле в системе есть еще две буквы: Замри или сдавайся. — Некоторые говорят: замри или трахни, — сказала она, напугав его. — И Вы можете увидеть, как некоторые люди с травмой проявляют сексуальное поведение. Но я думаю, что это связано с подчинением. Есть также переедание, так что вроде это система из пяти букв, хотя это скорее долгосрочная реакция на стресс, чем немедленная. Но все это связано с нашими основными, первичными потребностями, поэтому тот, кто постоянно находится в стрессе, может успокоить себя едой. — Мозг пещерного человека, — сухо сказал он. — Именно! — она улыбнулась. Эджворт нахмурился. — Разве подчинение или… действия с… не будут ли они также долгосрочными механизмами выживания? — Да! — весело сказала она, как учительница начальных классов, хвалящая свою ученицу. — Но человек может абсолютно точно использовать подчинение как механизм выживания в данный момент. Например, в случае с животным-хищником притвориться мертвым было бы механизмом замирания, а избегание зрительного контакта было бы подчинением. — По-прежнему кажется, что первыми инстинктами были «бей или беги», — возражал Эджворт. — Разве подчинение не требует сознательного мышления? Не слишком похоже на реакцию пещерного человека. — Хороший вопрос, — сказала она. — Удивительная вещь в людях — это то, как быстро мы можем адаптироваться. Когда кто-то возбужден, то есть находится в состоянии стресса, и первые три буквы ему недоступны, он приспосабливается к подчинению. Ваш мозг пробежится по вариантам еще до того, как вы о них подумаете, и выберет правильный. — Свидетель ограбления банка, например, скорее всего, инстинктивно поймет, что он не может дать отпор или убежать, поэтому он замрет. И он будет подчиняться грабителям. Он может даже плакать или умолять, и много раз будет избегать зрительного контакта, а иногда, если он находится в таком состоянии достаточно долго, разовьется стокгольмский синдром, что на самом деле просто причудливый способ сказать, что он использует совершенно естественный инструмент выживания — подчинение в долгосрочной перспективе. — Хм, — сказал Эджворт. Фей некоторое время смотрела на него. — Кто-то в абьюзивных отношениях, кто не может дать отпор, кто не может убежать и кто не может замереть без последствий… они также научатся капитулировать перед своим агрессором, насколько это возможно. Иногда они даже будут защищать своего обидчика или отрицать, что это происходит. —она сделала паузу. — Дети особенно хорошо учатся этому. Эджворт не смотрел на нее. Он вынул чайный пакетик из чашки и сделал глоток. — Этот чай был бы значительно лучше в правильном фарфоре, — сказал он. — Сохраните коробку, — сказала доктор Фей. — Выпьете позже. С помощью рабочего листа они обсудили различные физиологические симптомы страха. Ему было сказано использовать диаграмму, чтобы точно определить, где в его теле возникают определенные чувства, когда он находился в, как они это называли, клубке. Эджворту дали цветные карандаши и попросили раскрасить различные органы и части тела, чтобы определить физические симптомы. Они заполнили один для приступа паники, который он испытал накануне вечером, когда говорил о Кей, и один для приступа, который у него был накануне утром, когда он думал о посттравматическом стрессовом расстройстве. Урок, который, по-видимому, проводила доктор Фей, заключался в том, что когда он испытывал эти симптомы — учащенное сердцебиение, сжимающийся желудок, сужение зрения — ему на самом деле ничего не угрожало. Его мозг пещерного человека просто так думал. На протяжении всего упражнения она несколько раз подталкивала его к разговору, но он отнекивался. Чай, может быть, и хорош, но он не собирался признаваться, что у него была травма. Это все еще казалось ему нелепым. Доктор Фей показала ему еще одно небольшое дыхательное упражнение, на этот раз сканирование тела, чтобы определить, проявляет ли он какие-либо признаки борьбы или бегства в конкретный момент. Он следовал ее инструкциям и мысленно сканировал свое тело, пропуская маленькие сейфы, о которых он никогда не собирался ей рассказывать. У психиатра сложилось впечатление, что ему понравилось раскрашивать, поэтому она велела ему отложить раздаточный материал и достала книжку-раскраску мандал. Эджворт усмехнулся при виде этого, но когда она вырвала страницу из книги, он нехотя взял ее. Она взяла одну для себя, и они оба принялись за раскрашивание. Через некоторое время Эджворт вынужден был признать, что это расслабляет. Ему было неудобно из-за его шрамов, но он натянул рукав на запястье и в основном двигал рукой от локтя. Он нашел это упражнение достаточно отвлекающим, чтобы сохранить свои мысли в безопасности, пока он разговаривал с доктором Фей, но не настолько стимулирующим, чтобы быть утомительным. — Так у Вас здесь есть друзья? — небрежно спросила она. Эджворт подумал о Бикини и Райте, но отогнал эти мысли. — Нет, — ответил он. — Я не проводил время с другими пациентами. — Ну, это нормально, — сказала она. — Когда вы уйдете отсюда, мистер Эджворт, Вы можете получить совет, что Вам следует стараться быть общительным или проводить время с другими людьми. Я действительно думаю, что Вам нужна хорошая сеть поддержки, и Вы не можете быть изолированы, но я не хочу, чтобы Вы думали, что Вам нужно много общаться. Это может быть опасно - подталкивать интроверта к излишнему общению. Эджворт чуть не рассмеялся, — я не интроверт, поскольку фон Карма категорически не одобрял все, что считал антисоциальным. Он не то чтобы подталкивал Франциску или Эджворта к тому, чтобы они были социальными бабочками, но для него было важно быть в юридическом мире, налаживать связи, вести судебные процессы, а также быть на виду. В доме фон Карма не было тихого, уединенного свободного времени, было только изучение права. Но кого именно Эджворт обманывал? Конечно, он был интровертом. — Это опасно? — решил спросить Майлз. Фей кивнула. — Ваши механизмы выживания должны работать на Вас. Вы здесь, чтобы отдохнуть, а для Вас отдых — это время, проведенное в одиночестве. Некоторые люди приходят сюда и проводят все свое время в общении с другими пациентами, потому что для них это отдых. — Понятно. — Отдых важен, — продолжала она. — Вы не можете отдохнуть от работы, работая еще больше, верно? — Я понимаю. Но… я имею в виду… — вздохнул он. — Я же здесь не потому, что был интровертом, которому не хватало времени наедине с собой? — Нет, — согласилась она. — Но у Вас есть потребность, и важно это признать. Люди не понимают интровертов. У Вас очень общественная работа, а наше общество требует много межличностного общения. Я просто хочу чтобы Вы помнили, что важно заботиться о себе. Он некоторое время размышлял. — Хорошо, — наконец сказал он. — Я буду иметь это в виду. Через некоторое время доктор Фей отпила чай и посмотрела на него. — Итак, у Вас были еще какие-нибудь мысли об идее травмы? — Я не знаю, о чем Вы говорите. — сказал он, не отрываясь от своей раскраски. Она сложила руки на столе. — Вы сказали, что у Вас никогда не было травмирующего события, и мы говорили о том, как люди по-разному определяют травму. Я хотела спросить, не хотите ли Вы еще что-нибудь сказать по этому поводу? — Чтобы вы могли окончательно поставить мне диагноз ПТСР, — сказал он. — Ну да, — кивнула она. — Или исключить. Эджворт использовал довольно много синего цвета в этой части мандалы. Он добавил немного пурпурного. — Моя сестра приедет навестить меня. — сказал он. — Это травмирующее событие? — спросила доктор, что заставило его рассмеяться. — Нет, — ответил Майлз. — Извините, я не должна шутить. Семья может расстраивать. Я рада, что это не травмирует Вас. — Хм, — сказал Эджворт. Он немного покраснел. — Она моя приемная сестра, — сказал он, прощупывая почву. — О, — сказала доктор Фей. — Она приемная или Вы? Эджворт посмотрел на нее, а затем отвел взгляд. Пусть она сама во всем разбирается. — Когда она придет? — После обеда. — Хотите, я поговорю с ней до того, как она войдет? Эджворт поднял взгляд. — Зачем? Доктор Фей пожала плечами. — Иногда это помогает ввести людей в курс дела. Мне не нужно этого делать, если Вы не хотите. Но некоторым людям это нужно. Семья... может быть трудной. — Хм, — промычал Эджворт, возвращаясь к раскрашиванию. — Можно подумать, что в Лос-Анджелесе… здесь все сумасшедшие, — продолжила Фей. — Можно подумать, что многие поймут. Но они приходят и просто… не понимают. — Ну, она точно не поймет, — уверенно сказал Эджворт. — Если Вы хотите проинструктировать ее, я не буду возражать. Я не знаю, какой от этого будет толк. Доктор Фей посмотрела на него. — Вы не обязаны ее видеть, если не хотите. — Я знаю. — он пожал плечами. — Я не против. В конце концов мне все равно придется иметь с ней дело.—
Как и ожидалось, Франциска прибыла в ту же минуту, как он вернулся с обеда в общей комнате. Она ворвалась внутрь, как будто палата была бутик-отелем, которым она лично владела, волоча за собой небольшой чемодан. — Какая-то глупая женщина-врач приказала мне не сообщать тебе о том, как сильно ты меня разозлил, — было первое, что она сказала. Эджворт не ответил. Он смотрел на большой яркий букет цветов, который она держала. Он был таким большим, что ей приходилось держать его под мышкой. На локте у нее висел белый полиэтиленовый пакет. Хлыста на поясе не было - должно быть, его у нее отобрали, когда она пыталась войти. — Дурак! — кричала она. — Отвечай, когда я с тобой разговариваю! — Франциска, я… Она не могла щелкнуть кнутом, поэтому вместо этого топнула ногой. — Закрой свой глупый рот! Я еще не закончила! Эта женщина осмелилась сказать мне, что я не должна требовать извинений за твои действия. По ее словам, это может повредить твоему выздоровлению. Так что не извиняйся или я буду выглядеть дурой! Бикини стояла в дверях, руки на бедрах, челюсть отвисла. Эджворт отмахнулся от нее. — Все в порядке, — прошептал он. Бикини сузила глаза и отошла, но дверь не закрыла. Он решил, что она ходит прямо снаружи, в пределах слышимости. — Я была в суде. Я получила не менее трех голосовых сообщений от этого твоего неряшливого детектива. Он звучал так, как будто кто-то застрелил его мать. Он сейчас ждет на парковке. Младший брат, он выглядит хуже тебя. Желудок Эджворта начал сжиматься. Он обнял себя. — Франциска... — Поэтому я забронировала первый рейс в Лос-Анджелес и примчалась сюда, только для того, чтобы мне сказали, что тебя держат в каком-то затхлом реанимационном отделении и ты не принимаешь посетителей?! — Франциска буквально затряслась от ярости. Ее лицо покраснело. Цветы под ее рукой дрожали. Эджворт встал и медленно подошел к ней. — Я думала, что ты - мы думали, что ты - я была вне себя! — Франциска шмыгнула носом. Слеза скатилась по ее щеке, и она, должно быть, не заметила, потому что обычно никогда не позволяла ему видеть ее в таком состоянии. Эджворт обнял ее. Она уткнулась лицом в тонкий купальный халат на его плече. Он нежно обнял ее, стараясь не раздавить цветы. Она не выпускала из рук чемодан, а Майлз погладил ее по спине. — Прости, что напугал тебя, — мягко сказал он. — Не смей, маленький брат, — взглянула она на него. — Доктор приказал, чтобы ты не извинялся! — Хорошо. — ответил он. Она сердито фыркнула. — Почему ты не сказал мне, что так себя чувствуешь? — но она, похоже, знала ответ, потому что едва успела закончить это предложение, как у нее перехватило дыхание. — О, Франциска, — пробормотал он. Он вытер ее слезы рукавом своего халата. — Я бы хотела, чтобы ты мне рассказал, — тихо сказала Франциска. — Я тоже, — сказал он. Он нежно обнял ее и поцеловал в лоб. Франциска через некоторое время успокоилась и сунула ему букет цветов. — Это от твоих глупых помощников, — сказала она. Помощники во множественном числе. Дерьмо. — Это очень большой букет, — сказал он, положив его на столик рядом с диваном. Это был микс из роз, гвоздик и хризантем. — Я не думаю, что они могли бы себе это позволить. Франциска посмотрела на него убийственно. — Это от меня, — сказала она, пихая ему белый полиэтиленовый пакет. Эджворт вынул большую коробку роскошных швейцарских конфет. Учитывая размер коробки, они должны были стоить около 200 долларов. — Тойшер! — он сказал. — Мои любимые. Франциска, это уже слишком. — Успокойся. Я купила их здесь. У меня точно не было времени купить подарок дома, пока я спешила на посадку в самолет. — она осторожно вытерла лицо и разгладила одежду. — Вчера твой детектив отвез меня в Беверли-Хиллз. — Понятно, — улыбнулся он и почувствовал что-то странное и теплое в груди. — Ну, садись. У меня здесь есть хороший белый чай, хотя он может быть недостаточно хорош, чтобы сочетаться с этим. — Постой, маленький брат, — хмуро посмотрела на него Франциска. Она оглядела комнату и потащила чемодан в шкаф. — Я принесла тебе еще одежду. Мне сказали, что я не могу принести тебе ремень или туфли со шнурками, но мы подобрали для тебя несколько подходящих нарядов. — она повернулась к нему. — Тебе стоит переодеться. Ты будешь чувствовать себя лучше. Больше похожим на себя. Лучше. Когда медбрат Райт сказал тоже самое, это была, безусловно, правда. Но он еще не был уверен, что готов одеваться в своем обычном стиле. Он посмотрел на коробку конфет в своих руках, потом снова на Франциску. Что-то изменилось в ее лице. — Прости меня. Я только имела в виду… ты просто выглядишь… таким маленьким. — она поспешно вытерла глаза. — Я не хотела требовать собственного комфорта. Они оба отвели взгляд друг от друга. — Садись, — сказал Эджворт спустя время. Франциска села и, избегая его взгляда, стала смотреть в окно. — Спасибо за визит, — слабо сказал он. — В любом случае, уже поздно, — сказала она. — А… твой отец знает? Франциска пристально посмотрела на него. Она покачала головой. — Нет, конечно нет. Младший брат, нет, мы никогда не скажем ему об этом. Эджворт наполнил их пенопластовые стаканчики теплой водой из чайника. Он сел напротив Франциски и посмотрел на свои руки на столе, еще сильнее натянув рукава на запястья. — Я сказала папе, что собираюсь навестить тебя — я не могла говорить с ним по телефону, я была слишком расстроена, поэтому я написала ему по электронной почте. Он прислал мне этот… список требований. Это сделало меня такой… — она сжала кулак на столе и нахмурилась. — Прости, Франциска. Она снова повернулась к нему. — Доктор сказал... — Я извиняюсь за то, что тебе пришлось солгать своему отцу, — поправился Эджворт. Франциска сузила глаза. — Хорошо. Мне это не понравилось, но я не видела другого выхода. — она снова посмотрела в окно, а затем оглядела комнату. — Здесь довольно мрачно, а? Это очень похоже на стеклянный колпак. — Все не так уж и плохо, — сказал Эджворт. — Когда я вошла, на полу лежал взрослый мужчина и плакал возле лифта, — возразила она. — Ну… — Эджворт был в растерянности. — Это лучше, чем в отделении неотложной помощи. Франциска фыркнула и повернулась к нему. — Так что они говорят? Как долго ты здесь пробудешь? — По крайней мере, до пятницы. Может быть, дольше. — он нервно возился со своим чаем. — А после этого? — Я не думаю, что смогу сразу же вернуться к работе, — ответил он. — Я не спрашивал об этом. — Я не об этом, младший брат, — сказала Франциска. — Каким будет твое лечение? Эджворт вздохнул. — Мне придется обратиться к психиатру. Они назначили мне лекарства, так что, полагаю, я буду продолжать их принимать. — Какое лекарство? — она вытащила свой телефон. Он прищурил на нее глаза. — Зачем тебе это? — Я хочу знать, Майлз Эджворт. Система здравоохранения в этой стране ужасна. Если в Европе есть лучшее лекарство, я не понимаю, почему бы тебе не принимать его. — Это будет то же самое лекарство. И я не перееду обратно в Германию, — проворчал он. — Я этого не говорю, — сказала Франциска. — Но есть такие вещи, как международные отправки, да? А теперь скажи мне. — она выжидающе посмотрела на него. — Я принимаю прозак, — сказал он после некоторого колебания. — И успокоительные иногда. Она набрала название в своем телефоне. — И какой диагноз? Он долго молчал. — Депрессия. И доктор Фей считает, что у меня посттравматическое стрессовое расстройство. Франциска кивнула, печатая дальше. — Очень хорошо. Я попрошу Скраффи отвезти меня в книжный магазин после того, как я уйду отсюда. Сегодня вечером я начну заниматься. Эджворт моргнул, глядя на нее. — Так ты… ты думаешь, она права? Франциска моргнула в ответ. — Ну, я не эксперт, но это похоже на правду. — Откуда ты знаешь? Франциска скрестила руки. — Младший брат, хочу, чтобы ты знал, что в прошлом году я расследовала не менее трех дел, так или иначе связанных с посттравматическим стрессовым расстройством. Когда я впервые прочитала краткое изложение этой темы, я подумала про себя "Господи, это похоже на Майлза Эджворта". Эджворт был ошеломлен. — Это не похоже на меня, — сказал он. — Это так. Эджворт вздохнул. Спорить с Франциской о чем-либо было совершенно бессмысленно. — Если бы я не знала твоей истории, возможно, я бы так не думала, — продолжала она. — Но ты никогда не говоришь о своем отце. Эджворт скрестил руки и сжал свои бицепсы. Он нахмурился. Франциска наблюдала за ним. Она убрала чайный пакетик и развернула коробку конфет. Эджворт все еще был напряжен, хмурился и скрипел зубами. — Вот как сейчас, — сказала Франциска. — Ты думаешь о своем отце и не говоришь об этом. Ты делал это всю нашу жизнь. Эджворт покачал головой. — Не о чем говорить. — Майлз Эджворт, — мягко сказала Франциска. — Твоего отца застрелили у тебя на глазах. И убийца отделался формальностью? — она покачала головой. — После этого любой бы развалился. А папа… ну, он ведь не позволял тебе оплакивать потерю, не так ли? Я не думаю, что он знал, как это сделать. Так что мы все просто… проигнорировали это. Эджворт начал дрожать. Клубок мыслей собирался на горизонте его разума. — Если ты все это время думала, что у меня посттравматический синдром, почему ты ничего не сказала? Франциска посмотрела на него так, словно у него выросли две головы. — Полагаю, по той же причине, по которой ты не сказал мне, что собираешься сделать это. — она указала на него. Эджворт усмехнулся и сгорбился. Он вспомнил раскрашенный им лист человеческих кишок. Он искал отвлечение. — Я никогда не читал «Под стеклянным колпаком», — сказал он. — О чем эта книга? — Прости? — Франциска выглядела сбитой с толку. Эджворт судорожно вздохнул. — Пожалуйста, скажи мне, что такое стеклянный колпак. Ее брови были нахмурены, но она, казалось, понимала, что он пытается что-то взять под контроль. — Это об очень умной, но бесцельной молодой женщине. Она амбициозна, но живет в глупом обществе, которое вознаграждает статус-кво и наказывает экстраординарное. — Франциска фыркнула. — Бедняжка сходит с ума. — Понятно, — сказал Эджворт. — Ну, блядь, в конце концов, это довольно метко. Франциска моргнула от его нехарактерной, простой грубости. — Майлз… — она потянулась через стол. Эджворт был поражен тем, что она назвала его имя. Он осторожно положил свою руку на ее. Франциска долго молчала. — Должна ли я была быть лучшей сестрой? — спросила она. — Что? — Эджворт уставился на нее. Она выглядела очень молодой и более испуганной, чем он когда-либо видел ее. — Могла ли я сделать больше? — О чем вообще ты говоришь? — Майлз, он раньше… — слезы снова навернулись на ее глаза, и Эджворту стало от этого плохо. — Он бил тебя из-за меня. — Вряд ли, — сказал он. — Не вряд ли, — выплюнула она. — Я возражала или не слушалась, и ты вставал между нами. — Это случалось всего три или четыре раза, — пробормотал Эджворт. Франциска выглядела озадаченной. — Майлз, это случалось по крайней мере девять раз, которые я помню с ясностью. Я писала о них в своем дневнике. Даже в детстве мои записи были безупречны. — Девять? —Эджворт покачал головой. В голове странным образом закружились мысли. — Нет. — Вероятно, их было больше, до того, как я начала вести дневник. В таких случаях я уверена. Я была такой… Жаль, что мы не говорили об этом раньше, — она снова вытерла глаза. — Ты принимал его оскорбления из-за меня. — Он не бил меня, — слабо сказал Эджворт. Франциска закатила глаза. — Младший брат, пожалуйста. — Я просто не помню, чтобы это происходило, Франциска. Мне жаль. Я не могу в это поверить. — Эджворт выпрямился и не обратил внимания на маленький сейф, который гремел в его грудной клетке. Он тяжело сглотнул. — Верь во что хочешь, — сказала она. — Но если я заслуживаю твоего доверия, то ты поверишь мне, когда я скажу, что он вполне успешно бил меня, когда тебя не было рядом. — Что?! Франциска неуверенно кивнула. Она сжала кулаки на столе. — Не так часто. Но он бил. Эджворт хлопнул ладонями по столу. — Черт, — прошипел он и закрыл лицо. — Почему это так расстраивает тебя? — Франциска казалась искренне сбитой с толку. — Это было всего несколько пощечин. Это было не так плохо, как то, что он делал с тобой. — Потому что... Франциска... нгх! Почему люди были такими тупыми? Неправильно, что Кей показывают жуткие сцены преступлений. Неправильно, что пациенты могут безнаказанно бить медбрата Райта. — То, что он делал с тобой - недопустимо! — крикнул Эджворт. — То, что он делал с тобой, тоже недопустимо! — крикнула она в ответ. Майлз прикусил губу, скрестил руки на груди и нахмурился. Франциска вздохнула. — Мы должны были поговорить об этом раньше. Я должна была заставить тебя поговорить об этом. — Это не твоя вина, Франциска. — Конечно, нет, — усмехнулась она. — Это папа. Смотри, что он с тобой сделал. Он заставил тебя отрицать, что это вообще произошло. — она покачала головой. — Ты должен отдать ему должное, он великолепен. Даже идеален. Я так им восхищаюсь. Но он чертовски ужасный отец. — Это довольно противоречиво, — сказал Эджворт. — Он идеальный, но ужасный отец? Франциска пожала плечами. — Я не вижу изъянов в своей логике. Боже мой, — подумал Эджворт. — У доктора Фей был бы ударный день с этим всем. Франциска отхлебнула чай. — Это определенно ядовито, — сказала она. — А я думаю, что это довольно приятно, — пробормотал Эджворт. — Этот чрезвычайно безвкусный город испортил тебе вкус. — она поднялась со своего места. — Мне нужно в дамскую комнату. Эджворт указал ей на ванную, а затем прошелся по маленькой спальне. Бикини снова появилась в дверях с вопросительным выражением лица, и он снова отмахнулся от нее со слабой улыбкой. Через некоторое время Франциска вышла. Они неловко стояли друг перед другом. — Я пришла не для того, чтобы кричать, — сказала она. — Мне жаль. Эджворт вздохнул. — Все в порядке. Она немного шагнула вперед. — Если ты... если ты считаешь, что для тебя будет полезно, чтобы мы посетили что-то вроде... семейной терапии... — очевидно, ей было трудно. — Не надо, Франциска. Она нахмурилась. — Хотя я бы … если бы это было полезно. Я могла бы остаться здесь на некоторое время, взять несколько дел. Это нетрудно. Эджворт кивнул. — Это может быть полезно. Франциска, я хотел бы с тобой кое о чем поговорить. — он тяжело сглотнул, борясь с комком в горле. — Позже. Может быть. Так что… да, мне бы этого хотелось. Спасибо. Франциска коротко кивнула. — Прости, что тоже накричал, — Эджворт неловко поерзал. Франциска покачала головой и сделала пренебрежительный жест рукой. Потом она встала еще прямее. — Мы победим это, Майлз Эджворт, — заявила она. — Да, — ответил он тихо. Франциска подошла к нему вплотную. — Я люблю тебя, — прошептала она. Они долго обнимались.—
После того, как Франциска ушла, Бикини вошла и какое-то время возилась с Эджвортом, заставляя его выпить полный стакан воды, пока она смотрела. Она забрала пластиковый пакет и принесла ему пакет со льдом для ноющих, зудящих ран на запястьях. Он немного вздремнул, но обнаружил, что слишком взволнован откровением Франциски, чтобы хоть немного отдохнуть. Он размышлял, стоит ли ему идти в комнату для занятий или нет, и ругал себя, потому что знал, что ему нужно будет найти отвлечение, иначе он скоро доведет себя до опасного состояния. Он сосредоточенно расхаживал по комнате, когда его отвлекли. — Эй! У тебя хорошая комната! — в дверях появился медбрат Райт. Он нес небольшую пластиковую ванночку. Необычно было то, что его длинные рукава были опущены до запястий. Над левым глазом у него начал образовываться синяк, неумело наполовину замазанный, похоже, дешевой косметикой. Сам синяк был красновато-черным. Получен прошлой ночью, предположил Эджворт. Эджворт старался не набрасываться на него сразу. — Ч-что ты здесь делаешь? — спросил он. — Мими заболела! – чирикнул Райт. — Итак, они вызвали меня. Я работаю только полсмены, а потом мне нужно спуститься в отделение неотложной помощи, потому что там тоже кто-то заболел! Эджворт почувствовал, как на его губах играет легкая улыбка. — Но ты же носишь детские халаты, — сказал он. Райт торжественно поднял руки. — Я надел его для тебя! Потому что он тебе так понравился. Это чистый комплект. — он посмотрел на себя. — Ой, я забыл свои цветы. Эджворт старался, чтобы его голос был мягким. Он больше не мог вести пустую светскую беседу. — Что случилось с твоим лицом? — спросил он. Райт посмотрел на Майлза. — Это? Ничего себе, ты внимательный. Просто немного стерпел, ничего страшного. — Но вчера ты не был в отделении неотложной помощи, — сказал Эджворт. — Что? — моргнул Райт. — Ты был здесь, в психиатрическом отделении, весь вчерашний день. — Да, — сказал Райт. — Но я не знаю, заметил ли ты, Эджворт, что некоторые из этих людей сумасшедшие. Эджворт криво усмехнулся. — Я не слышал никакого шума, — лениво сказал он. Райт закатал рукава. — Я думаю, ты был на терапии, — поспешно сказал он, отводя взгляд от Эджворта. — А теперь давай. Пришло время кое-кому почистить швы! — Ах. Твое любимое. — Эджворт подошел и сел на кровать. Райт принес с собой свою маленькую ванночку. — Да, в самом деле! — весело сказал Райт. Он пододвинул стул из-за стола, сел и закатал рукава Эджворта. Он надел полиэтиленовые перчатки и начал промывать рану физиологическим раствором и ватными тампонами. — Ну, как дела? Доктор Фей великолепна, правда? — Она очень проницательна, — проворчал Эджворт, не желая признавать большего. — Бикини — милая. — О да, Бикини классная, — рассеянно сказал Райт. Он был полностью сосредоточен на своей работе, и в результате у него было очень очаровательное лицо. Очаровательное лицо, омраченное синяком на левом глазу. — Они заживают очень хорошо! Действительно, отек спал, и шрамы уже не казались такими красными и злобными, хотя они все еще были несколько выражены, и чернота швов резко выделялась на фоне кожи Эджворта. Швы на самом деле казались немного свободными, больше не удерживая плоть Эджворта вместе. Само пройдет. Это выглядело так легко. Райт обычно носил длинные рукава, закатанные до локтя, и ему, очевидно, было так удобнее всего. Протирая швы Эджворта, он, казалось, отвлекся на них и рассеянно натянул их на предплечья. Эджворт пригляделся и заметил кончик синяка, выглядывающий из-под рукава. Он продолжал смотреть, затаив дыхание, как рукав скользил все больше и больше, пока не смог отчетливо разглядеть очертания пальца на бледной коже Райта. — Откуда у тебя второй синяк? — спросил Эджворт, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно. — Какой? — На руке. — Я же сказал тебе, это был пациент. — Знаешь, хорошо, что ты не стал адвокатом, Райт. Ты ужасный лжец. — Эй! — Райт встал. — Что… почему ты так говоришь? — Если бы это был действительно пациент, тебе нечего было скрывать, — сказал Эджворт. — Ты бы просто рассказал мне. — Я и не скрываю. — О? Тогда расскажи мне. Райт нахмурился. Он отодвинул стул и бросил свою маленькую ванночку на стол. Он раздраженно стянул перчатки. Потом скрестил руки на груди и уставился в пол. —Раздраженный пациент ударил меня. Это происходит постоянно. — Как он это сделал? — А? Эджворт указал на руку Райта. — Он схватил тебя. Как он это сделал? — Как ты и сказал. Он схватил меня и ударил. Эджворт вздохнул. — Где он был, Райт? Он стоял перед тобой? Райт выглядел так, словно скрипел зубами. — Он был в постели, — наконец сказал он. Эджворт закинул ноги, чтобы лечь в постель. — Так? — Да. — А где ты был? С какой стороны? — С его… — Райт, казалось, задумался. — с его левой стороны. — Хорошо. Иди сюда. Медбрат Райт упрямо подошел и посмотрел на Эджворта сверху вниз. — Засучи рукав, — сказал Эджворт. — Зачем? — Я предполагаю, что он был закатан, когда это произошло. Они всегда закатаны. Райт вздохнул и медленно закатал свой рукав. Были четкие очертания руки, мужской по размеру. В основном он был красноватым, но местами становился черным, что делало его похожим на вчерашний, как на глазу. Рука указывала вниз, большой палец был на внешней стороне руки Райта. — Итак, — сказал Эджворт, стараясь сохранить ровный голос. — Он лежит здесь. Ты стоишь там и делаешь то, что делал. — Да. — Что ты делал? Райт нахмурился еще сильнее, если это было возможно, и это было не так мило видеть, как на все остальное. — Я проверял его лекарства, — пробормотал он. — И это поставило бы тебя… — Я был здесь. — Райт повернулся к тумбочке и, казалось, понял свою ошибку, потому что откинул голову назад и вздохнул. — Значит, ты был там. И он был в замешательстве. Значит, он… тянулся к тебе вот так? — Эджворт осторожно протянул руку через Райта, обходя его левую руку, и осторожно положил ладонь на правую, пересекая синяк. Райт дрожал под ним. — Видишь, что-то не сходится, верно? — торжествующе спросил Эджворт. — Да, — выдавил медбрат. Эджворт снова посмотрел на синяк. — Единственный вариант, чтобы это было правдой, это если бы он стоял прямо справа от тебя, что не имеет смысла. Или он…— Эджворт поднял свою правую руку перед лицом, защищаясь. — Это защитная рана. Твои руки были заблокированы. — он положил левую руку на правое предплечье. — Он схватил тебя и оттащил. Ударил правой рукой. Райт стоял неподвижно, с хмурым лицом, глядя на тумбочку. Эджворт сел. — Если бы это был пациент, ты бы просто рассказал все, как было. Кто это был? — последовала долгая пауза. Эджворт злился. — Парень? — выплюнул он. Райт посмотрел на него, и Эджворт понял, что он сделал. Он снова все испортил. — Поздравляю, Эджворт, — мягко сказал Райт. — Ты разгадал загадку. Наверное, поэтому тебя называют Демон-Прокурор. Эджворт почувствовал, что его сердце выпало из грудной клетки. — Райт, извини. — Все хорошо. — Райт поспешно взял свою маленькую ванночку и зашагал прочь. — Пожалуйста, Райт. Пожалуйста, я... я перегнул палку. Прости! — Мне нужно сделать обход, — сказал Райт. Он смотрел в сторону, и его голос был напряженным. — Просто воспользуйся этой штукой, если тебе понадобится помощь. — он неопределенно указал на пульт у кровати Эджворта. — Райт, пожалуйста… Но Райт ушел, и он остался один. Снова.—
Излишне говорить, что Эджворту было о чем поговорить с доктором Фей на вечернем сеансе. Излишне говорить, что он был совершенно не в настроении ни с кем разговаривать. Он скучал по тем дням, когда впервые приехал сюда и ни с кем не разговаривал. Тогда не было никакой возможности облажаться. Доктор Фей сидела напротив него в своем кабинете, мягко улыбаясь и ожидая. — Как прошел визит вашей сестры? — наконец спросила она. Эджворт вздохнул. — Так, как я мог ожидать, полагаю, — ответил он. — Она была очень расстроена. Фей кивнула и стала ждать. — Она была расстроена, потому что любит меня, — проворчал он. Фей улыбнулась. — Ну, это мило. Иногда люди не так хороши в общении, но полезно помнить, что их действия исходят из любви. Эджворт только пожал плечами. — Медсестра Бикини написала в своем отчете, что... эм... ситуация стала несколько конфликтной? ? — спросила психиатр. Эджворт вздохнул. — Я уверен, что это выглядело плохо, но это… мы действительно… мы не очень нежная и любящая семья, – сказал он. — Ах. — Она… моя сестра согласна с Вами насчет ПТСР, — пробормотал он. — Правда? — доктор Фей выглядела удивленной и довольной. — Да. Она… поддерживает, по-своему. — он сдвинулся. — Она думает, что я подвергался насилию в детстве. Ее отец. И она сказала мне, что он... жестоко обращался и с ней. Фей смотрела на него с таким сочувствием, что ему пришлось отвернуться. — Что Вы почувствовали? — Это меня чертовски взбесило! — воскликнул он. — Потом мы кричали друг на друга. Это было ужасно. — Звучит очень тяжело, — сказала Фей. — Трудно видеть, как кто-то, кого ты любишь, страдает. Эджворт вздохнул. — Затем, я накричал на одного из ваших санитаров. Думаю, я сильно его обидел. И теперь я не знаю, как это исправить. — Что случилось? — Он… — Эджворт схватился за бицепс и уставился в пол, скрестив и расправив лодыжки. — У него были синяки. Он сказал, что они от пациента, но я знал, что это не так, что они, скорее, от партнера. И я… как бы издевался над ним по этому поводу, пока он не признал, что я был прав. Доктор Фей нахмурилась. — Вы говорите о медбрате Райте? Эджворт сгорбился. Он кивнул, уставившись на свои дешевые тапочки. Он услышал, как ручка доктора Фей ударилась о ее блокнот. — Вот дерьмо, — сказала она. Эджворт резко поднял взгляд. — Простите, — сказал он. — Я не думаю, что мне следует вмешиваться в личные дела персонала, а затем рассказывать об этом Вам. Фей покачала головой. — Мы очень маленькое сообщество. Такое случается. — она глубоко вздохнула. — У меня хорошие границы, — очень обдуманно сказала она. — И все, что Вы говорите мне, является конфиденциальным. Так что… давайте просто… отложим это в сторону. Сейчас мы сосредоточены на Вас. Он смотрел, как она пытается успокоить себя, и чувствовал себя полным ничтожеством. — Просто… столько работы. Кажется, я ничего не могу сделать правильно. — Это начало, мистер Эджворт. Некоторые дни будут труднее, чем другие. Мы не можем ожидать, что все будет идеально. — Ух, — Эджворт положил голову на колени. Он услышал смешок Фей. — Тогда, может быть, короткая сессия сегодня вечером? — Да, пожалуйста. Она улыбалась, он понял это по ее голосу. — Помните, вчера я просила Вас подумать о Вашей подруге Кей? Эджворт сел и уставился на нее. — Боже, пожалуйста, только не это снова. — Нет, я не о том. — Фей тепло улыбнулась ему. — Я бы хотела, чтобы Вы подумали о друге детства, который у Вас был. Может быть, о лучшем друге? Эджворт вздрогнул. Она никак не могла узнать, он был почти в этом уверен, кем был его лучший друг детства. Он мог сопротивляться сколько угодно, но в его сознании возник кристально чистый образ девятилетнего Феникса Райта. — Закройте глаза, — сказала она. Он сделал это, и образ стал сильнее. — Вы его видите? — подсказала Фей. — Представьте себе его лицо, волосы и одежду. Представьте его настолько подробно, насколько сможете. — Да, — ответил он тихо. — Как его зовут? — спросила она. Эджворт напрягся. Его плечи поднялись к ушам. — Хорошо, Вам не нужно называть мне его имя, — сказала она. — Это мальчик? — Да. — Сколько ему лет? — Девять. — Какой он? Эджворт вздохнул, в его груди поднялось болезненное тепло. — Он был очень… эмоциональным. Наивным. Он был нежным и мягким. Сейчас всплыло так много воспоминаний, воспоминаний, о которых он не думал годами. Воспоминания, которые, как он думал, на каком-то уровне исчезли. Яркая улыбка Феникса. Игры на детской площадке на перемене. Прятки под спальными мешками во время ночевки. Феникс нежно держит его за руку. Феникс застенчиво целует его в щеку. Феникс убегает, смеясь. — Продолжайте, — подсказала доктор Фей. Эджворт всхлипнул. — Он был таким добрым и дружелюбным. Он не был популярным, но он был таким… добрым ко всем. Он был добр ко мне. — Вы ему нравились? — Да. Мы были лучшими друзьями. Он слышал, как она наклонилась вперед на своем сиденье. — Можете ли Вы попытаться представить себя им сейчас? Можете ли Вы представить, что он видел, когда смотрел на Вас? Вам тоже было девять лет? Эджворт кивнул. Он был готов к очередной катастрофе. Но на этот раз все было намного проще — даже слишком просто. Он увидел себя девятилетнего с потрясающей ясностью, серьезного маленького мальчика в коротких штанишках, умного и энергичного, всегда старающегося поступать правильно. — Да, я вижу себя. — он не мог держать глаза закрытыми. Он посмотрел на Фей и жалобно всхлипнул. — Но он не похож на меня. Это маленький мальчик. Я изменился. — Не думайте об этом сейчас. Просто представьте этого маленького мальчика таким, каким его видел Ваш друг, — мягко сказала она. — Можете ли вы вспомнить, что Вашему другу нравилось в Вас? Слезы текли по лицу Эджворта, но он не задыхался и не рыдал. — Он смотрел на меня снизу вверх. Он сказал… он сказал, что я его герой. — Его герой? — Фей выглядела удивленно. Эджворт судорожно вздохнул. — Я защищал его от… от хулиганов. Он любил меня. — он прошептал последнюю часть. Доктор Фей позволила ему немного поплакать. — Что происходит, мистер Эджворт? — спросила она в конце концов. — Вы в клубке? — Нет, — ответил Эджворт. И он не был в клубке. Все было так ясно. — Мне просто грустно. — О чем Вы грустите? Эджворт уже не чувствовал себя глупым или смущенным. Он просто чувствовал то, что чувствовал, без барьеров, и это освобождало и пугало одновременно. — Я был таким хорошим мальчиком, — плакал Майлз. — У меня был такой большой потенциал. — Вы все еще такой же хороший мальчик, — сказала доктор Фей. — Нет, — сказал он уверенно. — Я не такой. — Почему нет? Что случилось? Эджворт уронил голову на руки и заплакал. Впервые в жизни он оплакивал свое детство. Не было клубка, и он не бил и не бежал. Этот маленький сейф не гремел и не напрягался. Он просто был там, ожидая, когда Эджворт откроет его. Майлз вытер лицо и посмотрел на доктора Фей. — Не сегодня, — ответил он. — Скоро, но не сегодня.