Бес тебя

— Сколько тебе лет? Вопрос застает врасплох. Не потому что странный, нет. Вполне, конечно, закономерный вопрос, но не в тот момент, когда его сперма стекает по моему языку. — А какая разница? Хочется сходить в душ, но он любит поваляться подольше, обнимая мое потное, пахнущее его духами тело. — Большая. Ты похожа на мою дочь. Мои брови взлетают вверх. Помыться хочется еще сильнее. — У меня к тебе о-очень много вопросов. — Иронию в голосе скрыть не удается, и мужчина, понимая намек, кривит красивое, но уже покрытое морщинами лицо. Ему чуть за сорок. Нет жены, очевидно, есть дочь. И это все, что мы выяснили друг о друге за целое совместное лето. Он даже не знал моего имени. Это было излишним. — Не думай об этом. Все равно наш миленький курортный роман скоро окончится — я уезжаю из этого городишки. — Я и сам не отсюда. — А зачем приезжаешь? — Иногда. По работе. Он выводит пальцами с аккуратно подстриженными ногтями вензеля по моей спине, глазами провожая каждую плавную линию. Не сказать, что мне это нравилось, но обычно после таких ласк купюр на тумбе оказывалось чуть больше запрошенного. — Зачем ты этим занимаешься? — Ну как сказать, — передергиваю плечами, скидывая его руки с себя. Хочется в душ. — Все очевидное просто: мне нужны деньги. — Разве родители тебя не обеспечивают? — Родителям класть с прибором на меня. — Я поднимаюсь, ловя на себе его жадный взгляд, и улыбаюсь. — Хорошие девочки не трахаются со старыми дядьками за деньги. — Я бы никогда не позволил своей дочери заниматься подобным! — В его голосе слышится неприкрытая ярость. Сразу видно, что свою дочь он действительно любит и ценит. Можно было бы позавидовать, но есть одно незначительное «но»: — Как же хорошо, что я — не твоя дочь. Заботливые родители мне и задаром не нужны. Первая суббота этой осени выдалась противной и дождливой. В самую пору забраться с ногами в кресло и хандрить, но причин для этого у меня не было: на моем носу сидели новенькие дорогущие очки для коррекции зрения, на ногах были новые кроссовки, а карман грела ещё приличная сумма денег. Настроение было прекрасным, если бы не материнские песни в мои уши о прекрасном мужчине, ради которого пришлось перебраться в этот неудобный город. Спасало лишь то, что ехать пришлось недалеко — всего-то полтора часа, но даже они дались мне с трудом, ведь вся моя жизнь осталась там, в старом городке в полутора часах отсюда. Здесь все придется начинать сначала. Горестный вздох вырывается сам собой. Повторить его приходится через пару секунд, когда старая зажигалка не выдает мне даже искорки. Курить хотелось нестерпимо. И парк, по которому я возвращалась из больницы, как назло многолюдностью не отличался. И искать кого-то в этой темноте — это гарантированно нарваться на проблемы. На одной чаше весом самосохранение, на второй — рабочая зажигалка. Даже думать не пришлось — зажигалка победила, так что я, поглубже спрятав подбородок в толстовку, пошла искать. А проблемы или зажигалку — разберусь потом. Можно было, конечно, дойти до магазина, но ближайший был по ту сторону парка, а тащиться туда было откровенно лень. После недолгого блуждания и одной сгрызенной от нервов сигареты, я услышала глухой вскрик. Уши на звук навострила не хуже, чем ищейка на охоте, и потихоньку пошагала. Авось к моменту, как я их найду, все рассосется. Не рассосалось: дорожка из мощеной постепенно перешла в обычную тропинку, которую обычно вытаптывают обыватели, чтобы сократить путь, а там, в самом конце, трое мутузили какой-то пень. И лишь чуть приглядевшись, я заметила, что это сложенный пополам огромный человек. Молодым пацанам мешать не хотелось, хотя бы потому, что я рисковала оказаться на месте четвертого, но красненькая пачка сигарет, которую я в жизни ни с чем не спутаю, торчала из его кармана. Она все и решила. Спасение утопающих — дело рук идиоток, которые любят курить. Поиск звука сирены не занял у меня много времени, и, вывернув его на всю, подняла телефон повыше. — Шухер! — среагировали они на удивление быстро и ломанулись сквозь кусты в разные стороны. По заброшенной части парка еще долго доносился удаляющийся хруст веток. — Хорошо бегут. Коллективно. — Не признать их способности было нельзя, но сейчас меня волновало не это. Пенёк завалился на бок, наконец-то расслабляясь. Благо, не на тот бок, где были сигареты. — Скажи, что у тебя есть зажигалка? Он не ответил. Толстые щеки по цвету были белее моей белой толстовки, а изо рта шла перемешанная со слюной кровь. Ну, он хотя бы на боку, значит, ничем подавиться не должен. Похлопала его по карманам толстовки — пусто. — Эх, идем ва-банк. — Рука тянется к штанам, и, слава богу, зажигалка находится в заднем кармане. — Спасибо, мил человек. Мил человек мне не отвечал. Парень был в глубочайшей отключке. Я уж было развернулась, чтобы уйти, но остановилась. — В конце концов, он одолжил мне зажигалку. В сознание парень приходил с трудом: сначала он закашлял, а потом громко выматерился. — А у тебя, я смотрю, много сил. — Мои сигаретки уже подходили к концу, так что я пошарилась по парню еще раз и конфисковала почти полную пачку. — Что, сука, тоже пришла издеваться надо мной? От озлобленного взгляда и вопроса прям дрожь пробирает. — Самооценка у тебя, конечно, так себе. Я тебя спасла вообще-то от тех отморов, так что скажи «спасибо», как хороший мальчик. — Спасибо, — на выдохе бросает он и буквально растекается на дороге. Плотный живот еще недолго колышется из стороны в сторону. Как холодечик. Даже мило. С какой-то странной, извращенной стороны. — Встать можешь? — Нет. — А придется, — со вздохом поднимаюсь с лавочки и подхожу к нему. — Потому что уже за полночь, твой телефон разрывался от звонков родителей. Я взяла на себя смелость сказать, что ты был у меня и с тобой все в порядке — вернешься поздно. Мама у тебя, кстати, милейшая женщина, Костик. От своего имени парень дергается и неверяще смотрит на меня, бросив попытки подняться. — И мама разрешила? — Видать, она была вне себя от счастья, когда узнал, что ты с девушкой, хотя на ее месте я была бы осторожнее — мир дико неспокойное место. Вставай, Костик, провожу тебя до дома. А ты мне за это потом вызовешь такси, потому что я в этом городе неделю и без единого понятия, где мы сейчас. — И твоя мать реально поехала за непонятным мужиком в другой город, оставив буквально всё позади? — Она у меня с ебанцой. — Пожимаю плечами, делая очередную затяжку. Кончик языка уже онемел, но остановиться я не могла, ведь стоило привкусу табака чуть смыться с языка, как я начинала чувствовать привкус чужого члена, и сколько бы раз я не чистила зубы — привкус не пропадал. — Но в этом свои плюсы: сейчас глубоко за полночь, а ей так же глубоко плевать. — И как тебе город? — Мы шли дворами, между старых высоток. Идеальное место для изнасилований. Костик чуть прихрамывал, держась за мое плечо, и все пытался украдкой отряхнуть дорожную пыль, но, к сожалению, тут только стирать. — Сравнительно неплохо. Он явно больше моего старого промышленного городка, плюс больница явно лучше… Странные впечатления: тут все лучше и больше, но там была стабильная жизнь и люди, которых я знала. Тут же, Костик, теперь ты мой единственный друг навек. Мы теперь с тобой повязаны кровью, пóтом, дорожной пылью и враньем твоей маме. О, я узнаю эти дома! Дома и правда были похожи. Хотя, возможно, новостройки в этом городе в принципе были одинаковые. — А ты вообще на какой улице живешь? К счастью, мы с Костиком оказались почти соседями: жили в разных домах одного жилого комплекса, так что он, как галантный джентльмен, довел меня аж до подъезда. — Ты там проблем на обратном пути себе не найдешь? — Не думаю, что меня отмудохают в охраняемом комплексе. — Он ухмыльнулся мне, придерживая жирненький бочок. Синяк там, наверное, отливает всеми оттенками: от черного до розового. — Так и на освещенный парк ставок не было, но ты один хер поперся за ними. Ума хватит и тут отхватить. — Я улыбаюсь, видя, как он сначала начинает смеяться, а потом хватается за второй бок. Видимо, стрельнуло и туда. Били-то его ногами, особо не разбирая куда. Не по голове — и на том спасибо. Но, если честно, спустя лишь пару минут диалога с ним, я понимаю, что били его, если честно, явно за дело. — Не ссы, доберусь в целости и сохранности. — С тебя-то станется… — Когда парень разворачивается и уходит, я улыбаюсь. И даже когда он заворачивает за угол, я продолжаю стоять у подъезда, под фонарем. Не потому что еще надо докурить, а потому что домой идти абсолютно не хочется. — Кирочка! — Томный и протяжный стон матери заставляет меня выругаться — не успела. — Кирочка, моя любовь сегодня позвала нас в ресторан! Будем знакомиться с его сыночком и доченькой! — Она распахивает дверь, и со стены сыпется штукатурка от ее удара. Идиотка! — Ой, Кирочка, зачем тебе эти уродливые очки? Сними их! Они тебе совсем не идут! — У меня зрение настолько херовое, что я без них почти ничего не вижу. — Брось глупости, Кирочка! — Она прихорашивается в моем зеркале, даже не смотря на меня. Центром ее вселенной была она сама и ее новый мужик. К сожалению, моя мать была из тех еблановатых людей, кто искренне верит, что месячные у людей от греха, а вылечиться от всех болезней можно молитвой. Как в ее голове умещались тотальное поклонение религии и непроходимые тупость и инфантилизм, я искренне не понимала. Да и, если честно, понимать не хочу. Но, когда она начала относить все деньги в местный приход, мне пришлось очень резко повзрослеть. И обычно я успевала свалить из дома до того, как она просыпалась, но сегодня я свой «золотой час» упустила, так что пришлось пообщаться. — У меня сегодня дела, — говорю строго и четко, смотря прямо в глаза. Потому что дела реально были: завтра «первое» третье сентября и первый день в новой школе, а у меня ни карандашика, ни книжки. И купить это все мне придется на свои деньги! А во второй половине дня в город приезжает старый знакомый по делам, встреча с которым эти проклятые книжки мне отобьет. Так что мне кровь из носу надо к нему. — И при всем желании твою жизнь выше своей я ставить не буду. — Ах ты сука!.. — Она заводится с полусекунды, сразу пуская в ход руки — хватает меня за волосы, но, к ее сожалению, у меня бывали ситуации и похуже. — Кирочка! — Стоило схватить ее за горло и сразу «Кирочка»! А секунду назад была сукой. Как быстро меняется людское мнение, стоит только чуть сжать руку. — У меня свои дела. Не заставляй меня повторять. Я почти успеваю уйти из комнаты, но она делает ход конем: — Я тебе заплачу! Не знаю, откуда она брала деньги, ведь нигде не работала и жертвовала огромные суммы храму, но, видимо, в этот раз мужик у нее и правда щедрый. Две тысячи, конечно, не так много, как хотелось бы, но хотя бы покроет затраты на учебники. Только этим я себя и успокаивала, напихивая в рот всю пачку ядерно-мятной жвачки. Горьковато-терпкий вкус спермы тек по горлу, и я ощущала его всем телом, передергиваясь от омерзения. Не самый лучший мужик, но зато он отвалил мне десятку. Плюс деньги от матери — и я протяну до октября. Потом, наверное, придется метнуться в старый город, чтобы встретиться с парочкой ребят. Так до совершеннолетия дотянем. А там, потом, надеюсь, смогу найти нормальную работу. Хоть какую-нибудь. Язык горел от химозной мяты, забиваясь сигаретным дымом. Плечи оттягивал тяжелый рюкзак, набитый почти под завязку всякой канцелярией. К сожалению, эта до ужаса модная и престижная школа, куда меня пихнул мужик моей мамы, имела не менее модные требования: особые тетрадки и книги, особые ручки и линейки. И все это, конечно же, стоит огромных денег. Плюс сигареты. Плюс одежда… Плюс еще дохера всего нужного. Суровая реальность накрывала с головой. А просить деньги у матери — дохлый номер, ибо она сразу приходила в неистовую ярость, иногда набрасываясь с кулаками. Объяснить причину она не могла. Скорее всего, было бы что-то тривиальное, из серии «Церкви и попу нужнее», а я… Ну… Зачем мне образование, если я всю жизнь проживу с матерью? Это был ее гениальный план. Мой же гениальный план складывался из накопления денег и экстренного побега в день совершеннолетия. Забронированный ресторан находился в ебенях, так что добралась я почти к концу встречи. Без настроения, с синяками на шее и руках, потому что тот придурок любил погрубее, с пучком грязных, воняющих сексом и улицей волос я стояла пред стеклянными дверьми и думала, насколько сильно мне это все надо и что будет, если я сейчас развернусь и уйду. Мать, скорее всего, окончательно слетит с катушек, и прятаться от нее будет невыносимо сложно, да и всю жизнь не получится. А с другой стороны — уплочено. А когда уплочено, надо отрабатывать. Сигарета ложится между губ и медленно тлеет, убивая мое обоняние напрочь. Надо будет купить новую пачку, ибо эта почти подходит к концу. Дайте мне пережить этот день или эту жизнь. Но с учетом количества выкуренного я умру в расцвете лет. От рака. Надеюсь на это, во всяком случае. — Кирочка! — Мать видит меня первой. Она сияет и парит в своем несуразном розовом платье и огромных кудрях. Иногда я искренне задаюсь вопросом: что вообще в ней находят мужики? Они, конечно, всегда быстро сбегают, но откуда-то они же берутся. А этот — так вообще с детьми ее знакомит. — Кирочка, давай быстрее сюда! Где же ты была? Я бросаю в ноги тяжелую сумку, и у меня с плеч будто гора падает. От удовольствия аж глаза закатываются. — Кирочка, ты опять ехала с курящим водителем? От тебя пахнет! — Она продолжала щебетать и порхать, высказывать свое недовольство моим внешним видом и рваными колготками. Так и хотелось сказать, что на другие она мне попросту денег не дала, но я сдержалась. Сняв кожаную куртку, сажусь рядом, намереваясь поесть от пуза и за счет занятости рта весь вечер молчать. Но даже этим планам не суждено было сбыться: стоило мне сесть и взяться за меню, как осипший, но такой до боли знакомый голос произносит то, чего в жизни мне слышать бы не хотелось: — А ты, значит, Кира… Голова взметается с такой скоростью, что шея лишается парочки позвонков — хруст стоит почти на весь ресторан. А там, по иронии судьбы, прямо напротив меня сидел тот самый мужчина, с которым я провела целое лето и на дочь которого была так похожа. Дочь, кстати, сидела рядом, и единственное, что нас объединяло, это цвет глаз. А, ну и явное недовольство и отвращение от ситуации. Тут да, тут мы с ней были как близнецы. Ситуация, конечно, достигла своего апогея. Такой долбоебской ситуации у меня в жизни еще не было, но с чего-то ведь надо начинать, правда? Он тоже весь был на нервах. Хотя и держал лицо, словно кирпич, и даже умудрялся разговаривать, он нервно тряс ногой, доводя меня этим буквально до истерики. — Я, наверное, выйду на пару минут. Как раз заказ мой принесут. Заказала я, конечно, от души: и первое, и второе, и компот. Но даже радость халявной еды не перекрывала всего вот этого вот… дерьма. — Кирочка, подожди! У нас с Андрюшей для вас есть новость: мы недавно обвенчались и скоро съедемся. Тишина за нашим столом оказалась воистину гнетущей. Могильной. Мертвой. Абсолютно ничего хорошего не предвещающей. И даже «Андрюша» это понимал. От того еще сильнее затряс ногой под столом. Зато я теперь знаю, что его зовут «Андрюша». Уже хорошо… — А вот теперь я точно пошла. Сентябрь, конечно, начался отвратительно. Хотя и август, конечно, на счастливые моменты не блистал, но сентябрь… Сентябрь прям отличился. — О! Моя богиня! — Меня хватают за плечо и бесцеремонно разворачивают. Ну, теперь я точно понимаю, что били его вчера в парке точно за дело. — А если бы в морду дала? — Ничего! — Он ухмыляется своим пухлым, уже чистым, жаль только — местами синим лицом, и ловко вытаскивает из моей пачки сигарету. Ну точно за дело получал. — Бывало и хуже. Уверен, моя богиня, ты в такие передряги не попадаешь! Я затягиваюсь и саркастично улыбаюсь Костику. Ну как саркастично, скорее со вселенской болью и ненавистью. — Я, Костенька, к сожалению, плаваю в таком дерьме, что тебе и не снилось. — Ой, ладно тебе! Хуже передряги с массовым избиением я себе даже представить не могу! И я, спокойно и даже немного с любовью улыбаясь в его лицо, на одном дыхании выдаю: — Я целое лето спала за деньги с человеком, который в итоге оказался моим отчимом. — Из его широко открытого от испуга рта выпадает сигарета. — Таки да.