Закатав рукава

Я впервые видел столько крови, я впервые не знал, что делать. Сережа смотрел на меня, его губы тряслись — он был не в силах произнести что-то. А кровь всё капала из изувеченных рук. Он ждал от меня действий, но я был так поражен и напуган, что даже мои ноги не держали. Я схватился за дверной косяк, когда увидел мокрую дорожку на щеке парня. Сердце сдавило. — Выйди, — он шептал. Я попытался что-то сказать, но голос застрял где-то в глотке. Он прижал руку к себе, пачкая кофту алыми пятнами. — Выйди блять! — он кричал, но голос его был уже не веселым и мягким, а хриплым. Тело, словно управляемое кем-то другим, закрыло дверь и вернулось в свою комнату. Я осел на пол, меня трясло, в голове проносилась эта картина раз за разом — полностью разбитый образ Сережи, его слеза, его кровавые руки. Мне не хотелось верить в то, что такой светлый, радостный и милый человек способен убивать себя таким ужасным способом. Сережа, хоть и был грубым и наглым, но его глаза всегда сияли, когда он был рядом, губы не покидала хитрая ухмылка. Неужели это всё была маска? — Что? Я провел рукой по щеке. На ней остался мокрый след.

***

Прошло несколько дней. Сережа не сказал мне ни слова. Он всё реже стал выходить из своей комнаты, выходил в школу раньше меня, не пытался подколоть или подкатить. Он даже не смотрел на меня, если мы случайно сталкивались на кухне. А я, в свою очередь, постоянно смотрел на его руки, которые, как и прежде, были всегда закрыты длинными рукавами. Я чувствовал себя таким моральным уродом, ведь я даже не знал, что сказать или сделать. Теперь всё чаще замечаю его в коридорах школы — кудрявый всегда один, всегда в наушниках. Я последняя мразь. Может стоило сказать его отцу или матери? Они бы знали, как ему помочь. Молодой парень точно не будет резать руки от счастливой жизни. Но и тут язык у меня не поворачивался. Мать видела, что я всю неделю хожу как потухший, но я лишь махал рукой, мол настроения нет. В пятницу ко мне подошёл Ярик, на его губах сияла улыбка. Говорит, что Амина после занятий устраивает что-то типа домашних посиделок с пивом у себя дома. Я уже и раньше был у неё. Она, хоть и живет недалеко от школы, но в частном секторе. Дом у неё большой и уютный. И эти посиделки нельзя было назвать впиской, ибо всё было культурно — тихая музыка, разговоры, алкоголь, никакого дебоша. Я кивнул, что буду. Мне нужно отпустить эти тяжёлые мысли, которые буквально убивали во мне всё живое. Вечер уже опустился на город, а я уже сидел на диване у Амины дома. Пришло много людей, почти все с нашей параллели, только пару ребят на год младше. Но Сережи тут не было. И это действительно помогло мне забыться. В руке бутылка светлого пива, рядом устроилась Лина, которая липла ко мне уже года три. Она что-то щебетала мне на ухо, но я лишь кивал. Пахла она приятно — что-то цветочное, сладкое. Но в носу ещё стоял запах сигарет. — Блять! — тихо выругался я себе под нос. — Что случилось, Ванюша? — она схватила моё лицо своими ладонями и развернула к себе и посмотрела. Её большие карие глаза сработали в моей голове, как триггер. Я оттолкнул её руки и дёрнулся в сторону. Лина застыла в недоумении. Я увидел блеск в её глазах. И тут у меня сорвало крышу. Я вскочил, схватил ещё две запечатанные бутылки пива и вышел на улицу. Я молился, чтобы она не пошла за мной. Сел на ступени у входной двери и осушил бутылку за несколько глотков. Рука сама потянулась за телефоном. В Инстаграме я сразу заметил новую историю Сережи. Тёмное фото, его кеды на асфальте, рядом лежат несколько окурков. По заднему фону я сразу понял, что он сидит у нашего подъезда. Почему-то моё пьяное сознание решило, что это послание мне. Что он ждёт меня. И я сорвался. Шёл я так быстро, как мои ватные ноги могли. На улице было необычайно пусто для пятничного вечера. Я допивал уже третью бутылку за сегодня. А в голове было лишь его лицо. Как же мне хотелось его увидеть, снова увидеть его улыбку, услышать его тупой подкат, хотелось, чтобы он снова назвал меня ебланом. За эти две недели его стало так много в моей жизни и в моей голове. Ещё издалека я увидел его фигуру, сидящую на бордюре около подъезда. Он снова с сигаретой, но этот запах меня больше не тревожил. Он смотрел вперёд перед собой. Обратил он на меня внимание, только когда я сел рядом. Он затянулся и обратил свой взгляд на меня. Наконец его карие глаза смотрят на меня, но в них пустота и полное безразличие. Хотелось завыть. — Привет, — я прошептал смотря на него, не в силах прервать зрительный контакт. — От тебя несёт пивасом за километр. Я улыбнулся. Он заговорил со мной. — И сколько ты выпил? — Три бутылки. — Заметно, тебя шатает даже когда сидишь, — он ухмыльнулся. На его глаза упали шоколадные пряди, прерывая наш зрительный контакт. Я не мог этого допустить. Рука потянулась к Сережиному лицу. Я бережно заправил волосы ему за ухо. Он обомлел, не в силах ничего сказать. Лицо его в теплом фонарном свете казалось самым красивым, самым прекрасным. — Ты очень красивый, Сережа. Он дёрнулся, но руку от своего лица не оттолкнул. Алкоголь в организме толкнул меня к нему, и я поцеловал его. Его губы оказались такими же мягкими, какими я их себе представлял. Я прикрыл глаза, защекотав своими ресницами его щёки. Положил свою ладонь на его бедро и придвинулся ближе. Я неуверенно мял его губы, а он замер. Я чувствовал его удивление, но сейчас поцеловать его было моим главным желанием. Пальцы зарылись в его пушистые и мягкие кудри. Его словно током пробило от этого моего действия. Сережа подался вперёд и приоткрыл рот. Я медленно протолкнул язык внутрь, исследуя его рот. Он дрожал под моими руками, а я, казалось, был готов взорваться от безумия. Какой же он сладкий, наш поцелуй приобрёл вкус пива и сигарет, что дурманило ещё больше. Сережины руки прикоснулись к моей щеке и волосам. От контакта я сдавлено простонал в наши сомкнутые губы. Шаги недалеко от нас заставили отскочить друг от друга. Сережа дышал сдавленно и часто, словно пробежал кросс. Его губы были багровыми, а волосы казались ещё более торчащими во все стороны. Он в недоумении смотрел на меня, а потом тихо произнёс: — Ты впервые назвал меня по имени. Я уже хотел что-то сказать, как он вскочил и побежал к входным дверям и скрылся за ними. Тишину нарушало лишь моё сбитое дыхания и тихое «блять».