Валентинка для Гекко

      Повезло же кому-то родиться достаточно поджарым и тощим, чтобы быстро прослыть самым шустрым шиноби Конохи. Ну, конкретно сегодня это было совершенно не к руке. Хаяте прямо с самого утра торчит в штабе, чтобы забрать заготовленный конверт с информацией о миссии, но вместо этого его встречает ехидный смешок из-за стола миссий: Котетцу и Изумо, конечно. — Ну? — Что «ну»? — Передразнил Хагане, выуживая из-под стола сумку посыльного. — Где конверт? — Гекко стучит по столу указательным пальцем. — Вообще в связи с ситуацией на окраине страны ее отложили на неделю, — Пожимает плечами Изумо, протягивая другой конвертик, гораздо менее аккуратный. Шиноби вскрывать его не спешит. Только недовольно хмурится, глядя на чунинов: — И что это? — Твоя миссия! — Поясняет Камизуки, загораживая собой гаденько ухмыляющегося приятеля: — Гекко-кун, это самое… Ты же у нас и шустрый самый, и свободный, как птица… — Я не посыльный с самого чунинства, Камизуки. — Ой, да ладно тебе… — Хагане оказывается возле него, всучивая увесистую сумку в тонкие руки: — С твоей скоростью ты управишься быстрее, чем мы с Зу вместе! Мы заплатим… Хаяте тяжело вздохнул, оглядываясь на остальных притихших Джонинов в части. Ну правда, что он, ребёнок? — Что делать-то? — Все в свитке, как полагается! — Хором пропела парочка, и Котетцу развернул приятеля за плечи, выпроваживая из кабинета. В свитке, ради приличия, оказалась всего одна строчка: «Доставь эти валентинки по Конохе ;)» И смайлик. Чертов смайлик. Это что, шутка? — Серьезно?! — Воскликнул раздражённый шиноби, не обращая внимания на напуганного таким резким выкриком Какаши. Валентинки?! Они, что, дети?! Бред! Но нет, сумка была увесистой и забитой почти доверху. Штабист тяжело вздохнул (который раз за утро?) и перекинул лямку через плечо. Прямо возвращает в те времена, когда он носился по всей стране огня и дальше, доставляя указы и передавая сведения между лагерями. Набрав побольше воздуха в легкие, Гекко про себя проворчал «началось» и стартанул. Первые сверху бумажные сердечки и маленькие открытки принадлежали ребятам помладше. По крайней мере под руку они и попадались. Например, некая личность по имени Кинто написала аж три валентинки на один адрес (адресантка, - девочка-Генин едва старше четырнадцати, - была несказанно рада). Потом попался целый ворох конвертов и листочков на имя Учихи. Популярность, вот ты какая… Ещё странная записка пришла на имя Узумаки, а некий Кугутцу получил только бумажку с пожеланием всего самого наилучшего. Как обычно. Была и охапка сердечек для Хатаке (ага, а еще огромный свиток с вызовом на поединок от Майто), и аккуратная записка для Умино. Гекко точно узнает почерк Какаши, поэтому только хмыкает с полуулыбкой, вручая ее зардевшемуся сенсею. Иваши, Анко, Хизаши, да даже нелюдимый Ибики… Так много адресантов! И это только начало. Гекко устало фыркает, перекусывая купленным на ходу данго, и бежит в соколятню, чтобы отправить несколько открыток с одной из птиц аж в Сунагакуре. Это лихорадка, думает почтальон, вываливая ураган макулатуры в почтовый ящик Ширануи Генмы. Бегая туда-сюда по Конохе (и даже вручая валентики АНБУ! Как понять, кто тут Орёл, а кто Синица?), посыльный штабист утомился, а солнце уже падало к горизонту. Сумка почти опустела, а некоторые останавливали Хаяте, чтобы вручить ему ответы на маленькие письмеца. И снова бегать по адресам, подсовывать ответы, слушая отголоски счастливых (и не очень) вскриков. Ну, бывает.

Разве что, разве нашему почтальону не нужна своя валентинка, хм?

Последний раз заскочив в штаб, чтобы скинуть сумку и мини-отчёт, представлявший из себя «доставил» с жирной точкой, штабист наткнулся на силуэт рядом с окном. В комнате было пусто, уже давно ушли последние работники (кроме Хокаге и его трудоголика-секретаря), а кто-то терпеливо ждал, пялясь в стекло. — Ширануи? — С неприкрытой усталостью бормочет посыльный, стаскивая с себя сумку, как непосильный вес. — Гм? — Названный вскинулся, чуть не роняя сенбон, и повернулся навстречу: — О, а я тебя ждал! Чего крадёшься? — Я всегда так хожу, — Пожимает плечами юноша, вкладывая отчет в открытый кармашек сумки. Генма замолкает и мнётся. Гекко буквально чувствует, как он перекатывается на пятках туда-сюда. Джонин щиплет переносицу и потирает глаза. Выбрасывает вперёд нетерпеливую руку: — Давай. — Что давать? — Изумленно. — Письмо.. — Замученно в ответ. На ладонь ложится шуршащая бумажка, и Гекко выпрямляется, растирая затёкшую шею. Разглядывает то, что ему вручили: ни адресанта, ни адреса, собственно. Ни-че-го. Только коротенькое «Будешь моим?» — Генма-сан, не смешно. Кому мне это доставить? — А чего смеяться, там же все написано? — Разводит руками шутник, улыбаясь. Правда, не лениво, как обычно, а нервно маленько. — «Будешь моим»? Серьезно? Генма улыбается чуть шире, подходя к посыльному и осторожно беря его руку с незатейливой валентинкой в свою: — Буду. А ты будешь? Тик-так. Тик-так. Бум! Хаяте вспыхивает в считанные секунды, осознавая, наконец, произошедшее. Глупо пялится на сцепленные руки, а потом - на Ширануи: — Т-ты-… Ты-ы!? — Я, — Кивает джонин, неловко, как впервые влюблённый, подаваясь вперёд и прижимая руку Гекко к своей груди. Приподнимает одну бровь, лукаво заглядывая в чужие глаза сверху вниз: — Ну так? Несвязное блеяние в ответ. Бедняга Хаяте… Смотрит огромными глазами, моргает часто-часто, и рот, как рыба, то откроет, то закроет. Ни звука, только красный, как помидор с Учиховских грядок! Генма смеётся, привлекая меньшего к себе, и просто обнимает: — Я слышал, у тебя выходной завтра. Пойдём со мной в кино, а? Там какую-то дребедень любовную крутят, а мне Ибики сказал, что ты такое любишь. — Ибики?! — Предатель! — Он самый, — Ширануи улыбается, как дурак: — Сам подумай, как же это? Чтобы ты, и один в такой день? Не в мою смену, Хая-чан. — Бред… — Бормочет Хаяте, отворачиваясь, чтобы спрятать горящее лицо, но в кино завтра все равно идёт. Зря, чтоли, он повсюду эти чертовы Валентиновы сердечки разносил?