Белые Шрамы: Мелодия Грома

– Это почти самоубийство, Хасик. Неоправданный риск. Хан не согласится. – обеспокоенность капитана не хотела покидать ни его голосовые связки, ни его разум. – Почти самоубийство, Джогатен. Каган отправится на Просперо для своего «расследования» и, в это время, мы убедим наших братьев… Или большую их часть. – приближенный Великого Хана скалил зубы улыбкой неопределимой эмоции. – А когда Хан вернется на линкор и узрит какой путь выбрали его сыновья, он поймет, что с Империумом покончено. – Сколько наших людей уже согласились? – просящий взгляд из-под мощного лба Джогатена был направлен четко в глаза своего боевого брата. – Хибу, Гогал и Торгун со своими подразделениями выступят сразу по нашему сигналу. – положив руку на плечо сидящего на кровати Астартес, Хасик нойон хан сменил тон на обнадеживающий и успокаивающий. – Нашему? Неужто меня ждет повышение? – улыбка Джогатена была фальшивой, даже лукавой. Такой она стала после случившегося на луне Ирры Майорис. Казалось, будто он только что осознал, что это конец, но как Белый Шрам, он не может встретить его без оскала на лице. – Гогал? Капитан твоего Кешика… Будто у него был выбор. – Грядут перемены в истории, боевой брат. И напишем мы их своей рукой и так, как мы того захотим. – Я тебя понял. – встав и «отряхнув» с себя руку своего товарища, сказал Джогатен. – У тебя есть моё слово — я выступлю на твоей стороне.       Два космодесантника скрепили этот договор крепким, как керамит, рукопожатием. Хасик нойон хан оставил своего собеседника в одиночестве, размышляющим над этим безрассудством, на которое он поставил свою жизнь. Джагатай Хан, великий воин, чья преданность может сравниться лишь с его мастерством владения клинка. Сможет ли отец отказаться от своего долга ради своих сыновей и, самое главное, ради себя? Или же он проведет вечность в поисках искупления за года Крестового похода? Будет он рад торжествовать победу? Или просидит в медитации до самого конца времён, пытаясь вымолить прощение у самого себя? Обо всем этом думал Джогатен. И о том, что он может с этим сделать. И единственным решением, к которому он пришел, было встречей со своим капелланом, знающим, что нужно Астартес, сомневающимся в своих поступках.       Поток ветра от открывшейся двери, затушил свечи, при которых всегда читал капеллан. Натуральный свет добавлял каюте Сыкрина таинственности, мистики. Мерцающие тени, будто скрывали в себе нечто более страшное, чем полки с книгами. Но это не волновало Джогатена, разрушившего мистерию этой комнаты своим появлением. – Брат! Кхм, точнее, брат. – довольно высокий для космодесантника голос, с которого тот начал предложение, сменился на привычный бас. – Приветствую тебя. – Приветствую, брат. Я так понимаю, во время тренировок, стучать тебя не учили? – захлопнув книгу, саркастично высказался капеллан. – Разве нам, и тебе в особенности, не нужно готовиться к прибытию на планету наших братьев? – Да, но я хотел с тобой кое-что обсудить. Как ты думаешь, почему мы делаем то, что мы делаем? – глаза Джогатена были наполнены уверенностью, что для того, чтобы получить то, что он желает, моральное разрешение на удовлетворение своих еретических позывов, достаточно было просто подождать и услышать ответ Сыкрина. Так, и было, но интерпретация, которую предложил Джогатену его возбужденный разум, отличалась от того, что закладывал в свои слова капеллан. – Брат, у всего есть своя цель. Например, Император. Его предназначение — это давать цели другим. Он архитектор твоей и моей жизней. Жизней мириад планет и неисчислимого количества населяющих их людей. Цель же Великого Хана — завоевание и бесконечная охота. Наша же цель, наше предназначение — это держаться нашего отца. – Сыкрин аккуратно обнял своего брата. – И я уверен, что это не закончится, пока мы с тобой живы и пока жив наш отец. Я знаю, ты боишься того, что мы, Каган, не сможем выжить в новом мире Империума. Но, я тебя уверяю, брат, Галактика столь же безгранична, сколь мудрость Хана. А это значит, что нам всегда будет чем заняться. – И это… Даже так, неужели ты думаешь, что мы поступаем правильно? – опять вопросил Джогатен. – Конечно, я задумываюсь над этим. В нашей, человеческой, природе заложены сомнения. И, знаешь… Это прекрасно, брат. Так как ведет к истинной доблести, чести и уверенности в своей правоте. Ведь… Если ты, даже сквозь сомнения, сможешь понять, что то, что ты делаешь правильно, это сделает твою волю крепче, ноги быстрее, а руки тверже. – голос Сыкрина обрел нотки тревожности. – Брат, твои сомнения для меня не новы, и я знаю, что ты никогда не отвернешься ни от меня, ни от Кагана, но меня беспокоит твое сегодняшнее возбуждение. Это из-за новостей о произошедшем с лордом Магнусом? – Да… Скорее всего. Настало время трагичных событий. – Брат, я тебя понимаю. Мне тоже очень тяжело. То, что произошло на Ирре Минор… – затих капеллан. – Это оставило шрам на каждом из нас. Глубокий шрам… Но ты должен осознавать, что тот, кто за этим стоит хочет манипулировать нами. И хвала грозовым пророкам, эти грязные игры нас не затронут. Каждый, – Сыкрин сначала ткнул пальцем в грудь собеседника. – из тех, кто идет за Каганом, достоин своего клинка. Помни об этом. – Спасибо. Спасибо за твои слова, брат. Ты, в очередной раз, доказал, что твоя мудрость и человечность заслуживают исключительного звания, которое ты носишь. – Так же, как и ты доказал, что твои сомнения ведут тебя по правильному пути. – Да. Знаешь, у меня есть ощущение, будто где-то внутри тебя, есть что-то, о чем не знает никто. Даже ты сам. – сказал Джогатен, оставляя каюту, но на мгновение он обернулся. – И еще, брат. Сегодня постарайся не выходить из своей «кельи» без необходимости. Твоё участие не понадобится, так что ты можешь отдохнуть. – Спасибо за разрешение, командир. – поблагодарил капитана собеседник. – Для твоего спокойствия, отмечу, что я и так не собирался заниматься чем-либо еще, кроме изучения книг. – Это хорошо. Это отлично. – стихая, почти про себя, вымолвил Джогатен, оставляя комнату, в то время как Сыкрин зажигал опять свечи, расставленные на столе.