Человеческий костюм

Что-то пошло не так с того самого дня, как Уилл Грэм застрелил Гаррета Джейкоба Хоббса при попытке его же, Гаррета, арестовать. Уилл отчетливо помнит, как раз за разом лихорадочно нажимал на спусковой крючок своего табельного пистолета, используя его так впервые. И помнит, как зажимал рану на шее девочки-заложницы, дочери Хоббса, которая тогда чудом осталась жива. Он помнит, как после всего, оцепенев от беззвучной и неразборчивой бури внутри, смотрел на свои ладони, покрытые запекшейся кровью, сквозь ею же заляпанные линзы очков. Сирены скорой помощи и полицейских машин, гул людей и щелчки камер доносились словно из-под толщи воды. Уилл смотрел, не моргая, и слышал нарастающий шум, – быстрая река, течение которой вот-вот должно было смести его ко всем чертям. Умирая, Хоббс посмотрел на него странно, совершенно спокойно. «Видишь?» – он спросил, улыбаясь, и Уилл оцепенел. Сперва он мог подумать, что по выражению ужаса на его лице, Хоббс понял, что Уилл знает, каково это, страдать, как он страдает. Но та улыбка – это выражение лица родителя, который выносит к тебе на руках сморщенного и вопящего младенца. «Разве это не прекрасно?» Он не был уверен, но что-то явно сломалось тогда внутри него, хотя всегда казалось, что хуже жизнь быть уже не может. Еще несколько дней после этого он провел на холодной плитке своей ванной комнаты, захлебываясь слезами и сплевывая чистый желудочный сок. Тогда он не знал, что это все лишь начало, просто первые симптомы. Может быть, эта болезнь не пошла дальше, если бы правильные люди делали правильные вещи в нужное время. Или, по крайней мере, оставили бы Уилла в тишине и покое вместе с его собаками, домиком в глуши и той несчастной девочкой, которую они по счастливой случайности смогли спасти. Уилл много раз представлял, как учил бы ее рыбачить на той же лесной реке, где когда-то они рыбачили с отцом. Он про своего отца помнит уже совсем немного, в основном – эту реку, посреди которой они стояли, на каменной мели, едва ли по колено в воде. Холодная, быстрая река, влажный воздух, пахнущий гниющей листвой и ранним утром. Большие мужские руки в мозолях показывают ему, как завязать... Впрочем, это все уже совсем не важно. Потому что течение становилось все сильнее, а вода прибывала, заставляя Уилла просыпаться каждую ночь на влажной от пота простыни и в футболке, омерзительно облепляющей тело. Кошмары становились с каждой пережитой ночью только хуже, Уилл чувствовал, что тонет, но связки в горле сводило от осознания, что некого звать на помощь. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – этой фразе его, помнится, тоже когда-то научил отец. Уилл проигрывал ее в голове, трясущейся рукой закидывая в рот сразу несколько таблеток, которые ему уже довольно давно выписал предыдущий психиатр. Теперь они мало помогали, но его новый врач, доктор Лектер, рецепт пока не отменял. Доктор Ганнибал Лектер. Сразу за мыслью о том, что помощи ждать неоткуда, в голове возникал этот образ. Несмотря на то, с каким трудом Уиллу далась сама мысль о том, что его вверили психотерапевту, а не очередному психиатру, нечто особенное было в этом враче. Он был не таким глупым, что ли, как все те напыщенные мозгоправы, которые Уиллу попадались обычно. Сложно сказать, что именно вызывало интерес. Уилл просто старался думать об их беседах как о дружеских, и казалось, что Ганнибал делает то же самое. Собственно, он ведь это сам предложил. Они оба, похоже, были единственными и одинокими в своем роде. В тот день, когда Уилл застрелил Гаррета Джейкоба Хоббса, серийника, за которым долго охотилось ФБР, доктор Лектер был с ним. Странное стечение обстоятельств, – на месте первыми оказываются независимый профайлер, привлеченный лишь помогать расследованию, и психиатр, прикрепленный, на самом деле, больше даже не к расследованию, а к неуравновешенному профайлеру. Уилл, трясущийся от ужаса, неумело зажимал кровоточащую рану на горле Эбигейл Хоббс, когда вдруг чужие руки накрыли, а затем и потеснили его собственные на тонкой бледной шее. Сильные, точные и ни разу не дрогнувшие руки доктора Лектера. Специфический опыт – смотреть в глаза своему психотерапевту, пока между вами на полу истекает кровью девочка-подросток. Уилл то опускал взгляд к ней, бьющейся в конвульсиях, то поднимал испуганные влажные глаза на спокойное лицо доктора. Каменная маска, которая стоит у Уилла перед глазами до сих пор, и от которой теперь ему становится дурно. «Он был хирургом раньше», – проболтался ему однажды кто-то. После этого странно-интимного опыта отношения с психотерапевтом окончательно вышли за грань того, что Уилл мог бы объяснить самому себе или кому-либо. Чем хуже ему становилось, тем сильнее он держался за доктора Лектера, и тем хуже ему становилось. – Ты чувствуешь себя плохо потому, что тебе понравилось убивать? – вопрос, заставивший Уилла покрыться мурашками. – Я сделал так, потому что пришлось. – Но тебе ведь понравилось? – Уилл готов был поклясться, что доктор облизнулся, сказав это. – Разве есть что-то плохое в том, что нам нравится делать плохо плохим людям? Это, действительно, звучит здорово и нормально, но смутное сомнение холодит желудок. Это точно то, что должен говорить психотерапевт? Или, может быть, то, что должен говорить друг? – Я... чувствовал власть, сосредоточенную в моих руках. Меня это напугало. – Власть отбирать жизнь, власть давать жизнь. Бог убивает людей пачками и не сожалеет об этом, такова его воля и его замысел. Это сводит с ума. На секунду Уиллу показалась, что вместо психотерапевта в кресле сидит грязный, сине-зеленый труп. Сухие губы зашевелись, Хоббс улыбнулся ему, как тогда. «Видишь?» Уилл никогда не простит себе своей давшей сбой проницательности, Ганнибал Лектер оказался слишком крепким орешком. Или, может быть, кто-то просто сам себя обманывал. Уилл позволял себе плакаться в его кабинете, метафорически и вполне физически цепляться пальцами за дорогие жилетки доктора в поисках спасения. Пока чужие руки сжимались вокруг его горла. «Ты теперь отец для Эбигейл, – Ганнибал гладит его по плечу, – мы ее отцы. Ее новая семья». Растерянный, Уилл смотрел ему в лицо и видел лишь, как каменная маска подернулась улыбкой. Почти человеческой. Он чувствовал опасность, затаившуюся в полосках морщин, в чрезмерных и вездесущих костюмах-тройках, в хитрых черных глазах. Что-то с этим человеком было очень сильно не так, но, раз Уилл думал, что обрел в нем друга, видимо, с ним все было гораздо хуже. А потом течение бьет Уилла о камни, дробя кости и разрывая мышцы безо всякого сожаления к своей жертве. Ухо Эбигейл лежит в его раковине, а Ганнибал Лектер снова рядом. С любовной нежностью, первым оказавшись в доме у пациента, он накрывает его плечи теплым пледом и успокаивающе водит ладонями по спине и плечам. – Посмотри фактам в лицо, Уилл, проанализируй улики. Уилл морщится и что-то жалобно шепчет. – Ты убил Эбигейл. Уилл всхлипывает, качая головой. – Мы должны позвонить Джеку. Стоя в лаборатории отдела бихевиористики ФБР, но уже не как приглашенный эксперт, а как подозреваемый, Уилл чувствовал, словно на него натягивают чужую кожу. Он привык примерять на себя чьи-то ботинки, такова была работа, но никогда посторонний образ не соприкасался с ним самим настолько тесно, еще и не по его собственной воле. В попытках выпутаться из этой новой кожи, образа, повешенного на него по злому умыслу, он сбегает из-под ареста и направляется туда, где все началось. Где умер тот, кем Уилла так хотели выставить. – Словно ей суждено было умереть здесь, – Уилл стоял посреди темной кухни в доме Хоббсов. У его ног чернело пятно запекшейся крови. Здесь Эбигейл спасли однажды, но, видимо, не смогли спасти во второй раз. Даже он видел в этом до омерзения злую иронию. Из темноты позади него отделилась высокая тень, осторожно подошедшая почти вплотную, заглядывающая ему через плечо. Доктор, что сразу должно было показаться странным, без капли страха встретил в своем доме пациента, который буквально утром был арестован за жестокое убийство. Встретил, выслушал, и хладнокровно предложил: «Хочешь воссоздать картину преступления?» – Другие люди боятся изоляции, – Ганнибал расхаживает за спиной у Уилла, говоря таким тоном, словно они на очередном сеансе в его просторном кабинете, – а ты иначе просто не можешь жить. Ты одинок, потому что ты уникален, – последняя фраза обжигает Уиллу краешек уха, настолько близко они сейчас. Уилл хмурится, даже сквозь надвигающуюся лихорадку, несмотря на гипнотический шепот за спиной, он чувствует всю странность ситуации. Он вдруг осознает себя глупой крохотной зверушкой и чувствует удушающие кольца, оплетающие его тело, главное из которых смыкается вокруг шеи. – Одинок, как и вы, – это у него вырывается почти случайно, но он уверен, Ганнибал за его спиной сейчас поджимает губы. Единственное, что могло бы выдать у него закравшееся подозрение. – Следуя скрытым желаниям, ты мог стать другим человеком, – аккуратно, но он настаивает. Недостаточно аккуратно, потому что Уиллу хочется выть, когда он слышит то, что слышал уже столько раз до этого. Он знает, к чему этот разговор должен привести, и он знает, что это ложь. Змей совершает очередную оплошность, его удушающие кольца сбавляют силу. – Я знаю, кто я, – его шепот звучит истерично, хотя, впрочем, так оно и есть. Уилл оборачивается, медленно и осторожно, на лбу блестят капли пота. Страх, ненависть, еще не оформившиеся в логическое понимание животные чувства. Он немного пятится назад, Ганнибал, напротив, делает шаг навстречу; в его темных глазах мелькают дьявольские огоньки – азарт. – Скорее не уверен, что знаю, кто вы, – Уилл судорожно сглатывает, – но кто-то из нас убил Эбигейл, – он дрожит и тяжело дышит, шепчет, чтобы не выдать срывающегося голоса. – Он же убил и остальных, – казалось, Ганнибал сдерживает ухмылку, вот-вот готовую скривить губы. Нечто смеющееся проскальзывает на его лице в лунном свете. Эта фраза практически выбивает почву из-под ног. Не теряя зрительный контакт, Уилл вытягивает прихваченное во время побега оружие, и направляет дуло пистолета на Ганнибала. Он держит оружие обеими руками, но помогает мало: они слишком заметно дрожат. Дрожь пробирает вообще все его тело. Уилл взводит курок. Ганнибал смотрит на это с невыразительным любопытством. Пистолет вызвал едва уловимое изменение в его лице, что, впрочем, было уже обыденно. Тот никогда не выражал ничего слишком ясно. Его все и всегда считали сдержанным, но теперь это больше походило на простую неспособность. Удивился ли он вообще? Точно не испугался, и это заставляет Уилла чувствовать все большее отчаяние. – Ты убийца, Уилл? Ты, стоящий сейчас передо мной? – Ганнибал посмотрел сперва на пистолет, потом заглянул Уиллу в глаза, – Это настоящий ты? Казалось, он говорил это с насмешкой и даже, может быть, жалостью. Или отвращением. Такой банальный ход его оскорбил, Ганнибал явно ожидал большего. – Я тот, кем был всегда, просто теперь я вижу, кто вы. – И что ты видишь? Уилл помолчал, действительно приглядываясь к высокомерному выражению чужого лица. В секунду его словно прошибло током, перед глазами мелькнула кровоточащая рана и мужские руки, передавливающие артерию. Сильные и точные руки, невозмутимое лицо и этот взгляд. Он смотрит Уиллу точно в глаза с нечеловеческим спокойствием. Эбигейл рассказывала, что кто-то звонил им тем утром, прежде, чем все случилось. Прежде, чем Уилл оказался там и попал в эту гадкую, очевидно срежиссированную постановку. Прежде, чем чьи-то невидимые руки, то самое течение, топили, развращали и коверкали его, пытались натянуть на Уилла новое лицо. – Вы звонили сюда тем утром... Эбигейл знала, – горло сводит болезненный спазм, – и вы хранили ее секреты, пока она... что? Не узнала слишком много ваших? – задребезжали нотки бешенства. И снова мимолетное изменение в мимике Ганнибала. Уилл считал его как упоение, красноречиво психопатическое наслаждение. – Тебе было приятно убить Хоббса. А было бы приятно убить меня? – то, как он произносит это, игриво и с вызовом, заставляет Уилла побелеть от бессильной ярости. – Хоббс был убийцей, а вы, доктор Лектер?! – Но какие у меня мотивы? – Вам просто было интересно посмотреть, что будет. Решили раскрутить меня, как волчок, и наблюдать, что же я буду делать, такой, как я, – дуло пистолета оказывается на уровне головы Ганнибала, Уилл целится точно в лоб. – Что ж, доктор Лектер, смотрите. Внезапным движением оружие выбивают из дрожащих пальцев. Пистолет гремит об пол, следом отправляется Уилл. Его дыхание на секунду останавливается, когда он оказывается прижат Ганнибалом к холодному полу. Как зверь, тот гордо выжидал, только чтобы в один миг с невероятной скоростью и силой накинуться на жертву. Каждая мышца в его теле и каждая мысль в голове на глазах превратилась в единый порыв, слилась в чистое напряженное желание. Уилл чувствует, как оба его запястья сжимают до лакомого хруста, и издает случайный болезненный вздох. Ганнибал в ответ на услышанное улыбается, не показывая зубов, но впервые за весь вечер он делает это открыто. – Хватит прятаться от меня за оружием, Уилл, – он наклоняется ближе, чтобы выдохнуть эти слова ему в щеку, – это так скучно. В нем нет никакой интимности. Блаженно прикрыв глаза, Ганнибал делает паузу, чтобы поймать какой-то только для него ощутимый аромат. – Неужели тебе самому не интересно, чем все это закончится? – хватка немного ослабевает. – Ты не хочешь узнать, что я готовлю для тебя? В чем мой замысел? Их лица снова слишком близко, Ганнибал заглядывает Уиллу в глаза по своему любимому обыкновению, и тот не может разорвать этот долгий и странный контакт. Не то от сковывающего тело и разум страха, не то зверь, будто готовящийся сейчас растерзать его, владеет гипнозом. И Уилл ожидает от него в этот момент чего угодно, он уже почти чувствует, как его голыми руками и острыми зубами будут разрывать на лоскутки. Но вместо крови, зверь, видимо, решает полакомиться тлеющими остатками его разума. Ганнибал с удивительной нежностью, почти невесомо, касается чужих губ своими. Он проводит по ним горячим языком, и Уилл издает неясный звук испуга, непонимания и отвращения. Почти рефлекторно дергает всем телом; одно запястье освобождается, и он вытягивает руку, находя пистолет недалеко от себя. Когда он в последний раз смотрит на своего психотерапевта, то видит, как расползлась и потрескалась его человеческая оболочка. Это нечто, зверь, скрывавшийся под ней, обтянут сухой и черной, как у мумии, кожей, а из его безволосого черепа торчат ветвистые рога. Звучит хлопок выстрела. Джек Кроуфорд опоздал лишь на пару минут. Когда он поднялся на кухню, по полу уже расползалась очередная темная лужа. Тело доктора Ганнибала Лектера звездой распласталось посреди комнаты, по центру его лба зияло пулевое гнездо. Уилла же он нашел съежившимся в углу. Его била крупная дрожь, тяжелое дыхание прерывалось всхлипами, кудри на лбу слиплись от пота, а обезумевшие глаза блестели от слез. – Видишь?