Похождения бравой модницы Круэллы де Виль

Случалось, Круэлла де Виль по целым дням не видала пастыря солдатских душ. Свои духовные обязанности проповедник Джерри Феррари перемежал с кутежами и лишь изредка заходил домой, весь перемазанный и грязный, словно кот после прогулок по крышам. Возвращаясь домой, если он еще вообще в состоянии был говорить, проповедник перед сном беседовал с Круэллой о высоких материях, о духовном экстазе и о радости мышления, а иногда даже пытался декламировать Гейне. Круэлла отслужила с проповедником Феррари еще одну полевую обедню, уже у саперов, куда по ошибке был приглашен и другой проповедник, бывший школьный законоучитель, чрезвычайно набожный человек. Он очень удивленно взглянул на своего коллегу Феррари, когда тот предложил ему глоток коньяку из фляжки — Круэлла всегда носила ее с собой во время исполнения религиозных церемоний. — Недурной коньяк,— сказал Джерри Феррари.— Выпейте и поезжайте домой. Я сам все сделаю. Сегодня мне нужно побыть на свежем воздухе, а то что-то голова болит. Набожный проповедник покачал головой и уехал, а Феррари, как всегда, блестяще справился со своей ролью. На этот раз он претворил в кровь господню вино с содовой водой, и проповедь затянулась несколько дольше обыкновенного, причем каждое третье слово ее составляли "и так далее" и "несомненно". — Солдаты! Сегодня вы уезжаете на фронт и так далее. Обратите же сердца ваши к богу и так далее. Несомненно. Никто не знает, что с вами будет. Несомненно. И так далее. "Так далее" и "несомненно" гремело у алтаря вперемежку с богом и со всеми святыми. В экстазе и ораторском пылу проповедник произвел принца Чарльза в святого, который будет охранять саперов при постройке понтонных мостов. Тем не менее полевая обедня окончилась без всяких неприятностей — мило и весело. Саперы позабавились на славу. На обратном пути Круэллу с проповедником не хотели пустить со складным алтарем в трамвай. Но Круэлла пригрозила кондуктору: — Смотри, тресну тебя этим святым алтарем по башке! Добравшись наконец домой, они обнаружили, что по дороге потеряли дароносицу. — Неважно,— махнула рукой Круэлла.— Первые христиане служили обедни и без дароносицы. А если мы дадим объявление, то нашедший потребует от нас вознаграждения. Будь это деньги, вряд ли бы кто их вернул. Впрочем, встречаются и такие чудаки, В Линкольне служил один солдат, хороший парень, но дурак. Нашел он как-то на улице шестьсот фунтов стерлингов и сдал их в полицию. О нем даже в газетах писали: вот, дескать, какой честный человек. Ну и нажил он себе сраму! Никто с ним и разговаривать не хотел. Все как один повторяли: "Балда, что за глупость ты выкинул? За это тебе всю жизнь краснеть придется, если в тебе хоть капля совести осталась". Была у него девочка, так и та с ним разговаривать перестала. А когда он приехал домой в отпуск, то приятели из-за этой истории выкинули его во время танцульки из трактира. Парень высох весь, стал задумываться и, наконец, бросился под поезд... А вот еще случай. Портной с нашей улицы нашел золотое кольцо. Его предупреждали — не отдавай в полицию, а он ладит свое. В полиции его приняли очень ласково, дескать, заявление об утере золотого кольца с бриллиантом к ним уже поступило. Но потом посмотрели на камень и говорят: "Послушайте, милый человек, да ведь это стекло, а не бриллиант. Сколько вам за тот бриллиант дали. Знаем мы таких честных заявителей!" В конце концов выяснилось, что еще один человек потерял кольцо с поддельным бриллиантом (какая-то там семейная реликвия). Но портному пришлось все-таки отсидеть три дня, потому что в расстройстве он нанес оскорбление полиции. Законное вознаграждение он все-таки получил, десять процентов, то есть один фунт двадцать пенсов,— цена-то этому хламу была двенадцать фунтов. Так это законное вознаграждение он запустил в лицо владельцу кольца, тот подал на него в суд за оскорбление личности, и с портного взяли десять фунтов штрафу. После этого портной всюду говорил, что с каждого честного заявителя надо брать двадцать пять крон штрафу; таких, мол, нужно избивать до полусмерти и всенародно сечь для примера, чтобы все знали, как поступать в таких случаях... По-моему, нашу дарохранительницу никто нам не вернет, хотя на ней и есть сзади полковая печать. С воинскими вещами никто связываться не захочет. Уж лучше бросить их в воду, чтобы не было канители... Вечером их навестил набожный проповедник, который утром тоже собирался служить полевую обедню у саперов. Это был старый фанатик, стремившийся каждого человека приблизить к Богу. Еще будучи учителем закона божьего, он развивал в детях религиозные чувства с помощью подзатыльников, и газеты иногда помещали о нем заметки под разными заголовками, вроде "Жестокий законоучитель" или "Законоучитель, раздающий подзатыльники". Но законоучитель был убежден, что ребенок усвоит катехизис лучше всего по системе розог. Старый набожный проповедник прихрамывал на одну ногу — результат встречи в темном переулке с отцом одного из учеников. Законоучитель надавал подзатыльников сыну за то, что тот усомнился в существовании святой троицы; мальчик получил три тумака: один за Бога-Отца, другой за Бога-Сына и третий за Святого Духа. Сегодня бывший законоучитель пришел наставить своего коллегу Феррари на путь истинный и заронить в его душу искру божью. Начал он с того, что заметил ему: — Удивляюсь, что это у вас не висит распятие. Где вы молитесь и где ваш молитвенник? Ни один святой образ не украшает стен вашей комнаты. Что это у вас над постелью? Феррари улыбнулся. — Это "Купающаяся Сусанна", а голая женщина под ней— моя бывшая любовница. Направо— японская акварель, изображающая сексуальный акт между старым японским самураем и гейшей. Не правда ли, очень оригинально? А молитвенник у меня на кухне. Миссис де Виль! Принесите его сюда и откройте на третьей странице. Круэлла ушла на кухню, и оттуда послышалось троекратное хлопанье раскупориваемых бутылок. Набожный проповедник был потрясен, когда на столе появились три бутылки. — Это легкое церковное вино, коллега,— сказал Феррари.— Очень хороший рислинг. По вкусу напоминает вишневый чай. — Я пить не буду,— упрямо заявил набожный проповедник.— Я пришел заронить в вашу душу искру божью. — Но у вас, коллега, пересохнет в горле,— сказал Феррари.— Выпейте, а я послушаю. Я человек весьма терпимый, могу выслушать и чужие мнения. Набожный проповедник немного отпил и вытаращил глаза. — Чертовски доброе винцо, коллега! Не правда ли? — спросил Феррари. Старый фанатик сурово заметил: — Я замечаю, что вы сквернословите. — Что поделаешь, привычка,— ответил Феррари.— Иногда я даже ловлю себя на богохульстве. Миссис де Виль, лучше налейте господину проповеднику. Поверьте, я ругаюсь так же богом, крестом, небом и причастием. Послужите-ка на военной службе с мое — и вы до этого дойдете. Это совсем нетрудно, а нам, духовным, все это очень близко: небо, бог, крест, причастие, и звучит красиво, и вполне профессионально. Не правда ли? Пейте, коллега! Бывший законоучитель машинально выпил. Видно было, что он хотел бы возразить, но не может. Он собирался с мыслями. — Выше голову, уважаемый коллега, — продолжал Феррари,— не сидите с таким мрачным видом, словно через пять минут вас должны повесить. Слыхал я, что однажды в пятницу, думая, что это четверг, вы по ошибке съели в одном ресторане свиную котлету и после этого побежали в уборную и сунули себе два пальца в рот, чтобы вас вырвало, боясь, что бог вас строго покарает. Лично я не боюсь есть в пост мясо, не боюсь никакого ада. Пардон! Выпейте! Вам уже лучше?.. А может быть, у вас более прогрессивный взгляд на пекло, может быть, вы идете в ногу с духом времени и с реформистами? Иначе говоря, вы признаете, что в аду вместо простых котлов с серой для несчастных грешников используются папиновы котлы, то есть котлы высокого давления? Считаете ли вы, что грешников поджаривают на маргарине, а вертела вращаются при помощи электрических двигателей? Что в течение миллионов лет их, несчастных, мнут паровыми трамбовками для шоссейных дорог; скрежет зубовный дантисты вызывают при помощи особых машин, вопли грешников записываются на граммофонных пластинках, а затем эти пластинки отсылаются наверх, в рай, для увеселения праведников? А в раю действуют распылители одеколона и симфонические оркестры играют Брамса так долго, что скорее предпочтешь ад и чистилище? У ангелочков в задницах по пропеллеру, чтобы не натрудили себе крылышки?.. Пейте, коллега! Придя в чувство, набожный проповедник произнес шепотом: — Религия есть умственное воззрение... Кто не верит в существование святой троицы... — Миссис де Виль,— перебил его Кац,— налейте господину проповеднику еще рюмку коньяку, пусть он опомнится. Расскажите ему что-нибудь. — В Ливерпуле, господин проповедник,— начала Круэлла,— был один настоятель. Когда его прежняя экономка вместе с ребенком и деньгами от него сбежала, он нанял себе новую служанку. Настоятель этот на старости лет принялся изучать святого Августина, которого причисляют к лику святых отцов церкви. Вычитал он там, что каждый, кто верит в антиподов, подлежит проклятию. Позвал он свою служанку и говорит: "Послушайте, вы мне как-то говорили, что у вас есть сын, слесарь-механик, и что он уехал в Австралию. Если это так, то он, значит, стал антиподом, а святой Августин повелевает проклясть каждого, кто верит в существование антиподов".— "Батюшка,— отвечает ему баба,— ведь сын-то мой посылает мне и письма и деньги".— "Это дьявольское наваждение,— говорит ей настоятель.— Согласно учению святого Августина, никакой Австралии не существует. Это вас антихрист соблазняет". В воскресенье он всенародно проклял ее в костеле и кричал, что никакой Австралии не существует. Ну, прямо из костела его отвезли в сумасшедший дом. Да и многим бы туда не мешало. В монастыре урсулинок хранится бутылочка с молоком девы Марии, которым-де она поила Христа, а в сиротский дом под Рексемом привезли лурдскую воду, так этих сироток от нее прохватил такой понос, какого свет не видал. У набожного проповедника зарябило в глазах. Он отошел только после новой рюмки коньяку, который ударил ему в голову. Прищурив глаза, он спросил Феррари: — Вы не верите в непорочное зачатие девы Марии, не верите, что палец святого Ионна Крестителя, хранящийся у пиаристов, подлинный? Да вы вообще-то верите в бога? А если не верите, то почему вы проповедник? — Дорогой коллега,— ответил Феррари, снисходительно похлопав его по спине,— пока государство признает, что солдаты, идущие умирать, нуждаются в благословении божьем, должность проповедника является прилично оплачиваемым и не слишком утомительным занятием... Мне это больше по душе, чем бегать по плацу и ходить на маневры. Раньше я получал приказы от начальства, а теперь делаю что хочу. Я являюсь представителем того, кто не существует, и сам играю роль бога. Не захочу кому-нибудь отпустить грехи — и не отпущу, хотя бы меня на коленях просили. Впрочем, таких нашлось бы чертовски мало. — А я люблю господа бога,— промолвил набожный проповедник, начиная икать,— очень люблю!.. Дайте мне немного вина. Я господа бога уважаю,— продолжал он.— Очень, очень уважаю и чту. Никого так не уважаю, как его! Он стукнул кулаком по столу, так что бутылки подскочили. — Бог — возвышенное, неземное существо, совершенное во всех своих деяниях, существо, подобное солнцу, и никто меня в этом не разубедит! И святого Иосифа почитаю, и всех святых почитаю, и даже святого Серапиона... У него такое отвратительное имя! — Да, ему бы не мешало похлопотать о перемене имени,— заметила Круэлла де Виль. — Святую Людмилу люблю и святого Бернарда,— продолжал бывший законоучитель.— Он спас много путников на Сен-Готарде. На шее у него бутылка с коньяком, и он разыскивает занесенных снегом... Беседа приняла другое направление. Набожный проповедник понес околесицу. — Младенцев я почитаю, их день двадцать восьмого декабря. Ирода ненавижу... Когда курица спит, нельзя достать свежих яиц. Он засмеялся и запел:

Святый боже, святый крепкий...

Но вдруг прервал пение и, обращаясь к Феррари, резко спросил: — Вы не верите, что пятнадцатого августа праздник успения богородицы? Веселье было в полном разгаре. Появились новые бутылки, и время от времени слышался голос Феррари: — Скажи, что не веришь в бога, а то не налью. Казалось, что возвращаются времена преследований первых христиан. Бывший законоучитель пел какую-то песнь мучеников римской арены и вопил: — Верую в господа бога своего и не отрекусь от него! Не надо мне твоего вина. Могу и сам за ним послать! Наконец его уложили в постель. Но, прежде чем заснуть, он провозгласил, подняв руку, как на присяге: — Верую в бога отца, сына и святого духа! Дайте мне молитвенник. Круэлла сунула ему первую попавшуюся под руку книжку с ночного столика Феррари, и набожный проповедник заснул с "Декамероном" Боккаччо в руках.