Похождения бравой модницы Круэллы де Виль

Описывая впоследствии свое пребывание в сумасшедшем доме, Круэлла отзывалась об этом учреждении с необычайной похвалой. — По правде сказать, я не понимаю, почему эти сумасшедшие сердятся, что их там держат. Там разрешается ползать нагишом по полу, выть шакалом, беситься и кусаться. Если бы кто-нибудь проделал то же самое на улице, так прохожие диву бы дались. Но там это — самая обычная вещь. Там такая свобода, которая и социалистам не снилась. Там можно выдавать себя и за Бога, и за Иисуса Христа, и за папу римского, и за Леонида Брежнева, и за Елизавету Вторую, и за Шарля де Голля. (Впрочем, тот все время был связан и лежал нагишом в одиночке.) Еще был один там такой, который все кричал, что он император Японии Хирохито. Этот ничего не делал, только жрал, да еще, с вашего позволения, делал то, что рифмуется со словом "жрал"! Впрочем, там никто этого не стыдится. А один даже выдавал себя за святых Кирилла и Мефодия, чтобы получать двойную порцию. А еще там сидел беременный господин, этот всех приглашал на крестины. Много было там шахматистов, политиков, рыболовов, скаутов, коллекционеров почтовых марок, фотографов-любителей, строителей, дизайнеров, модельеров... Один попал туда из-за каких-то ночных горшков, которые он называл урнами. Другого все время держали связанным в смирительной рубашке, чтобы он не мог вычислить, когда наступит конец света. Познакомилась я там с несколькими профессорами. Один из них все время ходил за мной по пятам и разъяснял, что прародина цыган была возле Стоунхеджа, а другой доказывал, что внутри земного шара имеется другой шар, значительно больше наружного. В сумасшедшем доме каждый мог говорить все, что взбредет ему в голову, словно в парламенте. Как-то принялись там рассказывать сказки, да подрались, когда с какой-то принцессой дело кончилось скверно. Самым буйным был господин, выдававший себя за роман Уильяма Шекспира "Ромео и Джульетта" и просивший каждого, чтобы его раскрыли и нашли строчку "О, мой Ромео!",— иначе он погиб. Успокоился он только после того, как на него надели смирительную рубашку. Тогда он начал хвалиться, что попал в переплет, и просить, чтобы ему сделали модный обрез. На самом деле жилось там как в раю! Можете себе кричать, реветь, петь, плакать, блеять, визжать, прыгать, молиться, кувыркаться, ходить на четвереньках, скакать на одной ноге, бегать кругом, танцевать, мчаться галопом, по целым дням сидеть на корточках или лезть на стену, и никто к вам не подойдет и не скажет: "Послушайте, этого делать нельзя, это неприлично, стыдно, ведь вы культурный человек". Но, по правде сказать, там были только тихие помешанные. Например, сидел там один ученый изобретатель, который все время ковырял в носу и лишь раз в день произносил: "Я только что открыл электричество". Повторяю, очень хорошо там было, и те несколько дней, что я провела в сумасшедшем доме, были лучшими днями моей жизни. И правда, даже самый прием, который оказали Круэлле в сумасшедшем доме, когда её привезли на испытание из областного уголовного суда, превзошел все её ожидания. Прежде всего Круэллу раздели до нижнего белья, потом дали ей халат и повели купаться, дружески подхватив под мышки, причем один из санитаров развлекал её арабским анекдотом. В купальной её погрузили в ванну с теплой водой, затем вытащили оттуда и поставили под холодный душ. Это проделали с ней трижды, потом осведомились, как ей это нравится. Круэлла ответила, что это даже лучше, чем в банях на Риджент-Стрит, и что она страшно любит купаться. "Если вы еще подстрижете мне ногти и поправите волосы, то я буду совершенно счастлива",— прибавила она, мило улыбаясь. Её желание было исполнено. Затем Круэллу основательно растерли губкой, завернули в простыню и отнесли в первое отделение в постель. Там её уложили, прикрыли одеялом и попросили заснуть. Круэлла еще и теперь с любовью вспоминает это время: — Представьте себе, меня несли, несли до самой постели. В тот момент я испытал неземное блаженство. На постели Круэлла заснула безмятежным сном. Потом её разбудили и предложили кружку молока и булочку. Булочка была уже разрезана на маленькие кусочки, и в то время как один санитар держал Круэллу за обе руки, другой обмакивал кусочки булочки в молоко и кормил её, вроде той как кормят хлебушком домашних гусей. Потом Круэллу взяли под мышки и отвели в отхожее место, где её попросили удовлетворить большую и малую физиологические потребности. Об этой чудесной минуте Круэлла рассказывает с упоением. Я не смею повторить её рассказ о том, что с ней делали потом. Приведу только одну фразу: "Один из них при этом держал меня на руках",— вспоминала Круэлла. Затем её привели назад, уложили в постель и опять попросили уснуть. Через некоторое время её разбудили и отвели в кабинет для освидетельствования, где Круэлла, стоя совершенно голая до нижнего белья перед двумя врачами, вспомнила славное время когда была дизайнером одежды, и с её уст невольно сорвалось: — Faites attention à la façon dont vous réalisez vos modèles! [Аккуратнее делайте выкройки!! (фр.)] — Что вы говорите, миссис де Виль? — спросил один из докторов.— Сделайте пять шагов вперед и пять назад. Круэлла сделал десять. — Ведь я же вам сказал,— заметил доктор,— сделать пять. — Мне лишней пары шагов не жалко, мистер. После этого доктора потребовали от Круэллы, чтобы она села на стул; один из них несколько раз стукнул пациентку по коленке, затем сказал другому, что рефлексы вполне нормальны, на что тот покачал головой и сам принялся стучать Круэллу по коленке, в то время как первый открывал Круэлле веки и рассматривал её зрачки. Потом они отошли к столу и перебросились несколькими английскими фразами. — Послушайте, вы умеете петь? — спросил у Круэллы один из докторов. — Не могли бы вы спеть нам какую-нибудь песню? — Сделайте одолжение,— ответила Круэлла.— Хотя у меня нет ни голоса, ни музыкального слуха, но для вас я готова спеть, коли вам вздумалось развлечься. И Круэлла хватила: Что, монашек молодой, Головушку клонишь, Две горячие слезы Ты на землю ронишь? — Дальше не знаю,— прервала Круэлла. — Но если желаете, спою вам: Ох, болит мое сердечко, Ох, тоска запала в грудь. Выйду, сяду на крылечко На дороженьку взглянуть. Где же ты, милая зазноба... — Дальше тоже не знаю,— вздохнула Круэлла.— Знаю еще первую строфу из "Где любовь моя ненаглядная" и потом "Янки-дудл", да еще пару простонародных песенок вроде "Заведи машину, чувачок!", "Шли мы прямо в Яромерь" и "Гренадеры" Оба доктора переглянулись, и один из них спросил: — Ваше психическое состояние уже исследовали когда-нибудь? — Когда я была дизайнером одежды в Доме Баронессы фон Хелламан,— торжественно и гордо ответила Круэлла.— Мои коллеги чуть ли не официально признали меня полной идиоткой. — Кажется мне, что вы симулянтка, миссис де Виль! — заметил другой доктор. — Совсем не симулянтка, господа! — возмутилась Круэлла.— Я самая настоящая идиотка! Можете справиться в Доме Баронессы. Старший врач безнадежно махнул рукой и, указывая на Круэллу, сказал санитарам: — Верните этой девушке одежду и передайте её в третье отделение в первый коридор. Потом один из вас пусть вернется и отнесет все документы в канцелярию. Да скажите там, чтоб долго не канителились, чтобы она у нас долго на шее не сидела! Врачи еще раз презрительно посмотрели на Круэллу, которая пятилась к дверям, учтиво кланяясь. На замечание одного из санитаров, чего, мол, она тут дурака валяет, Круэлла ответила: — Я ведь не одет, совсем голая до белья, в чем мать родила, вот я и не хочу показывать господам того, что заставило бы их подумать, будто я невежа или нахалка... С того момента как санитары получили приказ вернуть Круэлле одежду, они перестали о ней заботиться, велели одеться, и один из них отвел её в третье отделение. Там Круэллу держали несколько дней, пока канцелярия оформляла её выписку из сумасшедшего дома, и она имел полную возможность и здесь производить свои наблюдения. Обманутые врачи дали о ней такое заключение: "Слабоумная симулянтка". Так как Круэллу выписали из лечебницы перед самым обедом, дело не обошлось без небольшого скандала. Круэлла заявила, что если уж её выкидывают из сумасшедшего дома, то не имеют права не давать ей обеда. Скандал прекратил вызванный привратником полицейский, который отвел Круэллу в полицейский комиссариат на Риджент-Стрит.