***
Телефон завибрировал в половине десятого. Я интуитивно нашел его на тумбе и выключил назойливые неприятные звуки. В первые минуты я не сразу смог вспомнить: где я, и почему шторы в комнате распахнуты? Но вскоре воспоминания вернулись на историческую родину, и я, будто бы не спав пять часов, пошел в душ. Тело знобило и лихорадило, словно утром я не просидел в самолете, а пил литры водки вперемешку с соком в своей душной темной спальне. Не почувствовав температуру воды в душе, а после выпив картонный кофе, я еще немного постоял в тихом номере, представляя все возможные варианты событий. Что, если Тори там не будет? Или… вдруг она уйдет? Передумает? Что из этого хуже? Вдохнув, я взял себя в руки и вышел из отеля, сел в арендованную машину и направился в клуб, в котором год назад пытался забыться после встречи с отцом. Несмотря на позднее время, на улицах еще сверкал закат, а на дорогах, снося воздух, проезжали дорогие авто, не обращая внимания на жизни других. Никто из водителей даже не догадывался, зачем именно я еду в клуб, побрившись впервые за неделю. Милан не изменился. Да и времени для перемен прошло всего ничего — один год, разделивший мою жизнь на тридцать два года существования и одиннадцать месяцев исканий своей vita. Не знаю почему, но о Тори мне хочется говорить на итальянском языке. Может, потому, что ее нельзя понять на слух, если не пытаться вслушаться вглубь слов? Или Тори стала мне такой же родной, как язык, на котором я думаю и мечтаю о ней? А ведь я начал забывать язык дома, когда уехал из Италии, но Тори незаметно оживила его в моих фантазиях… Неважно. Если посмотреть в словарь любого языка мира на слово жизнь — там будет ее имя. Когда я доехал до клуба, потребовалось вспомнить пару забытых имен, чтобы мне приоткрыли красную ленту входа вне очереди. Один звонок охранника моему старому знакомому, по иронию судьбы являющийся хозяином клуба, и длинная очередь недовольных бурчаний и взглядов осуждала мою наглую персону. Но мне не важно, что подумали другие, когда стоило мне войти, как знакомая обжигающая нос розовая дымка кальяна воскресила память. Клуб был просторен, но людей в нем оказалось куда больше возможного. Казалось, что все люди разом решили поменять воздух на сигареты и теперь тихо задыхаются в клубах никотина и пара. Я тоже недавно являлся их подобием, пока Тори не заполнила своим земляничным запахом мою машину, окон которой больше не открываются, чтобы не выпустить на волю призраков ее души. Яркие вспышки неона, окрасившие малиново-бурым клубы вонючего дыма, пропитавших и без того сухой душный воздух, освещали темноту ночного клуба, но такой свет больно резал глаза. Первым порывом было выйти обратно на чистый воздух, но ноги сами повели меня вперед, в самую гущу вакханалии и преступного греха, за который людям уже пришлось когда-то жестоко поплатиться. Я шел вперед, не обращая внимания на других; толкал случайно плечами танцующих, кажется, пара напитков пролилось в чьих-то руках, когда я, ничего не желая видеть впереди, споткнулся на пьяные, не держащие ноги гостей клуба. Но это все померкло, когда я дошел до сверкающей малиновым неоном лестницы, с которой спустилась Тори. Она наверху, если ее слова и моя надежда не лгут. Ладони покрылись холодной испариной, которая оставалась шлейфом по перилам лестницы. Всё внутри меня билось в неугомонной чечетке предвкушения победы, но где-то на задворках разума восседала мысль, что все не так просто. Я никогда не выигрывал у удачи в русскую рулетку. Пуля всегда доставалась мне. Пройдя первые столики, которые окруженные десятками пьющих, я внимательно всматривался в лица, ища свою вита. Но ее здесь нет, как травы на Северном Полюсе. Я проходил дальше, но все так же не видел Тори. На меня не обращали внимание помутневшие от алкоголя и наркоты взгляды, когда я подходил к каждому столу и быстро осматривал сидящих. И когда я готов был сдаться и вернуться в отель, из приватной комнаты вышел до судороги родной силуэт в бордовом, чересчур коротком платье. Перекинув копну карамельно-золотых назад, что мягкие волны подпрыгнули на оголенной спине Тори. На секунду я замер, забыв глотнуть обжигающий воздух. Да я вовсе забыл, что надо дышать и как это делать. Тори прошла вперед, случайно бросив на меня взгляд холодного океана. Она замерла с приоткрытыми губами, словно статуэтка в антикварном магазине за немыслимую стоимость. Когда грудь зажгло удушьем, а голова пошла кругом, я поплелся на ватных ногах к Тори, но та, очнувшись от той же неожиданности, что и я, заморгала блестящими от внезапной влаги глазами. Земля обернулась в воздушный шар, ломая все теории и доказательства ученых. Все что сейчас происходит — полностью опровергает правду. Иначе как такое возможно, что в воздухе витает электричество, а на мои губах возникла морская соль и родной земляничный вкус? Ведь нас с Тори разлучали метры… Не дыша, я пошел к ней, не ощущая пола под ногами. Тори так и стояла на месте, словно гипсовая статуя со сверкающими глазами, не обращала внимания на происходящее за ее спиной. Весь ее интерес — я, не верящий в правдивость реальности. — Прости меня… — глухо прошептала губами Тори, стоило мне подойти чуть ближе. Почувствовав теплый трепет ее слов в воздухе, я закрыл глаза, обретая то, что потерял почти двадцать лет назад, когда видел мать в последний раз… Ради этого чувства стоит существовать… ради Тори стоит жить. — Я… я ничего … — Тори быстро зашептала, глотая в жажде воздух. Соленые капли океана потекли по блестящим щекам, сверкая при ярком свете неона. — Я не хотела… — Чш-ш-ш… — все слова, что жили в моей голове, иссякли в забвение, и все, что мне оставалось — прижать Тори к себе и вдыхать чистый запах земляники среди удушающего едкого дыма. — Все хорошо, теперь все хорошо… Тори податливо закивала головой, как запуганный ребенок после страшной сказки. Я продолжал шептать несвязные слова, понятные только нам двоим. Я потерял себя во тьме неона, слепо ориентируясь только на ее дыхание и всхлипы странного смеха. — Давай уедем, — я нагнулся к ее ушку, раздувая горячим дыханием мягкие волосы Тори. Она подняла меня влажные глаза и, улыбнувшись, мягко кивнула головой.***
Не помня себя, я с дрожащими руками довез нас в отель, чуть не проехав поворот. Тори все время поездки смотрела на меня, глупо улыбаясь своим мыслям. Где-то спустя полкилометра в груди поселилась холодная тоска страха, будто стоит мне повернуться к Тори, как она испарится, обернется мороком. И я старался не поворачиваться к ней, чтобы не спугнуть призрак фантазии. Но желание оказалось сильнее какого-либо страха. И вот, задержав в груди воздух каждый раз, когда оборачивался к Тори, и легко выдыхалась, увидев ее улыбку в уставших глазах. — Я боялась, ты меня не простишь, — Тори расслабилась, спустившись на сидение чуть вниз, смотря на меня сквозь полузакрытые ресницы. — Знаешь, я даже хотела вернуться, но забыла чертову карту в гребаном телефоне… Тори глухо засмеялась, сжав зубами нижнюю губу. Я старался прислушаться к ее словам, но звонкая пелена ночного клуба все еще пробкой заткнула мои уши. Зато отчетливо расслышал ругательства, что так неприсуще для неё. — Черт… да скажи уже хоть что-то! Я тут, если что, с ума схожу! — Тори резко нагнулась вперед и звонко хлопнула ладонями по панели машины. — Да, я та еще эгоистка, тварь самовлюбленная и все тому прочее, но и ты не веди себя как немой козлина! Люцифер, мне плохо… Ты заставил меня снова почувствовать то чертово чувство, будто я кому-то нужна, а потом полез в карман за этим кольцом. Вот скажи, — Тори посмотрела на меня сквозь запутанные волосы, упавшие на ее лоб. — Это у вас такой план? Или что? Все мужики сначала привязывают к себе, а потом кидают на свалку, как бракованную куклу? Тори быстро задышала, словно пробежала километровый марафон слов и теперь ждет от меня медали за первое место. Но только сейчас, когда чары счастья внезапно развеялись, до меня дошел кисло-горький запах перегара. Тори сверкала опьяненными глазами, что искры веселой ночи прожгли мой нос. — Тори, я не знаю, о чем ты, — я потер переносицу двумя пальцами, сам того не понимая, что вызвали во мне ее бурные слова. Наверное, не будь Тори пьяна, я бы остановил машину и начал расспрос о прошлом, но сейчас, задыхаясь от алкогольной испарины, закусил внутреннюю сторону щеки, пытаясь отвлечься на мелкую боль. — Ага, конечно, не знает он… — Тори отвернулась к окну, заплетая руки на груди. Я видел в отражении стекла, как она поджала губы, будто пыталась сдержать поток необузданных слов. Но плотина оказалась тонкой, и спустя пару минут тишины Тори вновь развернулась на другой бок, начиная новый монолог. — Зачем ты вернулся? Я ждал, когда Тори сама ответит на свой вопрос, но девушка больше не проронила ни слова, в ожидании смотря на мой профиль. Пытался сфокусировать взгляд на темном от ночи асфальте, но мысли все возвращались в сторону вопроса Тори. — Потому что больше не мог оставаться без тебя. Тори вдохнула и заправила выбившиеся от ветра пряди волос за ушки. Кажется, я только что разрушил идеальный монолог, выдуманный в ее пьяной головке, о том, какой я плохой и ужасный серый волк. Но внезапно хищник оказался вегетарианцем. — Где-то я это уже слышала… — выдохнув, Тори снова легла на сидение, закрывая глаза. Тори заснула, тихо сопя, вытянула ноги вперед. Я закрыл окна, чтобы ее не продуло, отчего в машине рассеклась тоскливая тишина, которую легко спутать с духотой. Ломаясь, я кое-как снял пиджак, одновременно держа руль. Закатав рукава рубашки, не боясь, что Тори увидит, как взъерошились волоски на моем предплечье. Заехав на территорию отеля, я отдал ключи от машины работнику и осторожно забрал Тори. Что-то недовольно простонав, девушка съежилась в моих руках, случайно ударив ногой проходящую горничную, когда я шел по коридору в поисках своего номера. Кое-как достав ключ-карту из кармана, я вошел в номер и аккуратно закрыл дверь ногой, чтобы не разбудить Тори. Когда она уснула, голова моя проветрилась, и теперь я не успевал за потоком вопросов, что распирали меня разбудить девушку и задать их ей все прямо сейчас. Но я покорно положил Тори на кровать, стянул помятое платье, которое мне приходилось постоянно отдергивать, скрывая чересчур оголенные участки ног. Пробубнив что-то нечленораздельно, Тори поджала под себя ноги, пока я пытался надеть на нее свою футболку. Справившись со строптивой спящей красавицей, я накрыл ее одеялом и лег рядом, сняв всю лишнюю одежду. Я еще долго не мог уснуть, открывая каждые десять минут, убеждаясь, что Тори рядом, тихо сопит мне в плечо. Я не спеша поглаживал ее запутанные карамельные волосы, не ведая, что творилось в этой головке все эти дни. Зачем она позволила мне найти себя? И зачем тогда уехала так далеко? — Что же ты задумала, Тори? — прошептав в теплую макушку Тори, уткнулся носом в ее волосы и закрыл глаза в беспокойном сне.***
Я резко проснулся, когда кто-то сел мне на живот, сдавив воздух в легких. Сквозь сонную пелену в глазах я увидел, как Тори взобралась на меня сверху, опрокинув головку на бок, что золотистые кудри упали мне на живот, впитывая в себя лунный свет. — Что ты… — я хотел приподняться, но Тори надавила руками на мою грудь, укладывая обратно, и, прислонив указательный палец к моим губам, недовольно покачала головой. — Чш-ш-ш… — улыбнувшись, девушка покачала бедрами, спускаясь ниже. Кажется, она пыталась пародировать меня, и, должен признаться, только ей идеально шло затыкать мне рот. — Ты пьяна, остановись… — глухо прошипев сквозь зубы, когда Тори стянула с меня последнюю одежду. Голос показался чужим, и сам я не послушал его, будто это не мои слова и не моя просьба прекратить эту пытку. — А ты глупый, но я же терплю тебя, — Тори нависла надо мной, касаясь кончиком носа моих губ. Чувствуя трепет ее теплого дыхания, я не смог придумать ни одного оправдания, когда поцеловал ее нос, спускаясь все ниже, чтобы потерять последние здравые мысли на ее губах. Тори выгнулась, прижимаясь грудью к моей, и, воспользовавшись моментом, я стянул с неё футболку и бросил ее куда-то на пол. — Зачем ты вообще нацепил ее на меня? Я специально ничего не надевала под платье, чтобы ты не тратил время на бессмысленность. Но, черт, мне все же нравится, когда ты меня раздеваешь… — Тори провела кончиками ногтей по моей груди, спускаясь ниже к животу, отчего внизу затвердело. — Я скучала… Впервые за весь год. Это отвратительное чувство! Скажи, ты скучал по мне? — Да, — я приподнялся на локтях, помогая Тори снять тонкую ткань трусиков. Этого короткого слова не хватит, чтобы описать все то, что происходило со мной всю неделю. Да и весь год. Я скучал, но это звучит слишком безобидно, когда в действительности я умирал. — Тогда все хорошо… ведь нет ничего ужасней, чем невзаимная тоска. Даже ты можешь не любить меня, это не важно. Главное, что ты скучаешь по мне. Это так хорошо… — Тори обожгла дыханием слов мои губы, прежде чем припасть к ним в поцелуе. Тори жадно прикусила мою нижнюю губу и оттянула на себя, тихо зарычав. Черт, Тори вцепилась тонкими пальчиками в мои плечи, когда я утопил руки в ее волосах и взъерошивая их в гнездовье самых ласковых птиц. — Ты очень красивая. Революция — вот чем были ее поцелуи. Тори переворошила мою жизнь вверх тормашками, меняя все устрои и правила. Она забирала у меня весь воздух в обмен на эйфорию и огонь в легких. Тори наполнила меня своим вкусом, навеки привязав зависимостью к себе. А ведь сначала мне казалось это несерьезным… затем сильно закололо в груди, и появилось странное ощущение, что «наркотик» Тори — яд. Я попытался отыскать противоядие в других сладостных веществах, но все они казались пустыми, не такими яркими, как пожар Тори. И в конце, когда яд распространяется по всей крови и достигает сердца, я осознал, что Тори не яд, а болезнь. Смертельная и неизлечимая. — Paura e amore — sinonimi, — я и не заметил, как мы перешли на итальянский, и даже не обратил внимания, как Тори умело шептала на нем, словно на родном языке. Тори загадочно улыбнулась, когда осторожно приподняла бедра и уселась мне на пах, медленно входя в себя. — Хм-м-мм… — Тори закрыла глаза, долго выдыхая через нос. Я внезапно лег обратно, забыв выдохнуть теплый воздух. Черт, плутовка приоткрыла помутневшие глаза и нагнулась ко мне, проведя грудью по моему животу. Я хотел сказать хоть что-то, но губы покрылись сухой пленкой, от чего единственным моим желанием было поцеловать эту чертовку, но Тори, будто читала мои мысли, улыбаясь, провела дорожку невесомых поцелуев по моей ключице, спускаясь все ниже и ниже… Я чувствовал, как она сжималась внутри в желание большего, но продолжала томить нас в мучениях. И не в силах больше ждать, я положил руки ей на бедра, медленно двигая, сжимая пальцы еще крепче, оставляя маленькие синяки на ее нежной коже. Тори выгнулась, придавливая меня собой, двигаясь быстрее. Сжав простынь пальцами, Тори выпрямилась и взяла борозду правления на себя, больше не подчиняясь моим рукам. Тори закрыла глаза и запрыгала еще быстрее, не сдерживая постыдных стонов, что, словно мед, растекались по моим мыслям. — Не закрыва-ай глаза… — моля прохрипел я, сжимая пальцами загорелую кожу Тори до красных отметен. Она послушно подняла веки, смотря на меня туманным взглядом сквозь ресницы, с которых свисали мелкие капли пота. Не выдержав, я резко поменял нас местами, и теперь, нависая над ней, осыпал ее скулы поцелуями, то поднимаясь к дрожащим векам, то глотая горячее дыхание Тори, то целую уголки ее губ, слушая ее стоны и мольбы… — Что… ты… хочешь? — в перерывах между поцелуями шептал я, в помутнее кусая нежную кожу ключицы и шеи Тори. — Хочу… тебя… — почти скуля, зашептала Тори будто молитву. Льды в ее океане, наконец, растаяли, пропуская сквозь себя просвет солнца. Теперь, глядя в них, я мог утопиться, а не расшибиться об непробиваемый слой векового льда. И как можно не повиноваться ей? Тори раздвинула ноги чуть шире и обхватила ими меня, словно котенок веревку спасения. Я медленно, не желая причинить ей лишнюю боль, вошел в неё, слушая победные фанфары стонов Тори. — Твою-ю-ю… — Тори раскрыла глаза, как и губы в немой букве «о», поддаваясь бедрами выше, пародируя мои движения. Чувствуя теплую влагу внутри Тори, я протолкнулся еще глубже, слыша одобрительные стоны чертовки и шлепки плоти об плоть. Я в лихорадке целовал каждый миллиметр ее кожи, иногда, не сдерживаясь, кусал и оттягивал ее, издавая странное подобие на рык. Мне казалось, что я не пил месяцы, и сейчас передо мной были реки кристальной рудниковой воды, а во мне бушевала жадность и ненасытность. Я просто не мог утолить жажду. Я перекинул ноги Тори на плечи, входя в нее еще глубже. Кажется, Тори только что позвала дьявола, чем вызвала улыбку на моих губах. Он уже здесь, моя vita, он услышал твои просьбы еще тогда, под дверью твоей квартиры с отвергнутыми розами. Мы забылись в сплетенных стонах, прилипли друг к другу липким потом и глотали глухие слова ртами. Мы не услышали долгие удары по двери и крики соседей, просящих остановить это бесстыдство… Но после, когда им не откроют, мужчины уйдут на балконы и закурят дорогие сигареты, закрывая глаза, пока их жены в тайной зависти заткнут уши пуховыми подушками, проклиная всех чертей за чужое удовольствие. И завтра мы встретимся в коридоре, Тори улыбнется самой счастливой улыбкой, не обращая внимания на их осуждающие взгляды, пока я в спешке закрываю номер, забыв в нем черную футболку, потерянную в бурной ночи под кроватью… Но это все завтра, сейчас есть дела поважнее.