Шоколад

Мадара, говоря начистоту, праздники не любил. Он принимал их необходимость, спокойно проводил выходные, следующие за ними, но, исчезни вдруг все они из календаря, не расстроился бы. Он бы и не вспомнил бы об _этом_ празднике, не будь его обстоятельства близкими к катастрофе. 14, мать его, февраля. Тошнотворно-аляповатый и наигранный, высокопарно прозванный днем влюбленных, этот день выглядел спасительной соломинкой. Спасительной, если каким-то чудом ему удастся помириться с Тобирамой. Два года вместе — это не кот начихал, срок серьезный для каждого из них. И если первые полгода их столкновения взрывного и ледяного темпераментов заканчивались обычно бурным примирением на первой же горизонтальной поверхности, то сейчас… Молчание стало холоднее, и длиться дольше. Раздражающие мелочи так и сыпались, а мириться порой и не хотелось. Ну, живут они в одной квартире, как соседи. Неплохо тоже. Поссорились они не накануне, а три дня назад. И всё из-за этих идиотских праздников. Учиха как обычно назвал день святого Валентина праздником ни о чем, Тобирама огрызнулся, что у него и без праздников жизнь ни о чем, и пошло-поехало, и Мадара переехал опять на диван. Поэтому, отпросившись в этот злосчастный день с работы пораньше, мужчина твердо решил сделать подарок Тобираме, чего не делал, кажется, почти никогда. На какую-нибудь безделушку Сенджу непременно будет нос воротить — такой откуп не подойдёт. Как следует затарившись в магазинах — сперва канцелярском, а потом продуктовом, мужчина был полон энтузиазма, сохраненных туториалов в телефоне и надежды. Что дарят в этот праздник всегда? Шоколад. Тобирама молочный не любил, и вообще ел редко, но этот Мадара собирался делать сам. Горький, но зато он купил формочки, ками его задери, в виде сердечек. Слащаво, но лучше ничего не нашлось. Развернув инструкцию, понял, что дело не так просто, как кажется — энтузиазм начал немного сдавать позиции. Учиха вспомнил о диване, и прогнал упаднические настроения. Посмотрев ролик на youtube дважды, Мадара убрал часть ненужных продуктов в сторону. Выругался. Убрал волосы, которые чуть было не перемазал в масле, вспомнил, что собирал их уже выпачканными руками. Ладно, голову можно помыть и потом. Всё, что было связано с измельчением, и держанием в руке ножа, получилось идеально. Полюбовавшись, он посмотрел на часы, снова выругался, и в темпе принялся топить получившееся месиво. Тут и нарисовались первые проблемы. Звонок от Изуны отвлек его, и, беспечно оставив будущий шоколад греться и дальше, Мадара отошел поговорить к окну. Вернувшись на запах гари, он уныло потыкал ножом корку, в которую превратился шоколад, и выкинул его. Попытка номер два удалась лучше — несмотря на небольшой порез, ибо приходилось всё делать в темпе, шоколад застывал в формочках. Оставалось немного — открытка и добрые пожелания. Желательно в стихах, и с чувством. С рифмой Учиха, надо заметить, не дружил с детства, и его стихотворные способности, увы, умерли, не успев даже зародиться. Да и сложить по-хитрому открытку, чтобы она непременно раскрывалась в определенном порядке, и вообще получилась, как в туториале, все не удавалось. Изведя гору бумаги, полпачки сигарет и последние оставшиеся часы до приезда домой Тобирамы, мужчина исхитрился при помощи клея и такой-то матери всё же сваять что-то приличное. Ну и что, что по идее клея не должно было быть? Держится? Держится. Шоколад он уложил в коробочку (слава ками, купленную, а то никаких нервов не хватит рукодельничать. И как дети с этим справляются без допинга), и повязал с открыткой широкой лентой. Осмотрел кухню, напоминающую разгромленную отступающим врагом крепость. Себя — встрепанного, с исцарапанными и заклеенными пластырем руками. Таким его и застал Сенджу — посреди кухни, с коробкой, нервичающего. Тобирама зашел, явно словив микроинфаркт при виде кухни, которую он только недавно любовно надраил до блеска. Опустил пакет на пол, и явно собрался поинтересоваться, какого черта Учиха устроил тут армагеддон, пока его не было, но замер на полуслове, заметив протянутую коробку. — Это что? — любопытство пересилило, и он поднял чуть растерянный взгляд на Мадару. — Это подарок. — Ты не любишь дарить подарки, — проницательно заметил Тобирама, чуть сощурив подозрительно алые глаза. — Не люблю, — подтвердил Учиха. — Да и праздником ты этот день не считаешь, — продолжил альбинос, разворачивая обертку. Светлые брови удивленно приподнялись, когда он достал шоколадную конфету. — Не считаю. — И готовить ты тоже, — быстро сопоставил свой подарок и гору посуды в раковине Тобирама, — не любишь. — Не люблю, — снова кивнул Мадара, едва заметно улыбаясь, пока тот разворачивал открытку. «Зато я люблю тебя», — гласила одна единственная надпись внутри. Диван в эту ночь, и во все последующие, пустовал.