Привычка ненавидеть

Стоя в безлюдном тронном зале, Кая тегин задумчиво рассматривал пустующий трон своих предков. Его отец, Алпагу хан, когда-то принял высшую власть над объединенными тюркскими племенами после своего отца, так как у того не осталось братьев ещё при жизни. Каганат единогласно проголосовал за Алпагу, как старшего из тегинов почившего кагана. Кая, в свою очередь, является старшим сыном и наследником трона. Но… Есть ещё Баламир Бек, брат отца и его собственный брат — Темур Тегин, который всего лишь немного младше Каи. Батугу Тегина, самого младшего из сыновей Алпагу от второй жены-горянки, Кая никогда не рассматривал возможным соперником не только в силу возраста, но и из-за его болезни. Конечно, отец ещё молодой и крепкий мужчина в расцвете лет и будет занимать этот трон ещё долгие годы, если на то будет воля Великого Тенгри. А когда время его придёт отправляться в Небесные Чертоги, именно Кая, а не кто-то другой, должен будет занять трон кагана. Мысли эти с самого детства внушала ему мать, Улу Эдже. Кая мечтал о том, как однажды воссядет на трон предков и станет великим каганом, держащим в руках управление над всеми племенами кочевников огромной и неспокойной страны. Сладкие надежды грели душу старшего тегина, вызывая рассеянную улыбку на лице. Кая так увлёкся своими фантазиями о прекрасном будущем, что не заметил, когда в зал вошёл Темур. — Ты звал меня, брат? Голос Темура прорезал тишину и заставил Каю слегка вздрогнуть. Кинув хитрый взгляд через плечо, старший тегин вновь уставился на трон, словно на возлюбленную, с которой не хотел расставаться. Но даже мимолетного взгляда ему было достаточно, чтобы понять, что младший брат находится в приподнятом расположении духа. — Опять мечтаешь о троне? — не без ирониии хмыкнул Темур. — Я думаю о безопасности нашей семьи и нашего народа, — важно заявил Кая, резко развернувшись и высокомерно глядя на брата. Не смотря на сквозившую в словах насмешку, Темур был скорее весел, а не зол. Возможно, предвкушение боевых потех, которые он просто обожал, придавали задорный блеск его глазам, а возможно… И почему мать решила, что китайская принцесса больше подойдёт в жены Темуру, а не ему, Кае? Император силён и, конечно, когда будет решаться вопрос о наследовании власти, встанет на сторону своего зятя. Если Улу Эдже хочет посадить на трон старшего сына, то зачем дала такую мощь в руки младшего? Этого Кая не мог понять. Но он сделает всё, чтобы исправить положение, пока ещё есть время. — Я смотрю, ты в хорошем настроении, дорогой братец? — елейно начал Кая, злорадно ожидая, как довольная улыбка сползет с лица Темура. — Как сильно ты доверяешь своей жене-китаянке? Темур сразу напрягся. Каждый раз, когда речь заходила о Мей Джин, внутри у него что-то сжималось. — К чему ты клонишь? Как и предполагал Кая, Темур моментально взорвался. Брови его сдвинулись, а светлые глаза потемнели и начали наливаться кровью. Имя Мей Джин действовало на Темура как красная тряпка на быка. — Твоя жена предаёт тебя. — не стал более ходить вокруг да около Кая Тегин, удовлетворённый переменой настроения брата и его беспокойством, — Я слышал вчера как она миловалась с посланником. Темур схватил Каю за шиворот кафтана, но тот резким движением скинул его руку. — Я своими ушами слышал, как она сказала, что если бы не брак с непромытым тюрком, они поженились и жили бы счастливо всю жизнь. В глазах у Темура потемнело. Его словно поразила молния, пригвоздив к земле. Кулаки сжались сами собой, а в груди возникла резкая боль, как от удара клинком. Пришла очередь Каи насмешливо усмехаться. Он сделал своё чёрное дело, посеял сомнения и ревность в душе брата. Кая давно понял, что Темур остро реагирует на всё, что касалось китаянки. Любит ли он её, ненавидит ли, а возможно и то, и другое, но принцесса вызывала ураган страстей в закрытой ото всех душе Темура. Оставив брата в тронном зале наедине с обуревавшими того сомнениями, Кая Тегин поспешил удалиться, напоследок заметя как бы походя: — Я бы не стал пить кумыс из рук китаянки перед боем, а то мало ли что… Темур так и стоял не шевелясь со сжатыми в кулаки ладонями и неподвижно глядел в одну точку на стене. Он словно не услышал оброненные последними слова брата. Кая врёт! Вот уж кому точно нельзя доверять, так это его старшему братцу. Но что-то внутри подсказывало Темуру, что на этот раз он мог говорить правду. Разве сам он не видел Вейшенга на коленях перед Мей Джин? Разве не замечал их многозначительные взгляды друг на друга? Разве не думал о том, что возможно этот китайский вельможа был первой любовью его жены? Но думать и знать — не одно и то же. И одно дело, что посланник влюблён в его жену, и совсем другое — что она отвечает ему взаимностью! Но разве может быть Мей Джин настолько коварной и лживой? Только сегодня ночью они предавались страсти, всего несколько часов назад она дрожала и извивалась в его объятиях, томно стонала, когда он осыпал её податливое нежное тело поцелуями и ласками, требуя ещё и ещё… Китаянка словно околдовала его. Темур так отчаянно хотел её, что сам пугался своим страстям. С ней его тело познало такое наслаждение, какого никогда не знало ранее, его сердце билось быстрее при одном лишь воспоминании о ней. Это приносило Темуру жестокие страдания, потому что разум напрочь отказывался поддаваться сердцу, а сердце не слушало разум. С тех пор как эта китайская ведьма вошла в его жизнь, тегин словно горел в огне, не находя выхода из этого ада. Темур вспомнил о посланнике. Кровь прилила к голове, челюсти плотно сжались, а желваки заходили на скулах. Сегодня это китайский выскочка умрёт! Кем бы он там ни был — племянником, братом, сыном или кем угодно, хоть самим императором Китая! Он мертвец! Либо он, либо Темур не выйдут живым с побоища. Китайца ждёт не дружеское, а самое настоящее сражение насмерть. И Темур был абсолютно уверен в том, что Вейшенг знает об этом также, как и он сам.

***

Когда Темур присоединился к ханской свите под балдахинами, расставленными вокруг довольно большой площадки для боев, несколько поединков между простыми воинами уже прошли. Алпагу Хан, Улу Эдже, Кая Тегин, который решил воздержаться от участия в данных забавах сегодня, Мей Джин, старшие беи, а также несколько послов из различных государств, среди который китаец был самым молодым, восседали на невысоких сидениях и лавках, устланных мягкими подушкам. Пока бились простые воины, никто из знатной публики не уделял внимания игрищам, занятые больше беседами между собой и лишь иногда бросая взгляды на ратников. Но все заметно оживились, когда Донашата обратился к присутствующим с вопросом, не хочет ли кто из сыновей беев и беков или гостей кагана потешить себя и других дружеским боем? Несколько человек поднялись, но Темур, не мигая, следил только за одним человеком. Китайский посланник, которого Темур упрямо буравил взглядом не проявлял никакого интереса к призыву. Тогда Темур выступил вперёд сам. — Я хочу участвовать! — хрипло рявкнул он. Все взгляды устремились на среднего тегина. Алпагу Хан одобрительно кивнул. Донашата спросил: — Кого вы вызываете себе в противники, Темур Тегин? — Я вызываю… — Темур обвел хмурым взором присутствующих, ему показалось, что Мей Джин слегка побледнела и бросила быстрый взгляд на Вейшенга, — Я вызываю на бой… Посланника из Китая! — отрезал Темур. Вейшенг приподнял бровь, словно был удивлён выбором тегина. — Господин посланник, — обратился Донашата к китайцу, — вы вправе принять вызов или отклонить его, так как являетесь гостем кагана. Вейшенг любезно улыбнулся, растянув губы, при этом в глазах его не было и тени добродушия. — Я принимаю вызов! — объявил он, вставая с места, — Но… У меня есть одно условие… Просьба к светлейшему кагану тюрков, — хитро прищурился Вейшенг, — В связи с тем, что я гость в этих краях и при мне нет ни жены, ни невесты, ни другой женщины из моего рода, я прошу чтобы моя принцесса Мей Джин благословила меня на бой! По рядам прокатился ропот. Никто не забывал, что китайская принцесса вошла в семью кагана, тем более, что сама Мей Джин не давала возможности забыть людям об этом, нося одежду и соблюдая обычаи своих предков, а не тюрков, с которыми связала себя политическим браком. Она словно нарочно подчёркивала свою принадлежность к другому народу, не принимая новую семью и держась ото всех особняком. Но раз Темур Тегин, её муж, а также его царственный отец, Алпагу Хан, принимали это, то остальные ничего не могли сказать против. Но тем не менее, китаянка являлась женой тюркского тегина и негоже было ей вставать на сторону соотечественника в бою с собственным мужем! Это было неслыханно! Темур грозно сведя брови к переносице пристально смотрел на Мей Джин, затем перевёл взгляд на отца. Шёпот притих и все взоры устремились на Алпагу Хана, рассерженного дерзостью посланника. Он еле сдерживался, чтобы не вспылить. Но в тоже время, отказ в такой, казалось бы пустяковой просьбе китайцу, мог возыметь тяжёлые последствия. Всё складывалось прекрасно, были заключены отличные сделки, сулившие мир и процветание их краю, так что идти сейчас на ссору всего лишь из-за нескольких напутственных слов Мей Джин перед шуточным боем, и перечеркнуть этим всё, что было достигнуто удачными договорами, Алпагу совершенно не хотел. — Если наш сын и муж принцессы, Темур тегин, не против, — медленно произнёс хан после продолжительной паузы, — то… — Я не против! — отрезал Темур, не дав отцу договорить. Алпагу Хан слегка склонил голову, выражая согласие и посмотрел на Мей Джин. Все лица разом обернулись к ней. Принцесса медленно поднялась со своего места. Против воли Темур мысленно оценил насколько Мей Джин хороша сегодня. Она выглядела как-то особенно красивой, словно вся светилась изнутри. Новое платье цвета свежей мяты, расшитое замысловатыми золотыми вышивками, широкий блестящий обруч, охватывающий тонкую талию, тяжёлые украшения с кроваво-красными каменьями на груди и такие же длинные серёжки в ушах, переливающиеся при каждом движении головы, подчёркивали матовую кожу на лебединой шее принцессы и придавали ей поистине величественный вид. А её царственная осанка, слегка вздёрнутый подбородок, отчего она смотрела на всех сверху вниз хоть и не обладала высоким ростом, сразу же говорили окружающим о том, что перед ними принцесса крови. Чёрные смоляные волосы против обыкновения не были уложены в высокую причёску, какую Темур привык видеть у супруги на людях, а лишь схвачены несколькими прядями и заплетены в тонкую косичку вокруг головы, остальные же локоны шелковистыми волнами, на ярком свету отливающими в глубокую синеву, спускались на шею и грудь. Лицо Мей Джин, обычно бледное, сейчас заливал яркий румянец. На какое то мгновение Темур вспомнил, как она прижималась нежной щекой к его лицу, заросшему колкой щетиной, когда они занимались любовью сегодня ночью. Несколько секунд Темур стоял неподвижно, залюбовавшись женой, но когда они встретились взглядами, тут же отвёл глаза, чтобы она не прочитала неприкрытое восхищение в них. Мей Джин, плавно передвигаясь, словно плыла, подошла и встала напротив Алпагу Хана и Улу Эдже. Отвесив изящный поклон, она спокойно сказала: — Если так угодно моему хану и раз мой муж не возражает, то я благословлю посланника Китая, который так же является моим дальним родственником, на этот бой. Темур презрительно скривился. В сердце у него вновь закипела чёрная ревность и злость. Ярость начала подниматься из самых глубин его души и заполнять всё существо. Мей Джин лёгким кивком подозвала свою служанку Сюли, которая поспешила к принцессе с подносом в руках, на который стояли кувшин и чаша. Мей Джин налила в чашу кумыс и неожиданно для всех развернулась к Темуру. — Сначала, я благословляю на бой моего мужа! Она стояла напротив и слегка улыбаясь протягивала ему чашу, зажав ножку в тонких пальцах, унизанных кольцами. — Пусть победа всегда сопутствует тебе, муж мой! Ты — лучший воин из всех, кого я знаю! Сражайся и побеждай! Алпагу хан спрятал удовлетворённую улыбку в бороде. Народ одобрительно загудел. Мей Джин, хоть и китаянка, но в первую очередь оказала уважение своему супругу и всему тюркскому народу в его лице. И это уже означало половину победы. Темур недоверчиво смотрел на Мей. Как бы он хотел, чтобы эти слова шли от души и сердца, а не потому, что так требовали обычаи и этикет. Но вдруг он вспомнил что сказал ему Кая в тронном зале: «Я бы не стал пить кумыс из рук китаянки перед боем… " Неужели Мей Джин может так бессовестно обманывать, предавать его? Неужели она плетёт заговор за его спиной вместе со своим возлюбленным? Темур взял чашу из рук принцессы и застыл, глядя ей прямо в глаза. Несколько секунд он изучал её лицо, но не прочитав на нём ничего особенного, поднёс чашу к губам, собираясь сделать глоток. Мей Джин очаровательно улыбалась глядя на него. Внезапно Темур резко перевернул чашу и вылил кумыс на землю, отбросив пустой сосуд далеко в сторону. — Пусть твоё благословение, дорогая жена, коснётся всей нашей земли! Пусть победа всегда сопутствует всем, кто родился на ней! Против любых врагов и в любых сражениях, будь то война или же игры! Мей Джин побледнела и закусила губу. Вейшенг побагровел от злости. Темур, выхватив меч, встал напротив посланника, призывая к началу боя. Вейшенг в ярости вытащил изогнутый китайский меч и встал в стойку напротив своего соперника. Оба они так сильно ненавидели друг друга, что ни о каком дружественном бое не было и речи. Глядя на них даже самый последний мальчишка на побегушках, выглядывающий из-за спин взрослых, понимал, что вот сейчас игры в сторону и перед ними разыграется настоящая схватка. Темур и Вейшенг двинулись по кругу, делая небольшие выпады по очереди, чтобы приноровиться и изучить противника, найти слабые стороны друг друга. Темур был хоть и не выше, но гораздо мощнее китайца. Вейшенг же идеально владел своим гибким и натренированным телом, с лёгкостью уворачиваясь от ударов Темура и норовя достать противника с той стороны, откуда он не ожидал. Война — стихия Темура. Как бы не был он зол или взбешён, во время схватки тегин успокаивался, держа свои эмоции под контролем. Когда-то давно, будучи ещё маленьким мальчиком, он спросил у Салтука, что нужно, чтобы всегда побеждать? И тот ответил, что для этого необходимы три условия: Первое — владеть оружием так, чтобы не управлять мечом, а самому стать им; Второе — владеть эмоциями, иначе гнев победит тебя раньше, чем противник… «Какое же третье условие?» — спрашивал малыш Темур своего учителя. «А третье условие — всегда сражаться за то, за что бы ты без сожаления мог отдать собственную жизнь». — отвечал ему Салтук.