«Прошлое пересмотрено, осмыслено, понято. Оно надо мной больше не властно. Я благодарю его и закапываю его в землю».
Мария Фариса, «Джунгли внутри тебя».
***
— Ай, жжётся же! Конни, ты что мне на голову намазал?! А вдруг я вообще без волос останусь? Или без головы?! И будет у бабуси один гусь белый, другой лысый, блин! — Да ладно, Лея, тебе как будто в первый раз! — цокнул Конни. — Тогда у меня хоть обрубок какой был на голове… — Ну как? — в дверном проёме после небольшой паузы показался Армин, поправляя причёску. Лея, сидящая на полу, смерила его ошалевшим взглядом, затем в немом молчании обернулась на Конни, что сидел за ней на кровати, разинув рот. Они переглянулись, затем снова посмотрели на Армина. — Конни, тащи ножницы.***
— Леви мне, конечно, не конкурент, — самодовольно протянул Конни, озабоченно хлопоча над головой Армина. — Я так и не понял, что в этой причёске было такого, — выгнул бровь Армин, что теперь занял место Леи и активно пытался задрать голову и посмотреть на неё, пока та стояла напротив, уперев руки в боки. — Не дёргайся-ка, — Конни положил всю пятерню на голову Армина и вернул в нужное положение. — Ну, как тебе сказать… — Лея шмыгнула носом, беспомощно глядя на Конни в поисках поддержки. — Профдеформация Леви не позволила ему иметь в своем арсенале больше причёсок кроме укладки командора, — заумно произнес Конни, как бы пытаясь завуалировать простое «Леви подстриг тебя под Эрвина потому что видит его в тебе». Лея стала усиленно кивать головой. — И вообще, тебе эта причёска была не к лицу, — она поправила свои мокрые волосы, что уже прилично отросли. — Старит. — Допустим, ещё я не понял зачем тебе… менять цвет волос? — у Армина получилось задрать голову, так что он смог на пару мгновений взглянуть на голову Леи, где вместо темно-русых, скорее как у Жана волос появилась мокрая копна желтовато-блондинистых прядей. — Ну а как ты думал? Для командировки нужно придумать легенду… а кто больше вызовет жалости: взрослая пара или осиротевшие брат с сестрой, которым пришлось спуститься вниз из-за нехватки денег? — Лея сжала губы, снисходительно глядя на Армина, хотя Конни уже нагнул его голову куда-то в пол. — Нам ещё и играть кого-то придётся? — пробормотал Армин из неудобного положения. — Ну естественно! Мы же будем там шпионить, втираться ко всем подряд в доверие, иначе не узнаем, кто на нас зуб точит, — Лея стала прохаживаться туда-сюда по комнате, озвучивая план под звуки щёлкающих ножниц. Неужто Армина вообще не посвятили? — И надолго вы? — вклинился Конни. — Не знаю. Зависит от того, как быстро пойдёт дело, но наверное вынюхать всё оперативно не получится, иначе вызовем подозрения, если сразу начнём совать свой нос куда попало. Может на пару месяцев, а может не знаю… — Фигово. И отказаться нельзя? — Ну… если мягко, то нет. Больше этим заниматься некому, как говорит Ханджи, — Лея устало выдохнула, потёрла переносицу. — Ё-моё, вот это вы влипли, — посетовал Конни, заканчивая с причёской Армина. — Ну всё, теперь готов. Лея отдала Армину зеркало, что всё это время крутила в руках. Да, стало гораздо лучше: Армин больше не похож на Эрвина, а короткая стрижка ему даже очень идёт, и чёлка выглядит мило. — А Армин тоже для скрытности подстригся? — бросил Конни через плечо, когда пошёл прятать ножницы обратно в шкаф. — Я хотел, чтобы это было вроде ознаменования нового этапа в жизни, но видимо всё-таки для конспирации… — изумлённо протянул Армин, рассматривая себя в зеркале. — Непривычно. — Да что ты, тебе идёт. Жаль, конечно, что больше не получится заплетать тебе косички, ну и ладно, — пожала плечами Лея, шагнув ближе и подавая Армину руку, чтобы помочь подняться. Словом, подготовка к командировке в Подземный город шла полным ходом. И к той самой «новой жизни» тоже.***
На кладбище всё ещё безмолвно, эта тишина будто душным облаком висит в воздухе, не давая дышать. Лея брела вдоль стройных рядов белых могилок, разглядывая имена и годы жизни незнакомцев, чьи лица больше никогда не увидит. В руках у неё четыре рыжих хризантемы, что как-то не вписывались в общую картину. Они будто лучик жизни, который почему-то оказался в царстве смерти. Иногда Лея встречала женщин и мужчин, укутанных в чёрное, что тихо сидели у могилок и что-то шептали себе под нос. Лея долго пыталась найти нужное надгробие. Она перебрала сотни имён, тысячи дат, будто глубже и глубже погружаясь в эту пучину, всё глубже вдыхая густой воздух. Она видела много братских могил, порою на десять человек разом. Слишком часто видела это надоедливое число «… — 850». Так много людей погибло в прошлом году. Эти смерти… они будто тяжестью ложатся на её сердце. Стольких людей они не уберегли. Столько слёз пролилось на этих могилах, да сколько у костров, где сожгли ещё сотни изуродованных трупов. Если в обычной жизни Лея пыталась отпустить, перестать об этом думать — и у неё даже получалось — то когда нога её ступала на кладбище… всё возвращалось с новой силой. И вот она как заколдованная читает имя за именем, дату за датой: кто-то здесь действительно прожил долгую, счастливую жизнь (по крайней мере со слов выгрвированной эпитафии), а кто-то ушёл совсем рано — в восемнадцать, шестнадцать, четырнадцать… Лея иногда узнавала имена: сослуживцев здесь было много. Наконец, в самой глуби кладбища, она нашла свою могилу. На белоснежном, чистом памятнике красовалась выгравированная надпись: «Марлен Верман 08.10.815 — 09.06.850Срываю эту веточку вереска,
Помни, что осень мертва.
На земле мы не встретимся больше,
Запах времени, ветка вереска…
Я буду ждать.
Спи спокойно. От друзей и тех, кто любит.» Лея осторожно подошла ближе, затаила дыхание. Каждый раз, когда она приходила сюда, время будто останавливалось. И каждый раз как в первый. Вот она кладёт цветы возле памятника, негнущимися пальцами выпуская их на мягкую траву; вот присаживается на свой длинный китель прямо напротив могилы. Сегодня год. Девятое июня пятьдесят первого года. Ровно год, как Лея нашла её истерзанной титанами в обломках собственного дома. Год, как Лея потеряла часть души и сердца. Год, как Лея повзрослела. Повзрослеть пришлось резко, ощущение сродни пули в голову, чего-то так резко прошбающего, что моментально теряешь землю под ногами. Лея смутно помнит тот день, но отчётливо помнит чувства, что до сих пор тонкими ранками тянутся по телу, нет, скорее по душе. И даже будь у неё регенерация — больной мозг она бы не восстановила. И это чувство будто вспарывало все остальные шрамы, будто шторм смертельной бурей нёсся по внутренностям, а самое противное — ты ничего не можешь сделать с этим ураганом, никак не усмиришь его, не выпрешь из души: он будет просыпаться каждый раз, когда ты окажешься здесь, на этом месте. — Привет… мам, — сквозь ком в горле шепнула Лея, глотая половину громкости. — Меня давно не было. Много случилось за последнее время. Мы съездили к морю, Армин познакомился с Хильдой… время идёт, но нам всё ещё не хватает тебя, — Лея, кажется, искренне верила, что мама действительно услышит. Так, по крайней мере, становилось легче. — Знаешь, госпоже Кирштайн очень понравился Армин. Мы теперь часто ужинаем у неё. Я уже говорила, но скажу ещё раз, что… тебе бы Армин тоже понравился. Тот самый мальчик, который рассказал мне про море, с которым мы подружились в последний год в кадетском. Ты знала его когда мы были ещё совсем незнакомы, а сейчас всё по-другому. И это даже хорошо. Хотя я рада, что есть папа и Хильда. Я помню, что вы с папой были не в ладах последние годы. Но сейчас мы с ним в хороших отношениях, нравится тебе это или нет, — как бы Лея не глотала слёзы, те всё равно скребли горло, пытаясь вырваться наружу. — И я… очень скучаю, мам. Мне тебя не хватает, — последние слова прозвучали истошным шёпотом, на закончившемся дыхании. Нос неприятно закололо, взгляд помутнел от горячих, колких слёз, что собрались в уголках глаз. — Я безумно боюсь смерти Хильды или папы. Пожалуйста, присматривай за ними, оберегай, если можешь… прошу. Теперь Лея тоже была похожа на всех этих незнакомцев, что кутались в чёрное несмотря на жару и истошно нашёптывали что-то могилам, думая, что ушедшие услышат. Все здесь веруют в одно: что их молитвы, их отчаянные просьбы будут услышаны — а вот кем… у каждого кто-то свой. Внезапный холодный ветер всколыхнул волосы, похолодил мокрые щёки. Лея остро чувствовала всё снова. Забитый нос, попытки плакать тихо, и это режущее, одновременно резко опустошающее чувство, что заставляло сжать зубы до скрипа, до мелкой дрожи в челюсти. Зажмуриться, ощущая, как холодные и крупные капли слёз бежали по лицу, а волосы липли к влажным дорожкам. Омерзительное осознание того, что уже никогда в жизни не получится услышать мамин голос и увидеть её лица. Вот вообще никогда. И сколько бы времени ни прошло, сколько бы новых людей и событий не произошло в жизни — эта рана так и останется открытой. Как перелом с нагноениями, как та часть души, которой запрещено касаться — неизменно вызывает боль. И Лея неизменно туда лезла. Самовнушение работало не всегда: лишь иногда она могла заставить себя поверить в то, что мама действительно где-то там, смотрит на неё, следит. Лея даже рассказывала эти выдумки остальным. На самом деле, всем нужно во что-то верить, но когда мозг рационализируется — это становится невозможным. Их мир — не какая-то детская сказка, где добро побеждает зло. Это мир, где зло хорошенько так выкосило добро. Хотя… можно ли судить так грубо? Эрвин Смит слабо походил на воплощение чего-то бесконечно хорошего. Титаны вряд ли сойдут за абсолютное зло, тем более с учётом того, что превращены они были не по своей воле. Выходит, что даже вину за все грехи человечества спихнуть не на кого, кроме как на само человечество. Хотя, может, людей из другого государства и можно считать врагами — Бертольд, Райнер и Энни знатно нагадили в душу всему острову. Лея до сих пор винила их и искренне надеялась, что их встретит самая ужасная участь, какая только может выпасть на их долю. Точнее, кого-то эта участь уже встретила в желудке титана Армина. Может, давало о себе знать отсутствие времени. Последний год они постоянно за чем-то гнались, новые цели не успевали сменять друг друга, и этому бесконечному водовороту погони неизвестно за чем не было конца и края. Точнее, край всё-таки был. Но когда знатно наныряешься в речке, нужно какое-то время посидеть на берегу и отдышаться. Вот Лея и сидит… почти полгода. Может, сказывается её склонность прятать всё плохое где-то внутри и далеко-далеко в надежде на то, что эта мерзость её больше не тронет, но каждый раз происходило одно и то же. И Лея с этим ничего не делала, потому что понятия не имела, что с этим вообще можно сделать. Во всяком случае, тогда погрустить у Леи времени не было. Поэтому этот период, в который люди обычно вроде как… проживают горе, чтобы его отпустить, Лея же пахала как проклятая в попытках забыть обо всём, что случилось за последний июнь. Атака на Трост, смерть, смерть, ещё смерть… это утомляло. Теперь время погрустить появилось. Но это странное чувство, что Лея ощущала, сидя у могилы, вовсе не похоже на грусть: скорее смесь отвращения, сожаления, гнева и совсем лёгкая нотка печали. Будто листок давно лежал подранным и скомканным, так что никому до него не было дела, а когда за него решили взяться, то оказалось, что эта штука уже ни на что не годится и обратно выпрямить не получится. Так и тут: вроде время на себя появилось, а ничего уже не получается. Вот и сидишь с этим комком непонятных чувств в горле и не знаешь куда податься. Может, нужно начать с перемен. Попытаться всё-таки распутать этот дурацкий клубок с мыслями и воспоминаниями. Лея ещё сидела у могилы. Ноги начали понемногу затекать, но ей не было до этого дела. Она усиленно сжимала мягкую и податливую траву, что попадалась под руки, молча смотрела на чистенькое белое надгробие, что напоминает о светлой душе ушедшего. Так-то тут у всех по такой логике душа светлая, хотя это, конечно, не так. Лея уже немного успокоилась, теперь переключившись на то, что можно в своей жизни изменить, да побыстрее. Она перебирала и перемены во внешности, хотя ей и так пришлось непонятно чем выкрасить волосы под стать Армину, чтобы их было проще принять за брата и сестру. Но теперь ей вообще страшно прикасаться лишний раз к волосам: вдруг осыпятся как их ёлка в штабе на новый год. Почему-то в этом году Ханджи взяла моду на то, чтобы украшать общую комнату в штабе пышной елью. Пахло, конечно, вкусно, но вот ещё пару месяцев находить иголки в совершенно неожиданных местах было не особо приятно. Внезапно Лея ухватилась за краешек одной мысли о кое-какой области, перемены в которой, вообще-то, были необходимы, но Лея всё никак не могла до них дорваться. А именно… её собственный дом. Она до сих пор там не была. Уже сотню раз видела фасад, но внутри было так же пусто и нетронуто. Как удивительно иногда складывается: на одни вещи время Лея находила, а на другие, даже менее масштабные, нет. Может, потому что знала, что шагнуть в родной дом, где всё теперь чуждо, будет сложно. Но когда-то же ей всё равно пришлось бы это сделать… так ведь? А чем быстрее Лея прикоснётся к этой теме, тем быстрее все новые не самые приятные ощущения можно будет откинуть. С кладбища Лея выходила полная решимости: она не забыла поблагодарить маму за дельную мысль и сразу же отправилась в штаб за Армином. Ну, чтобы не было так скучно. К тому же Хильда снова зазывала их к себе на ужин (по правде говоря, она делала это каждые выходные). А в комнате Жана в шкафу всё ещё стояла коробка с немногим уцелевшим из дома Леи. К той коробке она тоже не притрагивалась: ей как-то вполне спокойно жилось и без этого. — У нас сегодня важное дело, — задумчиво пробормотала Лея, прохаживаясь вдоль лавок со всякой бытовой утварью и долгохранящимися продуктами вроде чая, консерв и всяких круп. Лея всучила Армину корзину, а сама ходила вдоль торговых рядов, внимательно изучая товар и иногда пополняя лукошко. — Ты так и не сказала какое, — спокойно ответил Армин, лениво рассматривая пачки с чаем в корзине, будто для него внезапно куда-то пойти за Леей без объяснения причин — обычное дело. — Сегодня я планирую открыть тайную комнату под названием дом-в-котором-я-жила-всю-жизнь-до-того-как-Трост-разгромили, — повела бровью она, укладывая две увесистые кружки в корзину и беря Армина под руку, чтобы повести к своей любимой лавке со всякими интересными полотенчиками. — Только сейчас? Я думал, что ты там уже давно была. — Ну, я уже не считаю это место своим домом: там ничего от прошлого дома-то и не осталось. Просто какое-то строение, которое пытается повторить мой дом, где была жизнь. А это просто безжизненная коробка. Дом, он там, где ждут. А там уж явно ждать меня некому. Даже штаб роднее как-то. — И ты пытаешься вдохнуть в это «строение» жизнь? — Ну-у, не совсем, но хороший вопрос. Я это всё покупаю просто для того, чтобы в случае чего в этом доме можно было остановиться, не смущать госпожу Кирштайн и иметь под рукой хотя бы базовый набор продуктов. Хотя хочется немного понастольгировать, было бы по чему, — пожала плечами Лея, останавливаясь и разглядывая кухонные полотенца с разными узорчиками по баснословным ценам. — Тебе какое больше нравится: с ягодами или просто в полоску? Плохое снова за где-то далеко внутри, там, где ему и место. Плохое больше не беспокоит Лею. Пока.***
— Лея, матушки мои, что у тебя на голове?! — госпожа Кирштайн всплеснула руками, едва увидела Лею на пороге дома. Когда за ней она увидела Армина с короткими волосами, заохала ещё больше. — И тебе привет, — шутливо хмыкнула она, оборачиваясь за спину и забирая у Армина корзинку со всякой всячиной с рынка. — Ну, там командировка намечается, нужно будет работать под прикрытием, всё такое… пока что так, — неловко оправдалась она. Ханджи запретила трепаться об их деле с кем бы то ни было, поэтому даже при всём желании — им стоит помалкивать. — Здравствуйте, — подхватил Армин, у порога снимая обувь и, видимо, пытаясь отмазать Лею от вопросов. — Да ладно тебе, Армин, чего как не родной. Зови просто Хильда, — простодушно улыбнулась госпожа Кирштайн, принимая из рук Леи корзину и заглядывая в неё. — Ого-о, это вы по какому поводу так затарились? — Да вот, я собралась всё-таки обжить немного дом, чтобы не смущать тебя постоянно, — легко бросила Лея, направляясь в ванную, дабы помыть руки. — Что ты, Лея, скажешь тоже, — Хильда подтолкнула Армина вслед за Леей в ванную, погладив по спине. — Вы меня нисколечко не смущаете, ты же знаешь, вы мои самые желанные гости. Вообще, она говорила так каждый раз. Хотя если для Леи-то место здесь всегда находилось, то вот с Армином было уже сложнее. Обычно, когда они с Хильдой допоздна засиживались на кухне за разговорами (это с недавних пор их любимое занятие), то обычно он уже ближе к полночи возвращался в штаб, несмотря на уговоры остаться с ночевой. По идее Хильды кто-то из ребят должен был в случае чего уступить Армину кровать. Но в один-единственный раз, когда Армин всё-таки остался, он спал на полу. Именно чтобы больше не приходилось пытаться уснуть с Армином в обнимку душной ночью на узкой кровати, Лея и решила затеять всю эту идею с переменами. Вообще, не только поэтому, но официальная причина была такой. Лея не стала долго откланиваться, сразу же пошла на второй этаж, пока Армин остался на перовом. Жан, видимо, сейчас в штабе: в последнее время у них часто проходят учения по стрельбе из новых ружий, вроде как усовершенствованных, навороченных и всё такое. Хотя Лее пока не до этого. Она зашла в уже привычную комнатку Жана, в которой ничего не менялось с самого детства: выкрашенные в светло-синий стены, скрипящие у шкафа половицы на полу; кровати, уже немного неподходящие по росту и неизменная свеча на подоконнике. В шкафу Лея сразу заметила роковую коробку, в которой хранятся все обрывки памяти, оставшиеся от её прошлой жизни. От нормальной жизни, где всё у неё было хорошо. Подхватив коробку, она не спешила в ней рыться — страшно. Лея спустилась вниз, заметила, как Армин уже что-то подъедал с кухни. — А где ключи? — поинтересовалась Лея, проходя мимо Армина, что только что помыл себе огурец и откусил одним махом чуть ли не половину. — Ой, точно, сейчас, — Хильда быстро вымыла руки от сока овощей, которые нарезала, и прямо с полотенцем убежала в кладовку. Лея нервно похрустела пальцами, глаза забегали по сторонам, пытаясь в нетерпении ухватиться хоть за что-нибудь, на что можно отвлечься. Она услышала рядом тихие шаги. — Сильно волнуешься? — Армин обнял со спины, сцепил руки на животе Леи и положил подбородок ей на левое плечо. То ли это Лея плохо скрывала волнение, то ли это Армин такой проницательный. Почему-то от него почти всегда веяло спокойствием, по крайней мере в последнее время. Лее нравилось, потому что она в последнее время какая-то совсем бешеная. — Да, — признание вполголоса, прикрытые глаза. Долгожданное расслабление и тепло чужого тела охватили Лею. Армин дышал ей в шею, немного щекоча, осторожно покачивал Лею из стороны в сторону. Она в ответ бережно поглаживала его руки на своём животе, иногда поднималась выше, чтобы легонько поворошить волосы Армина. Вокруг так тихо, слышалось только шуршание госпожи Кирштайн в кладовке, голоса где-то на улице за окном, дыхание друг друга. Так тихо, что считаешь каждый вдох, отчётливо слышишь каждый шорох одежды, каждое едва уловимое движение. Молчать приятно, особенно когда это молчание сопровождалось ещё и звуками мягких поцелуев в шею с придыханием, отчего становилось ещё больше щекотно. — Я рядом, — прошептал Армин, носом легонько потираясь о кожу Леи. Ей даже не так важно слышать, как важно… чувствовать. До чёртиков нравится быть рядом, так близко ощущать его прикосновения, скромные поцелуи и горячее дыхание. — Спасибо, — Лея сама льнёт ближе, чуть откинув голову назад, носом ощущая запах мыла в волосах Армина. — Ты так приятно пахнешь чем-то пряным и тёплым, знаешь, вроде чая с корицей и травами, — Армин вздохнул, заслышав возвращающуюся Хильду и отлепился от Леи, напоследок чмокнув куда-то в линию подбородка. — Мне чая теперь захотелось, — он, как будто ничего и не было, отошёл к корзинке с вещами, как раз когда Хильда вернулась с ключами. — Вот и я. Ну, получите распишитесь, как говорится. Если что, хозяюшка моя, зови на ужин, — госпожа Кирштайн подмигнула, положила связку в руку Леи. Идти от дома Хильды было недалеко, меньше минуты. Всего-то пройти пару метров прямо, так и упрёшься в дверь дома Леи. Входная дверь глухая и массивная, прямо как та, что была тогда. Только Лея знала, что всё в этом доме ненастоящее, всё фальшивка — пародия на её прошлый дом, что остался в забытие. Она негнущимися пальцами взяла ключ, с трудом провернула его в замке, одной рукой держа коробку. Страшно, волнительно, непонятно. Шелест бы её давно за такие эмоции укорил, мол, «Лея, ну ты и трусишка, титанов не испугалась, а такого пустячка, как собственный дом, боишься до дрожи коленок. Не стыдно?». Но голоса, признаться, давно не слышно. Он дал ей жить своей жизнью, не пытаясь куда-то направить и заставить что-то сделать. Вот он, вкус «свободы» и перемен. Правда вкус перемен уж больно горький. Лея открыла дверь, сделала первый шаг в помещение, что слабовато освещалось пасмурным днём за окнами. Сердце больно сжалось: слишком, слишком всё здесь похоже на то, что было раньше, слишком сильно напоминало ей прошлое. Та же планировка, те же стены и тот же пол, лишь только мебель, приближённая к предыдущей, как бы напоминала о том, что это всего лишь пародия. Как в тех книжках, где людей сводили с ума едва заметными изменениями в их жизни. Раз — и абажур на лампе другого оттенка, раз — полотенце в чуть более крупный горошек. Помогало так же и то, что здесь уже не пахло домом: в гостиной не чувствовался запах запечённой со специями рыбы, расползающийся по дому с кухни, в комнате наверняка не пахло деревом, из которого сделана кровать Леи, а в гостиной нет ощущения тепла от печи и запаха книг. Сейчас здесь пахло краской, пылью и удушающей запустелостью, что несло за собой одиночество. Дом и правда совсем необжитый: в гостиной, в которую можно попасть, если из прихожей сразу повернуть налево, нет книг на полках, разной дребедени на столике перед диваном. На кухне, что от прихожей сразу направо, в шкафах совсем пусто, лишь только немного посуды стоит на кухонной тумбе. Комната, что раньше была маминой, в которую можно попасть только пройдя через гостиную, и вовсе пустая. Стоит только кровать да шкаф, в котором одиноко лежит единственный комплект постельного белья, пара подушек и одеял. Комната Леи, в которую зайти можно, если пройти прямо от входной двери, больше не такая яркая и красочная, скорее будто брошенная, как когда ребёнок вырастает и покидает семейное гнездо в поисках лучшей жизни, а в его комнате начинается ремонт. Нет больше ни игрушек, ни книг, лишь только кровать, стол да прикроватная тумбочка. В общем, дом источал сплошную тоску, да ещё и на улице, кажется, резко собрался дождь, так что стало ещё тоскливее. — Совсем как-то траурно, — жалобно протянул Армин, осматривая голые стены без единой картины. Лея тихо вздохнула. В носу снова неприятно закололо, знаменуя приближающуюся волну слёз. Когда-то это было местом, куда Лее хотелось поскорее вернуться. Теперь уже нет. — Сейчас будем исправлять, — Лея кое-как собралась, пошла в коридор с коробкой, из которой как раз и пахло тем самым домом. Где ещё был слышен детский смех, ароматы пряной еды, счастливые голоса взрослых. Для начала они зажгли повсюду свет, чтобы не было так уж жалко. Тёплое излучение ламп под потолком помогло несильно, но стало уже чуть покрасивше. Лея запрягла Армина обставить кухню тем, что они сегодня накупили, а сама приступила к заветной коробке. Сначала она нашла детские рисунки: на них Лея рисовала принцессу тьмы и доброго астронома — любимых персонажей из какой-то сказки. Она до сих пор помнила, как отец читал ей эти книги, когда ей было лет пять, не больше. Лея осторожно отложила бумагу, стала смотреть дальше. Мамина шкатулка со всякой бижутерией. Шкатулка деревянная, резная и всегда стояла у мамы где-то на верхней полке в шкафу, чтобы Лея не достала. А теперь всё это принадлежит ей. Мимолётное ликование ребёнка проскочило где-то в груди, Лея, затаив дыхание, открыла шкатулку. В ней оказались разные колечки, кажется, были даже драгоценные, несколько подвесок, пара серёжек: такие красивые, в виде веточек, а вместо листьев какие-то зелёные камушки. Лея немного посмотрела на них, прикидывая, с чем их можно надеть. У неё, вроде как, были дырки в ушах для серёг: ещё лет с трёх, и примерно до двенадцати Лея носила маленькие серьги-гвоздики, правда, мама не разрешила брать их с собой в кадетское. А тех серёжек здесь не было, жаль. Дальше Лея нащупала что-то мягкое, пока Армин гремел банками на кухне. Достав со дна коробки ткань, Лея поняла, что это мамин любимый кардиган, в котором она ходила последние пару лет. Глаза Леи сверкнули, она немного неловко помяла мягкую ткань в руках, будто не решаясь. Затем медленно приблизила кардиган к лицу, вдохнула запах, что впитала в себя шерсть. Сигаретный дым, мыло, дешёвый парфюм… мама. Кажется, вот она, главная вещь, что связывала Лею с тем временем, когда всё у неё было хорошо. Это открытие совсем нагнало хандру, так что Лея в смятении достала последние две книжки со дна, и коробка совсем опустела. Вот и всё, что осталось от её прошлой жизни. Ну, и ещё мамино обручальное кольцо, которое отдал папа и которое она до сих пор носила. Лея сжала губы: все эти вещи вызывали странное, тянущее чувство, от которого хотелось поскорее избавиться. Болезненная ностальгия, из приятного воспоминания о прошедшем превратившаяся в страдания. — Как успехи? — Армин закончил греметь на кухне, вернулся в коридор, где Лея и разбирала вещи. — Не особо, — почти сквозь зубы выдавила она, пытаясь собраться с мыслями. Кулаки непроизвольно сжимались вместе с зубами. Холодно, больно.***
За ужином Лея почти не ела. Они снова зашли к Хильде, из штаба вернулся Жан, так что все снова были в сборе. Армин в их доме был уже как рыба в воде, так что мог самостоятельно помочь госпоже Кирштайн что-то приготовить. Лея обсудила с Жаном пару моментов по предстоящей командировке, он как бы вскользь упомянул, что ей бы тоже пора на уроки по стрельбе сходить. Лея отмахнулась, мол, успеется ещё. Чай пили тоже вчетвером. Жан в последнее время был чрезвычайно спокоен и, кажется, даже наслаждался тем, что все стулья были заняты. Этому был рад каждый. Армина до этого как-то парадоксально не хватало в их семье. Один пустующий стул всегда приносил боль всем троим, а сейчас дом снова наполнился живым смехом, жаркими спорами и просто… жизнью. Время постепенно уносило с собой траур и вечную тоску, снова давая дышать полной грудью, ощущать радости жизни в кругу родных. В целом, Лея бы сказала, что время всё-таки лечит. Пусть иногда она снова вспоминала о тех ужасах, что имели место быть в её сердце, со временем и эти заботы покинут её, а на их место придут новые воспоминания, что, конечно, не поможет вовсе забыть о пережитом горе, но сделает осознание проще. Так удивительно, что ещё сегодня днём Лея думала совершенно по-другому. Может, это было под воздействием общей угнетающей обстановки кладбища, или она всё ещё нестабильный подросток. Хотя по скромным меркам государства, с шестнадцати лет Лея уже абсолютно взрослая. Первая ночь в этом странном доме. Лея прихватила из дома Хильды свою пижаму, Жан любезно пожертвовал Армину футболку и шорты, так что можно было спать. Лея кое-как разобралась с печью-камином, пока Армин стелил постель в родительской спальне: спать одна в комнате Лея бы просто не выдержала, поэтому Армин доблестно вызвался охранять её сон. Вообще, особой нужды в обогреве дома не было: ночи в мае были довольно тёплые. Но просто посидеть вместе, как зимой, было тоже здорово. Когда все приготовления ко сну были закончены, Лея погасила везде свет, оставив единственным источником света лишь бойко пляшущее в печи пламя. Сами они уселись на диване перед камином. И всё у них прямо как у самых настоящих взрослых. — Нужно будет, наверное, придумать какие-то ненастоящие имена? Чем ближе командировка, тем больше о ней разговоров. — А чем моё не устраивает? — А тем, что твоего отца все знают, Лея. И тебя, скорее всего, тоже. Ещё раз уж мы будем притворяться братом и сестрой, нам нужна одна фамилия. — Справедливо. Ну, тогда я хочу взять тогда имя Марлен. Пойдёт? А фамилию можно твою оставить, Марлен Арлерт, как тебе? — Лея хихикнула, поёрзав на подушках. — Боюсь, что моё имя могло проскочить где-то в газетах или рапортах полицейских, всякое может быть, для гражданских-то я никто, но если придётся иметь дело с чем-то посерьёзнее… — Армин задумался. — В газетах точно нет, а вот в рапортах возможно, я как-то не подумала. Ещё и с твоими… — Лея замялась, споткнувшись о слово «родители». Армин кивнул, дав знак, что Лея может не продолжать. — Тем более. Нам нужны абсолютно новые личности, о которых никто ничего не сможет найти, даже если захочет. Пусть у меня тогда будет имя Вильгельм, — серьёзным тоном заявил Армин, Лея с трудом подавила смешок. Не нужно было подпускать его к «Сборнику самых незаурядных имён». — Хорошо, а фамилия? — Майер. Я знаю человек десять с такой фамилией, если тебе уж очень хочется чего-то обычного, — снисходительно-шутливо ответил Армин. Видимо, всё-таки поймал смеющиеся над его новым именем глаза Леи. — Нужно будет только решить что-то с источником информации… — Я уже всё придумала. Я устроюсь официанткой в какое-нибудь престижное у них там заведение, а ты откроешь лавку на рынке. — С чего бы? — Армин выгнул бровь. — А почему ты не в госпиталь? — А что ловить в госпитале? Сиди целый день да слушай жалобы, какие им там болючие уколы в задницу делают, а потом ещё и понимай, что эти остолопы на тебя жалуются. Нет уж, обойдусь. А вот в таверны люди и посолиднее могут зайти, главное ухо востро держать. А тебе бы стоило заработать авторитет среди местных, — Лея щёлкнула Армина по носу. Чем ближе командировка, тем пуще их легенда обрастает деталями. Первая ночь в одной кровати. В плане… они, конечно, часто валялись вместе на кровати Армина в штабе, но никто ни разу не оставался ни у кого на ночь. Как минимум потому, что у Армина в комнате Эрен, которого выгнать просто невозможно, да и не к кому, а у Леи Саша, которая ночевать вместе с Конни и Жаном так же категорически отказалась по неизвестным причинам. А тут мало того, что никого нет, так ещё и кровать большая, двухспальная, так что не нужно скромно лежать где-то на краешке постели Армина, пытаясь не свалиться оттуда к чертям. Лея устроилась поудобнее на подушках где-то в темноте, пока Армин разбирался с одеялом. Окно было плотно задёрнуто шторами, так что совсем ничего не видать. Ночная тишина прерывалась шуршанием одеяла и собственным дыханием. Спустя ещё пару мгновений Армин всё-таки лёг рядом, накрыв обоих одеялом. Стало внезапно гораздо теплее, то ли от Армина, то ли от одеяла. Он сразу прижался ближе, позволил Лее лечь на его руку и закинуть на него ногу, словно лоза обвить его тело. Она сонно зевнула, в темноте даже не пытаясь разглядеть Армина, прикрыла глаза. — Спокойной ночи, — шепнула Лея, наугад целуя его лицо. Получилось, судя по ощущениям, куда-то в нос. — Если приснится что-нибудь, разбуди меня, — Армин сморщил нос и уткнулся лбом в лоб Леи. — И ты, — едва различимо ответила она, уже проваливаясь куда-то в сон.***
Но кошмаров Лее не снилось. Она нехотя открыла глаза от едва уловимого шума, кажется, это был стук в дверь, который периодически повторялся. Лея сладко потянулась, медленно просыпаясь, хотя веки ещё тяжелые. Шторы так приятно не пропускали свет, хотя за ночь на улице очевидно распогодилось, так что солнце всё равно немного пробивалось в комнату. Приоткрыв глаза, Лея заметила Армина, что сидел на краю кровати и лениво разминал шею. — Армин, — вполголоса позвала Лея, подтянув одеяло. — А? — он сонно обернулся, прищурил глаза. — Иди открой дверь, — Лея зевнула, ещё раз потянулась. — Пожа-алуйста. Армин зевнул следом и, поднявшись с кровати, поплёлся открывать даже не спросив, ждут ли они кого-то. По идее никого. Хильда сказала, что с утра её дома не будет, а Жан уже, наверное, ушёл в штаб. Поэтому Лея лежала и уже задней мыслью представляла, как Армин сейчас разберётся с теми, кого с утра пораньше принесло, а потом вернётся к ней и они полежат ещё полчасика перед тем, как встать. Ей нравилось, что Армин даже не сильно стеснялся хозяйничать здесь, послушно и со всей ответственностью выполнял все поручения Леи. Может потому, что думал, что им обоим здесь непривычно; может потому, что знал — хозяйка здесь Лея, и она ему доверяет. Лея слушала, как Армин босыми ногами шлёпал по деревянному полу в коридор, как пытался разобраться с замком, чтобы открыть дверь, как она с протяжными скрипом отворилась. Как Армин, заикаясь, пробормотал слабое «З-здравствуйте» запуганным голосом. Уже на этом моменте Лея напряглась, сон быстро улетучился. Она села в кровати, тревожно прислушалась, схватившись за край одеяла. Но ещё больше она напряглась тогда, когда в громогласном «Ну здравствуйте, а Лея-то дома?» она узнала своего отца. Лея мигом выпрыгнула из кровати, накинула поверх пижамы халат, а на выходе из комнаты почти влетела в Армина, что испуганно вытаращился на неё, разинув рот. — К тебе пришли, — с трудом выдавил из себя он. Лея перепугалась скорее не из-за внезапного визита отца, а из-за того, что встретил его Армин. Не наврал ведь, что боится. — Подожди тут, — Лея усадила Армина на кровать, сама, нечёсанная и заспанная, пошла в гостиную, намереваясь разобраться со всем, что тут произошло. Дверь из спальни вела сразу же в гостиную, где Лея и нашла отца, сидящего на диване. — Ой, доча, ну наконец-то! Соскучился старик по тебе, иди скорее обниму, — отец бодро вскочил с дивана, кинувшись в объятия к Лее. — Привет пап, — коротко поздоровалась она, положив руки на лопатки отцу. — Привет-привет, дорогая моя. А что это за молодой человек открыл мне дверь? — в своей усмешливой манере спросил папа, хлопнув Лею по спине. Лея замялась, глубоко вдохнула. Что говорить-то? — Э-э… это-о Армин, мой э-э… — Лея всё ещё не отстранялась от отца, лишь бы не смотреть ему в глаза. Она до сих пор помнила, почему Армин боялся его, пусть и понимала, что сейчас этот страх можно оставить. — Парень? Так быстро? — Лея не видела, но точно знала, что папа шутливо выгнул бровь. Снова тяжёлый вздох. — Вроде того… — созналась она. Папа резко отстранил её от себя, заглянул глубоко в глаза, придерживая за плечи. Посмотрел так серьёзно, будто бы вспомнил, что он однажды чуть не сделал с Армином. — Такая ты взрослая у меня. Уже и жениха себе нашла, — озабоченность сразу же пропала с его лица, сменяясь прежней иронической улыбкой. — Ну, а с внучатами я когда нянкаться буду? — Пап, нам по шестнадцать, — снова отнекивается Лея, сжав губы. Раз уж на то пошло, то она вообще не уверена, что у них чисто физически могут быть дети. — Ну ладно, будет ещё. Так что, чай заваривай, что есть, я ж знаю вас, молодё-ёжь, никогда нормальную еду не едите, — махнул рукой папа, будто пытаясь выпроводить Лею поскорее на кухню. А сам уже собрался в спальню. — Я хоть с зятем пойду поговорю. — Подожди, — Лея одёрнула, отец обернулся в его взгляде на одно мгновение блеснула сталь. Он не любил, когда его отвлекали от планов. — Прошу, будь с ним поосторожнее, — добавила она, сжавшись под тяжёлым взглядом. Отец так же быстро вернулся в весёлое расположение духа, кивнул и ушёл. Когда-нибудь им всё равно пришлось бы познакомиться… Лея заварила чай на троих, тревожно вслушиваясь в звуки в доме, с кухни пытаясь понять, о чём папа разговаривает с Армином на противоположном конце дома. Конечно, она ни черта не услышала. Лея надеялась, что он не затеет с утра пораньше «разговор по-мужски». Тем более, что Армин такого точно не вынесет. Папа определённо был апогеем всего «мужского», что может вообще существовать в мире: грубые черты лица, кустистая борода, низкий голос. А характер у него порою был просто невыносимый (что-что, но этим Лея точно пошла в него). А Армин его полная противоположность, пусть и он тоже стал взрослее: голос чуть ниже, лицо вытянулось, да и сам он подрос (всё ещё не догнал Лею), но самое главное — Армин был куда нежнее и миролюбивее, и он всё-всё помнил. А Лее ничего не оставалось делать, как стоять на кухне и «как положено женщине» готовить. Она нарезала немного хлеба и намазала маслом каждому по два кусочка, сверху накрыв сыром. Когда папа и Армин всё-таки вышли на кухню, по лицу парня всё и так было понятно: разговор был или не из приятных. Лея весь завтрак была на взводе, каждый раз бросала на Армина обеспокоенные взгляды, сидя посередине круглого стола, между ним и отцом. Когда завтрак был доеден,она осторожно спустила руки под стол, взяв ладонь Армина в свою, пытаясь хоть как-то его успокоить. Притом Армин не уходил, а всё равно продолжал сидеть рядом, хотя разговаривал совсем немного. Папа про него почему-то совсем ничего не спросил. Либо допрос уже был частью их «разговора», либо он и так сам всё знает. Лея не трепалась ему об Армине… до этого дня. Он ни разу не видел их действительно вместе, до того дня, как наведался к дочери домой, а открыл дверь ему заспанный юноша в одной пижаме. Лея кое-как увела тему от Армина, они заговорили о том, с какого перепугу всё-таки у Леи такой цвет волос. Она не стала говорить многого, мол, так и так, едем в Подземный город, будем работать под прикрытием, поэтому нужна легенда. Папа тогда напрягся и нахмурился, сказал, что там сейчас небезопасно. Но Лее, в общем-то, не впервой, в конце концов, ей однажды уже чуть не прилетела пуля в голову. Даже два раза. Она немного рассказала про детали, но тоже не особо вдаваясь. Главной проблемой было пока то, что им там негде жить. Тогда-то папа и сказал, что вот, мол, есть там знакомая, и она как раз сдаёт дом в хорошеньком районе, он может договориться, если очень нужно. И что в «нехорошенькие» лучше носа не совать. Лея тогда под столом легонько сжала руку Армина, пытаясь доказать, что не такой папа и плохой.