Почтовое отделение №1117

      Ким Хонджун стоит рядом с почтовым отделением под номером тысяча сто семнадцать и активно щёлкает колесиком зажигалки в тщетных попытках добыть огня для получения сиюминутного ощущения спокойствия с помощью никотина. Он устало прикрывает глаза и убирает зажигалку в бездонный карман ярко-синей толстовки. Погода в феврале этого года выдалась обманчиво тёплая: снег тает, грязная вода течёт по тротуару вниз, мешая пешеходам беспрепятственно бежать на встречу c безусловно важными делами, а если прислушаться, то даже можно услышать пение птиц.       Хонджун поднимает взгляд и замечает порванный грязный пакет, запутавшийся в ветвях облысевшего дерева. В голове вертятся абсолютно не своевременные вопросы: почему пение птиц слышно, а самих птиц не видно? Как этот пакет оказался так высоко? Сколько он ещё простоит рядом с этим почтовым отделением? Если первые два вполне можно назвать риторическими, то на последний вопрос ответ ему жизненно необходим.       Он уже стоял раньше на этом же месте. Когда он был на десяток лет младше, именно здесь по утрам Хонджун дожидался лучшего друга, чтобы вместе дойти до школы. Затем он стоял здесь и защищал горячий свежесваренный кофе от порывов холодного осеннего ветра, чтобы Сонхва смог взбодриться перед ранними парами в родной Альма-Матер. Он стоял на этом же месте в тот день, когда его лучший друг решил ему сообщить о том, что начал встречаться с милой девушкой, и она предложила попробовать пожить вместе.       После того, как увесистые коробки с вещами Пака были собраны и отправлены на новую съёмную квартиру новоиспечённой пары, Хонджун простоял рядом с почтовым отделением под номером тысяча сто семнадцать не меньше часа. Он потерянно исследовал взглядом быстро мелькающих прохожих в цветных куртках и суетливых посетителей почты, пытаясь понять, почему счастливая новость от лучшего друга вызвала в нём настолько противоречивые эмоции. Тогда его эмоциональный интеллект, видимо, был недостаточно высок для того, чтобы моментально осознать свою влюблённость в Сонхва.       Хонджун никогда не задумывался о том, в какой же конкретно момент он перестал воспринимать Пака, как «просто друга». Ему всегда было приятно заботиться о Сонхва и получать искреннюю благодарность взамен, так же, как никогда не нравилось, когда его друг грустил. В такие моменты приходило ощущение, что единственная звезда, освещающая путь, начинает предательски гаснуть, бросая путника теряться в ночи.        Может быть, он влюбился в тот момент, когда его «друг» перестал спрашивать разрешения для помощи в уборке вечно забитой хламом комнате Кима? Или, может быть, это случилось в тот момент, когда Сонхва после присоединения к школьному танцевальному клубу решил лично продемонстрировать свои новоприобретённые навыки? Пак перед той демонстрацией приглушил свет, аргументируя это тем, что, во-первых, он вообще-то стесняется танцевать при ярком освещении, и, во-вторых: «Ты правда не понимаешь, что так атмосфера лучше?».       Да, похоже, именно тот танец и стал отправной точкой. Хонджун тогда залез на диван с ногами и обнял колени руками в ожидании представления, а Пак включил на колонке какую-то иностранную песню с томным мотивом и непереводимой лирикой. Ким замер с широко открытыми глазами и не мог пошевелиться все эти три минуты двадцать семь секунд: его друг танцевал не просто хорошо, он двигался так, будто хотел что-то сказать, поведать какую-то историю и передать гложущие душу чувства через медленные и крайне сексуальные движения.       Чёртов низкий эмоциональный интеллект. Когда Хонджун пришёл в себя после этого совершенно непристойного, по его мнению, домашнего представления, которое следует наградить пометкой «18+», всё, что он смог сделать — это ярко улыбнуться, похлопать в ладоши и похвалить: — Вау! Ты невероятно хорош во всём, за что бы ни взялся!       Сонхва тогда улыбнулся, поправил растрепавшиеся волосы быстрым движением руки и долго смотрел на своего единственного зрителя в ожидании чего-то ещё. Чего ждал Пак, маленький человечек с ярко-красным от смущения лицом и эмоциональным диапазоном, как у табуретки, так и не понял.       После этого импровизированного концерта в их жизни происходило много всего: сдача выпускных экзаменов, требовавшая немалой концентрации и большого количества кофеина в крови, поступление в университет, знакомство с интересными людьми, бессонные ночи над групповыми проектами, вечерние совместные прогулки по парку, дающие возможность обсудить свежие новости, посплетничать и похихикать над «тем-то», который вчера напился и признался «той-то» в чувствах. Неизменным оставалось одно – почтовое отделение под номером тысяча сто семнадцать ожидало Хонджуна утром и провожало вечером, когда Сонхва скрывался за деревянной дверью своего дома.       Хонджун стоит, наблюдая за покачиванием дурацкого пакета в ветвях старого дерева на свежем февральском ветру. Ждать осталось, должно быть, уже не долго. Сонхва рано утром в телефонном разговоре хриплым голосом попросил о встрече на старом месте. Ким не мог перестать волноваться за друга, шатаясь из стороны в сторону по своей комнате, поэтому принял разумное решение выйти из дома пораньше. Причина беспокойства была довольно очевидна: грустный голос Пака навевал мысль о случившейся неприятности, выбор места встречи тоже говорил о многом. Хонджун не виделся с почтовым отделением под номером тысяча сто семнадцать уже месяц, ведь смысл приходить сюда потерялся после поспешного переезда Сонхва.       Ким машинально вертит зажигалку в кармане и терпеливо ждёт. Он привык жить в ожидании встречи с Паком. Особенно яркий луч небесного светила пробирается через пушистые облака, чтобы ослепить маленького человека, наблюдающего за колыханием дурацкого пакета на ветру, но не успевает. Голос Сонхва раздаётся справа и Хонджун резко поворачивается всем телом навстречу к единственному солнцу, которому позволено ослепить его взор. — Давно ждёшь. — Не вопрос, утверждение. Сонхва всегда невероятно наблюдателен и сейчас, видимо, заметил порозовевший от ветра кончик носа и спрятанные в карман толстовки руки. — Решил прийти пораньше и поностальгировать, — Хонджун улыбается и думает, что шутка вышла смешной, но грустные глаза напротив дают понять, что с юмором пора завязывать. — Извини, ты замёрз. — Пак роется в сумке, быстро находит упаковку грелок для рук и протягивает Киму.       «Ну, точно — мамочка» — мимолётная мысль заставляет улыбнуться. Хонджун резким движением надрывает упаковку, аккуратно разминает грелки в руках, чтобы добиться ускорения эффекта, и чувствует тепло, переходящее от рук прямо к сердцу. Удивительно, как быстро на душе стало теплее. — Рассказывай скорее, что случилось? — Хонджун подходит ближе к Сонхва, чтобы была возможность заключить друга в объятия, если тому это понадобится. — И с чего ты взял, что что-то произошло? — Пак выпрямляется и резким вдохом набирает в грудь воздуха. Очевидно, он сильно нервничает. — Мы решили расстаться.       Хонджун замирает на долю секунды, пытаясь осмыслить услышанную информацию. Надо выбрать слова поддержки, но это довольно проблематично сделать при условии того, что он абсолютно мелочно рад. Чёрт, эта радость неправильна с точки зрения морали настолько же, насколько она логична с точки зрения простого человеческого эгоизма. — Не расстраивайся. — Хонджун кладёт руку на плечо друга и легко похлопывает, давая самому себе время на поиск аргументов для утешения. — Расскажи мне, что произошло, и мы вместе придумаем, что делать. Кто знает, может быть, у вас получится помириться? — Не получится. — Сонхва вздыхает и отстраняется на расстояние вытянутой руки. — Я с самого начала знал, что это авантюра ничем хорошим не закончится.       Хонджун удивлённо поднимает бровь. Мысли мечутся одна к другой со скоростью света: что ему следует спросить в первую очередь? Раз ты знал, зачем начинал? Почему ты говоришь, что это была авантюра? Почему ты не выглядишь, как человек, потерявший любовь? Ни один из этих вопросов Ким не решается задать. Он просто стоит и ждёт, пока Сонхва решится рассказать о том, что же всё-таки произошло.       Пак сжимает кулаки до хруста в суставах, склоняет голову, стараясь спрятать румянец, быстро распространяющийся от щёк на шею, спрятанную под воротом чёрной водолазки, и практически шёпотом произносит: — У меня не встал.       Неловкое молчание повисает в воздухе. Хонджун растерянно хлопает глазами: он ожидал чего угодно, какую угодно причину, но не этого. Для импотенции в их двадцать три года как-то рановато. Возможно, Сонхва чем-то серьёзно болен и не говорил об этом другу раньше, чтобы не беспокоить его? — О Боже! Ты чем-то болен? — Размышления Кима, видимо, завели его в какую-то не ту сторону. Пак смотрит на него взглядом: «Ты идиот или да?», иронично выгибая бровь. — Нет, я не болен. — Повисшая неловкая пауза прерывается, когда Сонхва всё-таки решается озвучить свои мысли. — Она просто меня не возбуждает. Как и любая другая девушка. — Ооо…— Хонджун сейчас похож на котёнка, которого хозяева впервые привезли в новую квартиру, и он бестолково ищет место, где можно спрятаться для того, чтобы успокоиться от количества непонятных эмоций. — Так ты гей?       Если бы Ким был внимательнее, он бы мог заметить это раньше. Теперь ему остаётся лишь стоять перед закипающим от раздражения другом и молча винить себя. Интересно, кто-нибудь уже знает об этом? Та девушка знает. Как же получилось так, что она узнала раньше, чем Хонджун? Если бы он догадался, у него был бы шанс. Он бы мог признаться, предложить встречаться… Стоп. А как Сонхва понял, что ему нравятся парни? Вашу мать, он влюбился в кого-то! Теперь он познакомит Хонджуна со своим парнем. Ким будет общаться с ними, улыбаться, шутить и эгоистично сравнивать этого «другого» с собой. Этот парень будет проигрывать Хонджуну по всем аспектам: недостаточно ласков, недостаточно смеётся над шутками Пака, недостаточно аккуратен, просто недостаточно…       После встречи с этим «бойфрендом» Ким придёт домой, сядет на пол в прихожей и будет мысленно восклицать: «Почему он, а не я?» — Дерьмо! — Сонхва замечает активный мысленный процесс на лице напротив и, кажется, начинает злиться. — Я гей из-за тебя, Ким Хонджун! Насколько ты можешь быть толстокожим, чтобы не понимать этого? — Пак уже не раздражён и, кажется, совершенно забыл о том, что они находятся на улице и их окружают люди, которые всё слышат. — Я гулял с тобой вечерами вместо свиданий, я каждое утро торчал перед зеркалом, чтобы выглядеть для тебя идеально, я флиртовал с тобой, я танцевал для тебя, мать твою! Неужели ты не замечал? — Ты выглядел идеально, да.       Сонхва выхлестнул всю свою неуверенность, злость и обиду на Хонджуна за непонимание и тотальную невнимательность к мелочам, а на смену им пришло спокойствие. Если бы Хонджун сейчас извинился и сказал, что не может принять чувств, что не испытывает взаимности, Пак бы всё понял и ушёл, ведь на ответные чувства не рассчитывал изначально. Он пришёл сюда просто для того, чтобы расставить все точки над "и", чтобы дать себе возможность отпустить надежду и двигаться дальше. Но Хонджун просто похвалил его внешность? — И это всё, что ты можешь мне сказать? — Сонхва прикрывает предательски щиплющие глаза, не давая эмоциям выхода через слёзы. Он резко разворачивается на каблуках и собирается предпринять попытку к позорному бегству с места признания в тот момент, когда почти болезненное ощущение сильной руки Хонджуна на плече останавливает его.       Ким не разворачивает Сонхва к себе лицом, вместо этого он подходит сзади и обнимает своими крепкими руками за талию. Пак замирает, не решаясь даже вздохнуть.       Неподвижное тело в руках ощущается правильно. Хонджун ниже, но это не доставляет неудобства. Ким даже через несколько слоёв одежды ощущает учащённое сердцебиение Сонхва, покорно ожидающего оглашения приговора. С Паком нужно быть аккуратным при выборе правильных слов, ведь последнее, чего сейчас хочется — сказать что-то обидное, что может заставить усомниться в ответных чувствах, годами бережно хранимых в сердце. — То, что ты всегда выглядишь идеально, я замечал, но о том, что ты можешь со мной флиртовать, я даже мечтать не осмеливался. — Руки на тали сжимаются сильнее, кажется, будто Хонджун хочет выдавить из податливого тела в своих объятиях оставшийся воздух. — Я предпочитал думать, что это твоя манера общения. — Ким прислоняется губами к холодной коже на загривке и оставляет нежный поцелуй, получая от Пака взамен невероятно милую реакцию: резкий вздох и мелкая дрожь, проходящая по всему телу.       Хонджун самодовольно ухмыляется. Он представлял множество ситуаций, в которых Сонхва отвечает ему взаимностью. Ни одна из фантазий не оказалась настолько же хороша, как реальность, в которой любимый человек перед тобой чувствует тот же трепет, что и ты сам. Ким тянется к порозовевшему ушку Пака и продолжает, переходя на шёпот: — Я был слишком труслив, чтобы подумать иначе, ведь тогда мне бы пришлось стоять перед тобой и, краснея, объяснять, почему единственное, что я хочу сделать со своим лучшим другом — это поцеловать.       Дыхание Сонхва неконтролируемо учащается, и он медленно, но уверенно разворачивается лицом к Хонджуну, стараясь не разорвать объятий. Они стоят рядом с почтовым отделением под номером тысяча сто семнадцать и гадают, кому же первым хватит духу преодолеть оставшееся расстояние, за которым откроется путь ко всем мечтам, о которых они обязательно будут говорить, лежа в теплой постели после страстных ночей, держась за руки в уютном кафе и гуляя после рабочего дня по узким тропам ближайшего парка.       Оставшееся расстояние преодолевает Хонджун.