All of Us Were on the Rooftop

На этот раз Сухёк был один, тихо сидя на краю крыши. Глядя на огромную пустоту того, что когда-то было городом под названием Хёсан, парень не сводил глаз с долины тьмы, которая покрывала остатки того, что когда-то было домами, предприятиями, жизнями и всем, что напоминало бывший город, который уже много лет как превратился в руины и развалины. Даже с теплыми и манящими огнями Яндона, светящимися вдали за горизонтом, мертвая тишина и уныние, окружавшие школьный кампус, почти успокаивали Сухёка; они действовали на него более успокаивающе, чем знакомые виды и звуки нормальной жизни в Сеуле, где он сейчас проживал. В воздухе все еще витал запах пепла и сгоревшей органики, частицы пыли которой все еще кружились на ветру, как навязчивое напоминание об их прежнем существовании. На многие мили вокруг не было видно ни единой души, не было слышно ни одного животного, прячущегося поблизости, если не считать жужжания мух и сверчков, находящихся далеко на склоне горы за школой. Бывшая средняя школа Хёсан, хотя и была полностью разрушена, едва возвышалась над кратером, оставленным взрывами, в результате которых 40% населения беспощадно погибло. Друзья, родственники, семья и те, кто жил нормальной жизнью, были стерты с лица земли, чтобы никогда больше не увидеть дневного света. Семья Ли Сухёка была одной из тех, чьи тела так и не были найдены даже после пяти лет поисков, проведенных правительством. Парень прикусил губу, вспомнив времена, когда он добровольно вызывался разведать окрестности своего дома, чтобы найти и опознать тела своей семьи; все его усилия были тщетны, потому что многие тела были либо осквернены, сожжены, украдены, либо просто потеряны в поле мусора. На самом деле, только 20% из тысяч из всех погибших в тот день были найдены и опознаны, и этот факт оказался душераздирающим для того еще подростка, которому пришлось самостоятельно собирать осколки своей жизни. Он был одинок в восстановлении своей жизни, и он тогда узнал, что даже такое глобальное одиночество может существовать. Слеза скатилась с глаз Сухёка, когда он посмотрел вниз на бездонную пропасть перед ним. Его одноклассники, друзья, учителя и все, кого он знал в средней школе Хёсан, превратились в груды пыли внутри кратера. Сухёк и многие другие были травмированы тем, что произошло; многие из тех, кому пришлось пережить последствия, впали в депрессию, а некоторые просто покончили с собой. Ончо и остальные ребята из компании смогли восстановить свои позиции и, наконец, поняли как двигаться дальше в одиночестве, чтобы начать всё сначала; хотя все равно каждый из них находил способ справиться с печалью, ежегодно вместе посещая костер на протяжении многих лет. Сухёк был счастлив, что они всегда поддерживали связь и полагались друг на друга, когда дело доходило до воспоминаний о друзьях, потерянных в битве. Но сегодня была другая ночь для Сухёка; его присутствие снова на крыше школы было его собственным секретным и личным способом отправить сообщение, не беспокоя остальных членов компании, хотя он ненавидел подниматься туда один. Сухёк знал, что прийти одному в случайную ночь, а не в день годовщины смерти, было важным шагом к преодолению его собственных сожалений, страхов и потерь. Для остальных это может быть просто случайная ночь; но Сухёк знал, что 15 февраля был днём, когда он поцеловал любовь всей своей жизни; датой, которой он дорожил больше всего, когда вспоминал огненный закат на крыше в тот самый понедельник. Чонсан, о Боже, как он сильно скучал по Чонсану… Даже с холодным воздухом, вонзающим сосульки в его кожу, Сухёк мог чувствовать всепоглощающее тепло от костра на затылке, так же, как он все еще мог чувствовать твердые и нежные руки Чонсана, обхватившие его шею и щеки, когда они стояли предельно близко друг к другу под дождем. Мгновенные искры электризующего тепла вызвали озноб по спине Сухёка, когда он закрыл глаза, чтобы насладиться мягкими губами, которые прижались к нему, как идеальные кусочки головоломки в его голове. Всё это возвращалось к Сухёку, когда он мог вспомнить всепоглощающее счастье, которое наполняло его до краев; когда они оба целовались и крепко, хаотично цеплялись друг за друга; когда дождь лил и пропитывал их одежду, чтобы смыть все тревоги и сомнения, которые все еще витали в воздухе. На мгновение в тот самый понедельник Сухёк почувствовал себя самым счастливым парнем в школе и на земле. Сухёк обхватил себя руками, вспомнив волнующее ощущение, когда пальцы Чонсана скользнули под подол его униформы, чтобы дразняще обвести контуры его пресса. Грубая и волнующая нежность губ Чонсана, когда они коснулись острой линии подбородка Сухёка, принося мальчику чистое удовольствие. Бесстыдное проявление пылкой близости на крыше школы было почти волнующим для обоих мальчиков, когда они бессмысленно исследовали друг друга. Никогда Сухёк не знал, что такие захватывающие эмоции поразят его, когда Чонсан прошептал "Я люблю тебя" между быстрыми поцелуями, на которые Сухёк отвечал, скользя языком во рту Чонсана. Холодный, мокрый, грязный, но влюбленный; это были слова, которые Сухёк мог использовать только для описания того дня, и, конечно, остальные детали между ними никогда не могли быть сведены к простым предложениям и фразам. Сухёк схватил и стянул свою шапочку, чтобы позволить ветру свободно развевать его волосы, когда ветер стал сильнее. Образы его и Чонсана, прижимающихся друг к другу в постели; с пальцами Чонсана, перебирающими его пряди после того, как они дурачились вместе, заставили Сухёка покраснеть при одной мысли. Несмотря на то, что он был одним из самых популярных и спортивных парней в средней школе Хёсан, Чонсан всегда был его слабостью; и только этот мальчик держал его приземленным и скромным, в отличие от придурков, с которыми он общался. Присутствие и теплота Чонсана придали Сухёку боевой дух, чтобы улучшить себя и полностью изменить свои взгляды. Несмотря на то, что он чувствовал себя плохо из-за того, что отверг Ончо и поцеловал Намру, чтобы утешить, Чонсан всегда был в его мыслях, независимо от ситуации; душа Сухёка, его сердце, его разум, его время и его тело принадлежали Чонсану и только ему. Так было всегда, и так должно было быть даже сегодня. Теперь все, что осталось, - это сожаления и вопросы без ответов, которые остались висеть в воздухе, как темное облако над головой Сухёка. Дрожащие пальцы, сдавленные хриплые всхлипы и липкие от слёз глаза - это то, что Сухёк смог собрать из своего глубокого сентиментального молчания. Вспоминать хорошие времена становилось все труднее с каждым днем; было больно осознавать, что его собственное горе и печаль были вызваны его тщетными усилиями спасти не только своих друзей, но и жизнь Чонсана в частности. Он жаждал повернуть время вспять и стереть все, что произошло в прошлом, он бы продал свою душу дьяволу за это желание, если бы это означало необходимость отменить всю боль и трагедию, которые постигли их всех. Сухёк хотел, чтобы все вернулись. Он хотел, чтобы Чонсан вернулся. Он хотел, чтобы его жизнь и невинность снова вернулись. Не говоря больше ни слова, Сухёк вытер глаза рукавом куртки, прежде чем повернуться и встать с выступа. Костёр теперь был меньше, но чудесным образом все еще горел, когда пылающие угли со свистом рассыпались по почерневшему бетону. Сухёк присел на корточки у груды писем и еды, оставленных им и остальными выжившими членами команды в качестве памятных подношений. Легкая улыбка появилась на его потрескавшихся губах, когда он перечитал все маленькие нежные нотки, которые были связаны вместе желтым бантом. Он выучил абсолютно все. Но одна записка выделялась среди остальных, из-под одной из Покари торчал разорванный, наполовину обгоревший кусок белой бумаги. Сухёк был озадачен запиской, он не помнил, чтобы кто-то оставлял ее раньше. Он быстро схватил записку и повернул ее к себе. Сердце Сухёка почти остановилось на минуту, когда он увидел плохо написанные знаки, сделанные из того, что казалось засохшей кровью. "15 февраля" - вот что Сухёк смог разобрать из записки. Но даже с этим расплывчатым сообщением без имени он был уверен, что оно принадлежало Чонсану. Сухёк медленно встал, его глаза метнулись по сторонам, чтобы проверить, есть ли кто-нибудь поблизости, но, увы, на крыше с ним не было ни души. Теплое и неясное чувство проникло в грудь Сухёка; внутреннее эмоциональное смятение внутри него почти сразу же исчезло из его мыслей. Улыбка Сухёка стала шире, когда он прижал листок бумаги к груди; голова была пуста и лишена всего, кроме знакомых воспоминаний о Чонсане. С блеском в глазах, прежде чем сделать глубокий вдох, Сухёк выложился полностью, крича в ночь, победно подняв обе руки. “Я люблю тебя, Чонсан! Я все еще, блять, продолжаю это делать!” Он кричал, не заботясь ни о чем на свете. Не имело значения, услышат ли его охранники по периметру или животные пробудятся от его голоса. Сухёк был в счастлив, и он был прав. Он фыркнул, остановившись, чтобы перевести дыхание и прочистить горло. С головы до ног Сухёк дрожал от прилива эмоций, которые он все еще не мог описать или передать простыми словами или фразами. Но одно было ясно наверняка, когда слезы радости потекли по покрытым пятнами щекам Сухёка; что даже после всего этого времени, даже после всех тех лет поисков и находок… Ли Чонсан все еще был здесь, и Ли Чонсан все еще заботился о нем. Наконец-то Сухёк смог отправить свое послание мальчику, которого он любил все эти годы и будет любить всю жизнь. И Ли Сухёк мог только улыбнуться, зная, что он был не один на крыше.