* * *
Ах, как хороша Хуанита! Глаза её смотрят косо... Мы, двое мальчишек, прыскаем. — Эта песня определённо тебя прославит, Гектор! — покровительственно заявляю я, давясь смехом. Лукаво прищуриваюсь и добавляю: — Если бабулито не оторвёт твои ушито, амиго! — Тогда, Эрнесто, я подарю эту песню тебе и скажу, что она не моя! — задыхаясь от хохота парирует большеглазый и хрупкий Гектор. — Песня не может принадлежать одному, — пожимаю плечами я, но неосознанно оглядываюсь по сторонам. Моя первая песня… В одиннадцать у меня уже почти бархатный голос. Он очень нравится соседским девчонкам — всем, кроме упрямицы Имельды. — Именно что может, — серьёзно возражает Гектор. — А для Имельды она слишком… э-э… — Си... рёжки висят до земли, — подтруниваю над ним я. Хотя в душе я уязвлён. Мне отдано то, что негоже для тощей и длинной, как каланча, девчонки. А был настоящий друг, и вместе мечтали о музыке, о песнях… О славе! Пока не спелся с этой Имельдой — в прямом смысле! Берёт свою чёрно-белую гитару и уходит. Теперь он поёт с Имельдой слишком часто, и, слава богу, что мать иногда загоняет ту домой. Перебираю струны в одиночестве. И против воли звучит хулиганская песня. И будь я чуть-чуть симпатичней, Решился бы к ней подкатить. Я не могу сложить и трёх слов складно.* * *
Я с тобою скоро чокнусь От этих проверок на прочность!.. — Гектор! Постой! Уф, я с тобой скоро чокнусь! Нам надо спеть эту песню на городском конкурсе талантов! Мы точно выиграем! — Извини, Эрнесто, но я уже подарил её Имельде. Жаль, мать не разрешила ей выступить, а то бы она точно победила! Я бы подыграл на гитаре! — Но… — Да ты спой свою "Хуаниту"! Он смеётся?! В тёмных озорных глазах и правда мелькают искорки — или это отсветы праздничных огней? Я готов врезать ему. В свои пятнадцать я в полтора раза шире его в плечах. Но он примирительно берёт меня за руку и предлагает: — Выступи с "Моей гитарой". Правда. Я чуть не рву на себе волосы от досады. Я очень старался написать собственную песню. Но даже Гектору, который всё ещё является моим лучшим (хм, пожалуй, единственным) другом не удалось достаточно убедительно соврать. Песня — полная тухлятина. Вот если бы… Наверное, все чувства написаны у меня на лице. Гектор задумывается на миг — в точности как в те моменты, когда на него снисходит вдохновение. — Хорошо, — вздыхает он. — Ты можешь петь песни Имельды. Мои песни. Но только вместе со мной. — Ах, Гектор! — А мне большего и не надо. — Мы ведь всегда будем выступать вместе, правда? — Я не дожидаюсь ответа. По-другому и быть не может. — Ну что, идём ловить свой миг удачи?! — Я лихо оттесняю каких-то мелких пацанов своей гитарой и тащу Гектора к сцене. С моим голосом и его песнями мы всегда и везде будем победителями! Держись, Санта-Цецилия! Держись, весь мир! В старой церкви осуждающе звонит колокол.* * *
Плачь по мне, красотка, Красотка, зажги мне свечу. Моя жизнь — морская пена, красотка, Берег её не щадит. — Имельде? — зачем-то спрашиваю я, а сам из последних сил борюсь с волнами чёрной зависти, которая не щадит меня. Гектор грустно и как-то пристыженно кивает. — Имельда сказала, что ждёт ребёнка. Я… не поеду, Эрнесто. Я должен быть рядом с ней. Я готов взорваться. Снова эта девчонка! Но я вынужден обуздывать свой крутой нрав, который так нравится публике. Что нам оковы одной семьи, когда вот он, весь мир — наша семья?! — Гектор! Мой дорогой друг, прими мои самые искренние поздравления! Это же чудесно! — От моего прекрасного белозубого оскала-улыбки грохнулась в обморок от восторга не одна мучача. Гектор с надеждой поднимает глаза. — Правда?.. — Конечно! — Я вальяжно отмахиваюсь. — Ну и что, что мы готовились к этим гастролям несколько месяцев! Без разницы! Семья — это главное! Бабулито не раз надирала мне ушито, чтобы вдолбить это! — Кажется, мой смех выглядит достаточно натурально и легко. — Нам всего-то по двадцать лет! Успеем ещё покорить мир! Ну и что, что ты больше ничего не умеешь, кроме как сочинять песни! Уж Имельда точно что-то придумает, у неё хватка, как у сапожника! — Снова смеюсь. А Гектор дёргается. Отлично. — Ты прав… — вздыхает он. — Поедем. Заработаю денег и… Мне-то много не надо, а вот семье… С гордостью хлопаю его по плечу — он чуть не падает. — Ты настоящий заботливый муж и будущий отец, мой друг! Успех не достаётся нам просто так, Гектор! Лови свой миг удачи! Нас провожают Санта-Цецилия, тревожный звон колокола и печальные женские глаза с росинками слёз на ресницах.* * *
Не забывай! Просто должен я идти! Не забывай! Не плачь и не грусти! — Это, это… — Редко бывает так, что я теряю дар речи. — Ты должен подарить эту песню мне, Гектор! С ней меня точно никогда не забудут! Нас… — Прости, Эрнесто, но я уже подарил её Коко. Ей всего три годика, но ты бы видел, как она очаровательно мне подпевает, просто чудо какое-то! — Он расплывается в глупо-мечтательной улыбке, и у меня зарождается нехорошее предчувствие — словно похоронный звон колокола. Гектор расправляет плечи, и улыбка его становится решительной. — Прости, мой друг. Я должен быть со своей семьёй. С Имельдой, с Коко. Они и так ждали меня слишком долго. Теперь у нас достаточно денег, и мы сможем заняться чем-то… другим. Может, я выучусь на сапожника... — Гектор-сапожник?! — колко смеюсь я. — О да, тогда тебя точно не забудут! А у самого в ушах зловеще нарастает колокольный звон. Гектор невесело усмехается. — Меня будут чтить мои дети, внуки и правнуки. Я всё решил, Эрнесто. Вечером я уезжаю. Я страшусь задать мучающий меня вопрос. Может, он забудет… Но… — И песни я забираю с собой, — твёрдо озвучивает он мои опасения. — Пусть поются для моей семьи. — Но Гектор… Он обезоруживающе улыбается. — Ты по-прежнему можешь исполнять "Хуаниту". Я готов убить его за это!! Я готов… убить его?.. Лови свой миг удачи! Я подаю своему лучшему (единственному) другу руку для крепкого рукопожатия, и она не дрожит. — Что ж, желаю тебе удачи, Гектор, и спасибо за всё! Давай выпьем... на прощание! Я пью за тебя, ты мой друг, для тебя я горы готов свернуть! Плачь по мне, красотка Удар колокола. Разлука пришла В беспамятном бреду Зажги мне свечу Удар сердца. Скоро чокнусь Будет холодно вокруг У мира на другом краю Звон кабальитос. Не забывай. Кружатся обрывки песен — его песен. Как стайка оранжевых лепестков на День мёртвых. Звон колокола в моей голове оглушает. Но ещё громче зазвучат мои песни — теперь только мои! Мой друг считал, что песни могут принадлежать лишь одному человеку. Он ошибался. Выпадает кабальитос из его разжавшихся пальцев. Теперь никто никогда не узнает… Никаких свидетелей и свидетельств! Я поймал свой миг удачи! Не забудут — меня!* * *
Сердито стучит сапожный молоток в скромном домике в Санта-Цецилии. Здесь теперь не поют песен. И только детская ручонка втайне от строгой мамы ласково перелистывает потрёпанные листки писем со стихами. Коко водит по летящему взрослому почерку маленьким пальчиком. Она ещё не умеет читать, но точно знает, что здесь написано и кто это написал. Папа… И напевает вполголоса: "Не забывай…" Ей вторит далёкий звон: "Не забуду, Коко".