Хамелеон

С того дня мне было странно чувствовать на себе взгляд Инка. Мы виделись вновь не часто, но при встречах, когда я, Рахшассенла и Дрим сидели вечерами вместе дома или же в каком-то мире, часто приходилось пересекаться взглядами. Долгими. Пристальными... И почти всегда в глазах Художника мерцали маджентовым оттенком фигуры невообразимых форм, и могу поклясться, что видела среди них очертания сердца. Это удивительно, тяжело мной описуемо, но отрицать очевидное мне было бы странным ещё больше, чем стало возможным уже сейчас. Кажется, я прониклась глубокой симпатией, похожей на влечение, к бездушному существу, что могло чувствовать рядом со мной. Разве могло быть ещё более парадоксально, чем в текущий момент? Как выяснилось, могло... В тот день я отправилась полетать в одиночку, найдя мир, где бескрайним зеркалом стлалось море и штиль. Непривычно, когда не слышно было пенного шелеста по гальке всех оттенков глубоких цветов гранита и кварца. Ступая по ней лапами после долгого полета в облике зверя, я мягко шелестела перьями на крыльях, привыкая к обличью, которое теперь могла полностью контролировать и ощущать. Это было чудесно! Пальцы длинных ног приятно шуршали десятками камней, нос ощущал влажный аромат соляной свежести дикого простора, солнце грело крылья, которые я иногда распускала во всю ширь, чуть помахивая ими в стремлении приятного чувства свободы, размышляя о том, что если бы Инк и Найтмер не залечили меня сразу после единения душ, то сейчас это сделать было бы уже невозможно... От этого понимания по хребту с перламутровой гривой всех оттенков радуги прошлись мурашки, вздыбив шерсть и пёрышки на сгибах конечностей. Фыркнув в раздражении на былую неосторожность, я медленно пошла по береговой линии, где море будто вырезало тонкую косу, вошедшую в гладь воды изогнутым серпом чистой суши. Приятный скрежет камушков под лапами, тепло греющего солнца и спокойствие на душе, вопреки былым ужасам, от которых я едва успела окончательно оправиться – все это действовало на меня умиротворяюще. Как если бы Инк вновь сыграл для меня на своей удивительной флейте... Взмахнув хвостом, я сменила облик, наслаждаясь теперь ощущением тепла прогретого гранита на босых ногах. Подул первый ветер, разгоняя робкую рябь на чистом зеркале моря, приятно забираясь в чистоту рубашки монстра, который снова вручил мне её в вечное пользование. Теперь она пахла не только им, но и летним солнцем с примесью соли и мной. Странная получилась смесь, но несомненно приятная, и сев прямо на этой косе у воды, я зарылась носом в воротник светлой ткани, нежась в этих оттенках запахов, которые рождали в душе странное, почти жгучее тепло, с каждым днём крепнувшее, с каждым часом поглощающее сильнее... И от того ли, что тяга шла помимо моих мыслей или от того, что все свалилось на нас в один миг огромной лавиной проблем, я все больше веровала в то, что мне не раз успела повторить сестра. Инк действительно мог быть Хаффсаром, и от этого душа замирала в предвосхищении того, что могло бы случиться... Он бессмертен. А значит, словно Феникс из легенды был способен к возрождению. И в таком случае мысль о том, что я, как Королева Хаффсинов, должна буду даровать ему нечто несоизмеримое с чем-либо ещё существующим на свете, тело пробивала дрожь волнения от догадок, о чем именно шла речь. "Связанной с ним чужим ритмом души, поделенной надвое", — так говорилось в легенде, а звучало это вполне логично именно теперь, но... Как возможно поделиться душой, когда ее нет у второго существа? Это невозможно... Взгляд сам собой упал на черненое серебро кольца, подаренного мне Найтмером. Как жаль, что у него нельзя было спросить о чем-то подобном... От размышлений меня отвлёк оклик позади и, обернувшись, я увидела, как ко мне едва ли не бежал Хранитель Вселенных. В душе тут же мощным жгутом скрутилась тревога — вдруг у монстра были плохие новости? Но я и встать не успела, как запыхавшийся скелет оказался рядом, упав передо мной на колени с самым взволнованным видом, роняя на камни древко крупной кисти. — Инк? Что такое? — я повернулась к нему всем корпусом, уложив на прогретые камушки берега бедра. Ловить его взгляд и без того хотелось слишком часто, но именно сейчас я ощущала его волнение, как свое. Что-то важное случилось, и скелет хотел что-то сказать именно мне здесь и сейчас, и я приготовилась слушать. — Что ты сделала, Шера? — требовательно спросил он к моему небывалому изумлению на грани шока, когда он ткнул себя в грудину пальцем. В его глазах попеременно мелькала синева, бордовые лазеры прицелов и какие-то лиловые пятна. Слишком быстро, чтобы я успевала следить за таким количеством перемен в глубине зрачков. — Что? Ты о чем? — недоуменно нахмурилась, но Инк вдруг толкнул меня на спину, нависнув сверху угрожающей тенью, а я не смела противиться, снова охваченная странным желанием подчинения. — Что ты со мной сделала?! Откуда это? — Инк почти паниковал, цепляясь пальцами за одежду на своей груди, и меня вдруг пробило электрическим разрядом догадки. Чтобы успокоить Хранителя, явственно пребывающего в шоке, я осторожно коснулась пальцами его щеки, бережно обводя пальцами бархатистую поверхность черной кляксы, боясь его и одновременно себя, не желая спугнуть, но не зная, как он мог отреагировать. Но на Инка это действительно подействовало отрезвляюще, и он прерывисто выдохнул, все ещё ожидая ответа. Его шарф чуть качнулся на ветру, касаясь моей щеки нежным полотном тканной бумаги, щекоча нос терпко-сладким запахом его владельца. — Инк, я честно не понимаю, о чем ты? Что-то с оболочкой? Болит? — я немного привстала на локтях, убрав от его лица руку, но монстр почти не отстранился, опалив лицо теплом выдоха, прежде, чем снова сел ровно и вместо ответа вытянул оболочку души на свет солнца. Сев рядом, я пораженно замерла, не смея дышать от открывшегося мне зрелища. Его оболочка была налита густым, полупрозрачным туманом, едва видимым, но всё же явственно клубившимся под глянцевым боком его былой жизненной силы. Перевернутое сердечко висело над его сероватой, жемчужно-пепельной ладонью в перчатке, и я несмело коснулась сверкающего хрусталя оболочки, отражавшей океан, пальцем, на что туман внутри бурно взметнулся по кругу, а монстр сильно вздрогнул, пронзительно посмотрев в ответ. Его челюсти были напряжённо сжаты в прямую линию, и я поспешила объяснить, что знала сама. — Ох, — выдохнула я, восхищённо посмотрев на Художника, что задышал чаще, — это... Это Тааль, Инк. Связующая для наполнения души. Это значит, что твоя душа не была уничтожена полностью... Ее можно снова наполнить. Монстр рядом неверяще моргнул, впериваясь взглядом в свою душу, что теперь выглядела, будто новорожденная, ещё ничем не наполненная и нежная. К ней тянуло, хотелось притронуться, согреть своим теплом, хотя она и так не была холодной, испуская греющие волны из глубины Тааля. И чтобы не соблазниться странным желанием, я отвела взгляд к морю, на котором неспешно начали рождаться первые волны, разбивающие мягким качанием былое безветрие. — Я не знаю, когда оно появилось, решил посмотреть, ощущая нечто странное, и... — скелет втолкнул оболочку внутрь и сел ко мне вплотную, что уже стало привычным, но до сих пор осталось для меня чем-то необыкновенным: сидеть так близко с тем, кто защищал все существующее вокруг нас, будто сидишь рядом с Богом, если бы он и впрямь существовал, — Шера... Ты знаешь, что это означает? Я тихо сглотнула, прекрасно понимая, о чем он хотел сказать — эти мысли неоформленным, но ощутимым сгустком слиплись в единый комочек осознания, но я не знала, что с этим всем делать, а от догадок мелко дрожали пальцы. От ответа мне в этом случае снова было не уйти... Но монстр ждал его с явным нетерпением, подняв мое лицо под подбородком, развернув к себе, отчего кожи коснулось чужое дыхание, жаждущее моих слов. — Знаю, Инк... Наполнив ее, ты станешь чувствовать всегда, а я буду свободным Хаффсином, если, конечно, ради этого ты не испьешь всю мою кровь, — ровно ответила я, но в голове билась мысль: "Я не хочу свободы от тебя". От этого в глазах едва заметно зарябило зачатками перламутровых слез, но монстр их заметил, на миг оборвав свой выдох, вытирая эту влагу большим пальцем, огладив кожу теплом фаланги. Его нога прижалась к моей, соприкасая наши тела еще ближе, будто магнитами те хотели быть теснее друг с другом, но словами это выразить было выше наших сил. Да вот только способ ее наполнения был весьма неоднозначным, и для этого должен был быть повод весомее, чем все для меня существующее. Взаимность. Была ли она вообще или все было происком странной связи, возникшей между нами помимо наших желаний? Причина таилась в том, что Хранитель был ключом к легенде или в том, что мы действительно сейчас смотрели друг на друга так близко? А может... все это разом? Ответить я не успела, потому как жаром поцелуя вдруг опалило губы, а кто сократил расстояние — уже и не вспомнить. Все случилось кратко, словно на пробу, и монстр отстранился, будто боясь обжечь, но его взгляд... Теперь я осознала в чем был смысл этого цикламенового оттенка, что посягнул на размытые кляксы и кружочки его зрачков. Отвести своего не получалось и вовсе. Не хотелось... И если раньше я боялась его, то теперь страшной была мысль этот взгляд потерять вовсе. Будто без него я сорвалась бы в пропасть, из которой не вынесут никакие крылья. Несмело коснувшись его запястья, я опять припала к нему, почти просяще целуя снова, и Инк на выдохе ответил, наполняя меня вдохом с привкусом его сладковатого тела. Чужая рука забралась под спину, почти до боли прижимая к себе, не зная, какой силой обладает, будто не доводилось прежде касаться кого-то подобным образом. Фаланги даже через рубашку царапали спину, ведя след острых полосочек вдоль позвонков, на волнистой линии которых задержались с приятным нажимом. А мои пальцы от его запястья поднялись до плеча, согретого лучами солнца этого мира чуть сильнее, нежели остальное тело, скрытое покровом мягкой одежды, что щекотала мою открытую на руках кожу. Инк позволил себе углубить поцелуй, добираясь языком до нёба, давя на меня всем телом, как будто теряя контроль, который я и сама держала с трудом, стоило моему языку вступить в этот танец, ощущая чужой жар на нём. Дыхание перебилось, утопая в ощущениях, рвущих былую плотину, чтобы новым потоком смыть отзвуки старых опасений и боязни. Но кто-то должен был вынырнуть первым, и я, с огромным трудом, но отстранилась, переводя дыхание и концентрируя плывущий во всполохах нежности взгляд на растерянном монстре, который словно и сам не понимал, что с ним происходило. — Шера, — прошептал он, бегая взглядом по моему лицу, — я... не понимаю, что чувствую, прости, — он сел ровнее, на силу отстранившись, чтобы дать нам обоим больше воздуха, ставшим проклятием и спасением разом, — я всё ещё бездушен. И не могу просить тебя о... — он руками сжал и растянул свой шарф, затрещавший жалобным стоном ниток под его напором невысказанной до конца фразы. Я вздохнула медленно и долго, желая морским воздухом забить клокотавшее во мне замешательство. Я и сама бы не пошла на то, о чем он говорил, так быстро. Вопреки симпатии, но я не была готова слить душу с оболочкой Тааля, слишком это было многозначительно. Это связало бы нас навсегда как пару, хотя и дало бы монстру полноценное наполнение души... Нам нужно было время... Но его было катастрофически мало. Я бросила взгляд на рождённый у ног шелест океана, плечом касаясь задумчивого Художника, на которого несмело перевела глаза спустя долгие минуты молчания, заметив, что все это время он смотрел лишь на меня. Неотрывно. Глубоко проникая цветными ураганами фигур в самое сознание, будто придавливая собой в какой-то безраздельной надо мной власти. На черепе бликами от солёного исчерченного волнами зеркала мерцали солнечные зайчики, медным золотом окрашивая сероватый перламутр кости. Ветер забирался под его шарф игривым порывом, тут же путая белизну моих волос, словно дразня и не замечая наших пронзительных гляделок. Сводило тяжестью душу, но слова застряли где-то в горле, мешая дыханию комком неоформленных фраз и чувств. Ах, как хотелось дать ему ощутить то же самое, чтобы проняло дрожью моих ощущений каждую его кость и изгиб позвоночника, скрытого где-то там, за бежевыми тонами нежной плисовой ткани. Интересно, чувствует ли он это? Ведь, Хранитель Вселенных говорил, что рядом со мной ощущает этот отзвук не своих эмоций... Мог ли он?.. Вместо вопроса, я осторожно подцепила пальцами его упертую в гальку берега ладонь, поднеся к себе и уложив ту чуть пониже ключиц, под которыми вибрацией шли волны моей жизни. Инк, кажется, даже перестал дышать вовсе, глядя на свою руку в моей во все глаза. Чувствуя это биение под грудной клеткой и одеждой, так похожей на ту, что он носил практически всегда. — Инк... Ты можешь рассчитывать на меня и мое доверие. В любом случае, — тихо заверила монстра. Я знала, что ему трудно, что он не понимал, что конкретно ощущал рядом со мной, ведь, прожив десятилетия и века без души, забыть о том, что значит "чувствовать" не так уж удивительно. Скелет тепло улыбнулся, и я ощутила, как его ладонь прижалась ко мне теснее, плавно забираясь на сгиб плеча и шеи, чтобы наклонить к нему ближе, упираясь лбом в мой лоб и выдыхая с облегчением. В его зрачках цвета аквамариновой грусти и замешательства плавно разбились на осколки светлого пурпура, в которых рождалось отражение теплых чувств, которые ему только предстояло познать. И, кажется, помочь ему с этим была способна только я... Мы долго просидели вдвоем в этом месте, пригревшись на тепле береговой линии, изредка даря друг другу немного ласки, за которой в основном тянулся именно Инк, ведь я боялась сделать что-нибудь не так. Оступиться. Быть неверно понятой... Да вот только Художник явно желал большего, ластясь к рукам и надолго замирая, когда я его касалась. Молчание... Оно окружало нас, придавленное шелестом солёной воды у наших ног: в такие моменты слова – лишь пустой звук, способный заглушить звон души. А делать этого было никак нельзя, ведь Хранитель страстно желал его слышать, в какой-то момент, не выдержав и уронив меня на спину, чтобы устроить на груди череп, прислушиваясь к ритму вспугнутой жизни, которую он тут же поспешил успокоить, погладив мои плечи, на которых так и оставил греть пальцы. Тяжесть его тела на мне ощущалась странно, будто внутри заворочалось смущение и что-то ещё. Такое тяжёлое, тугое, дурманящее, что противиться не было никакого желания, способностей и сил. Под спиной скруглённые временем и водой камушки приятно согревали спину, делясь набранным за день теплом океанического солнца. — Инк? — мой вопрос прозвучал почти испуганно, хотя внутри разливались крупные волны какого-то умиротворения. — Тшш, я просто... Просто хочу послушать, — ласково ответил он, снова погладив, при каждом вдохе толкая грудной клеткой мою диафрагму и живот. Я согласно вздохнула, уложив свои руки на спину монстра, решив, что обнять его будет в таком случае правильным. Инк что-то довольно проворчал на мне, чуть сильнее сжав плечи пальцами, будто выражая свое безоговорочное одобрение, что я сочла хорошим знаком. — Шера? Ты же знаешь, что я никогда не причиною тебе вреда, — тихо сказал скелет, словно решив продолжить разговор, надолго прерванный нашим обоюдным познанием друг друга с новой стороны. — Да. Я помню об этом, — ответила ему, нащупав под одеждой монстра бугорки бегущих к пояснице позвонков, согретых, очевидно, возрождённым в нем Таалем, что все это время планомерно делал его тело более живым. Причиной чему стала кровь королевы Хаффсинов, постепенно исцелившая в нем те повреждения, что никому увидеть дано не было. Что-то более глубинное и никем ещё непознанное. — Я хочу, чтобы ты знала, — он приподнялся на руках надо мной, заглядывая в глаза внимательным взглядом гетерохромных зрачков, — я... Хотел бы... Просто быть рядом с тобой. Иметь возможность... Коснуться. Обнять... Меня так к тебе тянет, Шера. Ни один мир ни до не был способен на такое, ни будет способен после, будто... Ты возрождаешь во мне душу с чистого листа. Пишешь ее эмоции. Я много думал об этом раньше, пытаясь понять, что именно чувствую и почему. И впервые я не знаю ответа, но... Не уверен, что вообще хочу знать, — Инк слабо улыбнулся мне, пока я внимательно слушала его, очарованная не только взглядом, но и чистым тембром голоса, от которого по всему телу пробежалась рябь приятной дрожи, отчего я чуть сильнее сжала его предплечья, где до сих пор остались мои руки, — я лишь хочу... Пробовать быть к тебе ещё ближе. И не потому, что хотел бы наполнить душу, нет. Поверь мне, не из-за этого, Шера... Я... Ты... Кажется... Я действительно к тебе что-то испытываю, милая. Что-то, чего не могу отрицать и не хочу лишаться. Что-то, что связывает меня с тобой крепче, чем мое стремление защищать Мультиверс... От его слов я замерла, лопатками ощущая, как в них сильнее жмется покатая галька, а волна впереди норовит лизнуть босую ногу, которую пришлось согнуть, невольно прижимая бедро к чужому тазу, отчего вдруг стало ужасно неловко... Готова поклясться, что я залилась румянцем в тот момент, на что монстр надо мной улыбнулся, наклонившись ближе. — Я тоже, Инк... Тоже хочу быть ближе. Попытаться полностью побороть все страхи и... довериться, — тихо ответила ему, на что скелет ласково уткнулся носом в шею, поведя по теплу венки из стороны в сторону, пустив мягкую волну мурашек до самых кончиков пальцев. — Я оправдаю твое доверие, Шера, — спустя несколько долгих секунд, в течение которых он делал долгий вдох, Инк медленно дохнул за ворот моей рубашки теплом своего ответа.