Хамелеон

Сама того не заметив, я начала больше избегать Хранителя Вселенных, предпочтя разговорам и контактам с ним долгие полеты в случайных мирах и попытки заниматься самообладанием, учась контролю. Но коммуницировать все равно приходилось, давая ему кровь. Из-за сведенного к минимуму общения, я опять загнала себя в узкие рамки собственного страха. Это меня злило, заставляло отчаиваться и Хаффсину, что яро желала иного исхода, непонятного мне. Снова диссонанс. Разбалансировка внутренних сил и истоков собственной магии. И этот раздрай однажды вывел ее из себя, рассердив не на шутку, перевоплотив меня сразу, как только монстр ушел, проведав с утра. Хаффсина металась по комнате, сердито рыча, скидывая малочисленные вещи и небольшую мебель, благо ее относительно некрупные размеры позволяли носиться по помещению, хоть и снося почти все, что плохо лежало. Ее крылья нервно разворачивались с шелестом сотен перьев, и она долго их рассматривала, продолжая тихо курлыкать и ворчать, изредка встряхивая гривой и шлепая плетью хвоста с кисточкой по мягкому ковру. Мой страх действовал на нее самым раздражающим образом. Лапы пытались царапать пол, и челюсти порой нервно щелкали, словно драконица ловила назойливых насекомых. В ее мыслях металась неразбериха, которую я с трудом понимала – так быстро всё менялось. Но можно было ощутить ее горькую обиду на меня за то, что погрузилась в пучину собственных опасений. Ее осуждение, неодобрение и чувство укоризненного давления, ощутимого человеческой душой. Постоянный гнет противоречий мешал не только мне, но и сильно досаждал ей. Добирался до разумов колючими жгутами бессилия. И новый гнев вынуждал спустить этот пар, в желании сделать любой возможный шаг к изменениям. На грохот в комнату вошёл Инк, тут же пораженно замирая, заметив Хаффсину: он видел этот облик по сути лишь однажды, и теперь вновь в восхищении рассматривал радужные переливы перламутра ее шкуры и ярких перьев, медленно переведя взгляд на венец полупрозрачных рогов цвета стеклянного пурпура. Она, в свою очередь, громко и свистяще фыркнула, обращая и мое внимание на монстра, словно в призвании смотреть и видеть то, что она собиралась сделать. И эти образы мне совершенно не нравились, но поделать я с этим ничего не могла. Хаффсина шагнула ближе, вытянув к скелету морду, принюхиваясь к знакомому сладковато-терпкому запаху Хранителя, который ей так нравился... Нравился ли он мне? Кажется... да... Действительно, нравился, в этом я совершенно точно уверилась, и драконица на мои чувства одобрительно загудела, обдавая одежду монстра горячим дыханием. Она, вероятно, решила мне продемонстрировать то, что Инка бояться не стоило. Интересно, что об этом думал сам Инк, во все глаза смотревший на плавные изгибы по-змеиному узкого туловища? Художник отставил большую кисть, которую принес с собой, в сторону, прислонив к стене с бережностью, а после, медленно шагнул к зверю, утопая босыми ногами, с темными повязками на ступнях, в пушистом ворсе ковра. И снова эта его кошачья грация в каждом жесте, движении и слове. — Какая же ты красивая, Шера, — ласково сказал монстр, делая ещё шаг, благоговейно улыбаясь, не в силах устоять от тяги любопытства, что влекла его к новому образу. Драконица свистнула мелодичной трелью, юрко подпрыгнув, перемахнув через скелета и тут же толкая его сзади хвостом, словно играя, уронив озадаченного Художника ничком. Он перевернулся на спину, недоуменно глядя на то, как курлыкала в своеобразном смехе Хаффсина, скаля малиновые зубы, чуть склонившись к скелету мордой. Инк тоже усмехнулся. В его глазах родились шафрановые звёзды радости, а сам он уложил ладонь на ее бархатистый нос, бережно погладив, на что Хаффсина кротко заурчала, приводя мои собственные чувства в полное смятение. "Что ты творишь?!" — мысленно орала я на нее, на что та лишь коротко фыркнула, ложась возле монстра на мягкий живот, подогнув под него тонкие лапы. Скелет был искренне удивлен тем, что зверь, в отличие от меня, ему полностью доверял и сам ластился, и от этого неверия он гладил ее несколько неуверенно и очень осторожно, боясь спугнуть. — Ты более контактная, чем твоя человеческая половина, да? — добродушно заметил скелет, садясь с ней рядом в позе лотоса, почесывая тонкими пальцами участок за изгибом стеклянного рога. Драконица блаженно муркнула, устроив голову на его коленях, свернув вокруг туловища и ног длинный изгиб перламутрового хвоста. Я негодовала, но зверь упорно хотел показать мне, что Художник на самом деле был добрым существом, вопреки бездушию. Было в нем нечто такое, что делало его таким... И тепло, разлитое по его костям в последнее время лишь подтверждало эту догадку. Что-то в этом монстре незримо менялось. Внезапно, когда я немного успокоилась, Хаффсина хитро курлыкнула, неожиданно отдав мне контроль, перевоплотив меня обратно настолько неожиданно и резко, что я привычно выпала из реальности, борясь с темнотой в глазах и обмякнув на чем-то теплом. Когда фокус вернулся, я разглядела над собой Инка, на чьих коленях я теперь лежала, безвольно и беззащитно открытая, отчего иголочки страха опять забрались под кожу. Зверь внутри добродушно и ободряюще загудел, напоминая о том, что монстр ей ничего не сделал и не сделает и мне, призывая хотя бы раз довериться и отпустить на самотёк все события, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Я не могла верить Инку полностью, но я верила Хаффсине, а потому, хоть и напряглась всем телом, но с места не сдвинулась, во все глаза глядя на монстра, что уложил на мое плечо ладонь, будто забыв убрать ее, когда гладил дракона. — Судя по твоему лицу, это было неожиданным? — улыбнулся скелет, слегка погладив мою руку, рассматривая выражение моей озадаченности, явно не догадываясь о том, какой странный трепет он во мне пробуждал. Его зрачки опять менялись на переливы цветов, как яркий акрил, который мешают на палитре, оставляя градиент перехода на границе оттенков. — Это называется – меня подставили. Не думай, что я бы провернула такое добровольно, — ворчливо отозвалась на его усмешку, медленно садясь, ощущая, как Инк скользнул рукой по моей спине, будто неохотно прервав тактильный контакт. — А зачем она вообще перевоплотилась здесь, а не ушла летать, как делала всегда? — с любопытством задал он вопрос, который я точно не хотела услышать. Он заставил меня нервно зарыться пальцами в волосы, откидывая их за спину. Но от ответа меня избавил шум, донесшийся из недр дома, знаменуя присутствие кого-то ещё. Инк настороженно поднялся, тут же подойдя к Бруми, с готовностью беря ее в руки и уходя на звук, прикрыв дверь в мою комнату, словно та могла уберечь меня от неизвестности. Я выдохнула, отчасти радуясь, что мне не нужно будет отвечать на вопрос, ведь этот ответ звучал бы весьма странно для нас обоих. Она не ушла, потому что хотела привлечь его внимание, а меня заставить его не бояться... Глупо и странно... В доме слышались голоса разговора, сперва на повышенных тонах, что меня удивило: никогда прежде не слышала, чтобы Инк так разговаривал, но после остался слышен лишь второй голос. Более мерный, более низкий и более уверенный. Знакомый... Желая ошибиться, я тихо встала, максимально бесшумно открыв дверь, высунувшись в коридор. В воздухе жилища витал чужой, но несомненно узнаваемый запах, ощутимый Хаффсиной, что моментально взвилась во мне вихрем агрессивного гула, который я едва сдерживала, разумно рассудив, что сперва нам стоило убедиться, в чем вообще дело. Тенью скользя по дому, я изредка останавливалась, боясь привлечь внимание, стоило голосу замолчать. В коридоре никогда не горело освещение, позволяя свету струиться туманом в это место, когда были открыты двери комнат. И сейчас этот мрак выгодно скрывал любое мое движение, ведь с такими светлыми, почти белыми волосами меня легко можно было найти даже в темноте. На счастье, дверь в гостиную, где беседовали двое, была закрыта, позволяя слушать речь без лишнего риска привлечь ненужное внимание. Я замерла около входа напряжённой линией, разбирая слова. С Инком разговаривал Дрим. — Я знаю, что снова облажался, но теперь ты знаешь, что в том не было моей вины, хотя мой брат считает иначе. Рад, что всё в итоге обошлось, Инк. Я лишь хотел действительно извиниться перед вами обоими. Едва не подвел всех нас из-за неосторожности и... Если честно, Хаффсины всегда наводили на меня благоговейный трепет. Шерсхаффса в порядке? — Да, всё обошлось, мы успели... Благоговейный трепет? Не могу знать, Дрим, по-моему, лично я испытываю что-то не то... Кстати, Шера сегодня была в облике Хаффсины и... Все было отлично. Эм... А это ее полное имя? Кажется, права она была, сказав однажды, что я его не произнесу, — в голосе монстра скользнула грусть, отзвуком прошедшаяся и во мне. В тот раз я была ужасно грубой, да и сейчас частенько говорю с ним слишком резко, и от того было отчасти стыдно. — Испытываешь что-то не то? В каком это смысле, ты ведь... Разве ты можешь? — собеседник был явно озадачен, но не мог произнести очевидный факт, понятный всем и без слов. — Дрим, это странно. Я не знаю, как это случилось, но Шера исцелила оболочку души. Да, она пустая и такая же бесполезная, как и раньше, но... Исчезла эта боль и... мне иногда кажется, что я что-то чувствую, будто лёгкое давление, это... Ох, сложно описать, — слова Инка заставили меня почти вздрогнуть. Всю жизнь он испытывал боль? И даже этого не показывал... Мне показалось, что собственная совесть меня раздавила бы в тот момент... — Исцелила? Невероятно, Инк... Ты знаешь, что это может означать? Есть шанс, что получи ты больше крови, то смог бы возродить душу. Я слышал о таком когда-то, может сотню лет назад, но... — Дрим! Я не стану этого делать! Только не с Шерой! Да и вообще ни с кем! — Инк явно злился, но я вновь запереживала. Страх обуял мою душу, и я поспешила вернуться к себе, не желая слушать продолжения их разговора, извинений и пояснений Дрима. Возможно, он имел ввиду совсем не это, но мне было слишком страшно, чтобы продолжать подслушивать. Наплевав на то, знают ли они обо мне или нет, я уже не скрываясь ушла в свою спальню, мечась по ковру в попытке совладать с эмоциями, рожденными в бурлящей крови. Что бы ни случилось, я буду бороться всеми силами за свою жизнь. И сдаваться я просто не имею права. Я ведь будущий правитель своего мира... Страх заменялся тем, что приносило меньше боли. Гневом. В порыве ярости я пнула заваленные ранее вещи, раскрошив светильник с комода в разноцветную труху. Спустя с десяток минут моей свирепой ярости я уже хотела уйти, но меня держало обещание, до боли сжимая души: сегодня Инк вновь должен получить свою порцию моей крови, и это заставляло меня содрогаться. А что если он послушает Дрима? И в унисон этой мысли Художник быстро вошел в комнату, непонимающе рассматривая ещё больший разгром, чем был до его ухода. — Шера? Ты чего? — с недоумением спросил монстр, подходя ближе. В его глазах краски стали грязно-серыми, поблекшими, будто их выжгло временем и солнцем. — Не смей за мой счет создавать себе душу, Инк. Мой народ не простит тебе такого! Я не прощу! — глаза застилало слезами. Он ведь не сделает ничего такого? Монстр подошёл ближе и просто спеленал меня сильными руками, быстро укусив в шею, хотя я вырывалась, как могла, начав плакать, когда по телу прошла знакомая приятная волна, стоило ему сделать первый глоток. Но он выпил немного, отпустив шею, но не меня, продолжив держать, пока я трепыхалась в его руках. — Ну, тише, прошу, Шера... Я ничего не сделаю тебе... Не посмел бы, — он вжимал меня в ощутимые за мягкой тканью одежды ребра, вздымавшиеся в ритме глубокого дыхания. Его тихий голос успокаивал, как и клекот Хаффсины внутри меня. — Я не... Я не позволю меня... использовать, — коротко всхлипнув, я перестала сопротивляться, дав возможность монстру зарыться пальцами в мои волосы, уткнув меня в ворот его шарфа. — Я не использую тебя. Мне лишь очень нужна помощь... Я никогда бы не сделал того, чего ты боишься. И я знаю, что тебе просто больно, боязно и непривычно. Я больше не стану тебя кусать, Шера, прости меня за такой первобытный способ, — Инк отпустил меня, что-то ища в кармане висевшей на поясе куртки, вынув оттуда прозрачный предмет в упаковке. Это был шприц... Я неверяще уставилась на диковинку, которую видела лишь в других мирах, зная о ее предназначении, но не умея ей пользоваться. Во взгляде скелета переливами пурпурно-лавандового и голубой лазури мерцали какие-то многогранники, тут же превращаясь в неясные кляксы. Дыхание притаилось, но стало ровнее. А перламутровые слезинки неспешно высыхали на щеках, оставив чувство прохладных дорожек на коже. Инк терпеливо ждал, когда я приму решение, раскрыв передо мной ладонь. — Ты можешь и сама набирать шприц и просто отдавать мне или оставлять на столе и быть свободной, если не захочешь больше меня видеть... Я пойму это. В конце концов, ты бы желала быть возле бездушного в последнюю очередь, — монстр вложил стеклянный шприц в пакетике в мою ладонь, бережно согнув мои пальцы в кулак. А после, он грустно улыбнулся и ушел, оставив меня с остаточными слезами одну, думать о том, что теперь будет, и как мне поступать в дальнейшем. Хаффсина внутри молчала, но я отчётливо ощущала ее грусть. И свою тоже... Почему же в голове и сердце такая мешанина, настоящий вихрь, в котором бушуют молнии, чьи зарницы при желании можно было увидеть в моих глазах, потемневших на пол тона цветом пепельной розы? Я никуда не пошла в тот день, игнорируя голод и тоску. И плевать, что единственным способом развеять эти чувства хотя бы частично был свет настоящего солнца. Не до того мне было... Совесть душила меня, превратив в комочек уныния и печали. Хотелось все вернуть обратно и переиграть, поступить иначе, сделав выбор в пользу других действий. Я ощущала себя если не предателем, то существом более бездушным, чем Инк... Он проявил ко мне сострадание. Он дал мне почти полную свободу вопреки обязательству. Он спас мне жизнь дважды. Он защитил меня, поставив в приоритете выше лучшего друга, которого точно знал не один десяток лет. Он проявлял великодушие и был способен на чувства, большие, чем того требовал этикет или ситуация... Он. Но не я... Мне стоило пересмотреть все свои действия и, наконец, собраться. Да, жизнь моя круто переменилась, развернув курс на сто восемьдесят градусов. И пора было смириться... Выбора все равно не было, случившееся меня не убило, а значит, сделает лишь сильнее. Уверенно стерев остатки слез с лица, я забралась с ногами на свою кровать, прикрывая глаза. Лучше поучиться контролю душ и довести до конца процесс их единения, а уже потом решать другие задачи. Отложив в сторону шприц, я села в позе лотоса, концентрируясь на ощущениях обеих душ, взывая к Хаффсине, что тут же свистящим отзвуком присоединилась, приблизив свое сознание к моему. Мы старались думать об одном и том же, настроившись на некую волну общности, чувств, желаний и памяти. Перебирая всё подобно песку, текущему сквозь пальцы. Объединенные общими переживаниями и чувством жгучего разочарования, у нас стало получаться. Это ощущалось как приятное покалывание по всему телу, будто кровь полнилась лучиками солнечного света, какие скакали через негустую растительность нашего дома. Шло в унисон единой мелодией хрустального звона мыслей и биения душ, вертевшихся друг вокруг друга с приятной гармонией, напоминая полное, единое существо... И голос сестры из воспоминаний, слышавшийся столь отчётливо, словно она была рядом вновь, успокаивая своим присутствием и здравомыслием, не подверженным той жгучей порывистости, что текла в моих жилах подобно магме. Я просидела так до самого вечера, позабыв о сне и пище, отдавшись целиком и полностью попытке наверстать упущенное мной время и радуясь, что долгое время меня никто не тревожил. Но робкий стук в дверь, такой тихий, что я едва ли его услышала, заставил меня распахнуть глаза, пронзившие полумрак комнаты взглядом, полным внимания. Тихо слезла к кровати, мягко дойдя до двери, чтобы прислониться к прохладе разноцветного дерева ухом. Там что-то шуршало, тихо и терпеливо. — Инк? — с надеждой спросила в тишину, но чужой голос был мне ответом. — Шера, это я, Дрим... Могу я поговорить с тобой? Если откажешь, я не стану настаивать. Просто... Есть кое-что, что тебе, вероятно, может быть небезразлично и что-то, что небезразлично мне, но знать об этом можешь лишь ты, — монстр за дверью говорил тихо, будто бы делал это тайком, и отчего-то его слова показались мне важными. Пользуясь недавней попыткой единения душ, я прислушалась к мыслям Хаффсины, и она не была со мной в диссонансе, позволяя мягко открыть дверь и встретить с достоинством золотой взгляд существа, что я почитала за врага. Мы схлестнулись этими чувствами, как снег на вершине высочайших гор и лава в их же недрах. Но Дрим пришел по другой причине, я это чувствовала. Как и чувствовала его влияние. Это странное тепло летнего дня, которым он пробирался в самую суть мыслей, осознанно или нет, обволакивая их спокойствием, пусть и мнимым. — Что ты можешь сказать мне, Дрим? — холодно спросила монстра, но в комнату его не пустила, встав в проходе напряжённым силуэтом. Но скелет войти и не пытался, спокойно глядя в мои глаза, прежде чем сказать то, от чего моя душа на миг перестала биться. — Шерсхаффса, мой брат, Найтмер, исчез...