Genshin Impact (сборник драбблов ОЖП)

      Целоваться всю ночь под сакурой звучит как идеальное свидание.       Тома разделял мои взгляды.       Все начиналось с заурядного разговора — потому что я не умела ходить на свидания. В буквальном смысле. Я просто не знала, как это делается. Весь вечер я смотрела на Тому и удивлялась, как мы — такие разные — оказались здесь вместе. У меня не было ни глаза бога, ни светлых волос: я была обыкновенной инадзумской девушкой. Настолько обыкновенной, что по несколько раз на дню мне казалось, будто я встречаю в городе саму себя.       Я не вступала в сопротивление. Я даже боялась говорить о нем. Беззаветно молчаливая и покорная, я представляла собой воплощение той Вечности, к которой стремилась Сёгун.       Тома был полной противоположностью. Будучи одним из немногих чужеземцев, он заметно отличался от всех нас даже внешне: зелень его глаз вкупе с пшеничными волосами не заметить в толпе было крайне трудно. Но меня завораживало не то, как он выглядит — точнее, не только это. Он был обладателем пиро-элемента, и уже одно это делало его мишенью в глазах Комиссии Тэнрё. Однако вместо того, чтобы прятаться, ревностно охраняя щедрый подарок богов Селестии, он, напротив, привлекал к себе еще больше внимания. И это было не безрассудство. Это был осознанный выбор — оставаться верным себе несмотря ни на что.       Он был доказательством того, что гнет Сёгуна не так уж непоколебим. Он был надеждой на разрушение той Вечности, которую никто из жителей Инадзумы на самом деле не выбирал.       Из мыслей меня вырвало легкое прикосновение к пальцам, лежащим на траве. Тома ласково сжал мою руку.       — Я смущаю тебя, правда? Прости, наверное, я слишком много болтаю.       Я спешно замотала головой. Мне не хотелось, чтобы он так думал.       — Просто… если честно, мне даже нечего рассказать о себе.       И это была чистая правда. По сравнению с Томой я была такой скучной, а моя жизнь — однообразной, что даже говорить об этом было стыдно.       Однако его это не убедило.       — Чем занимается твоя семья? — с неподдельным интересом спросил он.       Я замялась. Было как-то неловко рассказывать о семье.       — Ну… мы… шьем одежду… — звучало это поистине глупо. Кого вообще может заинтересовать такое?       — Вау! Это же здорово!       В голосе парня не было ни намека на притворство. Воодушевившись тем, что смогла вызвать в нем такой восторг, я тут же принялась рассказывать, из чего состоит наша ежедневная работа помимо торговли одеждой в лавке. Глаза Томы восхищенно горели — я и подумать не могла, что он будет так смотреть на меня, когда я говорю о совершенно привычных для меня вещах.       — Знаешь, я тоже люблю шить. Но я думаю, что мне есть чему у тебя поучиться.       Я вспыхнула. О золотых руках Томы были осведомлены многие, поэтому слышать из его уст такой комплимент было до одури приятно и волнующе.       — Я… думаю, что могу тебя чему-нибудь научить…       Моя рука все еще покоилась в мягких и теплых ладонях Томы. Вторая нервно теребила подол платья. Дурацкое беспокойство привело к тому, что между нами вновь повисла неопределенная пауза. Я вдруг задумалась: как много времени он проводит в компании наследницы клана? Это напрягало еще сильнее.       — О чем ты беспокоишься?       Мне понадобилось приложить усилие, чтобы посмотреть на него. Что лучше: мучиться ненужными мыслями или спросить прямо?       — Мне просто интересно… действительно ли принцесса так прекрасна, как о ней говорят?       Прозвучало это еще более бестолково, чем в моей голове. Я успела пожалеть об этом вопросе еще до того, как задала его.       Тома вскинул брови.       — Почему ты спрашиваешь об этом?       Я изо всех сил вцепилась в ткань юбки, которая уже взмокла под моими пальцами. Он понял, уловил в моих словах эту маленькую нотку непонятно откуда взявшейся ревности.       Но исправить это уже было нельзя, и нелепые оправдания бы лишь все усугубили.       — Думаю, насколько я могу быть на нее похожа.       Где-то с минуту он молчал, задумавшись о чем-то, и я уже мысленно проклинала себя за то, что все испортила: мне казалось, что воцарившееся молчание сулило настоящую катастрофу.       Вместо этого Тома придвинулся ко мне, по-доброму заглядывая в лицо, и осторожно обхватил руками за талию.       — Вот, значит, в чем дело. Ты сравниваешь себя с ней?       Признаваться в этом не хотелось, как и отрицать, так что я лишь безмолвно опустила голову.       — Зачем? Ты — это ты. Ты замечательная, красивая и интересная. Быть тобой — это прекрасно.       Не в силах выдержать такие речи, я отвернулась, пряча лицо от чужого взгляда: я была не очень уверена, какая эмоция на нем отразилась, учитывая, что испытывала целый спектр — от радостного возбуждения до смущенной растерянности.       — Эй, — тихо позвал Тома, вынуждая посмотреть на него. Я повернулась, только чтобы встретиться с его лицом — так близко, что кончики наших носов буквально соприкасались. Сознание подсказывало мне отдалиться, отсесть подальше, но страх и желание поцеловать Тому пригвоздили меня к месту, не позволяя пошевелиться. Было страшно, потому что никогда прежде в своей жизни я не целовалась. Он медлил, будто выжидая моего немого согласия, и я нашла в себе силы податься вперед — всего на сантиметр — но он отреагировал мгновенно.       Тома легко чмокнул меня в уголок губ, затем в другой. Он не давил и явно пытался меня успокоить: дрожащие колени, которые я отчаянно прижимала руками к земле, все же не остались незамеченными.       Я не отвечала на поцелуи. Я надеялась, что все это получится само собой и меня поведут инстинкты, рефлексы — что там еще могло отвечать за такие вещи? Но ничего подобного не произошло. Я просто не понимала, что от меня требуется. Мне так хотелось понравиться Томе, хотелось быть для него идеальной, но я застыла, словно кукла, внутренне борясь с паникой.       Он повел руками вдоль моих бедер, по бокам, обхватил и потянул к себе, вынуждая меня приподняться на коленях. Испугавшись, что сейчас упаду, я навалилась на него всем весом — и на секунду отвлеклась от того, что происходило параллельно.       Именно в этот момент Томе наконец удалось поцеловать меня по-настоящему. Он ласково сминал мои уже расслабленные губы, и я вторила его движениям. Я все еще дрожала в его руках, но мелькающая на задворках сознания тревога потихоньку уступала место комфортному доверию. Я быстро вошла во вкус, время от времени перехватывая инициативу. Тома не возражал, хотя и не давал мне переусердствовать.       Опомнились мы уже явно за полночь.       — Тебе, наверное, нужно домой, — шептал Тома мне в губы, а я в ответ неопределенно мычала, недовольная вынужденной передышкой.       — Я хочу остаться еще немного. Пожалуйста.       Вместо ответа он вновь прижался ко мне, покрывая мое лицо поцелуями.       Родители будут ужасно рассержены, встречая меня дома утром. Но это будет утром, а впереди еще вся ночь, чтобы смириться с этой мыслью.