Спроси у жизни строгой,
какой идти дорогой…
Вечерняя атмосфера больших городов завораживает, если ты сам видишь красоту и способен оценить каждую яркую вывеску или обратить внимание на необычный фиолетовый свет из нескольких окон жилых домов. Раньше бы Андрес этому снова удивился, как в детстве. «Зачем ставят такое освещение в квартире?» — спрашивал он у родителей, однако, те тоже затруднялись ответить. Но все до невозможности просто: свечение от фитоламп для растений. Только сейчас, шагая по одной из мало освещённых улиц Мадрида, Фонойосу наоборот это раздражало. Он весь превратился в пульсирующий комок нервов и еле сдерживался, чтобы не послать задуманное к чертовой матери. Благо, мимо проходящие люди не видели, как спрятанные в карманах пальто руки Андреса сжались в кулаки. Еще вчера он и подумать не мог, что спустя сутки встретиться с Татьяной, причем не из-за желания выпить вместе кофе или вспомнить какими «прекрасными» были их отношения. Ему ужасно хотелось поставить эту неугомонную сучку на место и обломать все ее шансы снова быть с ним. От одной мысли становилось невыносимо мерзко и неприятно. Но Андрес старался сконцентрироваться на предстоящем разговоре и вере в то, что с Мартином все вскоре будет хорошо. Да, возможно Татьяна пыталась так отдалить их друг от друга. Она наивно предполагала, что Фонойоса слишком горд, чтобы заботиться о ком-то или не так решителен для самостоятельного решения взвалившихся на плечи проблем. К счастью, все оказалось совершенно наоборот. Этот «акт неудачной мести», где Берроте оказался жертвой, только сильнее пробудил в груди Андреса чувство сострадания, эмпатии и любви. Татьяна не жила в общежитии как многие студенты, а снимала квартиру в жилом доме недалеко от университета. Этому Фонойоса нисколько ни удивился. Когда они пытались летом жить вместе некоторое время, он запомнил ее особую брезгливость, любовь тащить в дом огромное количество новой одежды и вечный недостаток внимания. Хотя то, что Андрес проводил с ней практически все время, видимо, в учет не входило. Даже на встречу с Серхио приходилось отпрашиваться часами. Таня считала его своей собственностью, очередной вещью в гардеробе и пользовалась слепой влюбленностью, купалась в подарках, ласке и каждый раз хвасталась подружкам какого парня успела отхватить. Сейчас, поглядывая на время в ожидании девушки, та как всегда немного опаздывала, Андрес радовался где-то в глубине души, что розовые очки давно спали и теперь можно жить по-настоящему, не чувствуя поводка на шее. Подъездная дверь издает характерный звук и оттуда, наконец, выходит Татьяна. — Андрес! — начинает она громко, так, что Фонойоса вздрагивает от собственного имени. Девушка тем временем подошла ближе и встала напротив. — Чего грустный такой? Кто-то умер что ли? Еще и издевается. Хотя не сказать, чтобы на ее лице Андрес заметил хоть каплю жалости или раскаяния. Нет. Она оделась как на свидание, накрасилась, заплела рыжие волосы в аккуратный хвост, а концы накрутила. Это выглядело смешно. Будто Татьяна все еще пытает надежду на хоть что-то и плюёт на всех подряд — главное — получить желаемое, а сколько людей пострадает от ее действий — неважно. — Умерли остатки моего уважения к тебе. — равнодушно ответил Андрес, мигом стирая фальшивую улыбку с лица Тани. — А, как известно, я уважаю женщин, независимо от того в каких мы отношениях. — И что же я сделала раз потеряла такую «привилегию»? — саркастично спросила она, делая акцент на последнем слове. Андрес обессиленно вздохнул и уже успел пожалеть об этой встрече. Не хотелось, чтобы диалог затянулся надолго, под вечер начинало холодать, а ему еще нужно решить кое-какие дела. — Нет, я, конечно, догадывался, что ты недалёкая, но не настолько же! Хватит прикидываться, я все прекрасно знаю. — говорит Фонойоса уверенно, но в мыслях уже покрыл ее всеми возможными матами и послал навсегда в самую даль. Он еще не так низко пал, чтобы тратить лишние нервные клетки на бывшую. — Тебе доставляет удовольствие портить мне жизнь? — Почему сразу портить? — кажется Татьяна бесповоротно включила режим дурочки. Ее наигранная невиновность и непонимание раздражали еще сильнее. Мартин мог умереть в любую минуту, чудом остался жив и неизвестно, что дальше с ним будет, а эта дура даже ухом не ведет. Гнев тугим узлом засел в груди и болезненно жёг, во рту пересохло, а руки так и чесались разбить что-нибудь. — Потому что… — Андрес запнулся в попытках сохранить остатки спокойствия, но перед глазами как раз так не вовремя возник образ лежащего в палате без сознания Берроте. — Потому что ты понять не можешь своим маленьким мозгом: между мной и тобой ничего больше быть не может. — держать все под контролем не получилось. — Я бросил тебя. Навсегда. Хватит пытаться все вернуть! Отвали от меня и близких мне людей. — Фонойоса не кричит, скорее выражает всю агрессию через холодный взгляд и грубость в голосе. Татьяна упрямо смотрит, скрестив руки на груди. Она не показывает насколько больно слышать данные слова, но уверенна, что по приходу домой одна бутылка вина точно будет выпита, а то и больше. Уверенность в правильности своих действий привела к необратимой ненависти. Но девушка не могла до конца принять поражение. — Я просто понять не могу… — Таня сократила между ними расстояние и, выдержав паузу, выжидающе смотря в карие глаза, спросила: — Что в нем такого, чего нет у меня? Ты всегда с отвращением смотрел на таких как он, а сейчас готов в лепешку расшибиться ради какого-то педика. Ответить трудно. Андрес даже сам толком не знает, почему так поступает и зачем переживает каждую секунду. Просто сердце подсказывает, и он готов пулей нестись к Берроте хоть с другого конца планеты. Так и сейчас, слова находятся сами собой. — Душа. — шепотом говорит Фонойоса и в глазах загорается огонёк. — Мартин искренен со мной, ему не нужны тонны новой одежды, подарки или признание в любви каждые пару минут. Рядом с ним я чувствую себя нужным, а не простой собачкой на привязи. — не хватит столько слов, чтобы описать, насколько Андрес восхищается им. Глаза начинает немного щипать, потому что при сложившихся обстоятельствах говорить такое очень больно. Но Андрес никогда больше не позволит Татьяне увидеть себя настоящего. В ее голове он холодный, наглый, влюбленный по уши парень. Пускай так и останется. Их дороги разошлись больше четырех месяцев назад. Прошлому место в прошлом. — И знай, — продолжает Фонойоса. — Я приложу все усилия, чтобы те, кто так поиздевался над Мартином, оказались за решеткой. А ты оплатишь всю его дальнейшую реабилитацию и лекарства. — он заметил немое возмущение на лице Татьяны. — Или я приглашу экспертов, они снимут следы побоев, и ты пойдешь как соучастница в преступлении. Согласись, в женской тюрьме не самые лучшие условия, а учитывая твою брезгливость… — Хватит! — перебила девушка. — Хорошо, сделаю все, что нужно, обойдемся без лишних глаз. Андрес победно улыбнулся, он поставил главные условия, и те успешно сработали, даже уговаривать долго не пришлось. Порой люди, совершая что-либо, даже не задумываются о последствиях, но стоит им только приоткрыть завесу всех образовавшихся проблем, они согласны на все, лишь бы избежать наказания. Он мог бы тайно нарушить условия их небольшой сделки и все-таки заставить Татьяну откатать срок, но пожизненное чувство вины, по его мнению, и стыд — куда более весомый груз, чем пару месяцев в колонии. — Отлично, я всегда знал, что тебе можно доверять. — Фонойоса иронично ухмыльнулся и подмигнул ей. — А теперь, au revoir, и больше не суйся ко мне.au revoir (с франц.) — прощай.
Андрес плавно коснулся тыльной стороной ладони ее щеки и стер пальцем одинокую слезу. Кажется, именно в этот момент вся самоуверенность Татьяны разбилась вдребезги, и она поняла, что не может предоставить ничего весомого взамен. Пытаться спасти остатки и так уже давно увядшей любви — гиблое дело, не заметишь, как сам потом будешь пожинать плоды содеянного. Оставляя Татьяну одну, стоять посреди холода, Фонойоса ни о чем не думал и не жалел. Ему просто все равно, как она выкрутится из ситуации, где достанет деньги и как ее жизнь сложится в дальнейшем. Волновало только состояние Мартина и то, как ему сейчас тяжело бороться за жизнь, находясь в непроглядной темноте. Спустя несколько минут Андрес остановился напротив общежития. В паре окон горел свет и изредка слышался гул громких голосов. Ему так не хотелось туда идти. Сейчас все кинутся спрашивать: что случилось, как там Мартин, не нужна ли ему помощь, а в какой он палате, а кто его избил? — отвечать на все у Фонойосы не было ни сил, ни желания. В сон пока тоже не клонило, но можно предположить, что ночью ему будут снится кошмары, а то и вовсе одолеет бессонница. Хочется на время убраться от этого шума и излишней обеспокоенности всех вокруг. И Андрес уже знает где обрести желанный покой. Недолго думая, он развернулся и пошел в сторону уже давно знакомой больницы. Странно спешить в такое место, особенно под ночь, но Фонойосу это мало волновало, он все равно шел быстрее обычного, словно уповал на какое-то чудо. По дороге он надеялся, что, возможно, Мартин уже пришел в себя, и они смогут переброситься парой слов, побыть рядом и, наконец, усмирить тревожность Андреса. Но с каждым шагом вера в лучшее угасала все сильнее. Ведь, если поразмыслить, Берроте получил сильнейшие травмы, для некоторых даже несовместимые с жизнью, за пару часов он никак не сможет восстановиться и вернуться в сознание. «Мне бы его только еще раз увидеть» — думает Андрес, шустро поднимаясь по ступенькам здания. — Прошу прощения, — решительно начинает он, подходя к дежурному врачу. — Мне нужно в триста десятую палату, срочно. Мужчина, на вид лет сорока, непонимающе склонил голову и взглянул на наручные часы. Стрелки показывали пол восьмого вечера. — Молодой человек, вы время видели? — его мягкие черты лица чуть огрубели. — Посещения запрещены, приходите завтра. Но Фонойосу совсем не устроил такой расклад. Какое завтра? Может у него сегодня последний шанс увидеть Мартина живым и услышать надоедающий писк кардиомонитора, а из-за какого-то строгого мужика все может пойти коту под хвост. Нет уж, такому не бывать. Не для этого он потратил столько нервов. — Сеньор, — говорит Андрес спокойно. — Мне правда нужно именно сейчас, максимум десять минут, и обещаю, вы меня больше никогда не увидите. Но врач, видимо, был подкован в таких делах, так что никакой реакции не последовало. — Тогда давайте каждого пускать в палаты к больным, — такой настрой начинал подбешивать, — Меня не интересует в какое время вы захотели посетить свою мать или кого-либо другого. — Зато меня интересует, — Фонойоса кратким жестом протянул врачу пятьсот евро и слащаво улыбнулся. — А к матушке и правда стоило бы заехать, давно не видел ее, спасибо, что напомнили. Дежурный упрямо уставился на протянутую купюру и настороженно огляделся вокруг, высматривая, не попадают ли они в объектив одной из расположенных камер. — Возможно, вы правы, — он аккуратно взял предложенные деньги и спрятал их в кармане черных брюк. — И я могу сделать одно исключение, пройдемте. Андрес плавно кивнул и пошел следом за врачом. Упустим тот факт, что он только что отдал больше половины стипендии, и ближайший месяц придется жить с накопившихся денег, а их, к слову, не так много, но банально посидеть рядом с Мартином того стоило. За такое можно отдать любую сумму, ведь это просто бумажки и ничего больше. Одни умники когда-то договорились их использовать, тогда-то и возникли задатки коррупции. Но смысл в них, если купить человеческую жизнь и здоровье нельзя? — Правильно, абсолютно никакого. Тут-то, деньги и обесцениваются, превращаются в разукрашенную чернилами бумагу. — Надеюсь, пятнадцати минут вам хватит, — сказал врач, смотря как Фонойоса поправляет надетый секундой ранее халат. — С головой, — отвечает тот и с легкой неуверенностью заходит в нужную палату. Время тут кажись замерло, и с его первого визита ничего не изменилось. Мебель все на том же месте, белые жалюзи наполовину закрыли собой верхнюю часть окон, а писк аппарата сходится с биением собственного сердца. У Андреса даже на секунду проскользнула мысль, что даже сейчас они с Мартином одно целое, раз в трудный момент их сердца бьются в унисон. Он подходит ближе, аккуратно берет в руки недалеко стоящий стул, стараясь не создавать лишний шум, словно боится, что Берроте может проснуться, но все увы не так утопично, как хотелось бы. Фонойоса сидит в нескольких сантиметрах от постели и не знает с чего начать. Хочется просто пробыть тут сколько возможно, пока первые лучи солнца не покажутся из-за горизонта. Андрес осторожно касается руки Мартина и ощущает кончиками пальцев несвойственный тому холод. Поверить сложно, что Татьяна может быть настолько жестокой и черствой, раз смогла смотреть, как два урода избивают невинного человека. Для тех двух громил Мартин представлял из себя только цель, которую необходимо устранить, но они даже не догадывались какую цепочку из ненависти запустили, нанеся первый удар. Необратимый эффект домино сейчас показывал себя во всей красе. Но найти и посадить — одно, а не чувствовать привычно исходящее тепло — другое. Самым страшным для Фонойосы сейчас было увидеть прямую линию на мониторе и понять — это конец. И сколько потом не надрывайся, ничего вернуть не получится. — Мартин, прости меня, — шепчет отчаянно Андрес склонив голову. Сколько еще предстоит извиняться? Медленно умирать от надоевшей вины невыносимо. Понимание, что ты ничего больше не можешь сделать, однако так хочется, больно сводило скулы. Только недавно они проводили вместе время, смотрели на звезды, рассказывали о планах на будущее, а теперь все оборвалось за считанные минуты, поставило последующее под вопрос, и ответ не виднелся на горизонте. Проблемы давят на плечи эмоциональным грузом, и волей-неволей Андрес ощущал, что уже не выдерживает. Его молчание и неуверенность в себе привели к ужасным последствиям, хотя он мог кричать на весь университет, что любит, что счастлив, не боится показать чувства, и все это держа за руку самого дорого человека в мире — Мартина Берроте. — Я просто ужасный друг, — причитает тихо Андрес, пусто смотря в пол. — Ты заслуживаешь всего самого ценного на планете, понимаешь? — он говорит так, будто тот его услышит и сможет ответить, но до ушей, точно сквозь вату, доносится знакомый писк. Как же он сейчас хотел услышать звонкий голос Мартина, увидеть на лице здоровый румянец и ощутить искренние и теплые объятия. Только преграда из внутренней неопределённости и борьбы встала между ними, как та самая стена, разделяющая комнаты. И в попытках ее обойти или перелезть Фонойоса не заметил, как все наоборот усложнял, можно же просто сломать ее и не быть заложником угнетающих мыслей. Почему он не додумался до этого раньше? — Чтобы что-то обрести, нужно что-то потерять, в данном случае самого себя. Первая пара соленых капель неспешно стекает по щекам, а за ней стремится еще одна. Слезы сожаления, грусти и беспомощности. Андрес слепо любил, но продолжал убеждать себя, что это невозможно, такой период, скоро пройдет. Но боль в груди с каждым днем только усиливалась и никак не хотела уходить. Он окончательно устал сдерживать себя, одёргивать каждый раз от лишнего движения и бояться быть непонятым. Дотянул до того момента, где теперь все зависит от времени. — Мне жаль, — Фонойоса поднимает взгляд на Берроте. — Мне очень жаль, что так вышло, но… — он стирает ладонью слезы и с трудом сглатывает ком в горле. — …я тебя не брошу, ты самое дорогое, что у меня есть. — голос дрожит, а слова становятся невнятными. — Не знаю, как описать то, что я чувствую, просто… — Андрес сильнее сжимает руку Мартина, переплетая пальцы. — Ты мне не безразличен, до такой степени, что… — глупая улыбка заставляет ощутить свою слабость. — Я хочу драться за тебя, защищать, быть рядом, оберегать, оставаться собой в конце концов… Он чуть отодвигается и, наклонившись вперед, касается лбом края койки. Говорить такое необычайно сложно, будто впервые Фонойоса не страшится самого себя, своей особенности и пристрастий. Обидно, что для осознания потребовались пережить такие условия и события. — Ты доказал мне, что любовь нечто большее, чем простые поцелуи. Это то, без чего люди не смогли бы существовать. На таком моменте во многих голливудских фильмах герой фантастическим образом тихо приходит в себя и прекрасно слышит слова оппонента, а после легко гладит того по голове и, ничего не говоря, улыбается, пока второй пребывает в шоке. А дальше по сюжету все счастливы, больной быстро встает на ноги, они переезжают, живут долго и счастливо, а потом зритель видит титры и, выходя из кинотеатра, отправляется дальше по делам. Но для Андреса все не было фильмом, а представляло из себя реальность, жестокую и безнадёжную. Время подходило к концу и, к несчастью, следовало уходить. Просидев молча еще несколько минут, Фонойоса поднялся и нехотя отпустил руку Мартина, а после задержал на нем взгляд. Тот все такой же несвойственно спокойный. Андрес старался отложить данный образ у себя в голове и вспоминать время от времени, если все затянется на неопределённый срок, но в одном он точно был уверен: Берроте выкарабкается рано или поздно, он не из тех, кто сдается в самом начале пути. — Родственник ваш? — поинтересовался дежурный врач, остановив Андреса в коридоре. — Нет. — с уверенностью ответит он. — Очень близкий друг, всего доброго. Снимая халат по пути к выходу из больницы, Фонойоса не чувствовал уже такого сильного груза на душе как раньше, словно та воображаемая стена дала трещину, небольшую, но уже хоть что-то. И через образовавшуюся щель он мог увидеть их далекое, но совместное будущее. «Знаю я тебя совсем недолго, но уже успел всем сердцем полюбить…» — рождаются строчки нового стихотворения в голове.***
Следующий день не отличался особыми яркими красками и приливом эмоций, все как раз наоборот. Андрес впервые за долгое время не пришел на пары, так как просто не хотел привлекать к себе лишнего внимания и ловить в коридорах взгляды незнакомых студентов с разных курсов и факультетов. Еще ночью, перед тем как лечь спать, он успел прочесть на сайте университета о случившемся. А в комментариях под постом неравнодушные учащиеся высказывали свое возмущение, шок и пытали надежду на хороший исход, желая пострадавшему скорейшего выздоровления. Но это не успокаивало. Да что они могут знать о Мартине? Что могут чувствовать? Многие его первый раз в жизни видели и уже так жалели. Будто у него нет никаких шансов и лишь такая гадкая жалость способна как-то облегчить душевную боль от потери. Андрес злился и не мог успокоится. Потому что осознание, что большинство этих людей сейчас дома, в целости и сохранности, в окружении близких, заставляло завидовать. Пока одни бездушно выражали свою виртуальную поддержку, сидя в обнимку со своей второй половинкой, он нервно ворочался на кровати, пытаясь прогнать плохие мысли из головы. Но чем сильнее Фонойоса себя накручивал, тем страшнее становилось. Стены комнаты давили, в определённый момент даже постельное белье показалось на ощупь каким-то жестким и колющим. Неуютно и пугающе тихо. Этой ночью он так и не смог уснуть. Сбежать в давно знакомый и полюбившийся парк показалось одной из самых разумных идей. Андрес хотел на время полностью изолироваться от общения с кем-либо, разобраться в себе и не откладывать в долгий ящик дело с поиском обидчиков. На телефоне уже несколько пропущенных от Серхио, и внезапно пара сообщений от Найроби: «Как ты?» и следом: «Надеюсь все в порядке». Хотелось ответить и перезвонить, но что сказать? Непонятно, когда наступит то самое «в порядке», ведь жизнь превратилась в огромный знак вопроса. Все сводилось только к сочувствую и жалости, в которой он сейчас меньше всего нуждался. Отбросив затею наладить контакт с братом и подругой, Андрес не заметил, как оказался на той самой аллее парка, что и вчера утром. Пройдя чуть дальше он отыскал ту же скамейку, и уголки губ дрогнули в грустной улыбке. Еще вчера они с Мартином души не чаяли друг в друге, смеялись, мило беседовали и от скуки делали фотографии. — Ну посмотри на себя, похож на спящего барашка. — Ты только что обозвал меня бараном? А сегодня, все растворилось как дымка в тумане, и воображаемые силуэты испарились с поля зрения, оставляя за собой только эхо в голове и боль в груди. Фонойоса плавно присел на лавочку и ощутил дежавю, только по правую руку теперь никто не сидел, лишь шустрый ветер оставлял за собой шлейф холода. Андрес закрыл на секунду глаза, стараясь вернуться в прошлое и представить, что все происходящее сейчас — очередной кошмар и у него настоящего все на самом деле прекрасно. Но даже просидев так пол минуты ничего не изменилось, увы, убежать от случившегося уже невозможно, и он пытается наивно обмануть самого себя. Перед глазами все осталось прежним, но словно потеряло раннюю красочность и яркость, ведь главный солнечный лучик сейчас находился в больнице. От отчаяния Андрес вглядывается в каждую окружающую деталь парка. Возможно, за одним из деревьев тихонько стоит Мартин и с каждой попыткой его найти, прячется все лучше и лучше. Фонойоса опасался так и не победить в этих мнимых прятках. По спине пробегались мурашки от мыслей о том, что спустя время он может забыть запах Берроте, его черты лица, глаза, смех и полюбившийся голос. Ему необходим глоток свежего воздуха и немного теплоты, пускай даже и кратковременной. Так, кстати, он вспомнил об одном видео у себя на телефоне, снятом в первые дни после знакомства. Обычная глупая затея, на всякий случай, тогда никто даже не думал, что пересматривать его придется при таких обстоятельствах. Но поговаривают, что люди фотографируют и снимаю то, что больше всего боятся потерять. И для Андреса самым ценным являлся Мартин, с самого начала. Недолго думая, он надел наушники и на несколько минут предался воспоминаниям. — Та-а-к, снимаю… — Фонойоса аккуратно поставил телефон под деревом и отошел назад к сидящему на траве Мартину, тот робко помахал в камеру и скромно улыбнулся. — Это обязательно? — спросил он тихо, заканчивая настраивать гитару. Они сидели на декоративном газоне недалеко от университета в период большого перерыва между парами. Андрес еще с первого дня влюбился в то, как Берроте мастерски играл и исполнял песни, поэтому попросил того сбегать в общежитие за инструментом. — Конечно, не бойся, играй. — Фонойоса улегся рядом и положил голову к другу на колени, а руки сцепил в замок на груди. Берроте бросил на него скептический взгляд и легко вздрогнул. Исполнять песни в открытых местах ему еще никогда не приходилось и сюда могли сбежаться студенты вокруг. — Хорошо, и что же? — он призывно провел пальцами по струнам, те звучали идеально и звонко. — Что-нибудь своё. — Андрес сощурился от яркого солнца и уставился на Мартина снизу верх, наблюдая как лучи аккуратно очерчивают его лицо, а тень от листьев отбивается на футболке. Но на такую откровенную просьбу тот лишь издал краткий смешок и покачал головой. Знакомы всего ничего, а уже просят показать что-то личное. Он обязательно сыграет, но позже. — В другой раз, мы пока не так близки, — Мартин подмигнул и отвесил Андресу легкий щелбан. — Ай. — Фонойоса недовольно застонал и показательно повернул голову в другую сторону. Обиделся. — Не дуйся, просто подожди немного. — Берроте поудобнее устроил гитару у себя в руках и перебрав первые струны, тихонько начал играть. Тот самый день, когда они смогли недолго побыть наедине вдалеке от остальных. Насладиться совместной любовью к творчеству и отдохнуть. Момент, когда понимаешь: вот оно равновесие и желанный покой — рядом с родственной душой. Тогда Мартин пел нашумевшую когда-то «Someone to you», и, к сожалению, в период съемки только один из них понимал настоящий смысл песни и лишь спустя время дошло и до второго. Андрес наблюдал за происходящем на экране и не мог перестать улыбаться, искренне, впервые за последние несколько дней. — Браво, ты как всегда лучший. — сказал Фонойоса после того, как Берроте сыграл последние аккорды. Тот отложил гитару в сторону и кратко поклонился. — Спасибо, все для тебя. — Мартин вздохнул и обессиленно лег на траву. Впереди еще две пары и семинар по инженерии, на котором, как им объяснили утром, комиссия будет проводить жесткий и строгий опрос. Хотя ему нравилось думать, что он там не один, а с Андресом, а это самое главное. — Как думаешь… — вдруг начал Фонойоса, прерывая минутное молчание, задумчиво поднося палец к губам. — Может совместить наши умения? — он поймал на себе непонимающий взгляд Берроте. — Ну, я как лирик напишу текст, а ты создашь музыку. — Предлагаешь исполнить твои стихи под мою гитару? — в глазах Мартина на секунду блеснула маленькая искорка, заметная только им двоим. Идея и правда звучала сногсшибательно. Они оба мыслили и шли в одном направлении, излагали похожие темы в собственных творениях. Может, используя разные способы создания и подачи, но объединенные одной темой. Темой любви. — Что-то типа того, да. — на лице Андреса мелькнула хитрая ухмылка. Он уже предвкушал все тонкости создания шедевра, пускай это и был пока черновой вариант затеи. Они одновременно тихо засмеялись и пообещали когда-нибудь воплотить задуманное. Все прекрасное создается внезапно, и обычно, чем сильнее ты вдохновлен и предан делу, тем лучше получается результат. А Мартин и Андрес действительно хороши в том, чем занимались в свободное время и тогда, задумав, казалось бы, что-то невообразимое, они стали чуточку ближе друг к другу. На таком незамысловатом моменте видеозапись обрывается и Фонойосе снова приходится ощутить неприятную пустоту внутри. Складывалось впечатление, что со дня записи видео прошел не месяц, а десятки лет. И перед ним только что предстали совершенно другие люди, из далекого прошлого. Счастливые, не обремененные проблемами, живущие одним днем и желанием сделать что-то общее. Но той идее так и не суждено было стать реальной, потому что спустя четыре дня произошла их первая ссора. Почему некоторым дается все на блюдечке с голубой каёмочкой, а другим отведен короткий промежуток времени перед сложнейшим испытанием? — Трудно ответить, но жизнь штука несправедливая. Спрятав телефон в карман, Андрес начал думать, что делать дальше. Он мог бы просидеть в парке весь оставшийся день, но проблемы это б не решило. Ждать звонка от врачей о том, что Мартин пришел в себя? — Так может и не одна неделя пролететь, не подходит. Оставался один из последних вариантов — разобраться в себе и не вспоминать прошлые отношения. Нужно поговорить с кем-то. Первым в голову пришел Серхио, но Фонойоса решил пока оставить брата в покое и не докучать, он и так уже много для него сделал. Та и младший несильно подкован в любовных интригах и не очень любил говорить на такие темы. А разговор предстоял невероятно долгий. Почему-то вести диалог о возможной симпатии к парню хотелось с девушкой, будто та примет признание с осторожностью и пониманием, а не смехом и дальнейшими подколами. Тут Андрес вспоминает про недавние сообщения от Найроби и решается на рискованный, но нужный шаг. Гудки длятся недолго, и уже через пару секунд на том конце провода послышался голос Агаты. — Привет, все в порядке не переживай. Слушай, я зайду к тебе через полчаса, нужно очень срочно поговорить. — Фонойоса поднялся со скамейки и поспешил вернуться в общежитие.***
На удивление в коридорах здания стояла редкостная тишина, словно все спали, но до ночи еще далековато. За эти тридцать минут Андрес успел переодеться и усмирить образовавшийся на голове хаос, к сожалению, легкие синяки под глазами спрятать невозможно, но при его моральном и физическом состоянии они даже подходили, добавляли образу усталости и разбитости что ли. Комната Найроби находилась совсем рядом, поэтому через несколько мгновений он оказался на пороге, сталкиваясь взглядом с подругой. Она подорвалась с кровати и встала напротив Фонойосы изображая немой шок. Видела Агата его таким первый раз за всю жизнь. Но от этого ничего между ними не изменилось. Андрес ей слегка улыбнулся и подойдя ближе, заключает в крепкие объятия, а та на них отвечает. Найроби пахнет странно, но одновременно и изысканно. Не вызывающе как Токио, не слишком брутально как Денвер. Легкий запах сигаретного дыма, цветочные духи, с выраженной ноткой сирени. Она, погодя, отстраняется, всматриваясь в карие, слегка покрасневшие глаза напротив. — Выглядишь, мягко говоря, не очень, — Хименес улыбается и от абсурдности сказанного издает тихий смешок. — Есть такое. — отвечает Андрес. Ему не обидно, ведь это правда. Было бы время и возможность отвлечься от вечно гнетущих мыслей, он бы и поспал нормально, и поел чуть больше, чем виноград и несколько конфет с ликёром. Они присели напротив друг друга на одну из кроватей. Последние лучи солнца мелькали над Мадридом и пытались проскользнуть сквозь плотно задернутые шторы. Вокруг стоял легкий беспорядок, но это не делало хуже, наоборот создавало атмосферу уюта и комфорта. Освещение слабое, стоял успокаивающий полумрак. — Ну как он? — с надеждой в голосе спросила Найроби, легко взяв Фонойосу за руку. — Он… — тот помедлил с четким ответом. С одной стороны, можно соврать и не посвящать других, а с другой Андрес пришел сюда разобраться и получить поддержку. Правда печальная, зато настоящая. — Плохо, если говорить честно. — он выдохнул в попытках собраться с мыслями. — Не спеши, успокойся… — Агате на самом деле жаль, что помочь она может только так, но сделает все возможное, только бы все наладилось. — Я не могу. — Фонойоса опустил взгляд и прикусил губу. — Мартин весь в каких-то проводах, трубках, бинтах… — говоря это, он снова вспоминает тот вчерашний образ из больницы, жуткий, не оставляющий веры ни на что. — Врачи установили ему пластину на ребро, господи… — от собственных слов становится страшно и больно. Андрес закрывает лицо руками, а Найроби спешит его приобнять и погладить бережно по макушке. Такое событие ударило по всей их компании, но с разной силой. Кто-то переживал меньше, а кому-то досталось больше всего. Разговор обещал быть долгим, но не таким тяжелым уже с первых минут. Фонойоса сжал зубы сдерживая подступившие слёзы, сейчас не та ситуация, чтобы разводить сопли. Ведь вместо ожидаемого отторжения он получил успокоение и сочувствие. Дверь в комнату внезапно открылась и из коридора показался Серхио. — Найроби, ты… — он внезапно замолчал, наблюдая за увиденной картиной. Девушка жестом показала ему выйти отсюда и как можно скорее, но Маркина, кажется, все еще пребывал в ступоре. — Я просто хотел сказать… — Серхио, выйди отсюда ради Бога. — сказала повышенным тоном Агата. — Видишь, не до тебя сейчас. Тот кратко кивнул и, выйдя, закрыл за собой дверь. — Научи уже брата стучать. — сказала она, смотря на Андреса. — А если б мы тут ну… — в ответ получив недовольное выражение лица, Найроби закатила глаза. — Та расслабься, я шучу. — Я так и понял. — Фонойоса все не знал, как перейти к основной теме разговора, поэтому выпалил как на духу: — Короче, если долго не томить, то я не могу понять, что чувствую к Мартину. Найроби терпеливо молчала в ожидании продолжения, но в голове уже взрывались салюты от услышанного. Обычно с таких слов начиналось длинное признание и раскаяние. — Я даже за Серхио так никогда не переживал в свое время, как за него сейчас и это… — Андрес запнулся в попытках подобрать подходящее слово. — … необычно? Как в новинку для меня, понимаешь? Агата кивнула и улыбка на ее лице стала еще шире. — Но я раньше такого не ощущал, даже в старых отношениях. — С Татьяной, которая на музыкальном учится? — перебила его подруга. — Да. — подтвердил Фонойоса, не замечая, что дышится легче. — А с ним все другое, особенное… Описать все, что чувствуешь — невозможно. Ты примерно высказываешь ассоциации с внутренними ощущениями, стараясь подобрать подходящие фразы и слова, но в действительности все намного глубже и сложнее. Любить это как читать между строк: вроде вся суть на поверхности, но если присмотреться — наталкивает на размышления. — Послушай, — тихо начала Найроби коснувшись руками плеч Андреса. — Ты сам загоняешь себя в рамки, боишься ощутить боль, как при расставании с Татьяной. — Хименес переместила руки чуть выше на шею, а после коснулась щек. — Но Мартин — не она. Пойми, играть на два фронта не получится, уже и так много чего произошло, признайся себе в очевидном. Неважно какой у человека пол, главное, что вы любите друг друга и счастливы вместе. Фонойоса стыдливо посмотрел в сторону, не зная, что ответить. Непривычно слышать такое от другого человека, будто тебя знают со стороны лучше, чем ты сам. Выглядело, мягко говоря, пугающе. Но ему уже двое людей пытались доказать очевидное, кричали во все горло и подталкивали как маленького. — Вот, ты любишь его больше чем просто друга? — продолжила Найроби. — Д-да, — голос Андреса непривычно дрогнул. — Он все для меня. — Не слышу уверенности в голосе, давай. — Агата уселась поудобнее и взяла того за обе руки. — Не заставляй вытягивать из тебя слова. — Я… — Фонойоса выдохнул перед тем, как признаться самому себе в необратимом. — Влюблен в Мартина. В этот момент мнимая стена в голове разбилась окончательно, а осколки растворились. Да, совсем маленькое достижение, но уже одной проблемой меньше. Найроби победно закричала и снова кинулась на Андреса с объятиями. Это действительно победа, самая настоящая, для всех них. Страшнее признания личных чувств может быть только их полное отвержение и муки совести. Сейчас, крепко прижимая подругу к себе, Фонойоса понял, что нет ничего невозможного, и раз он смог переступить через себя и свои старые комплексы, травмы, то и Берроте поправится очень скоро и тогда-то он и сознается в возникшей любви. Тут опять без предупреждения послышался скрип двери. Все тот же неугомонный Серхио. — Ребят, это правда очень важно! — сказал он, нервно поправив очки. — Да говори уже. — пробурчала недовольно Найроби. — Тут такое дело… — Маркина показательно откашлялся, пытаясь убрать ком из горла. — Мне звонил врач. Мартин пришел в себя.