На чужой стороне

В этот раз одежды, выданные ему на смену прошлым, черных цветов. Грубоватой ткани, простого кроя, с каким-то незатейливым красным узором. Но выглядят они все равно более привычно. И, кажется, такая цветовая гамма нравится Сюэ Яну. По крайней мере, выглядит тот, как лис, вышедший на след кроля, довольно жмурясь и сверкая взглядом, пока рассматривал Усяня со стороны. Еда тоже становится лучше. Все еще не изыски, но жареное мясо все лучше варенных овощей. Иногда Сюэ Яну удается раздобыть и притащить кувшин вина, которым щедро делится со своим пленником. Не делится Сюэ Ян только сладким, изредка шурша обертками от конфет и разбрасывая их по всей мастерской, но Усянь и не настаивает. Вино прельщает его больше. Можно сказать, что жизнь входит в привычную колею, если не считать некоторых но. Вэй Ин выясняет, что, несмотря на свое весьма легкомысленное поведение, Чэнмей натура увлеченная, легко зацикливающаяся на чем-то. Поэтому он копошится с ним в записях исследования Темного Пути и разбирает вместе формулы талисманов. Этого оказывается достаточно, чтобы Сюэ Ян сосредоточился на деле и забыл обо всем остальном. В частности — перестал украдкой поглядывать Усяню ниже пояса. Хотя Вэй Ину иногда становилось мерзко от того, с каким азартом и весельем Сюэ Ян копошился во внутренностях свежего трупа, о происхождении которого Усянь старался не думать совсем. Однако, дело увлекает и его самого. Ему всегда нравилось возиться с новыми заклинаниями и талисманами, придумывая и разбирая что-то специфичное. Живой ум быстро находит новые и новые варианты того, как это можно было бы использоваться, но, несмотря на часто вспыхивающее желание обсудить это с единомышленником, Усянь вынужденно поджимает губы и молчит. Как бы легко они не находили общий язык с Чэнмеем, ему приходилось напоминать себе, что тот работает для Вэней, и все их открытия Темного Пути пойдут на то, что Жохань будет становиться сильнее и сильнее. Хватит с него и того, что уже есть. Хотя частью мыслей все же приходилось делиться, чтобы поддержать видимость общего труда, да и сам он иногда увлекался настолько, что забывался, но большую часть Усянь все же оставлял себе. Чэнмей жил в своей же мастерской. Почти. Две из четырех дверей из мастерской вели в кладовки, где было безразборно свалено все, что уже не помещалось на столах и полках, одна вела во внутренний коридор дворца, а еще одна в небольшое помещение, отличающееся от кладовок только тем, что там не было ничего, кроме циновки. Первую ночь они проводят на одной, и, хотя вечером они укладывались по разные ее края, утром Усянь проснулся, опутанный чужими конечностями. Сославшись на то, что циновка была узкой, он забывает об этом, а Сюэ Ян честно притаскивает вторую. Впрочем, ширины помещения хватает только на то, чтобы обустроить ее бок о бок с первой, и изменило это в итоге мало что — по утрам они просыпались вместе, прижатые друг к другу. Утром Сюэ Ян разжимает сплетенные вокруг торса руки и снимает перекинутую через бедра ногу, зевая и поднимаясь на ноги, как будто ничего не было. Усяня это устраивает. Так, по крайней мере, спать куда теплее, и пока Сюэ Ян не придает этому большого значение — Усянь поступает также. — Давай его распилим и посмотрим, будет ли он двигаться по отдельности? — Маньячный блеск глаз Чэнмея и грубые слова уже тоже становятся привычными. — Кому нужен распиленный надвое мертвец? Он же бестолковый! — опираясь о стол по другую сторону, нависая над очередной незадачливой жертвой, отданной им на эксперименты, Усянь пытается удержать Сюэ Яна от очередной извращенной идеи, понимая, что у того просто приступ кровожадности. — Зато весело! — Не слушая возражений, он смеется, но неожиданно стихает, уставившись перед собой, словно прислушиваясь. — Твою ж…. Раздевайся! — Что? — Вэй Ин опешивает, рассеянно сморгнув. — Быстро! — Сюэ Ян бросается к столу через один от тех, у которого они стояли, и без разбору сваливает на пол все, что на нем лежало. Хотя выбирает тот явно прицельно — на этом столе, по крайней мере, не было ничего бьющегося и жидкого. Или почти не было. До Усяня отлетает только отголосок чужого голоса, разносимый эхом широкого коридора, но он сразу все понимает. Пальцы от чего-то начинают дрожать, и он путается в завязках, скинув верхние одежды, но замедлившись на нижних. Сюэ Ян недовольно рычит, вихрем оказываясь рядом, сильным рывком дергая воротник в сторону, от чего завязки просто рвутся, позволяя полам рубахи расползтись. — Что ж ты как девица на первом свидании, медлишь и стесняешься? — шипит он в раздражении, толкая ладонью в перчатке Усяня в грудь, заставляя отступить к расчищенному столу. Вэй Ин, расслабившийся за эти дни покоя, с трудом осознает, что ему делать, но все же забирается на край. Сюэ Ян неожиданно бросает ему прямо в лицо горсть какого-то порошка. Тот разлетается в воздухе белым облачком, попадая в глаза, нос и рот, заставляя зайтись кашлем, а зрение помутиться от выступивших слез. На плечо давит ладонь, откидывая спиной на стол, на запястья халтурно ложится грубый жгут, конец которого всовывают ему в пальцы. Усянь каким-то чудом, сквозь душащий его кашель и плывущие перед глазами пятна, понимает и зажимает конец так, чтобы его не было видно и казалось, будто руки надежно связаны. — Кричи, — Доносится до него сквозь туман голос Чэнмея, веселый и ироничный. А потом в бедро выше колена входит лезвие кинжала. Усянь, нисколько не играя, громко вскрикивает и выгибается на столе, вскидываясь, чтобы уйти от острого лезвия. Сюэ Ян хватает его за запястья, перехватывая жгут на них сам, так как Усянь выпускает конец от боли из пальцев. Затягивает его руки за голову, прижимает к столу. Горло рвет от надсадного крика, и Вэй Ин заходится кашлем, ощущая, как тот раздирает все изнутри до тех пор, пока кровь не вспенивается на губах. Он сплевывает ее, чтобы не захлебнуться, не особо разбирая куда, слыша сквозь вставшую в глазах тьму безумный смех над собой. Дверь распахивается именно в тот момент, когда он захлебывается кровью, стекающей ему по подбородку и горлу, капающей на стол. — Знаешь, я был неподалеку и решил заглянуть, проведать, как тут у вас дела, — голос Чао сквозит брезгливостью. Тому явно не нравится находиться в этой мастерской, он осматривается с презрением на разведенный бардак, покрытый сажей от свечей потолок, труп в углу. Чжулю, как и всегда, за его спиной, безучастный и тихий. Между ними и Усянем с Сюэ Яном стеллажи, просматриваемые насквозь, но заваленные не меньшим числом хлама, и от того сквозь полки угадываются только смутные очертания фигур. — Польщен, польщен, — смеется Сюэ Ян, пользуясь плохой видимостью, чтобы зачерпнуть крови из лужи на столе, скопившейся у пореза на бедре, и обмазать ею бок задыхающегося от яда Усяня. — Второй господин Вэнь впервые приходит в мою мастерскую. Я думал, вам тут не интересно. — От чего же, — брезгливость удерживает Чао на пороге некоторое время, но из-за того, что он с трудом находит источник звуков, ему все же приходится шагнуть в помещение. Гордость не позволяет ему сказать, что вид плавающих в банке глаз и разложенный в углу труп настораживают его, приходится сделать вид, что чужое безумие не пугает его. — Ну тогда прошу, осматривайтесь. Вы как раз вовремя, мы только собрались поиграть. Верно, сладкий? — пальцы в перчатке давят на разрез в бедре, из которого все еще торчит кинжал, и Усянь, схаркивая кровь, кричит снова. Чао наконец обходит ряд полок, и картина предстает перед ним целиком. Хотя он сам доводил Усяня до паскудного состояния, сейчас зрелище кажется ему мерзким: тот извалян в собственной крови, бледен и покрыть сетью черных вен, а мечущийся по помещению взгляд, словно слепой, совсем бессмысленный. Чао передергивает плечами, поддергивает рукава своего ханьфу и скрещивает руки на груди, чтобы скрыть дискомфорт. — Я велел не убивать его. Он выглядит как при смерти, — сетует он недовольно, переводя взгляд на безумно ухмыляющегося Сюэ Яна, сверкающего взглядом в неровном свете свечей что демон в ночи. — О, он не умрет. Я же обещал, — Чэнмей смеется, но осекается, вынужденный с силой навалиться на прижатые к столу руки, потому как Усянь принялся усиленно дергаться, пытаясь выбраться. — Прекрати брыкаться, — ухватившись за рукоять кинжала, Ян проворачивает его немного в ране, заставляя Усяня кричать вновь. Чао морщится от этого звука, переводит взгляд на окружающую обстановку. Вздыхает тяжело и снова смотрит на Сюэ Яна, не в состоянии скрыть неприязни на своем лице: — Если сдохнет — будешь отвечать. Но так и быть, развлекайтесь, а у меня еще остались важные дела. — Вот как? Спасибо, спасибо, приходите еще! — кричит Чэнмей уже в спину спешно удаляющемуся Чао и смеется вновь. Ждет еще несколько мгновений от того, как за тем захлопывается дверь, и тянет Усяня за руки сесть. Того трясет от болевого шока, и он действительно слепо шарит глазами по сторонам, отхаркивая кровь на каждый выдох. Сюэ Ян сует ему в зубы какую-то склянку, сгребает волосы в кулак и запрокидывает голову, заставляя пить, давясь антидотом и кровью. Вэй Ина рвет несколько минут к ряду, Сюэ Ян оставляет его, склонившимся с краю стола, ногой подопнув таз ближе, чтобы уборка после заняла меньше времени. Сознание Усяня гаснет, а по пробуждению он смутно ловит себя на мысли, что нечто подобное уже происходило. Потому что просыпается он в узкой полутемной каморке, окруженный запахом лечебных трав. Правда, в этот раз состояние весьма паршивое. Голова раскалывается так, что тяжело шевелить ей в любую сторону, а бедро горит нестерпимым огнем. С трудом сев, он обнаруживает на ноге толстый слой бинта, а на обнаженном торсе роспись лечебных мантр. И где только выучил? За дверью что-то брякает. Когда ему удается подняться и, хромая, выйти в мастерскую, он видит Сюэ Яна, увлеченно сортирующего свитки. — Проснулся? — Улыбается тот с привычной толикой кровожадности и так, словно ничего особого не произошло. Хотя Усянь не чувствует, что должен устраивать сцены — это ведь было в его интересах, чтобы Чао не подумал требовать его обратно. И все равно было как-то паскудно. — Ты меня чуть не прикончил, — включая часть своего актерского таланта, жалуется он, с трудом наступая на порезанную ногу и подходя ближе. Чэнмей через плечо отбрасывает один из свитков, видимо, определенный к бесполезным, в груду хлама в углу. — Что у тебя с меридианами? Твое ядро на месте, так почему тело так плохо справляется? — Почти озадаченно интересуется он, разворачивая один из свитков, чтобы убедиться в его содержании. — Духовная энергия должна была замедлить распространение яда. Хотя, надо заметить, все в прок — выглядел ты так паскудно, что этот дурак Чао вряд ли решится навестить тебя в скором времени. А если решится, можно соврать, что восстанавливаешься. — Чувствовал я себя, между прочим, так же паскудно, как выглядел, — бормочет Усянь, укладывая ладонь на живот в фантомном ощущении жара от перегорающих меридиан под действием чужой техники, вспоминая об этом после вопроса. — Это Сжигающий Ядра. Мои меридианы не работают. — Он и так умеет? — Сюэ Ян звучит заинтересованно и оживленно, никак не сочувствующе, хотя сочувствия Усянь от него и не ждал. Зачем оно ему, да и жестокость наемника в суждениях была уже привычна. — Мне все еще паскудно, хватит ехидничать, — Усянь прислоняется бедром к столу, на котором не так давно истекал кровью, и прикрывает глаза, борясь с легким головокружением. — Брось, яд-то был ерундовый, — Сюэ Ян, судя по звуку, отправляет еще один свиток на выброс. А потом как-то внезапно оказывается рядом. — Хочешь, покажу как быстро вывести его остатки? Вэй Ин открывает один глаз и смотрит на подозрительно улыбчивого маньяка с недоверием. Чэнмей смеется под его взглядом, находя хмурость на чужом лице забавной, и ловко подхватывает его под больное бедро, подтягивая выше, подсаживая на край стола. У Вэй Ина перед глазами все растворяется в белой вспышке от выстрелившего болью разреза, он запрокидывает голову и ударяет слепо Сюэ Яна в плечо. — Сюэ Ян! — Орет он, ничего не стесняясь, пытаясь отдышаться после вставшего в горле кома, смаргивая пелену с глаз. Тот смеется и сдвигает больное бедро в сторону, чтобы встать между ног и ухватить под оба, толкая еще выше, дальше по столу. — Не кричи так, а то стражники еще донесут, что ты тут бодр и весел, — пофыркивая, Чэнмей снова словно из воздуха выхватывает нож, и сфокусировавший взгляд Вэй Ин невольно напрягается, но тот только поддевает острием вязь бинтов, срезая их, отбрасывая в сторону и склоняясь, чтобы внимательно взглянуть на проглядывающее сквозь вспоротую кожу мясо. Свежее, кровящее. Совсем не то, что у их подопечного, ютящегося в углу. Усяня передергивает, но он успевает отстраненно подумать, что, хотя бы, рана чистая. Кто-то держит свое оружие хорошо протертым. — Сними штаны. — А так нельзя? — Хочешь, чтобы я их разрезал, и ходить после в лохмотьях? Мне-то все равно. — Можно же наложить повязку как было — поверх! Сюэ Ян вместо ответа поддевает кончиком ножа ткань штанов на краю разреза, появившегося вместе с травмой. Усянь нутром чует, что что-то изменилось, но не может понять, что — этот псих всегда ведет себя как псих, сложно угадать, какая грань безумия встала сейчас под свет. — Знаешь, я сам могу перевязаться, просто дай мне… — Сюэ Ян ловко поворачивает нож в пальцах, разворачивая его по кругу, в конечном итоге утыкая лезвие в грудь Усяню. — Я тут вспомнил, что мы кое-что упустили. Почему бы не восполнить пробелы? Если ты не согласишься, — острие прижалось к коже плотнее, прокалывая ее, — я не расстроюсь. Мне нравится, когда сопротивляются. И веревки на тебе смотрятся хорошо. — Пока Сюэ Ян воркует, заглядывая в глаза настороженно застывшему Усяню, вторая его рука расшнуровывает завязки штанов и вползает под пояс. Пальцы сгребают в горсть член и мошонку, оттягивают, разминают, пока дыхание пленника не становится тяжелее. Вэй Ин закатывает глаза, тянется перехватить за запястье ту руку, что возилась у него в штанах, но входящий глубже клинок предупреждает его действия. — Это твой способ вытравить яд? — не без сарказма хмыкает он. — Конечно, — простодушно отвечает Сюэ Ян, ухмыляясь. — Ток крови и потоотделение усилятся. Первое откачает зараженную кровь к ядру, второе заставит последние капли выделиться через кожу. Чем не способ? Приятный способ. — Все продумал, — хмыкнул Усянь. — У меня дыра в ноге, а ты хочешь совокупляться? — Мне нравится кровь, — Чэнмей клонит голову к плечу, улыбается почти очаровательно, если бы в каждом мгновении его улыбки не сквозила жажда насилия. Склоняется ближе, и прижимается губами к губам, прихватывает почти нежно нижнюю зубами, оттягивая, отпуская и снова прижимаясь. Сжимает ногу чуть ниже разреза, и Вэй Ин раскрывает рот от боли, громко выдыхая, позволяя скользнуть глубже. Чэнмей скользит, языком, вглубь, неприлично глубоко. Вылизывает приоткрытый рот, перехватывает рукой под поясницу, убирая в сторону кинжал. Подступает ближе, вжимается пахом. У Вэй Ина кружится голова, но он уже не уверен, от чего. У него чертовски болит бедро. Но от этого глубоко поцелуя, вопреки всему, внизу живота теплеет. Усянь гладит чужой язык своим, уж в поцелуях у него кое-какой опыт имеется. Чэнмей уступает, убирает свой язык, позволяет скользнуть к себе в рот, коснуться нёба. Они кусаются, оставляя отметины друг у друга на губах, заставляя их гореть от горячего дыхания, а потом Сюэ Ян лижет его губы. Усянь ловит себя на мысли, что тому явно нравится подобное, и, проверяя догадку, откланяется назад. Чэнмей тянется за ним, но натыкается на упертую в грудь руку. Отстраняется он неохотно, смотрит наполовину недовольно, наполовину растеряно. Усянь поднимает руку с его груди к лицу, скользит пальцами по линии челюсти, и надавливает двумя на припухшие губы. Взгляд у Чэнмея темнеет хуже всякой бездны, он смотрит долгие секунды, и Усянь думает, что сейчас тот его прирежет за такое. Но потом Сюэ раскрывает губы и впускает пальцы внутрь. Вэй Ин скользит подушечками по центру мягкого влажного языка, нажимает на него, вталкивает до второй фаланги и тянет назад. Разводит пальцы в стороны, прихватывая язык между ними, и Сюэ Ян толкается им в это пространство, щекоча самым кончиком основание пальцев и пространство между ними. У Вэй Ина точно кружится голова и сбивается дыхание. Пальцы влажные от слюны, воздух мастерской холодит их, когда он вытаскивает их изо рта Сюэ Яна, а тот довольно облизывается своим гибким сильным языком, коварно ухмыляясь. — Приподнимись, — ухватившись за пояс штанов, он тянет их вниз, не дожидаясь выполнения своего указа. Усянь закатывает глаза, понимая, откуда у Цзян Чэна возникла такая привычка, но приподнимает бедра, позволяя раздеть себя. — Ты настырный, — ворчит он, морщась, когда штанина сползает с раненного бедра. — А ты нежный, как капризная госпожа, — Чэнмей смеется, слабо щурясь, отвлекаясь найти что-то на полках, бросая обнаженного Усяня ждать себя на краю стола. — Давай тебя проткнем и посмотрим, как тебе будет весело? — предлагает тот, откидываясь на локти, чтобы перевести немного дыхания и не видеть ни куска мяса, проглядывающего из распоротой кожи, ни своей полувставшей плоти. Мысли о том, что его здесь совсем испортили, тихо крутятся на задворках сознания. — Я не против, если тебе нравятся такие игры, — Сюэ Яна, казалось, смутить вообще невозможно, и возвращается тот быстро, с коробкой и маленьким кувшином. — Вообще-то я против использования обезболивающего, но раз капризной госпоже так неймется, так и быть, — он черпает пальцами из коробочки густую белую мазь, не слишком аккуратно распределяя по глубокому разрезу, накрывая сверху лоскутом ткани, чтобы ничто больше в рану не падало. Усянь почти тронут его заботливостью. Разрез тут же начинает холодить, и весь нестерпимый жар сходит на нет, от чего Усянь блаженно стонет и откидывается на стол спиной. Стол, правда, холодный, и его пробирает короткой дрожью. Чэнмей оттирает лоскутом ткани пальцы от обезболивающей мази, и, сочтя свой долг выполненным, берется за второй принесенный сосуд. — Теперь ты всем доволен? — сцедив с кувшинчика на пальцы другую мазь, чуть менее густую, он упирается в стол второй рукой в перчатке и склоняется над разложенным на нем Вэй Ином, с ухмылкой задевая губами грудь, немного недотягиваясь до лица и не сильно стараясь. — Почти, — с тяжелым трагичным вздохом, Вэй Ин сгибает здоровую ногу в колене, упираясь ступней в край стола, делая доступ к телу удобнее. Он не уверен, что ему действительно понравится, особенно после неприятного опыта с Чао, но думает, что, по крайней мере, Сюэ Яну он… не доверяет, конечно, но уже почти привык к этому психу под боком. Чэнмей не аккуратничает. Толкает внутрь первый, и следом, сразу же, второй палец, скользя ими глубже, вжимая их в упругие стенки. Разводит ножницами внутри, заставляя Усяня напряженно поджать мышцы. И смотрит с этой нахальной усмешкой, впиваясь взглядом. Вэй Ин не видит ее, но чувствует кожей, когда Чэнмей накрывает губами сосок, втягивая его в рот, а следом проходясь широким движением языка по напряженной горошине. Чэнмею нравится кусаться — это Вэй Ин понимает очень быстро, потому что так же быстро оказывается покрыт укусами. Выдергивая небрежным жестом заколку из чужих волос, отбрасывая ее таким же небрежным жестом куда-то в сторону, Усянь зарывается пальцами в пряди, ухватывает у корней, тянет назад, чтобы отцепить Чэнмея от своей груди. Тот протестующе рычит, смыкает зубы на соске, заставляя Усяня вскрикнуть и ослабить натяжение. Два скользких пальца ловко двигаются внутри, сгибаясь, растягивая мышцы торопливо, заставляя морщиться и дергаться. Но давят те правильно, и вместе с проходящимся по укусам языком ощущаются не столь дискомфортно. Вэй Ин хватается второй рукой за плечо юрко сбросившего с себя ткань Сюэ Яна, прижимает колено к его боку и запрокидывает голову, жмурясь от резких движений. Пальцы внутри него скользят быстро и грубо, резко толкаясь до костяшек и также резко выскальзывая. Сюэ Ян пару раз поворачивает ладонь то в одну сторону, то в другую, растягивая кольцо мышц, заставляя Усяня задыхаться на грани боли и удовольствия. Вэй Ин не слишком понимает. На деле, Сюэ Ян и Чжулю были не такими разными. Оба действовали на грани грубости, но с поразительной точностью и уверенностью, однако сейчас, вопреки тому, что он не слишком восторженно относился к самой идее соития, у него все же стояло. Окрепший член лежал на бедре, пульсируя от притока крови, изнывая от нехватки прикосновений. Сюэ Ян не трогал его в паху, используя руку в перчатке только для опоры или чтобы уложить тело в более удобную позицию, и Усяню чудится в этом странное: словно тот понимает, что такое прикосновение к чувствительным местам будет неприятно. И все еще, на подсознательном уровне, стесняется своего дефекта. Потому не может перчатку снять даже тогда, когда на нем ни клочка другой ткани. — Держи здесь, — заведя его ногу себе на талию, Сюэ толкается внутрь, издав нечто подозрительно похожее на довольное урчание. Усянь отвечает громким стоном, ощущая, как внутри снова распирает горячая твердая плоть. Говорить о том, что у Чжулю орудие было более внушительным, он не собирался, еще не хватало сравнивать члены своих мучителей, тем более, что втиснувшаяся в него плоть Сюэ Яна все также давила внутри и заставляла чувствовать себя заполненным, то ли из-за того, что прошлый раз был давно, то ли от того, что и этот был одарен. Вэй Ин хрипло дышит ртом, невольно сжимаясь внутри на первое движение, сжимая Сюэ Яна в себе, от чего тот замирает и тоже стонет, сжимая пальцы одной руки него на бедре, придерживая за него, останавливая попытку дернуться в сторону. — Черт, — Чэнмей жарко выдыхает, сжимая пальцы на бедре сильнее, точно оставляя после себя следы. — Это безумно хорошо, когда ты так сжимаешься, но я не могу сдвинуться, расслабься немного! — Придурок, — Усянь сцепляет зубы, запрокидывая голову, привставая на лопатках, локтях, и пытаясь увести напряжение в плечи, но обмануть тело не так легко. — Думаешь, это просто? У меня все свело! — бедра действительно мелко импульсно дрожат в болезненно-сладком спазме, и Усянь крайне рад, что сейчас, благодаря мази, не чувствует отклика от раны. Сюэ Ян ждет несколько секунд, тяжело дыша от того, как перед взглядом пляшут звезды от горячей пульсации вокруг чувствительного члена. Пробует повести бедрами, толкнуться чуть глубже и отстраниться, плавно качнувшись туда-обратно и снова замирая. — Если будешь так сжиматься, я решу, что тебе нравится мой член, и твоя задница просто не хочет с ним расставаться, — он тут же смеется над своей шуткой, и Усянь неровно выдыхает от желания ударить его, но может только намотать на кулак прядь волос и дернуть за нее. Очевидно, глупость озвученных слов все же отвлекает его, потому что Сюэ Ян пробует двигаться снова, проскальзывает дальше и больше не замирает на одном месте. Усянь звучно стонет сквозь хрипоту в горле, прижимает колено плотнее к его боку и прикрывает глаза, чтобы не видеть этого паршивца. Чэнмей делает всего пару плавных движений, и почти сразу набирает резкий быстрый ритм, не вытаскивая член и до половины, резкими толчками скользя внутри. Мастерскую заполняют неприличные звуки, но почти все они перекрываются их голосами. Ни один из них не умеет и не любит быть тихим, и короткие стоны вперемешку с тяжелым дыханием разлетаются по комнате на каждое резкое движение. А Сюэ Яну нравится двигаться резко. Иногда он сменяет темп, чтобы сильными глубокими толчками вбиться глубже, заставить Усяня снова сжаться внизу от того, что член попадал по комку нервов внутри, доводя ощущения до пика. Если бы он при этом не держал Усяня за бедро, а тот не придерживался рукой за край стола, то Усяня просто протаскивало бы по гладкой поверхности. После очередного подобного захода, Сюэ Ян внезапно замедляется и отвлекается. У Вэй Ина все плывет перед глазами от частого глубокого дыхания, а мышцы сводит мелкой судорогой от сладостного напряжения, поэтому ему приходится пару раз сморгнуть, чтобы бросить взгляд вниз и посмотреть, на что отвлекается Чэнмей. Но прежде, чем он успевает что-то осмыслить туманной головой, он чувствует. Чувствует, как на его член течет вязкая прохлада, каплями, струями щекоча чувствительную кожу, стекая к мошонке и за нее. Дернувшись от того, как остро ощущался холод смазки в таком месте, и как сладко он сплетался с другими ощущениями, Вэй Ин выгибается на столе и снова стонет. Чэнмей хватает его за руку, укладывает его ладонь на его же член, и Усянь хорошо понимает, что тот хочет. Дрочить себе на глазах другого почему-то стыдно. Но только первые две минуты. Сюэ Ян укладывает свою ладонь поверх его, помогая сделать первые движения, очевидно, решив, что Усянь просто слишком рассеян из-за шумящего в голове удовольствия, и, в общем-то, не так уж эти мысли беспочвенны. — Давай, ты же хочешь кончить, верно? У меня руки заняты, помоги себе сам, давай, — хрипло смеясь, Сюэ снова обеими руками ухватывает его за бедра, плотно удерживая и начиная двигаться также стремительно, как до этого. Вэй Ин медлит, понимая, что не так уж тот и занят, но стыд не позволяет просить. Как и с трудом позволяет двинуть рукой по своему члену. Но тот уже изнывал от желания ласки, и от этих движений так хорошо, что отказаться от них не выходит. — Хитрец, — бурчит он себе под нос, вызывая хриплый смех у Сюэ Яна снова, правда, короткий, потому что дыхания у того уже не хватает. Мышцы живота и бедер сокращаются от каждого движения вдоль члена, от каждого движения внутри, и Чэнмея сбивают с толку вспышки удовольствия также, как и Усяня. Вэй Ин дышит все тяжелее, с дыханием из горла рвутся звуки, а перед глазами вспышками темнеет, пока тело не скручивает неожиданной судорогой, и на пальцы не плещет собственное горячее семя. Кончая с громким стоном, он откидывается обратно спиной на стол, запрокидывая голову, шумно сглатывая сухим ртом. Сюэ Ян еще двигается внутри, быстро, стремясь достичь разрядки тоже. Еще несколько мгновений, пока удовольствие не схлынуло, его движения ощущаются приятно, но потом начинают приносить дискомфорт. Усянь чувствует пульсацию натертых мышц, и как горячо внутри от частого движения. Слабо хмурится и дергается, но Ян крепче сжимает пальцы на его бедрах, не давая отстраниться. — Давай же, — хрипит Вэй Ин сухим горлом, упираясь мутным взглядом в Чэнмея, пытаясь восстановить дыхание и приподнимая бедра ему навстречу, надеясь, что тот не планирует растягивать это. — Сейчас… — Сюэ Ян стонет, заламывает брови, и неожиданно хватается рукой в перчатке за лежащий неподалеку на столе кинжал. — Не дергайся… — Лезвие легко располосовывает порезом бок, грудь, живот. Царапины не глубокие, но сразу начинают кровить и припекать. Не ожидая такого, Усянь все же дергается, и один разрез получается глубже, чем, очевидно, планировался. Чэнмей откидывает в сторону кинжал, не переставая двигаться, размазывает пальцами проступающие капли крови по коже, и склоняется ниже, собирая несколько капель на язык. Стонет Усяню в живот, губами прихватывая разрез, и делает два сильных движения бедрами, опираясь обеими руками в стол по бокам от Усяня. Тот внезапно сознает, что происходит, и надавливает руками на бедро. — Не смей, ты слышишь, только п… — Вэй Ин прерывается, потому что чувствует, как внутри, по натертым мышцам, течет горячее семя, стекая глубже от того, что его бедра приподняты вверх. Все возражения теряют смысл, а сам он раздраженно закатывает глаза и впивается ногтями в лопатку Сюэ Яна в отместку. — Паршивец! Чэнмей смеется, когда немного восстанавливает дыхание, приподнимается заглянуть в лицо Усяню, демонстрируя сытое довольство на собственном. — Понести ты не можешь, так что не волнуйся, — все еще смеясь, теперь над своей мерзкой шуткой, Сюэ Ян не торопится как-либо двигаться, оставаясь внутри и облизывая испачканные в крови губы. — Совсем дурак? — Если тебя так возмущает, что я кончил в тебя, так и быть, можешь кончить в меня, — Прищур у Чэнмея становится совсем лисьим, демонически-лисьим, и смотрит он в глаза Усяню без всякого смущения, словно просто чая предложить выпить, а не трахнуть себя. Вэй Ин открывает рот ответить ему и осекается, осознавая смысл фразы. Пережив первый шок от наглости и бесстыдности предложения, он толкает Яна в плечо, заставляя, наконец, отстраниться от себя и покинуть тело. Тот недовольно вздыхает, приподнимается, сдвигая бедра, выходя из разработанного прохода. Вэй Ин стонет в ответ на движение, поджимает мышцы входа, отказывающиеся смыкаться после такого, и чувствует, как из него течет семя. — Я запомню твои слова, — на выдохе обещает он, отталкивая Сюэ Яна снова, вынуждая подняться совсем и дать ему пространство. Сесть получается с трудом, Усянь морщится от не самых приятных ощущений и сцепляет зубы от того, что боль в бедре возвращается. Может, как-нибудь потом, когда большая часть дыр на нем затянется. — Как твое головокружение? — Смеясь, Ян отступает найти воды и тряпье, чтобы обтереться и одеться. Усянь фыркает. Головокружение и правда прошло.