Толкин vs. авторы-чернушники

      Я нередко встречал попытки оправдать чернушность мартиновского «Сильмартиллиона» — «Пламени и Крови» — через концепцию «внутреннего авторства». Мол, «Пламя и Кровь» писал не Джордж Мартин — это вестеросская хроника, написанная мейстером Гильдейном. Видимо, Мартин полагает, что это такой очень умный ход — раз он спрятался за «внутренним автором», то всё, он «в домике» и никакой критике не подлежит. Во всяком случае, именно такое оправдание я регулярно слышал от его любителей. Проблема в том, что внутренний автор тоже очень много говорит об авторе внешнем. Я бы даже заострил соответствующий тезис, перефразировав известную поговорку — «скажи мне, кто твой внутренний автор — и я скажу тебе, кто ты».       Понятное дело, что существуют художественные приёмы вроде «ненадёжного рассказчика» и всего такого прочего. Но, в любом случае, внутренний автор (так же, как и ПОВ) — это «камера» автора внешнего, с помощью которого он показывает определённые интересующие его события. И уже по тому, на что эта «камера» направлена, можно сделать вполне определённые выводы о внешнем авторе и его предпочтениях — в диапазоне от интересующих его тем, до его собственных личных предпочтений.       Скажем, на примере внутренних авторов Толкина[1] видно, что его не очень интересует социально-экономическая тематика (хотя иногда он её затрагивает — как в истории Нуменора при Сауроне), и даже политическая составляющая в первую очередь работает на приключения конкретных героев. Видно его тяготение к эпическому формату повествования. Видно, что он английский (важный момент — не «британско-имперский») патриот — взять хоть хоббитов (идеализированная сельская Англия), хоть рохиррим (по культуре условно соответствующих англосаксам до завоевания Англии нормандцами)[2]. Видно, наконец, что у автора фетиш на абсолютную моногамию. И так далее.       То же самое можно сказать и о Мартине с его «Пламенем и Кровью» — там автор раскрывается на все сто процентов. Если в чудесатых мемуарах Грибка зашкаливает не только порнуха, но и откровенная чернуха, с максимально подлым и циничным объяснением человеческих поступков — не надо придумывать «ватсонианские» объяснения из серии «это закос под «Тайную историю» Прокопия Кесарийского»; Грибок — не Прокопий Кесарийский, вестеросское общество очень сильно отличается от римского / византийского (где морализаторство в духе «кто с кем спал» отражало консервативный концепт утраченных «добрых нравов», на которых якобы римское величие испокон веков и стояло), да и цели у Грибка и Прокопия были разные. Всё гораздо проще — именно те темы, которые затрагивает Грибок, привлекают Мартина, а картина мира Грибка перекликается с картиной мира Мартина. Собственно, он однажды даже сказал это прямым текстом в опубликованном интервью[3]. Мартин даже характеризует Грибка как «умного» человека — хотя в чём его ум, мне неясно.       То же самое можно сказать и о Гильдейне, таком же убогом извращенце: «Может быть. Если повезёт. А если не повезёт… ну кого в конце концов интересует поход в Дорн, когда можно прочитать кулстори о Аннекори Дильве, которая идёт по кругу благородных сиров? Я не шучу. Автор посвятил больше времени Корианне Вильде (девушке, которая писала эротику), чем Висенье Таргериен (королеве, которая была «матерью королевства» и во многом определила первые 50 лет его существования) <…> Для каждой эпохи будет создан табун персонажей, о большинстве которых мы ничего не узнаем, потому что места мало, а впадающий в маразм Гильдейн будет постоянно отвлекаться на несовершеннолетних девочек. По этой же причине ключевые персонажи будут регулярно выпадать из канвы повествования, а логика происходящего будет страдать и закручиваться в направлении, автором очевидно не предусмотренном. Если вас интересуют вопросы о мире ПЛИО — например чем отличаются штормовики от долинников или какие течения есть в семерянстве — то приготовьтесь к лошадиным дозам несовершенных девочек, потому что это единственный аспект мира, который по-настоящему интересует Гильдейна. Мораль сей басни такова — Гильдейна и его манускрипты надо было продать в эссосские бордели. Благо у него как ни упоминается Эссос — обязательно что-то о борделях (и несовершеннолетних девочках)»[4].       Опять же, проблема не только в том, что Гильдейн — моральный урод и сексуальный девиант, которого привлекают максимально неприглядные проявления человеческой личности. Проблема ещё и в том, что Мартин разделяет его ценности. И под ценностями я сейчас имею в виду не гильдейновский набор девиаций (хотя, по совести говоря, он и у Мартина вылезает), а мнение, что самое интересное — «пикантные подробности» aka «жареные факты»: «Теперь так уже не пишут: Костейн почти не интересуется анализом социально-экономических закономерностей или культурным сдвигом, уделяя все внимание войне, тайным встречам, убийствам, предательствам, интригам и прочим пикантным подробностям. Костейн замечательно написал о Плантагенетах, а я попытался написать в том же духе про Таргариенов»[5] (любопытно, что имя «Гильдейн» созвучно фамилии «Костейн»). Мартин даже не понимает, что творчество в духе «скандалы-интриги-расследования» противоречит надетой им маске «внутреннего автора» aka хрониста, потому что средневековые хроники писались в ином стиле.       То же самое с вестеросской «историографией» как общим феноменом. Если в ней всерьёз используются что мемуары Грибка, что мемуары куртизанки Корианны Уайлд (начавшей свою карьеру, разумеется, в несовершеннолетнем возрасте с мужчиной более чем вдвое старше неё), описание свадьбы матери короля Джейхейриса I (Алиссы Веларион) и одного из знатнейших и могущественнейших вельмож (Рогара Баратеона) превращается в описание оргии с участием проституток (конечно же, помоложе), а видный государственный деятель Семи Королевств Алин Веларион известен не в последнюю очередь по сборнику порнографических анекдотов о его сексуальной жизни — это много говорит о мире Планетоса и о Джордже Мартине как его создателе.       Как и общая тенденция к превращению происходящего в сборник хохм — из серии «скрипящего зубами Станниса», «боящегося секса Бейлора» или «пиратского короля-трансвестита». Как пошутил по другому поводу один мой читатель: «Даже описывая народный бунт, Мартин остаётся верен себе не забыв вставить упоминание члена»[6]. Что самое главное — насколько можно судить, Мартин не просто активно использует в «Пламени и Крови» приём «ненадёжного рассказчика» (в этом нет ничего постыдного). У него, по-видимому, вообще нет представления о различии между правдой и ложью[7] (см. сериальный пассаж про «нет ничего лучше хорошей истории», заставляющий заподозрить, что Джордж Мартин всё же приложил руку к концовке сериала):       «Дэн Джонс: Оттуда заимствована, например, ваша Красная свадьба.       Мартин: Да, она основана на историческом Черном обеде, только я выкрутил ручку до 11, а Дэвид и Дэн, когда снимали сериал, выкрутили ее до 14. Ручку всегда можно выкрутить еще сильнее. Но в случае с Черным обедом я основывался не на скучной академической версии событий, которая легко способна усыпить. Король Шотландии и граф Дуглас — его прозвали Черным Дугласом — враждовали, но однажды король пригласил графа на переговоры, гарантировал ему свободный проход к замку, защиту и славный обед. Граф Дуглас был совсем юн, ему было 18 или 19 лет, а еще он взял с собой брата, которому было и вовсе 14 или 15. Они вместе пировали, но в конце дня музыканты начали размеренно бить в барабаны, а слуги внесли закрытое блюдо, на котором оказалась голова черного вепря — символ смерти. Тогда графа и его брата схватили, вытащили во двор и обезглавили. История великолепная, но если вы прочтете труды профессиональных историков, там будет сказано, что все было совсем не так: графа действительно казнили, но не было ни барабанного боя, ни головы черного вепря — все это придумали позднее. Пусть так, но тот, кто это придумал, был отличным рассказчиком, и я предпочитаю скучной академической версии народную. Полагаю, что где-то в Гарварде, Йеле, Оксфорде или Кембридже сидит такой специальный человек, прочесывает официальную версию истории и удаляет оттуда все яркие и запоминающиеся моменты, стараясь сделать историю как можно более занудной. <…>       Есть одна замечательная история, которая, скорее всего, тоже лишь исторический миф, потому что ее приписывают по меньшей мере шести разным мужчинам и двум женщинам. В этой истории отец или мать возглавляют оборону замка, а осаждающие угрожают казнить их сына прямо у них под стенами: сдавайте замок или мы убьем его! Рассказывают, что это случилось с отцом Уильяма Маршала, графа Пемброка и великого рыцаря, однако отец лишь задрал свой камзол или что он там носил, вытащил на всеобщее обозрение свой член и предложил вешать сына — у него есть инструмент, чтобы сделать нового. И то же самое рассказывают про итальянку Катерину Сфорца: она в ответ на угрозу повесить ее сына задрала юбки, продемонстрировала всем свою вагину и заявила, что ей есть чем родить нового. Так что история, наверное, выдуманная — но до чего же она хороша!».       Проще говоря, по мнению Мартина, красивая легенда лучше и интереснее прозаичной реальности. Такая позиция не нова — см. стихотворение Пушкина «Герой»[8]. Но в случае Пушкина речь идёт о предпочтении унылой действительности красивой легенды, демонстрирующей лучшие человеческие качества (сюжет о посещении Наполеоном госпиталя с его солдатами, больными чумой), то для Мартина красивая легенда это история о пафосно обставленном массовом убийстве или о демонстрации собственных гениталий с посылом «вешайте сына — я ещё настрогаю». Собеседник Мартина, Дэн Джонс, спрашивает его про сильных женских персонажей — он рассказывает офигительные истории про Катерину Сфорца. Показательна и нелюбовь к тем, кто предлагают «скучные» (= не-чернушные) версии событий — см. вылезающую и в творчестве самого Мартина тему «злые мейстеры переписали историю». Причём почему-то «увлекательная неакадемическая» версия истории у Мартина раз за разом оказывается не только порнушной, но и чернушной — тот же Грибок как наилучший пример.       Проще говоря, Мартин — кто угодно, но не «развенчиватель штампов» и «суровый реалист». Развенчивает он — под прикрытием «реализма», к которому в действительно относится довольно скептическим и считает его «скучным» — только идеалистические штампы, из серии «прекрасных принцесс», «благородных рыцарей» и прочей «любви до гроба». Напротив, штампы чернушные — a la дотракийские нравы, программа подготовки Безупречных, целые города шлюх, офигительные истории о проститутках, обслуживающих за раз целую толпу мужчин, и всё такое прочее — он заботливо культивирует. И именно такую «красивую легенду» он предпочитает «скучной» академичесской истории. [1] Который этим приёмом тоже пользовался — скажем, «Сильмариллион» это сборник эльфийских хроник, а «Хоббит», «Властелин Колец» и «Приключения Тома Бомбадила» — написанная Бильбо и Фродо Бэггинсами хоббитская «Алая Книга Западных Пределов». [2] Не случайно «окончательным» внутренним автором корпуса толкиновских текстов должен был, по ряду версий, стать англосакс Эльфвине, приплывший на Тол-Эрессеа и узнавший соответствующие сюжеты от обитающих там эльфов. [3] https://7kingdoms.ru/story/conversation-george-martin-dan-jones/ Мартин: Я крайне симпатизирую Грибку <…> И разумеется, вариант истории Грибка — всегда самый скандальный, непристойный, с сальными подробностями. Он в основном описывал, как люди предавали друг друга, травили друг друга и развлекались прочими подобными вещами — например, спали там, где им спать не стоило. [4] https://7kingdoms.ru/talk/threads/3926/page-124#post-3883371 [5] https://7kingdoms.ru/story/fire-and-blood-review-rus-eng/? [6] https://ficbook.net/readfic/12120554/32506913?show_comments=1#com109096683 [7] В отличии от того же Бэккера, с редкой назойливостью претендующего на истинность своей картины мира и на то, что носителей иных точек зрения надо маргинализовать. [8] https://ilibrary.ru/text/731/p.1/index.html?ysclid=l9vafe0t9i539880666