Толкин vs. авторы-чернушники

      Разговор о различных проявлениях сексуальности в цикле «Песнь Льда и Огня» стоит начать с произведения, выходящего за рамки этого цикла и мира Планетоса в целом, а именно — со сборника рассказов «Путешествия Тафа». В последнем из этих рассказов, «Манна небесная», главный герой (любящий кошек вегетерианец-мизантроп, ненавидящий любые телесные контакты с людьми), «во благо» стерилизует бОльшую часть населения Сатлема, планеты нехороших религиозных фундаменталистов, воинственных и чрезмерно плодящихся, под видом гуманитарной помощи (внедрения новой сельскохозяйственной культуры под названием «манна»)[1]. Таф за этот омерзительный поступок, что характерно, сравнивается Мартином (устами одного из персонажей, но это всё равно очень характерная оценка, говорящая много о авторе) ни много ни мало как с Богом.       Подобный антинатализм у Джорджа Мартина, его ненависть к материнству и деторождению можно наблюдать и во вселенной «Песни Льда и Огня». Героини, «злоупотребляющие» материнством (являющиеся многодетными матерями) и/или любящие своих детей, изображаются злодейками, а их любовь к детям показывается в уродливом виде, как удушающая гипер-опека и/или чрезмерное потакание их порокам (Серсея Ланнистер, Лиза Талли, Рейнира Таргариен — причем последняя сочетает жестокость с глупостью и даже беспомощностью[2], поскольку не может удержать власть или даже принимать сколько-то содержательные политические решения, оставшись без поддержки мужа и Корлиса Велариона), или как беспомощные жертвы, в итоге теряющие всё дорогое им, включая собственных детей (Алисента Хайтауэр и её дочь Хелейна Таргариен), или как искусственно оглупленные героини вроде Кейтилин Талли (хотя везде, где автор не оглупляет её для того, чтобы «двигать сюжет», Кейтилин рассуждает вполне здраво — успешно ведет переговоры с Фреем, советует Роббу обзавестись охраной, адекватно оценивает Ренли Баратеона как претендента на корону), уничтоженной автором с особым глумлением — перед смертью она считала, что все её дети погибли — и воскрешенной в виде уродливой нежити, Леди Бессердечной.       Ещё одна многодетная мать, Добрая Королева Алисанна из «Пламени и Крови», изображена как по большому счету симпатичная в моральном плане и даже неглупая, но страдающая прожектерством (вроде проскакивающей у неё идеи абсолютной примогенитуры на дорнийский манер, в остальном Вестеросе невозможной) и по большому счету, если брать финал её жизненного пути, несчастная (см. печальную судьбу большинства её детей, особенно дочек, а также конфликт к концу жизни с мужем, который не дал стать наследницей Железного Трона её внучке Рейнис, довольно симпатичной по человеческим качествам в сравнении с Визерисом I, ставшим королем вместо неё) женщина.       Не в лучшем ключе Мартин изображает и мужчин, «чрезмерно» склонных к воспроизводству. Даже если не брать просто безответственных родителей множества бастардов вроде Роберта Баратеона, радостно на них всех забивающих, самый многодетный отец Семи Королевства — не абы кто, а Уолдер Фрей, который «вывел из своих штанов целую армию», и этим буквально всё сказано с учетом того, что он не только в политике полный мерзавец, но и «черный вдовец», у которого подозрительно часто умирают жены. Один из политических деятелей времен Танца Драконов, Джаспер Уайлд по прозвищу Железный Посох, по версии шута Грибка был отцом двадцати девяти от четырех жен, и как минимум о последней сказано, что та умерла от «истощения».       Также у Мартина присутствует образ «мерзкого ребенка, которого хорошо бы убить». Эталон тут, конечно, Джоффри «Баратеон», хотя отчасти в том же ключе нарисован и Робин Аррен. Рейго, сын Дрого и Дэйнерис Таргариен, к этой категории на первый взгляд не относится, поскольку не успел вырасти и как-либо себя показать, но автор косвенно оправдывает его убийство Мирри Маз Дуур, поскольку по пророчеству он должен был стать «жеребцом, который покроет мир», величайшим дотракийским завоевателем, который принесет не-дотракийским народам смерть и страдания. Да и в «Танце с Драконами» «призрак Винтерфелла», неизвестный мститель, убивающий людей Фреев и Старков, расправляется с девятилетним Уолдером Фреем Малым, причем убитый намеренно изображается автором садистом, подражающим Рамси Болтону, а до того, во время захвата Винтерфелла Теоном Грейджоем, всячески выслуживается перед ним.       Перекликающийся с предыдущим мотив — образ «ребенка, обреченного на смерть». Тот же Робин Аррен — физически слабый эпилептик, и правящий от его имени Петир Бейлиш полагает, что он скоро умрет. Ширен Баратеон, дочь Станниса, в отличии от Робина, очень милая девочка, но она изуродована Серой Хворью, Одичалые считают, что она «нечиста» и лучше было бы ей умереть, и, вдобавок, мы уже знаем от Мартина, что Ширен будет сожжена (в рамках жертвы Рглору, как в сериале?). Все дети Серсеи (включая не только негодяя Джоффри, но и совершенно невинных и по большому счету симпатичных Томмена и Мирцеллу) обречены на смерть специальным пророчеством. Также в плане отношения Мартина к деторождению интересно то, что сына Лилли и Крастера «принцесса Одичалых» называет Чудовищем — «изнутри мира» это «молочное имя» (возможно, обережное, как «Неждан» или «Некрас»?), но если смотреть не «ватсониански», а «дойлистски», это может выражать отношение Мартина к деторождению в целом, особенно учитывая то, что зачат сын Лилли и Крастера был действительно чудовищным образом (инцест отца с собственной дочерью).       К этому всему добавляется нездоровое переплетение мотивов рождения и смерти, как будто рождение непременно должно быть оплачено смертью живого. Скажем, у дотракийцев считается, что свадьба тем счастливее, чем больше народу там зарежут (тема убийства на свадьбе, желательно массовой, Мартина вообще привлекает — чего стоит что свадьба Джоффри и Маргери, что Красная Свадьба[3]; в одном случае гости убивают хозяина, в другом — хозяева гостей). Дэйнерис во время провозглашения сына в её утробе «жеребцом, который убьет мир» дотракийцы заставляют для рождения «правильного» ребенка есть сырое сердце жеребца (видимо, только что убитого). Решение подослать к Дэйнерис убийцу Роберт принимает после того, как узнает, что она беременна от Дрого. Рослин Фрей зачинает ребенка от Эдмура Талли в самый разгар массового убийства, организованного её родней, причем подчеркивается, что как только у неё родится ребенок (если это будет мальчик) — Фреи убьют Эдмура, перестав в нем нуждаться. В сериальную Красную Свадьбу вообще вставили отвратительную сцену, где убивают сразу и возлюбленную Робба Талису Мейгир (сериальный «заместитель» Джейн Вестерлинг, которой добавили харизму и предысторию), и ребенка в её утробе[4].       В том же ключе — присутствующий у Мартина мотив родителя, приносящего ребенка в жертву или даже зачинающего его для подобного жертвоприношения. Дети Леса, по одной из версий, уничтожили перешеек Рука Дорна за счет массового жертвоприношения собственных детей (по другой версии, правда, они приносили в жертву пленных Первых Людей). Крастер приносит в жертву Иным собственных сыновей, а дочерей, чтобы плодить новых детей, насилует. Эурон Грейджой соблазнил Фалию Флауэрс исключительно для того, чтобы принести её, беременную его собственным ребенком, в жертву. Кроме того, в сериале Станнис принес в жертву Рглору Ширен, и скорее всего она также закончит и в книге, хотя и не обязательно от рук Станниса (см. выше).       У Мартина также наличествует мотив извращения зачатия / секса, когда извращённая сексуальность имеет некрофильские (уже не во фроммовском, а в прямом, медицинском, смысле) коннотации. Скажем, Эйрис Таргариен насилует свою жену Рейлу, возбуждаясь от сожжения людей заживо — и именно так зачинает Дэйнерис. Русе Болтон насилует вдову повешенного им мельника прямо у его трупа, зачиная полное чудовище Рамси. Джейме и Серсея занимаются сексом у трупа Джоффри. Наконец, в «Пламени и Крови» упомянуто, что после смерти второй жены Деймона Таргариена Лейны Веларион (от родов, что характерно) Рейнира «утешала» Деймона у её тела (что, зная Мартина, является эвфемизмом для секса) — при этом Грибок намекает на то, что замуж за Деймона после этого она вышла не в последнюю очередь потому, что уже была беременной (то есть её первый сын от Деймона, будущий Эйгон III, видимо, был зачат в ходе «утешения»). Также упоминаются массовые изнасилования, произведенные войсками Тайвина в захваченной Королевской Гавани, с добавлением, что зачатых тогда детей хватило бы, чтобы заселить целый город — снова авторский мотив ненависти к зачатию.       Смешение мотивов секса и смерти выражено в колдовском видении, вызванном у Эйрона Грейджоя его братом Эуроном, опоившим его Вечерней Тенью, «вином колдунов» — в этом видении Эйрону грезятся карлики разных полов, совокупляющиеся друг с другом и терзающие друг друга прямо на глазах у Эурона Вороньего Глаза, превращающегося в чудовищное нечеловеческое существо. Во время Восстания Роберта последний, прячась в Каменной Септе от ищущих его, чтобы убить, солдат Таргариенов, укрывается в борделе и даже зачинает там с одной из местных проституток одного из своих многочисленных и неинтересных ему детей-бастардов, девочку Коллу — мотивы секса и смерти (по крайней мере, угрозы смерти) снова переплетаются.       Один из наиболее показательных примеров отвращения Джорджа Мартина к размножению и смешению мотивов рождения и смерти (причем в формате убийства) — история проститутки Дженни Краснотравной (характерно, что прозвище она получила «в честь» поля, где состоялась одна из самых кровопролитных битв Вестероса), которая за ночь перед битвой на Краснотравном Поле обслужила более ста (!) сторонников Деймона I Блэкфайра (в реальности женщина после такого, скорее всего умерла бы — да и сомнительно, что за ночь один человек может осуществить более сотни половых актов) и родила после этого сына Глендона Флауэрса, которому внушила, что его отцом был знаменитый рыцарь Квентин Болл, входивший в число её клиентов — хотя Болл был рыжим (за что получил прозвище «Файрболл», «Огненный Шар»), а у Глендона волосы темные (тут ещё и типичный мартиновский мотив ложного отцовства).       Характерный мотив Мартина — сексуальные отношения (особенно — брачного или квазибрачного толка, связанные с деторождением), ведущие к чьей-то смерти или страданиям. Скажем, Бран Старк случайно видит, как Серсея и Джейме занимаются сексом, и Джейме выбрасывает его из окна, так что тот становится калекой. Гвардеец короля Джейхейриса I Лукамор Стронг, вопреки приносимому гвардейцами обету безбрачия тайно приживший шестнадцать детей с тремя женами, был решением короля подвергнут кастрации и сослан на Стену вместе с двумя своими старшими сыновьями, а остальные его дети были признаны бастардами. Когда дочь Джейхейриса принцесса Сейра лишилась девственности с тремя любовниками и в разговоре с отцом выразила намерение, по примеру многоженца Мейгора Жестокого, вступить в брак со всеми ними сразу, король убил одного из трёх в ходе расправы, замаскированной под поединок. Доходит до символизма — когда Тирион убивает Тайвина Ланнистера выстрелом из арбалета, арбалетный болт поражает его не абы куда, а именно в пах.       Тот же набор мотивов у Мартина выражен в сюжете о немолодом лорде Оссифере Пламме, умершем прямо на супружеском ложе Элейны Таргариен, сестры короля Бейлора Святого, но успевшего зачать её будущего сына Визериса Пламма — настоящим отцом которого, впрочем, по одной из версий, был вовсе не сам Оссифер, а кузен Элейны Эйгон IV Недостойный. Мотив ложного отцовства, как мы увидим далее, также отражает скептическое отношение Джорджа Мартина к браку и размножению.       Вариация на тему переплетения мотивов смерти и рождения, как в той же истории Оссифера Пламма, якобы заделавшего ребенка «из могилы», только уже на животных мотивах — сюжет из первой книги цикла, знаменитая сцена, где Старки находят лютоволков — они обнаруживают их возле уже мертвой лютоволчицы, убитой оленем, причем Мартин специально делает акцент на том, что её тело уже начало гнить и пожираться червями, а также намекает, словами одного из героев, что умерла она ещё до того, как родила, то есть лютоволки родились от уже мертвой волчицы.       Другой мотив — брак вообще не ведет к рождению жизни, а, наоборот, ведет к смерти. Скажем, Рамси Болтон женится на Донелле Хорнвуд исключительно для того, чтобы уморить её голодом и завладеть её землями (и мучает, доводя чуть ли не до сумасшествия, свою вторую жену, лже-Арью / Джейни Пуль). Петир Бейлиш, женясь на Лизе Талли, вскоре от неё избавляется. Брак Робба Старка с Джейн Вестерлинг не ведет к рождению детей (напротив, мать Джейн, работающая на Ланнистеров, по-видимому, давала ей Лунный Чай, чтобы та не забеременела от него), а ведет к гибели Робба и его матери. Маргери Тирелл выходит замуж последовательно за равнодушного к женщинам мужчину (Ренли), садиста (Джоффри) и несовершеннолетнего (Томмене), то есть не лучших кандидатах для зачатия детей, и из них двое уже мертвы, а второй, согласно пророчеству, погибнет в будущем — причем брак с Маргери в их гибели сыграл немалую роль (Ренли поддержка со стороны Тиреллов подтолкнула к авантюре по захвату трона, а Джоффри, по версии Бейлиша, Тиреллы убили из опасения, что он будет мучить Маргери), да и сама Маргери вполне может по ходу дела погибнуть. Фреи приезжают к Мандерли договориться о браке с его внучками — и «загадочно исчезают».       Использует Мартин и версии того же самого трюка на «пониженном основании». В браке Станниса и карикатурной «усатой женщины» Селисы Флорент не родилось никого, кроме позднее заболевшей Серой Хворью Ширен (а в сериале ещё и добавили трэшачка, введя мотив, что сыновья Селисы умерли и она держит их в каких-то банках). Лиза Талли в браке с Джоном Арреном (ради организации которого был абортирован её ребенок от Бейлиша) пережила серию выкидышей и лишь затем родила больного Робина. Тайный брак Тириона с Тишей приводит к тому, что последнюю, когда произошедшее раскрывается, по приказу Тайвина насилует толпа отморозков… и сам же Тирион, её муж (впрочем, убийством любовницы закончились и отношения Тириона с проституткой Шаей). Ещё один любимый Мартином сценарий — когда жена всё-таки рожает, но не от нелюбимого по тем или иным причинам мужа (Рейнира и её дети от Харвина Стронга, Серсея и её дети от брата Джейме — причем Серсея ещё и избавилась от единственного своего сына от Роберта[4]), и это рождение непременно связано с началом какой-нибудь кровавой войны и гибелью множества людей, включая самих детей и их мать.       Извращение мотива рождения проявляется у Мартина ещё и в том, что, например, Дэйнерис, потеряв сына Рейго, называет своими «детьми» пробужденных ею из камня драконов (не только не гуманоидных, но даже не разумных существ), а Рамси, изнасиловав и убив в ходе очередной своей «охоты» очередную девушку, называет её именем какую-нибудь из родившихся у него на псарне сук. Из той же серии — мотив периодического рождения у Таргариенов вместо нормальных детей драконоподбных уродцев. Русе Болтон сравнивает свою жену Уолду Фрей в плане её поведения в постели со свиньей, которую режут. Ашу Грейджой, в её отсутствие «выданную замуж» Эуроном за Эрика Айронмейкере, на «свадьбе» замещает тюлень. Смотр невест для Эйгона III был прозван шутом Грибком «Ярмаркой скота [cattle — крупный рогатый скот] на День Девы». Эйрис II Таргариен, насиловавший жену Рейлу, искренне считал себя драконом, полагая, что переродится в него в огне. Тут у Мартина, помимо всего прочего, человек низводится до животного, дегуманизируется — этот мотив у автора появляется и в сценах, не имеющих отношения к сексу, например, пироги, в которые Виман Мандерли запек Фреев, поданы как «пироги со свининой», а когда Григор Клиган кормит пленного Вилиса Мандерли мясом убитого им Варго Хоута, оно формально подается как «козлятина». В некоторых ситуациях человек ставится даже ниже животного - скажем, дотракийский кхал делит со своими кровными всадниками своих жён, но не своего коня.       Вообще брак (особенно — договорные браки аристократов) у Мартина изображается как чуть ли не разновидность проституции или торговли людьми. Ту же Маргери её отец Мейс Тирелл готов выдать замуж чуть ли не за любого, кто может претендовать на Железный Трон. Джейн Вестерлинг буквально подкладывают Роббу в постель. Уолдер Фрей объявляет, что выдаст замуж за желающего свою внучку (причем любую, без уточнений), а за женитьбу Русе на своей внучке Уолде он буквально платит серебром по её весу (идеальный символ превращения женщины в товар). Лизу Талли выдают замуж за Джона Аррена буквально сразу после того, как абортируют её ребенка от Бейлиша.       Собственно, периодически Мартин откровенно смешивает мотивы брака и проституции. Скажем, Тиша начинала как жена Тириона, но была быстро «переквалифицирована» Тайвином в проститутки. Джейни Пуль перед выдачей замуж за Рамси Болтона «обучали» в борделе Бейлиша. Будущий король Эйгон IV Недостойный в свое время тайно «женился» (уже будучи женат на своей сестре Нейрис) на Мегетт, жене кузнеца (посредством «церемонии», которую проводил актер, отыгрывавший в этой ситуации септона), которая даже родила своему любовнику нескольких дочерей, но потом отец Эйгона Визерис вернул Мегетт настоящему мужу, и тот забил её насмерть. Вообще фаворитки Эйгона IV в целом совмещают качества дорогих проституток (понятно) и «жен» — в частности, одну из своих фавориток Эйгон жестоко казнил вместе с её любовником за «измену» себе-любимому. Браавосийская проститутка Матросская Женка перед сексом с каждый клиентом понарошку «женилась» с ним с помощью жреца одной из религий Браавоса. И брак, и проституция — в рассматриваемых случаях в некотором смысле «понарошку» (даже то же групповое изнасилование Тиши это своего рода спектакль одного актера Тайвина в рамках «воспитания» Тириона), что заставляет вспомнить браавосийский театр, где у Мартина показывают «изнасилования понарошку» (возможно, это у автора ещё и некие остатки самоиронии / потуги на иронию)[5].       В общем, и брак, и проституция у Мартина это почти всегда сделка, нередко довольно грязная или вовсе уродливая (случаи более-менее нормальных отношений между супругами у подробно прописанных персонажей можно пересчитать по пальцам, причем у Дэйнерис с Дрого они подозрительно смахивают на романтизированный Стокгольмский синдром). Достаточно вспомнить, что песню с издевательским (в контексте последовавшего вслед за описываемыми событиями) названием «Два сердца бьются как одно» исполняют сначала на свадьбе Лизы Талли и Петира Бейлиша (в браке которых второй выступает как классический альфонс, пользующийся слепой влюбленностью жены и в итоге её убивающий), а потом на свадьбе Рамси Болтона и «лже-Арьи» Джейни Пуль (в браке которых жена становится жертвой мужа-садиста). Приемлемых форм долгосрочных внебрачных отношений тоже не особо видно (лучшее, на что могут герои надеяться — ситуативный секс к общему удовольствию). К любви как чувству Мартин тоже довольно критичен, описывая её как гибельную по последствиям[6], причем любовь у него нередко связана с обманом или самообманом на счет тех или иных качеств возлюбленного (отношения Лизы Талли и Петира Бейлиша, Джораха Мормонта и Линессы Хайтауэр, Джейме и Серсеи, Робба Старка и Джейн Вестерлинг, Джона Сноу и Игритт).       В целом сексуальные отношения у Мартина нередко изображаются в лучшем случае как манипуляция, а в худшем — как насилие, в котором жертвой почти всегда выступает женщина. Вообще такое ощущение, что в Вестеросе население одержимо идеей «наказания» женщин через их изнасилование (причем изнасилование в таких сценах организуют исключительно чтобы помучить и поглумиться), см. историю той же Тиши, байки Грибка про королев-в-борделях, выдачу Орису Баратеону Аргеллу Дюррандон голой и в цепях или предложение лорда Окхарта отправить дорнийскую принцессу Дерию в бордель. Это, кстати, чисто некрофильское (по Фромму) восприятие сексуальности, когда секс из средства размножения и/или получения удовольствия превращается в проявление садизма, средство мучить другого человека, особенно — воспринимаемого как более слабый (женщину, в силу её принимающей роли при совокуплении[7]).       Роль «сильных женщин», что особенно показательно, в мире Мартина позволена или волшебницам и прочим героиням со сверхъестественными способностями (вроде Дэйнерис с её драконами — возможно, являющейся вдобавок Азор Ахаем или кандидатом в Азор Ахаи), или женщинам, символически уподобившимся мужчинам. Интересно, что как минимум у первых «увеличение крутости» почему-то происходит за счет… утраты способности к деторождению[8]: скажем, Дэйнерис теряет сына Рейго и способность иметь детей, но зато обретает своих «детей»-драконов. Серсея в сериале получает власть после того, как теряет детей. Мелисандра порождает вместо детей теней-убийц, отнимающих жизнь (то есть рождает не жизнь, а «живую смерть»). О колдунье времен Танца Алис Риверс приведена версия о том, что она платила неким демонам рождением мертвых детей за возможность получать колдовские знания[9]. У Висеньи, старшей жены Эйгона Завоевателя, о которой говорили, что она увлекается черной магией, сын Мейгор родился очень поздно (даже позже, чем сын Эйнис у младшей сестры Эйгона Завоевателя, Рейнис, благодаря чему Эйнис и обошел Мейгора в порядке престолонаследия, хотя Мейгор являлся сыном от старшей жены Эйгона, а Эйнис от младшей), и у него не было нормального потомства (сперва детей вовсе не было, потом стали рождаться драконоподобные уродцы). О знаменитом городе чародеев Асшае, из которого происходят как минимум две действующие в «Песни Льда и Огня» волшебницы (Мелисандра и Куэйта), утверждается, что детей там нет вовсе[10].       Другой способ «обрести крутость» для женщины — это символически уподобиться мужчине и стать воином; правда, доступен этот путь у Мартина в первую очередь для стереотипно-«мужеподобных» героинь (Арья Старк, Бриенна Тарт, Алисанна Блэквуд, Сабита Випрен), некоторых из которых (например, Бриенну) автор ещё и намеренно уродует. Понятно, что прекрасные воительницы в бронелифчиках — это фансервисный штамп из посредственной фэнтези-литературы, от которого надо уходить, но Мартин уходит от него в сторону другого штампа, «лесбиянок-мужененавистниц» — взять хотя бы намеки Грибка на счет Сабиты Випрен («убивавшей мужчин и целовавшей женщин» — по мнению Мартина что, все лесбиянки хотят убивать мужчин?) и внутритекстовые намеки на то, что Алисанна Блэквуд и Сабита Випрен были любовницами (они делили шатер). Или образ упомянутой в «Танце с драконами» пиратской предводительницы Корры, которая якобы набрала себе команду из красивых девиц и, пиратствуя на корабле «Ведьмины зубы» (это такой символ vagina dentata?), кастрирует всех пленных мужчин.       Что характерно, в реальном Средневековье имелось множество женщин-политических деятельниц (в первую очередь из знатных семей и из представителей духовенства, конечно, но, тем не менее, таковые вполне себе наличествовали), и большинству из них для того, чтобы участвовать в политической и культурной жизни своей эпохи, не требовалось ни ложиться под всех подряд, ни обладать какими-то сверхъестественными способностями, ни косплеить амазонок. Но Мартин тут определенно на какой-то своей-собственной волне, вызванной отнюдь не некими особенностями «сурового реального Средневековья», а его собственными фетишами и комплексами. [1] Возможности для деятельности такого масштаба у Тафа есть за счет принадлежащего ему космического корабля «Ковчег», оснащенного древним биологическим оружием. Тут содержится инверсия образа Ноева Ковчега — в случае библейского сюжета речь шла о сохранении жизни, а в случае корабля Тафа — о её уничтожении. [2] Что характерно, Рейнира Мартину откровенно несимпатична, хотя её второго мужа, Деймона Таргариена, он в «Порочном принце» едва ли не облизывает — а ведь Деймон у Мартина является откровенным чудовищем, гораздо худшим, чем та же Рейнира. [3] С мотивом «убийства на свадьбе» у Мартина перекликается мотив «убийства на пиру», что крайне показательно — поскольку также, как секс служит воспроизводству жизни, еда служит поддержанию жизни конкретного организма. Возьмем, например, описание конфликта Вимана Мандерли с Фреями на пиру у Русе Болтона из «Танца с Драконами»: «Сир Хостин пинком сбил столешницу с козел прямо на раздутый живот лорда Вимана. Полетели кружки и блюда, во все стороны посыпались колбаски. Дюжина людей Мандерли с проклятьями вскочила на ноги, хватаясь за ножи, тарелки, бутыли — все, что могло служить оружием <…> Лорд Виман вскочил на ноги, но тут же плюхнулся на пол, словно морж, огретый дубиной. Старый лорд Локе призывал мейстера, пока Мандерли валялся на полу в расплывающейся луже крови. Собаки вокруг него дрались за колбасу«. Тут мы видим нездоровое переплетение мотивов питания и пожирания падали. В «Пламени и Крови» такие моменты тоже присутствуют, вроде фразочки «И пока волки и вороны поедали тела убитых, лорд Хайтауэр угощал принца Дейрона мясом зубра и крепким вином». В ту же степь — изготовленные Виманом «пироги из Фреев». Также у Мартина выражен мотив каннибализма, в том числе — как источника магических сил: https://7kingdoms.ru/talk/threads/1947/page-6#post-4522588 [4] Показательны мысли, вкладываемые в уста Серсеи Мартином: «Пока ты [Роберт] храпел, я слизывала твоих сыновей с лица и пальцев одного за другим, всех твоих бледных липких принцев. Ты пользовался своими правами, а я в темноте поедала твоих наследников». В этом пассаже авторская ненависть к рождению просто сквозит. [5] » — Когда я насилую Вендейну в «Тоске архона», я всегда мну ее сиськи как следует, — пожаловался карлик. — Ей это нравится, и зрителям тоже. Надо же угодить зрителям. Это была одна из «мудростей» Изембаро, как он любил их называть. Надо угодить зрителям» (спойлерная глава из «Ветров Зимы» про Арью). [6] «Из-за любви принца Рейегара к леди Лианне погибли тысячи человек. Дейемон Черное Пламя поднял мятеж, когда его разлучили с возлюбленной, тоже звавшейся Дейенерис. Жгучий Клинок и Красный Ворон, оба любившие Ширу Морскую Звезду, залили кровью Семь Королевств. Принц Стрекоз отказался от короны ради Дженни из Старых Камней, и страна выплатила приданое трупами. Все три сына Эйегона Пятого женились по любви вопреки воле отца, и сей невероятный король, сам избравший себе королеву по зову сердца, потворствовал им. В итоге он вместо друзей нажил себе врагов, и это привело его к горестному, колдовскому, огненному концу в Летнем Замке» («Танец с Драконами»). [7] Тут можно вспомнить мартиновского евнуха Вариса, которого автор описывает как «надушенного», который после кастрации, по его словам, начал «продавать те части тела, что у него остались», то есть был низведен до положения по большому счету бесправных в мире «Песни Льда и Огня» женщин. Другой пример — Серсея с её (её ли, или автор тут что-то свое выгуливал?) восприятием своего секса с Таэной Мерривезер как не то что изнасилования, а чуть ли не убийства жертвы, где ей за счет иерархического превосходства удается выступить в активной роли и она фантазирует: «Серсея представила, что ее пальцы, как кабаньи клыки, вспарывают мирийку от паха до горла». [8] Характерный пример: Визерис I высылает лиссенийскую любовницу его брата Деймона танцовщицу Мисарию, беременную от принца, обратно в Лис, по дороге у неё случается выкидыш, а вернувшись в Танец Драконов, она фактически становится мастером над шептунами (главой тайной полиции) Черных. С учетом того, что с Мисарией сравнивался Бринден Риверс (Кроворон), возможно, она была и волшебницей. [9] «Молоком, обильно льющимся из груди Алис Риверс, кормились бесчисленные младенцы Харренхолла, рожденные другими женщинами — а все собственные дети Алис рождались мертвыми. Была ли она на самом деле ведьмой, которая делила ложе с демонами и порождала мертвых детей как плату за полученные знания?» («Пламя и Кровь»). [10] Кроме того, «сильными» автор великодушно разрешает быть тем женщинам, которые родить уже неспособны, как Оленна Редвин, бабка Маргери. Можно вспомнить ещё и сериальную Сансу, которая после становления королевой Севера, по-видимому, никогда не выйдет замуж и будет царствовать одна, подобно Елизавете I Тюдор.