Если долго смотреть в бездну, бездна посмотрит в тебя

Дин не ожидал ничего хорошего от следующего дня, когда ложился спать 23 января. Рано утром 24го его разбудил отец и выдал чёткие инструкции для дела. "Есть, Сэр" - ответил Дин, почистил зубы и уехал. Ну, хоть машину ему разрешили взять. Он перехватил стаканчик тройного эспрессо без сахара по пути. Дин переживал о братишке - тот ещё спал, когда Дин уезжал, а отец сказал, что имеет к Сэму "Серьёзный разговор". Что это за разговор, Дин точно не знал, но опасался, что Сэмми ответит отцу в своей смелой прямолинейной манере, а Дина не будет рядом, чтобы защитить его. Ещё немного Дин подумал о том, что это его первая самостоятельная охота - первый раз, когда его не прикрывают со спины даже чуть-чуть. И это дело... Две влюблённые монахини, покончившие с собой. Они обе были бетами, и общество задавило их не только потому, что они монахини, а по большей части из-за их одинакового строения. Дин не видел разницы в том, кто с кем встречается и у кого какая анатомия. Но отцу какого-то хрена было дело. Отец хотел что-то этим сказать? Или это просто задание? Дину было жаль этих монашек. Он искренне надеялся, что они обретут покой. Но дело есть дело, и он будет защищать живых. Таков приказ. Монстры - чёрное. Уничтожить. Монахинь кремировали (самоубийц по церковным законам не хоронят на кладбище), но остались их личные вещи. Дин ловко пробрался в их комнату - из предыдущего опроса ими с отцом других монахинь и стащенного плана пожарной эвакуации он знал, где она находится - провёл небольшую ревизию их личных вещей и когда нашёл, изрядно покопавшись, немного потрёпанный листок со стихотворением о любви - в воздухе похолодало и ему явились довольно миловидные девушки в монашеском одеянии. Они не выглядели злыми и не пытались напасть на Дина - видимо, ещё не успели "осатанеть" - поток воздуха по указке руки одной из них вырвал листок у Дина из рук - он вскочил с каменного пола следом - девушка повернула листок текстом к Дину и указала на предпоследнюю строчку. Он должен был пальнуть в них солью и сжечь его сразу же. Должен, конечно. Но они не причинили ему вреда... И он прочёл строку раньше, чем вспомнил о приказе. Там довольно недвусмысленно говорилось, кто толкнул их на этот поступок. Дин взял листок и прочитал стихотворение полностью, вчитываясь внимательно. Монахини же исчезли. Дин зябко поёжился - в келье всё ещё было холодно - и принял одно из самых трудных решений в своей жизни. Он осторожно сложил листок в нагрудный карман и незамеченным покинул территорию монастыря. Повезло, в этом городке был знакомый полицейский отца, который и направил их на это дело. Полицейский участок встретил Дина стенами какой-то мерзкой блёклой расцветки и отвратительным запахом уж слишком паршивого кофе. Хорошо, что полицейский предложил Дину выйти на воздух - заметил, как парнишка сжался от некомфортной обстановки. Дин был бледен, как мел, от страха. Он ослушался приказа. Видя, что Дин дрожит как осиновый лист, мужчина проникся сочувствием и пообещал Дину не говорить Джону об этом ни слова. Дин сбивчиво объяснил, что то дело о самоубийстве монахинь не абсолютно прозрачно и духи успокоятся, если дать им то, чего они жаждут - справедливости. Дин отдал полицейскому листок и рассказал о том, что видел. Тот пообещал сделать всё возможное. Дин заметно повеселел и уехал, истово надеясь, что отец никогда не узнает о его поступке. Тот полицейский сумел открыть дело заново, но делу ход не дали - в этом городишке процветали старые моральные устои и на двух девушек, осмелившихся пойти против всех, всем было плевать. Узнав об этом, Дин, втайне от отца, встретился с тем полицейским и забрал листок - вынести его из улик закрытого дела было просто. Он сжёг его на сухом участке безлюдной ночной мартовской дороги. Девушки появились на миг, прежде чем раствориться в воздухе снопом искр. "мне жаль" - прошептал Дин, глядя, как исчезает в неизвестности кто-то, так похожий на него самого. Повезло, что у Джона были дела недалеко от того городка и Дин смог незамеченным провернуть эту аферу. Но, хоть он и сделал всё, что мог, на душе у него скребли кошки. Вернув Импалу на стоянку у мотеля, Дин с поддельными правами заглянул в бар пососедству и пропустил пару шотов водки - легче не стало. С мыслями о том, что же такого хорошего отец находит в алкоголе, он вернулся в мотель... Лучше бы не возвращался, наверное. Сэм был изрядно напуган, но цел, а отец был в бешенстве. Он схватил Дина за шиворот и припечатал к стенке. - Где ты шлялся, мелкий паршивец? - Джон был пьян в хламину и не мог заметить, что от Дина немного пахнет алкоголем. Дин на ходу сочинил байку о девушке-омеге, которую повстречал днём, в надежде на то, что Джон уже не в состоянии вспомнить, что днём Дин никуда не отходил ни на шаг и ни с кем не разговаривал. Джон швырнул сына на пол как тряпичную куклу и, смилостивившись, ушёл спать, по дороге ворча нечто похожее на "ну хоть не педик, ёбтвоюмать". Дин поднялся с пола и, потирая ушибленное плечо, направился в ванную - почистить зубы. "Чё за хуета эта алкашка" - думал Дин, мечтая убрать мерзкий привкус из своего рта. Сэм, уже вымахавший ростом почти с Дина, подошёл к брату. - ты как? - робко спросил Сэм, но учуяв алкоголь и от Дина, отшатнулся. - Дин... - разочарованно обронил Сэм и ушёл спать на свою кровать, оставляя Дина в ещё более хуёвом душевном состоянии, чем было утром. Дин съел чуть ли не полтюбика зубной пасты, лишь бы заглушить запах совсем. После - подошёл к братишке. Сэмми выслушал его историю и, вроде как, всё понял. "Сэмми всегда поймёт" - подумал Дин, плотнее закутываясь в одеяло, и кошки стали скрестись не так яростно, позволив ему наконец-то провалиться в сон.