Without him

      «В чём смысл существования?», «Как он влияет на восприятие людьми жизни?».       Эти и ещё не менее депрессивные вопросы задаёт себе Акааши на протяжении вот уже пары месяцев. Никогда бы он не мог подумать, что опустится до того, что будет днями напролёт и часами навылет пить уже надоевший ему горький кофе, смотря в серую, подобно окружающему миру, стену. Никогда бы не мог представить, во что может превратить себя человек, так неаккуратно оступившийся в неподходящий для этого момент жизни, так безвозвратно угодивший в ловушку тёмного и мрачного бытия.       Акааши, вроде как, флегматик. Он сдержанный, спокойный, организованный. Он был немного неординарной личностью, но уж точно не эксцентричной. Он лишь немногим выделялся из толпы обычных людей. Он, можно сказать, был серым вороном среди сотни чёрных; вуалехвостом с плавниками цвета охры, а не как у других — терракота.       Акааши, в общем-то, был немного реалистом. Он точно знал, что, тыча пальцем в небо, до звёзд не достать. Он знал, что среднестатистическому человеку до локтя не дотянуться языком, как ни старайся. Он знал, что напрямую увидеть свои глаза и затылок нельзя, а использование зеркала — это уже добавочный фактор. Акааши видел мир в реальных красках.       Совсем недавно этот мир сгорел.       Сгорел и оставил после себя серый пепел, который легко разлетелся по округе, по-странному засыпал собой все стены, потолки, полы — всё, что раньше было до прекрасного привычным, но стало отвратительно отталкивающим.       Акааши, вроде как, флегматик, а потому неспокойно переносит резкие перемены. И этот серый и странный мир, что стал таким в одно мгновение ока, теперь приносит нескончаемую боль и тяжесть, огромным камнем ложась на сердце.       Акааши любит обыденность и постоянство, но иногда хочет открыть для себя что-то новое, увидеть чуть больше, чем хотелось бы, узнать о том, о чём в голове мыслей ни разу не было.       Акааши хочет всё это сделать. Хотел. Теперь же, скрываясь от того самого серого и странного мира в своей квартире на третьем этаже, он не может заставить себя выйти на улицу. Он задаётся вопросом: «Для чего это всё?», и «Моё существование действительно является моим?», и «К чему вся эта Вселенная с её необъемлемой красотой?». Она же врёт. Каждый уголок земли — сплошь темнота и сырость, пустое место, крохотная точка на географической карте. Никто и не заметит её, не ткнёт пальцем. Её не заметит и Акааши.

×××

      Акааши теперь редко нормально спит. Он может подолгу ворочаться с кучей вопросов и мыслей, не в силах отпустить их из своей головы. Он может вообще не спать, а на утро смотреть в зеркало на свои синяки под глазами. Он может спать слишком долго, но более бодрым себя от этого не ощущает.       Акааши, кажется, потерялся. Он потерялся в себе, потерялся в людях и мире. Он сидит на кухне с очередной кружкой кофе и не может заставить себя убрать в доме. Зачем это делать, если некому показывать порядок? Зачем стараться, чтобы потом смотреть на это самому? Нет смысла тратить силы на то, что в конечном итоге не принесёт пользы.       Акааши теперь плохо ест. Его любимые онигири уже не кажутся по-настоящему вкусными. Они теперь ничем не отличаются от обычного риса, не заставляют блаженно закрывать глаза от удовольствия и тихо, довольно мычать. Акааши хочет нормально поесть, но еда теперь словно эквивалентная, ничем друг от друга не отличающаяся. Только один кофе способен как-то привести в чувства, задуматься, а правильно ли всё это? Не нужно ли взять себя в руки и выйти из этого ужасного состояния, покинуть этот серый мир и вспомнить, как всё выглядит в прежних красках?       Акааши хочет погулять, но сил не остаётся. Он лишь неторопиво моет кружку, переворачивая её на сушилку, и идёт в комнату, чтобы вновь лечь на кровать и смотреть в чуть занавешенное окно, впуская в свою голову нудные мысли.

×××

      Акааши решил прогуляться лишь под вечер, когда на улице было уже совсем темно. Осенняя погода теперь непривлекательна. Она лёгким, но прохладным ветром кружит листья по дороге, запахом мокрого от дождя асфальта щекочет нос. Она воет и шумит, плача, словно дитя.       Кейджи подошёл к остановке и сел на лавочку под козырёк: он прикрывал от начинающегося постепенно дождя, защищая, отгораживая. Акааши смотрел на молодую пару, быстро проходящую мимо с каляской спереди. Это, похоже, совсем недавно сформированная семья. Они счастливы и довольны, у них впереди далёкое и прекрасное будущее. А Акааши…       Что Акааши, если он даже не встречался ни разу? За свою недолгую жизнь он не добился ничего, кроме отказа о повышении в должности. Может, именно это стало причиной его нынешнего состояния. Может быть, именно строгий начальник, непростительно громко накричавший на Акааши, посадил этот ненужный саженец в чёртову землю.       У Акааши, скорее всего, экзистенциальный кризис, и выбраться из него пока что не удаётся. — Чудесная сегодня погодка, правда? — чужой голос, такой весёлый и доброжелательный, вытянул из топкого болота мыслей.       Акааши и не заметил, как к нему подсели, да и не особо хотел. Он неопределённо пожал плечами, поднимая голову выше и смотря на то, как свет фонаря отражается о мокрый асфальт. — А ты какой-то грустный. Разве осенняя погода тебе совсем-совсем не нравится? — а этот милый человек уже успел перейти на «ты». У Акааши, в общем-то, не было сил на то, чтобы делать замечания. Да и не захотел бы он в здравом уме ругать обладателя такого прекрасного голоса. За последнее время это единственное, что так сильно цепляло за душу.       Кейджи лишь поднял слегка прикрытые глаза на новоиспечёного собеседника. Его непродолжительный, но уставший и тяжёлый взгляд оставлял после себя странное впечатление и мог показаться строгим, если бы не был столь равнодушно спокойным. — Нравилась, — тихо ответил Акааши, отвернув голову. Он не искал себе друзей, но этот человек, что так счастливо и довольно улыбался, был словно чёрный квадрат Малевича. Квадрат на белом, чистом фоне. В случае Акааши, это был антарный огонёк в тёмной мгле бессмысленного существования; яркая звёздочка на чёрном-чёрном небе. — А почему так? Осень ведь такая красивая и яркая! — А ещё дождливая, пасмурная и грязная, — Акааши готов был плакать. Ну почему именно этот человек вызывал внутри такие странные чувства? Почему он появился именно сейчас, в период ужасной неопределённости и бессмысленного прожигания дней? — Да, но в этом есть и плюсы! Представь, как было бы классно попрыгать по лужам! Я сразу вспоминаю детство. Мама тогда часто меня ругала за такое, но я всё равно продолжал пачкаться каждый раз после дождя, — звонкий хохот собеседника казался таким громким в тишине ночной улицы. — Э-эх, я бы и сейчас так сделал. Но я ведь уже взрослый, понимаешь? Думаю, это как-то неправильно. А ты как считаешь? — Я считаю, что Вы вольны делать то, что Вам хочется. Социальные стереотипы не должны угнетать и ограничивать Вас в чём-либо, — Акааши впервые за последние месяцы говорит так оживлённо.       Он впервые за прошедшее время говорит так много. Он и сам не понимает, как так получилось — мир резко приобрёл краски. Нет, это этот парень скрасил его, заставил вновь приглядеться и вдохнуть свободнее. Кейджи не знает, какую магию использует его собеседник, каким способом заставляет оживать, но точно знает: это очень помогает. — Воу! Тогда в следующий раз я точно попрыгаю в луже. Я, кстати, Бокуто. Бокуто Котаро, — улыбается парень, и его улыбка гипнотизирует, пригвождает к месту. — А тебя как зовут?       Акааши прокручивает это имя в голове несколько раз. Оно очень подходит его обладателю. Его хочется произносить и произносить, оставить на подкорке сознания, на внутренней части века, чтобы всегда видеть перед собой. Акааши, кажется, сошёл с ума, и это произошло уже второй раз. Первый — когда Бокуто улыбнулся. — Акааши Кейджи, — произносит он и слабо, всё ещё слегка натянуто улыбается, хотя всеми силами вкладывает в эту улыбку побольше радости. Хочет, чтобы Бокуто видел эту радость, чувствовал и продолжал так же ярко улыбаться. — Ака-а-аши, — тянет Котаро, пробует, изучает. Он хмыкает и закрывает глаза, довольно кивая. — Так почему ты такой грустный?       Кейджи хочет открыться. Бокуто хочется доверить все тайны мира, все личные — и не очень — секреты, рассказать о том, что так тревожит в последнее время. Но Акааши не собирается взваливать на чужие плечи столько проблем. Да и кто он для этого парня? Всего лишь чужой человек, обменявшийся с ним парой фраз. Поэтому он просто выдаёт: — Просто день плохой. Не берите в голову, с каждым бывает. — Но не каждый же сидит поздно вечером на остановке после недавнего дождя. Случилось что-то очень плохое? — Бокуто становится серьёзным. Он слушает так внимательно, словно эта информация чем-то ему поможет. — Нет, просто… Зачем Вам это знать? — Как зачем? Я выслушаю тебя, и тогда тебе обязательно полегчает, Акааши, — мягко тянет в конце Бокуто, улыбаясь.       Кейджи поджимает губы. Он уверен, не полегчает. А если и полегчает, то на время, на небольшой промежуток времени. Когда они с Бокуто разойдутся, мир снова погаснет. Индифферентный Акааши вновь потеряет цель жизни, смысл существования, понимание этой лживой Вселенной с её непонятным устройством. — Вам не нужно слушать меня. Я даже не знаю, что со мной происходит. Всё очень странное и непонятное. Я не знаю, чего я хочу и к чему стремлюсь. У меня нет никакой цели. Я просто ничего не понимаю… — Тебе и не нужно понимать, Акааши! Просто найди то, что будет приносить тебе удовольствие. Найди себе цель. Я придумал! Заведи себе кошку или собаку, и твоя цель — вырастить и полюбить её. Или сову! Ты знаешь, какие они красивые? Моя любимая — красноногая неясыть. Я так давно мечтал её завести, — Бокуто вздыхает так мечтательно, что хочется купить ему эту самую сову. Понять, насколько ещё более счастливым может быть этот чудесный человек. — Не завели?.. — осторожно и тихо спрашивает Акааши, чтобы не спугнуть, не потревожить чужие мечты и фантазии, не прервать атмосферу восторга и радости. — Э-эх, нет. Не было возможности и не будет больше. Но я не грущу, вот и ты не грусти! Я уверен, что у тебя-то получится справиться с трудностями. — Почему Вы так уверены? — Я просто знаю, что ты справишься. У очаровательных людей всё обязательно получается, — Акааши вновь смотрит на собеседника. Он видит чужую улыбку и яркий, живой взгляд, и резко хочется верить ему. Верить в то, что всё наладится, придёт в норму. — А если не получится?.. — А ты попытайся, Акааши! — Бокуто переводит взгляд на Кейджи. Последний утопает в глазах цвета янтаря, даже не пытаясь выбраться.       Бокуто хмыкает и встаёт с места, напоследок глубоко вдохнув вечерний петрикор[1]. Ему нравится этот запах, это видно по его лицу. Он оборачивается и снова улыбается, но уже ярче, энергичнее. – Всё обязательно наладится. До встречи, Акааши!       Бокуто уходит. Акааши смотрит ему вслед, почти не моргая, а когда, наконец, прикрывает глаза на долю секунды и вновь их открывает, чужого силуэта уже нет. Его будто и не было. — До встречи…       Акааши решает, что всё ещё впереди. Он спокойным шагом возвращается домой. Вялые и тяжёлые мысли отходят на второй план и уступают место новым — более приятным и расслабляющим, более вязким и живым, как чужие янтарные глаза.