Подвернувшийся случай

Это был чудесный день для всех, кроме Гермионы. Солнце только что выглянуло, давая студентам, сходившим с ума от необходимости сидеть в замке, возможность расслабиться, но над головой Гермионы висела огромная черная туча, преследуя ее по пятам и портя ей настроение. Она смотрела из окна библиотеки и с раздражением поправляла галстук. В помещении было душно, но в то же время это было самое безопасное место в замке. Ее глаза искали в толпе блондинистую макушку, и она была абсолютно уверена, что сможет разглядеть ее даже на таком расстоянии — она могла узнать этот особый оттенок платины практически везде, — а потом резко отпрянула от подоконника, чувствуя себя сумасшедшей сталкершей. Но такое поведение было вызвано необходимостью самосохранения, так как жертве нужно постоянно знать, где находятся хищники, чтобы держаться от них на достаточном расстоянии. Это было вполне разумно. Она не могла перестать думать о нем. Она видела его повсюду: на уроках, в коридорах, во время еды. О, он прекрасно справлялся с тем, чтобы полностью не замечать ее, но Гермионе все время казалось, что за ней наблюдают, что к ее спине постоянно прикована пара внимательных глаз. Она могла поспорить на что угодно, что это были именно серые глаза. А может быть, она просто выдавала желаемое за действительное. Гермиона вздохнула и начала запихивать свои записи и книги в сумку с большим напором, чем было нужно. Она не видела его на улице, но была уверена, что он там, наслаждается солнцем, возможно, с Пэнси на коленях, заплетая цветы в ее волосы… Ее перо сломалось. В третий раз за неделю. Гермиона сдержала стон, затем глубоко вздохнула. Если он был снаружи, она была в безопасности. Если он был снаружи, она могла покинуть жаркую, пыльную библиотеку и наконец добраться до своей комнаты, задернуть шторы, глубоко вздохнуть и просунуть руку под свои… Нет, Гермиона. Возьми себя в руки, черт возьми. Она покачала головой и с грустью посмотрела на сломанное перо. Это было одно из ее любимых перьев. Она бросила его на дно своей сумки, затем сняла галстук и сделала с ним то же самое. Было чертовски жарко. Она перекинула сумку через плечо, собрала остальные книги и бодро вышла из библиотеки. Даже мадам Пинс не осталась на своем месте, отказываясь пропускать прекрасную погоду из-за Гермионы, сказав напоследок: «Я уверена, что ты хорошо о них позаботишься… Правда, дорогая, если ты когда-нибудь задумаешься о работе библиотекарем, обязательно дай мне знать. Я не могу представить никого более способного, кроме себя, конечно, для этой работы. Не забудь закрыть за собой двери, когда будешь уходить, хорошо?» Способная, действительно. Единственное, на что была способна Гермиона в данный момент, это, пожалуй, на нервный срыв. Тем не менее, она закрыла двери. В коридорах было совершенно безлюдно. Она обхватила книги поудобнее и повернула в противоположную сторону от башни Гриффиндора, в сторону Большого зала, борясь с желанием помастурбировать и решив, что перекусить — лучшая идея. Ей нужно было раз и навсегда прекратить фантазировать об одном особенно чванливом хорьке и жить дальше. Не прошло и пятидесяти шагов от библиотеки, как Гермиона вскрикнула, когда ее схватили за локоть и втащили в пустой класс, а сильная рука зажала рот. Она чуть не выронила учебники, отчаянно хватаясь за палочку, паника нарастала в течение миллисекунды, пока она не увидела, кто именно ее схватил. Теперь паника нарастала по совершенно другим причинам. — Тсс! — Лицо Малфоя было в нескольких сантиметрах от ее; его брови были нахмурены, а глаза немного безумны, когда он выглядывал за дверь класса и быстро закрывал ее. Его хватка на ее запястье была железной. — Мерлинова борода, — Выругался он, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. Лишь один взгляд на него заставил её снова вспомнить тот вечер — темный альков, тяжелое дыхание, грязные словечки шепотом на ухо, когда Малфой заставлял ее трахать себя глубже, признаваясь ей, как сильно он хотел, чтобы это делал именно он. Она сглотнула комок в горле, ощущение было похоже на попытку проглотить камень. Затем она сдавленно вздохнула и прижала книги ближе к груди, ее рука дернулась, когда она пыталась скрыть дрожание своих пальцев. — Малфой, — сказала она. Гермиона была горда собой. Получилось отстраненно. Непринужденно. И это хорошо скрыло тот факт, что она была в двух шагах от того, чтобы признать себя полной дурой, и причиной тому был он. — Грейнджер. Ну, и тебе привет. Гермиона поджала губы, глаза сузились в подозрении. — В чем дело, Малфой? — Я схожу с ума. — Как мило, — сказала она, изо всех сил стараясь не допустить вышеупомянутого сумашедствия прямо здесь и сейчас. Чего он хотел? Разве недостаточно того, что он мучает ее уже несколько недель своим бездействием? Почему теперь он должен был что-то обязательно сделать и усугубить ситуацию? Снова вздох. Снова провел рукой по своему лицу. Он бросил на нее злобный взгляд, — Забудь об этом. — Что тебе нужно, Малфой? — Она больно впилась ногтями в ладони, безуспешно пытаясь скрыть дрожь. Он перестал тереть лицо и посмотрел на нее, внимательно изучая этими адски ясными серыми глазами; его дурацкий точеный подбородок напрягся, а идиотские пухлые губы скривились. — Именно, я не должен… Послушай, это прозвучит безумно, но я просто… Могу я прикоснуться к тебе? — Прости, что? — Грейнд… Послушай, просто… Просто забудь об этом, ладно? Я и вправду схожу с ума. Не обращай внимания на то, что я недавно сказал. Ты можешь идти. — Он тут же открыл дверь, чтобы она смогла выйти из класса, его лицо было повернуто в сторону выхода из комнаты, было понятно, что он специально не смотрел на неё. Она увидела, как он сжал челюсти и напряг шею. Гермиона сузила глаза, понимая, что ее осенило. — Ты ждал меня? Малфой медленно повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Она видела, как он, словно в замедленной съемке, вытягивался во весь рост. На долю секунды Гермиона увидела каждый дюйм того человека, которым он однажды станет. Могущественным. Завидным. Величественным. Совершенно точно опасный мужчина, который получает то, что хочет и когда хочет. Гермиона презирала таких мужчин. Чем выше он становился, тем больше ей приходилось отклонять голову, чтобы взглянуть на него. Выражение его лица было непроницаемым, но некоторые детали все же выдавали. Казалось, он чувствовал себя не в своей шкуре, несмотря на то, что стоял неподвижно, было заметно, как судорожно он вцепился в дверной косяк. Его волосы выглядели так, словно он участвовал в соревновании по их зачесыванию, и несмотря на невыносимую жару, его галстук явно был перевязан слишком много раз, и Малфой никогда, никогда не закатывал рукава, хотя пуговицы на них были расстёгнуты. Потом он расслабился, и она увидела его таким, каким никогда раньше не видела. Человеком. Он снова начал тереть лицо. — Да, — сказал он. — Да, хорошо? Я ждал тебя. Я пытался… — Он остановился и посмотрел в потолок, словно там были ответы на все вопросы. — Я схожу с ума, Грейнджер. Можешь смеяться надо мной, но я схожу с ума, и пытаться найти минутку, чтобы поговорить с тобой, хуже некуда, если честно. А ты такая чертовски подлая. Как так получается, что в одну минуту я смотрю на тебя в Большом зале, а в следующую тебя уже нигде нет? Гермиона смотрела за тем, как он снова закрывал дверь, казалось, ничего не замечая, а после медленно начал приближаться к ней. Она боролась с желанием отступить, но это было почти невозможно, так как он уже оказался перед ней, и выражение его лица стало еще более напряженным. — Итак, да, — челюсть Малфоя сжалась, пальцы сжались в кулаки, и он стал казаться огромным, больше, чем она могла себе представить. Казалось, каждая его частичка надвигается на нее, пытаясь проглотить целиком. — Я ждал тебя. Когда у меня ещё будет возможность перекинуться с тобой хоть словом? Тебе это нравится, Грейнджер? То, что я здесь, по сути, умоляю уделить мне хотя бы минуту твоего времени? Потому что, поверь мне, я готов в любую секунду отправиться в больницу Святого Мунго. Ты — последний человек, за которым я должен гоняться, и все же я здесь, потому что не могу перестать думать о тебе и о том забытом Мерлином алькове. Его голос одновременно стал громче и ниже по тембру, и мягкое тепло его резкого дыхания обдавало ее щеки. Она невольно представила себе, как он в любой момент начнет дышать огнем, и ей пришлось прикусить язык, чтобы не вырвался смешок, хотя это, по крайней мере, помогло ей отвлечься от неприятной потребности сжать бедра вместе. — Значит, сидеть в пустых классах и ждать, когда ты сможешь наброситься на девушку, не входит в число твоих обычных увлечений, не так ли, Малфой? — сказала она, пытаясь не показывать неуверенность. Ее желудок сжался от его пристального взгляда, но было ли это от желания или от раздражения, она не могла утверждать точно. — А мастурбация в пустых альковах рядом с подземельями — это одно из твоих увлечений? — его брови слегка приподнялись. Лицо Гермионы порозовело. В точку. Тишина затянулась. Гермиона переминалась с ноги на ногу, пытаясь избавиться от охватывающего ее жара. Его немигающий взгляд был таким же напряженным, как и в тот день, когда она застала его с Пэнси; тот самый взгляд, который приковал ее к месту и не оставил возможности сбежать. Гермиона почувствовала, что ее лицо пылает. Это было глупо и раздражающе. Он должен был быть ее злейшим врагом, а не… Кто бы это ни был. Это стало крайне некомфортным. Малфой сдался первым. Он сдавленно вздохнул и провел пальцами по волосам, выглядя так, будто в любую секунду может выйти из себя. — Слушай, забудь, что я что-либо говорил, и я просто пойду… Она машинально протянула руку, но тут же замерла, вцепившись в манжету его рукава. Одно дело — позволить себе безрассудный миг самопотакания в темноте ночи, в крошечной дыре в стене, с Малфоем, шепчущим вещи, которые воспламеняли ее кожу и воображение, но при этом самым близким физическим контактом с ним было прикосновение его кулака к ее одежде и ее щека на его плече в течение тридцати секунд. Признаться в том, что она хочет его при свете дня, было совсем другим делом. Она посмотрела на свои туфли. — Почему? — спросила она. — Почему что, Грейнджер? — Его голос был напряжен. — Используй свой словарный запас. В последнее время я очень много говорю за нас обоих. Она отпустила его рукав. Ее мизинец коснулся его ладони, и по ее пальцам пробежал электрический разряд. Гермиона поджала губы. Она была гриффиндоркой. Где, черт возьми, была ее храбрость? Она заставила себя поднять глаза. Малфой был в двух секундах от того, чтобы удрать, как испуганная пикси. — Почему ты хочешь прикоснуться ко мне? — спросила она, оставив невысказанным вопрос — почему она так сильно хотела, чтобы он прикоснулся к ней, — а затем придвинулась чуть ближе. — Я не… Я еще не сказала «нет». Я просто хочу знать почему. Малфой наклонил голову; даже мизерный наклон заставил ее съежиться. Это было почти магическое преображение. В один момент он выглядел так, словно предпочел бы оказаться в любом другом месте, его щеки раскраснелись — Гермиона наслаждалась мыслью, что Малфой чувствует себя неловко, — а в другой момент он излучал спокойствие и уверенность. Он сделал шаг вперёд и нагнулся к ней, его рука оказалась рядом с ее щекой, и на мгновение Гермиона разрывалась между необъяснимым желанием пойти ему навстречу и ужасом от осознания того, что она открылась ему, а он, похоже, готов из-за этого изменить свой план действий. Мышцы нижней части ее живота напряглись в предвкушении, и она чувствовала каждое колебание воздуха на своей коже. Он осторожно коснулся пряди ее волос. Его брови приподнялись, когда он взглянул на нее. Ее желудок сжался — что он мог подумать о её словах? Малфой запустил пальцы в ее кудри и притянул ее ближе, ближе, еще ближе, пока его губы не оказались в нескольких дюймах от ее рта. Нежность, с которой он заправил ее волосы за ухо, чуть не сломила ее, когда она боролась с собой и пыталась выдержать его взгляд. — Я хочу прикоснуться к тебе, — сказал он и сделал шаг ближе, мягко развернув ее так, что она оказалась спиной к классу. Гермиона ясно видела в своем сознании сценарий, который бы закончится тем, что она окажется прижатой к учительскому столу, позволяя этому случиться, завороженная низким тембром его голоса, когда он шептал ей о своих намерениях. — Я хочу прикоснуться к тебе уже несколько недель, но ты ведь знаешь об этом, не так ли? Ты всецело поглощаешь меня, Грейнджер. Как ты могла предположить, что одной ночи, одного ничтожного глотка наслаждения будет достаточно? Он продолжал идти на неё, а она — пятиться назад. Одной рукой он придерживал ее за шею, мягко направляя, а другой медленно взял из ее рук книги и небрежно бросил их на пол. Часть ее хотела возразить, и ей с трудом удавалось не бросать беглых взглядов, дабы убедиться, что книги не пострадали. Малфой заметил это, и его губы слегка дернулись вверх. — Вечно ты ведешь себя, как зануда. Вот он я, надеюсь, что ты позволишь мне доставить тебе удовольствие, а ты больше беспокоишься о книгах. Ее сумка, как и книги, упала на пол. — Но в этом и есть твоя привлекательность, не так ли? — сказал он, выдохнув ей в губы. Ее зад встретился с краем стола, она вздрогнула, и он воспользовался моментом, чтобы схватить ее за талию и одним плавным движением усадить на стол. Это позволило ей поравняться с ним. Гермиона никогда не думала о сером цвете как о том, который может заставить ее возбудиться, — Застегнутая на все пуговицы маленькая зубрилка, которая ненавидит меня больше всего на свете, дарит мне самые скромные ласки, а потом использует свою власть надо мной. Ты снова собираешься солгать и сказать, что не избегала меня? — Я избегала тебя не для того, чтобы потом ты оскорблял меня, Малфой. — Проклятье, она ненавидела его. Она ненавидела то, что ее бедра дрожали в том месте, где они соприкасались с его, и то, что он заметил это и нежно провел двумя указательными пальцами от колен до подола ее приподнятой юбки. — Мои извинения. Видишь ли, я просто фантазировал в течение многих недель, — он снова вздохнул, на этот раз драматично. Гермиона удержалась от желания закатить глаза, даже когда ее дыхание сбилось, она все равно боролась с этим чувством. — В любом случае, ты постоянно критикуешь меня, не важно по какому поводу. Это у тебя такая черта — критиковать. Я достаточно долго наблюдал за тобой, чтобы понять, как ты поступаешь со своими бедными, многострадальными друзьями. — Малфой, — сказала она. Он улыбнулся, слыша этот предупреждающий тон. Затем из его голоса исчезло поддразнивание. Она заметила, как он закусил нижнюю губу, хотя, казалось, он сделал это машинально. — Итак. Я хочу прикоснуться к тебе, потому что ты делаешь такие вещи, как, например, прямо сейчас. Ты знаешь свои границы, и ты можешь обозначить мои границы; и когда ты позволила мне приблизиться к тебе той ночью в алькове, это было самое возбуждающее, что когда-либо сможет представить человечество, хотя я и пальцем не тронул тебя. Меня просто убивало то, что я не мог прикоснуться к тебе. — Его длинные пальцы вернулись к ее коленям, обхватили их сзади, и он одним коротким рывком притянул ее ближе, прижимая к себе. Он был настолько тверд, что она удивилась, как он еще может так разговаривать. — И с тех пор ты заставляешь меня ходить перед тобой на цыпочках, не в силах думать ни о чем другом. Я знаю, если тебя это будет смущать или если тебе что-то не понравится, ты обязательно скажешь мне, и я тут же отступлю, но я хочу попробовать. Трудно было скрыть тот факт, что она была возбуждена. Она чувствовала, что её прерывистое дыхание встречалось с его лицом и возвращалось обратно, и это заставляло её щеки все больше розоветь, хотя они уже и так горели; она чувствовала, как быстро колотится ее сердце. Она попыталась сглотнуть, чтобы так сильно не нервничать. Малфой наклонился еще ближе, полуприкрытые глаза опустились на ее губы, и он облизнул свои, что вызвало у неё резкий выброс адреналина. — Я не буду притворяться, что всё это время не был для тебя настоящим засранцем. Потому что так оно и есть. Я знаю. Я не буду притворяться, что ты меня не ненавидишь. Это я тоже прекрасно знаю. — Его слова были почти неслышны. Гермиона не могла не заметить, что он умолчал о своем отношении к ней, и это снова привело ее в замешательство. — Я не могу требовать, чтобы ты доверяла мне, но я не монстр. Я не буду делать ничего, чего ты не хочешь, и если тебе что-то не нравится, ты можешь взять и уйти. Я уже очень долго мечтал об этом, и все, чего я хочу, — одна единственная возможность доказать тебе это. Гермиона вздрогнула от неожиданности. У Малфоя был взгляд затравленного зверька. — Пожалуйста, скажи что-нибудь, Грейнджер. — Хорошо. Она сказала это так тихо, что едва могла себя слышать. Малфой моргнул, но было ясно, что он понял. Он следил за ее губами, как ястреб. Гермиона постаралась найти в себе немного храбрости. — Хорошо, — повторила она. — При одном условии. Малфой ничего не сказал, и она продолжила. — Никаких поцелуев. Она знала, что если она поцелует Малфоя, то назад дороги не будет. Малфой, похоже, тоже это знал. Он смотрел на нее очень долго. Его руки на ее коленях, в который раз, казались тяжелыми, потому что он машинально сжимал их крепче. Ей стало интересно, о чем он думает, если его тело по инерции пытается удержать ее на месте. Его глаза снова переместились на ее губы, и то количество времени, которое он провел, глядя на них, словно решая, является ли это единственным правилом, которого он хочет придерживаться или нет, снова заставило ее напрячься. Она почувствовала, что становится все более горячей и влажной. — Ты обещал, Малфой. Из него как будто выбили весь воздух, и он обмяк; его волосы щекотали ей лоб. Его глаза не отрывались от ее губ. — Могу я целовать тебя в других местах? Она не стала долго раздумывать над тем, о каком именно другом месте он говорил. Она также не хотела отдавать ему всю власть. — От плеч и вверх. Малфой улыбнулся так, словно ему вручили тысячу галлеонов, и наклонился к ней, нежно покусывая мочку уха, что вызвало у нее писк, и смягчая укус нежным посасыванием, от которого у нее свело живот. Он имел наглость поцеловать ее за ухом и усмехнуться, — Я могу многое сделать, имея это разрешение, Грейнджер. Самодовольный маленький придурок. Гермиона зажмурила глаза, стараясь дышать через нос, пока он проводил губами от мочки уха до челюсти, а руками — от коленей до бедер, задирая подол юбки. Ее тело пыталось сосредоточиться только на этом ощущении. Она издала короткий вздох и почувствовала, как Малфой содрогнулся рядом с ней в ответ. Его руки проникали все выше и выше под ее юбку, легкие касания кончиков пальцев привели к тому, что он замер, а его губы приблизились к ее шее. Еще немного, и она оказалась бы полностью в его власти. — Ты такая мягкая, — прошептал он. Его пальцы добрались до ее нижнего белья. Оно было из невзрачного белого хлопка — вряд ли она могла ожидать, что ее затащат в пустой класс, чтобы трахнуть, — и ее мозг потратил на этот факт всего одну миллисекунду, прежде чем ее сознание полностью отключилось, когда Малфой отодвинул белье своими большими пальцами, которые затем стали опускаться вниз по ее лобку, обхватывая ее бугорок и самую чувствительную часть ее тела. Он не торопился, и это сводило ее с ума. Он ловко сдвинул немного вниз ее трусы, чтобы не было никаких препятствий между её бедрами и его ладонями. Разум Гермионы смутно уловил тревогу, что он вот-вот стянет с нее нижнее белье и оставит ее полностью обнаженной. — Так тепло, — сказал он. Гермиона не могла понять, к кому он обращается — к ней или к себе. Это недоразумение было вскоре устранено, когда, как и три недели назад, плотина прорвалась, и грязь начала литься из его рта. — Я думал, в прошлый раз мне показалось, что ты так тепло прижалась к моей руке. Я так рад, что оказался неправ. Ты всегда такая теплая, Грейнджер? Насколько обжигающе горяча твоя пизда? — Его большие пальцы снова погрузились под ткань трусов, и одним из них он отодвинул ее, а другим провел влажную линию от входа к клитору, слегка касаясь его. Гермиона почувствовала, как ее бросило в дрожь от изумления, и задыхаясь, ее тело дернулось вперед, уничтожая все то расстояние, которое было между ними. Ей пришлось заставить себя успокоиться; поставить локти на стол и сглотнуть, чтобы сдержать стон. Малфой, наконец, получил идеальный, полный вид на нее и улыбнулся. — Такая же красивая, как и в ту ночь. — Он наклонился и нежно поцеловал ее в живот, явно пытаясь понять каковы границы в поцелуях, но Гермиона никак это не комментировала — это было всего лишь поверх ее джемпера, да ведь? Ничего страшного. Он посмотрел на нее из-под длинных ресниц и снова поцеловал её, но чуть выше, обводя ее клитор, от чего у нее подогнулись пальцы на ногах. Его голова поднималась и опускалась вместе с напряженным животом, когда она выдыхала и пыталась снова набрать воздух в легкие. Еще один поворот на ее клиторе, еще один импульс по ее ногам, еще один поцелуй на животе, теперь уже в опасной близости от ее грудей, из-за его постоянного движения вверх. — Я хочу тебя, Грейнджер, — сказал он между поцелуями. Она видела, что он был на грани. Он выглядел таким же возбужденным, как и она. — И я знаю, что это безумие, и я знаю, что ты, вероятно, думаешь, что я лгу, но я хочу тебя так чертовски сильно. Я не могу перестать думать о тебе. Он высунул одну руку из-под ее трусиков и потянул вниз, а другой рукой двигал так, что лишь на секунду потерял контакт с ее клитором. — Ты не представляешь, как это тяжело — стоять здесь, чувствовать, какая ты чертовски мокрая, и знать, что я не могу получить больше тебя. Он добрался до ее подбородка и поцеловал его, затем нежно коснулся своим носом ее носа, проверяя, постоянно проверяя ее границы. Иначе это был бы не Малфой. Когда он пополз вверх по ее телу, его торс оказался вровень с ее торсом, и тогда он начал прикасаться всерьез. Он обхватил ее за талию, прижав ее к своему телу, а затем начал дразнить ее клитор все более интенсивными круговыми движениями, постепенно усиливая давление, пока Гермиона не задрожала и не смогла удержать стон в горле. Она опустила голову, и Малфой устроился так, чтобы поддерживать зрительный контакт, а своим телом прижался к ее телу. — Знаешь ли ты, как совершенно потрясающе ты выглядишь в таком виде? Как сильно мне хочется просто взять тебя и трахать до тех пор, пока мы оба не рухнем, покрытые спермой и обессиленные? Это все, о чем я мог думать каждый раз, когда ты медленно проходила в Большой зал со своей пышной юбкой, демонстрируя свои молочные бедра, и я знал, что они скрывают между собой. Ты сидела там и игнорировала меня, а я мог просто кончить в штаны в любой момент, как только ты смотрела в мою сторону и… Черт, Грейнджер, что ты со мной сделала? — Ты слишком много говоришь, Малфой, — Гермиона рассмеялась, или попыталась, но вырвался лишь короткий вздох, когда Малфой ввел в нее палец. — В прошлый раз ты не жаловалась, Грейнджер, черт, ты такая охуенно тугая. Боже, неужели так всегда? Я хочу растянуть тебя. Блядь, Грейнджер, это так чертовски несправедливо. Я хочу взять тебя так сильно, чтобы твоя маленькая пизда была полностью в моей власти. Боже, она такая тугая. Ты чувствуешь это? Гермиона действительно чувствовала это. Она чувствовала каждую крупицу его ласк. Она крепко зажмурила глаза и пыталась дышать, но делать это становилось все труднее. Он медленно входил в нее, заставляя ее внутренности выгибаться. — Ты хочешь еще один, Грейнджер? Пожалуйста. Пожалуйста, позволь мне сделать это. — Малфой звучал возбужденно. Она не осмеливалась посмотреть на него. Она лишь слегка кивнула и почувствовала, как он дернулся. Еще один длинный палец присоединился к первому, и Гермиона чуть не проглотила язык. — Мерлин, помилуй… — прошептал он. Она почувствовала его движение и машинально открыла глаза, а затем с нездоровым восхищением наблюдала, как он надавил ладонью на свои брюки, чтобы ослабить давление. Она точно помнила, каким большим и твердым мог стать его член, и запретный образ ее, стоящей перед ним на коленях, промелькнул перед ее глазами прежде, чем она успела остановить это. Липкий звук его пальцев, проскальзывающих в нее и выходящих из нее, усилился, когда он отодвинулся чуть назад, убирая свободную руку от промежности, чтобы подтянуть ее юбку к поясу, и придерживая ее там. Это открыло ему прекрасный вид. — Такая чертовски мокрая, Грейнджер. — Глаза Малфоя были устремлены на ее пизду, несомненно, восхищаясь этим зрелищем, и Гермиона заставила себя дышать. Голодный взгляд его глаз был бесподобен. Она знала, что если она даст ему разрешение, он окажется внутри нее в мгновение ока. — Поговори со мной, — сказал он. Она отвела взгляд от того места, где он прикасался к ней, в животе нарастала паника. Он тоже отвел взгляд от своих пальцев, скользящих по ее пизде, его большой палец нежно касался ее клитора, и ей было трудно связно воспринимать его слова. Губы Малфоя на секунду приподнялись. — Скажи мне, как заставить тебя кончить. Как ты хочешь, чтобы я это сделал? Я не могу лгать и говорить, что не хотел бы, чтобы ты позволила мне вылизать тебя начисто, пока ты не обмажешь все мое лицо, но раз ты не позволяешь мне поцеловать тебя… — он бросил на нее пристальный взгляд. — Я… — начала она. Малфой наклонился вперед, ожидая ее ответа. Его брови нахмурились. Она была в центре его внимания. Гермиона облизала губы. Он застонал. Ее лицо горело. Она отвернулась и сделала глубокий вдох. Действительно ли она собиралась сделать это? Собрав все свои силы, Гермиона уперла руки по бокам. — Еще один, — сказала она. Просьба была едва слышна, но она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Пальцы Малфоя остановились. Она украдкой взглянула на него и увидела, что он тупо смотрит на нее, а выражение обожания на его лице только рассмешило ее. Это помогло ее нервам. — Малфой, вставь еще один… пожалуйста. Малфой не терял времени. Он вытащил пальцы, и она уже готова была застонать, но остановилась, увидев, как он сунул уже мокрые пальцы в рот, чтобы втянуть ее соки. Затем к ним присоединился третий палец. Она уловила намек на его язык и почти пожалела о своем решении не позволить ему поцеловать ее там. Пальцы стали совсем мокрыми, и он снова вошел в нее со всей силой, дав ей достаточно времени, чтобы успеть приспособиться, прежде чем начать трахать ее. Мышцы Гермионы сжались. Растяжение было едва ли не слишком сильным, но его было достаточно, чтобы имитировать ощущения от его члена, которые она представляла себе, — ощущения, которые она запомнила, чтобы потом вспомнить. Она откинула голову назад, издав протяжный стон, который заставил тело Малфоя задрожать рядом с ее коленями. Она приподняла их и, приложив некоторые усилия, поставила ноги на стол, отключив голос в голове, который говорил ей, что она, по сути, только что обнажила всю себя перед Малфоем, и сосредоточившись на том, чтобы побороть жар, разгорающийся внизу живота и заставляющий его содрогаться. Малфой последовал за ней, выгибаясь. Его дыхание присоединилось к ее дыханию, когда он был около ее ключицы. — Трахни меня в бок… Давай, Грейнджер. Скажи мне, как довести тебя до конца. — Его слова были грубыми, разжигающими в ней голод, грызущий изнутри от его прикосновений. Она прикусила губу. Боже, она сейчас кончит, если он продолжит говорить с ней таким срывающимся голосом. Он звучал маниакально, и его призывы развращали ее воображение. Гермиона подняла руку и положила ее ему на плечо, не желая думать о том, насколько это сумасшедшая ситуация. Она слегка повернула бедра, хныча и вдыхая воздух короткими глотками. Это движение заставило его пальцы ласкать ее внутренности, словно заманивая. — Вот так, — сказала она и повторила. Электричество пробежало по пальцам ног, а бедра задрожали. — Двигай ими внутри вот так. Он быстро учился. Просто схватывал на лету то, о чем она говорила; он начал водить пальцами прямо по ее клитору, словно звал ее домой, его выражение лица было настолько сосредоточенным, что она могла бы поклясться, что он не дышит. Но она чувствовала это. О, она чувствовала это. Другая его рука пробралась обратно к ней, чтобы взять ее за задницу и слегка приподнять, давая ему возможность маневрировать и делать все правильно. Это также приблизило ее к нему настолько, что она удивилась, как он собирается продолжать в том же духе. Малфой зарылся лицом в ее шею и глубоко вдохнул, а затем заговорил. Снова. — Ты такая тугая. Такая мокрая. Так хорошо. Твоя пизда так совершенна, Грейнджер. Ты такая идеальная, — сказал Малфой. Гермиона вздрогнула. Он действительно назвал ее совершенной? Он был тугим, как лук, под ее пальцами, его мышцы напряглись. Его голова еще больше опустилась на ее шею. Она почувствовала его зубы на своем пульсе. Он открыл рот, клыки царапали ее кожу, словно он был готов укусить, съесть ее и поглотить целиком после того, как разбил ее на мелкие кусочки своими же руками. Каждый мягкий вздох его рта обжигал ее. Ее кожа покрылась мурашками. Он нежно провел по шее языком. — Я хотел этого с тех пор, как нашел тебя в том алькове. Я хотел увидеть тебя голой. Я хотел нагнуть тебя над гриффиндорским столом во время завтрака. Я хотел, чтобы ты лежала на моем столе в кабинете зелий. Я… Блядь, Грейнджер, трахни меня. Ты знаешь, как охуенно себя сейчас чувствуешь? Я мечтал об этом. Я мечтал, чтобы ты сосала мой член. Ты сосешь член, Грейнджер? Держу пари, у тебя это отлично получается. Держу пари, ты можешь сравниться даже с чемпионами, а если нет, я уверен, ты быстро научишься, ты такая чертовски упрямая. Надеюсь, этот ублюдок Уизли оценил это. Он все еще твой парень? Почему Малфой спрашивает ее, есть ли у нее парень, когда он стоит там, вставив пальцы в ее пизду? Гермиона впилась ногтями в его плечо. — Малфой, черт возьми, боже, да, вот здесь, ради любви к магии, заткнись, — прошипела она. Малфой захихикал и только усилил темп, с которым он трахал ее. Она начала видеть звездочки. — Нет, я не заткнусь. Ты не хочешь, чтобы я останавливался. Я чувствую, как ты сжимаешь меня всякий раз, когда я говорю, что хочу тебя трахнуть, как… — она непроизвольно сглотнула, — как сейчас. Чего бы я только не отдал, чтобы почувствовать это на себе. Я хочу, чтобы ты кончила, Грейнджер. — Малфой, я… — Она была так близка. Ее пульс участился, ноги начали дрожать. Пальцы Малфоя, манящие ее, отключили ее способность говорить. Все, что она могла делать, это сдерживать стоны, каждая попытка превращалась в маленький всхлип, когда она начинала трепетать от возбуждения. Она сильно прикусила губу до крови, когда ее мышцы напряглись. Малфой почувствовал это. Его большой палец лег на ее клитор, движение пальцев внутри заставляло его скользить взад и вперед по этим слишком чувствительным нервным окончаниям. Ее грудь вздымалась и опадала, и все это время она только и делала, что тонула в Малфое: его тело было прижато к ее, его рука трахала ее, другая запуталась в ее джемпере сзади, притягивая ее ближе, как будто он хотел поглотить ее, его бедра упирались в ее бедро, когда он надеялся найти хотя бы немного облегчения для своего члена; и самое главное, она задыхалась от его голоса. Он не прекращал свой бесконечный поток грязи и похвал в ее адрес, и, прости Мерлин, она впитывала каждое слово и становилась невероятно влажной, облегчая ему работу. — Сделай это для меня, Грейнджер. Пожалуйста, кончи для меня. Мне нужно, чтобы ты кончила для меня, я хочу почувствовать это. Я хочу, чтобы твоя пизда обхватила меня и покрыла своими соками. Это был бред сумасшедшего, и Гермиона подхватила его безумие, когда, наконец, открыла рот и застонала, оргазм охватил ее так сильно, что она начала терять ориентацию в пространстве. Затем звуки заглушились, и ее стон превратился в крик. Малфой поцеловал ее. Его рот впитывал каждый ее стон, и он с силой продолжал вытягивать из нее удовольствие, забирая его себе с каждым движением пальцев внутри нее. В какой-то момент он убрал третий, чтобы иметь больше возможностей для маневра. Он был неутомим, и Гермиона знала, что ее соки, должно быть, покрывает всю его руку, как он и хотел. Но она не могла проверить, пока он не отпустил ее лицо. Его рука, лежавшая у нее за спиной, пробралась к шее, не давая ей отстраниться, пока он поглощал каждый ее звук. На вкус он был похож на терпкие яблоки, которыми часто лакомился. Терпкие яблоки. Она никогда не сможет признать их такими же. Он зарычал ей в рот, и когда последние остатки оргазма прошли через нее, Гермиона почувствовала влагу на своем бедре. Драко Малфой кончил в брюки из-за нее. Мгновение спустя, его лицо зарылось в ее волосы. — Прости, я просто… — начал он. Гермиона кивнула. — Все в порядке, — сказала она. Она была слишком занята, пытаясь сохранить ощущение реальности после умопомрачительного оргазма, чтобы использовать этот момент для злорадства или для чего-либо еще, включая жалобы. Вместо этого она вдохнула спертый воздух класса и уставилась на высокий потолок, чувствуя, как Малфой дернулся от ее руки на его плече. Что теперь? Должна ли она была что-то сказать? Поблагодарить за самый потрясающий трах пальцами в своей жизни? Абсолютно точно нет. Потом она вспомнила, как грязно выглядит с раздвинутыми коленями, и медленно начала их смыкать. Малфой уловил это. Он осторожно убрал пальцы, слава Цирцее, и облизал их, не говоря ей ни слова. Наконец она украдкой посмотрела вниз: на его брюках было мокрое пятно. Оно было едва заметно, поскольку ткань была черной, но она чувствовала и видела лишь смутные намеки на него. Она закончила смыкать ноги. От нее не ускользнуло, что, хотя он отказывался смотреть ей в глаза, он продолжал украдкой поглядывать на ее голую пизду. Видимая вспышка разочарования промелькнула, когда он больше не мог продолжать этого делать. Она вытащила юбку из пояса, разгладила ее, а затем сложила руки на коленях. Ее ноги свесились через край стола. Она чувствовала себя выжатой и крошечной, и когда пришло осознание того, что она позволила Драко, мать его, Малфою, ласкать себя пальцами, Гермиона начала паниковать. Так было до тех пор, пока она не увидела, что он наклонился. — Подожди, что ты… Малфой поднял ее трусики и бесцеремонно засунул их в карман. Этот придурок даже не посмотрел на нее. — Малфой, они мои. — Нервозность была полностью забыта, Гермиона спрыгнула с парты и начала подходить к нему, пока он отступал назад. Он осторожно подтолкнул книгу в ее сторону. О, точно. Ее книги. Все разбросаны по полу. Вместе с ее галстуком. Он подобрал и его. Он положил его в карман вместе с ее трусиками. — Малфой! Он двигался все быстрее. Ноги Гермионы шатались. Он заметил это, наблюдая, как дрожат ее колени. Впервые Драко Малфой одарил ее честной улыбкой. Чертов павлин. — Твои книги, Грейнджер. — Моя одежда — не трофеи, Малфой! — Она не позволит ему выйти за дверь с этим. Она не позволит. Не позволит. Ни галстук, ни, тем более, трусики, которые, как она знала, полностью промокли. Малфой пожал плечами. — Считайте это платой за мои услуги. — Он указал на стол позади нее. Гермиона посмотрела. На столе, где он ласкал ее пальцами, было мокрое пятно — её смазка, о Боже. — Мадам Пинс это не понравится. Подождите. Это была комната мадам Пинс? Конечно, конечно. Мадам Пинс курировала учебный класс. Она почувствовала, что ее сердцебиение участилось, и с воплем бросилась обратно к столу, чтобы убрать обидное пятно, бормоча про себя, когда она судорожно вытирала его подолом юбки. Вот. Готово. Гермиона повернулась, намереваясь достать свои трусы, но к тому времени Малфой уже успел улизнуть. Дрожащие пальцы коснулись ее все еще покалывающих губ. Этот ублюдок поцеловал ее. Драко Малфой поцеловал ее. Ее трахнули. В буквальном смысле. Гермиона схватила свои вещи и практически бегом вернулась в свою комнату. Этого не должно повториться.