***
Локи сама не замечает, как прибегает к уличному катку, на котором всё чаще проводит по несколько часов в свои мидгардские ночи. В последний раз убедившись: преследователи остались далеко позади, она берёт коньки и, раскинув руки, проносится по кругу. Хорошо, что ночами лёд не приходится делить с толпой толкающихся смертных — простор. Снежинки жемчугами усыпают развевающиеся голубые волосы, оседают на ресницах, давая рассмотреть свои причудливые узоры. Ведьма кружится вместе с приносящим их ветром. Магия дрожит на кончиках пальцев, просясь расщеплять и вновь соединять его потоки, изменять направление, посылая по витиеватым траекториям, создавать из белых светлячков картины и фракталы, но Локи слишком умна, чтобы вот так попасться Хеймдаллю, поэтому просто отдаётся порывам пока лишь только шалящей снежной бури. Вскоре она перестаёт видеть людишек, здания, снежные звёздочки водоворотом закручиваются вокруг неё, унося в другой мир, где есть один бесконечный полёт в их голубоватом мерцании.***
Он бредёт по опустевшим улицам, скользя усталым взглядом по чужим окнам: за опущенными занавесками виден свет, мелькают человеческие силуэты. Порой сквозь тонкое стекло можно услышать музыку, голоса, смех. Жизнь. Придёт новый день, и она брызнет на улицы без утайки и опаски. Горькая усмешка на мгновение искривляет губы. Скорее учуянное, чем замеченное движение вокруг уличного катка заставляет задержаться рядом, присматриваясь. А затем он видит в сердце вьюги её летящий силуэт. Сощуривается: обманчиво хрупкая фигурка, сила сквозит в величественной осанке, в быстрых изящных движениях, сверкающие глаза напоминают бездонные озёра под лазурным льдом… Когда он вглядывается в точёные черты, глупое сердце сжимается.***
Забывшись, Локи не замечает, как какой-то мерзкий мидгардец толкает её в излюбленной манере Фандрала. Не готовая, она теряет равновесие, но неожиданно сзади кто-то подхватывает под затылок и под колени и лихо кружит, словно такова и была задумка. Чародейка с довольной усмешкой выворачивается, чтобы мягко спрыгнуть на лёд и, подцепив лезвием своего конька конёк разозлившего её смертного за задний стык лезвия с ботинком, быстро дёрнуть — незнакомец, в ту же секунду толкнувшись назад, увлекая её за собой, добавляет силы. Человек целуется со льдом. Беззвучно рассмеявшись, принцесса кружится под рукой незнакомца и, встав с ним в пару как для танца, наконец изучает его: первым делом взгляд притягивают умные, смотрящие в душу — аж страх на мгновение взметается — глаза и злорадная ухмылка, превращающаяся в приятную усмешку, когда он переводит взгляд с разнывшегося, хватаясь за ушибленную рожу, мидгардца на волшебницу. У него глубокая складка между бровей, по которой отчего-то хочется провести пальцем, как бы разглаживая, и напряжённая военная осанка. На коньках держится хорошо, однако, навряд ли катается чаще, чем сама Локи. Незнакомец тоже без шапки, с обнажёнными кистями рук, в распахнутой куртке, чёрной снаружи и белой внутри — кстати, стоит подыскать и себе такую, двухстороннюю: можно будет сливаться не только с ночью, но и со снегом. Пока колдунья вчитывается, желание разгадать его разгорается всё сильнее. В воздухе разливается плавная, полная переливов мелодия. Рука Локи ложится на чуть шершавую ладонь незнакомца, и пара растворяется в завихрениях вьюги и музыки. Мужчина плохо знает танцевальные фигуры, это очевидно, и всё же присутствующая в каждом движении лаконичная грация легко компенсирует такое «невежество». Рука его тверда, и всё же девушка по первому порыву может выскользнуть из её объятия, уходя в пируэт — та только осторожно даст опору, когда потребуется. Плечи у него широкие — так удобно придерживаться за них, взлетая надо льдом. Их движения переплетаются, взгляды тоже. Локи понимает: он чувствует всё. Синий свет играет на бледной коже, сквозь которую просвечивают вены; чудится, будто у обоих она голубая и покрыта тонкими узорами. Вьюга подпевает выразительным голосам, снежный поток вновь уносит прочь от всего вокруг. Это похоже на магию. Но всё обрывает внезапная мысль: «Почему он держал так странно, но при этом не задевая шрамов?» Догадался?! Но как? Незнакомец в ответ в поглаживающем движении обводит пальцем выделяющийся теперь лишь слегка розоватым оттенком след её зубов на предплечье. Разглядеть такое за те ничтожные секунды, на которые скользнул вверх рукав? Неспособен мидгардец на такое! Отец подослал?! Ну нет, с асгардцем он сходен не больше чем северное сияние с блеском золота. Иллюзия? Может проверить? Но стоит ли так нелепо обнаруживать себя, если догадка неверна? С другой стороны, незнакомец явно непрост, слишком непрост, так кто поручится, что он ещё не понял? Тем паче, мало ли в девяти мирах волшебников, способных появиться в Мидгарде? Сила Локи ведь никак не выдаст ни имени, ни происхождения, скорее даже направит по ложному следу. Колдунья осторожно тянется магическими нитями к таинственному существу в попытке нащупать его щиты и их слабые места, но первое же еле ощутимое касание, незнакомец замечает. Не успевает она подумать, что сейчас будет, как глаза напротив расширяются, делаясь болезненно-внимательными, и он сам приоткрывает маскировку и защиту. Когда Локи проникает, чужие руки сжимают её, со страшной силой, но не причиняя боли. Иллюзия, но такой магии чародейка не видела в Асгарде ни у кого… Кроме себя. Она хочет додумать, но краем глаза замечает, как знакомые силуэты окружают каток. Выследили?! В голове уже принимаются мелькать, сменяя друг друга, возможные пути отступления, как вдруг уха касается едва различимый шёпот: — За тобой? — Да. — как ни гадко признавать, это существо не по зубам Локи. Оно окидывает позиции мидгардцев намётанным взглядом и резюмирует: — Выходи первая, двигайся к тому высокому дому — улицы знаешь? — она кивает — Я буду следовать за ними. И не выдавай моё присутствие… — Знаю! — не выдержав, шипит принцесса: это она должна управлять другими, оставляя стратегию при себе, а не наоборот! Взгляд незнакомца делается несколько жёстче, но девчонка молчит, и он тоже воздерживается от комментариев. Ладно, сейчас и вправду не время. Тем более, Локи и сама бы выбрала тот же маршрут. Бесшумно выдохнув, она покидает каток и привычно шагает вперёд, делая вид, будто не замечает слежку. Девушка старается выбирать освещённые, хранящие какое-никакое движение улицы, но вскоре замечает в отражениях стеклянных стен: преследователи начинают сокращать расстояние — и мгновенно срывается на бег. Краем глаза удаётся заметить, как незнакомец тоже ускорился, продолжая оставаться в тени. Вслед летят камни и снег, но Локи выписывает такие зигзаги, что никому не удаётся задеть её. Путь до подворотни у незаселённого пока что высокого здания, расположившегося немного поодаль от остальных, пролетает незаметно. Стоит первому мидгардцу вбежать туда, волшебница с разворота метает в него первый нож — всадить в глаз не получается: врагу удаётся отчасти уйти с траектории броска, но, пока он во власти инерции, его настигает другой кинжал, что пронзает бычью шею сбоку. Тело ещё дёргается, однако сейчас внимания требуют трое других подоспевших: чародейка обманным броском заставляет их податься вправо и обеими руками метает по ножу в ноги двоим из них — первый метко врезается под коленную чашечку, заставляя человекотролля нелепо рухнуть в сугроб, второй же, брошенный вслепую, только рассекает голень. Оставшиеся восемь преследователей присоединяются к драке. Локи молниеносно уходит влево-вниз с траектории двойного удара дубинками и кувырком вырывается из сжимающегося кольца, распоров по дороге чьё-то бедро, как вдруг на спину обрушивается сильный удар — шрамы вспыхивают болью, взгляд застилает алая пелена. Кто-то, воспользовавшись мгновением её дезориентации, замахивается ножом, но его руку с хрустом выкручивает выскочивший из-за угла незнакомец — человек, не удержав равновесие, плюхается в снег, схватившись за торчащее под неестественным углом плечо. Двое набрасываются на мужчину. Первый получает усиленный кастетом удар в челюсть и вывих запястья, а его нож перекочёвывает к незнакомцу, а второй, хоть и успевает задеть его своей дубиной, протирая залепленные метко брошенным союзником принцессы снежком глаза, платит за это пронзённым горлом. К этому времени зрение Локи окончательно проясняется, и она применяет остатки баллончика, чтобы временно ослепить ещё троих, пока незнакомец колотым ударом в висок добивает первого напавшего, и проскальзывает под свистящей дубинкой к своему союзнику. Тот взглядом указывает на проглянувший сквозь снежный ковёр в одном месте лёд — они отступают туда и, лихо извернувшись в скольжении, лишают жизни ещё двоих мидгардцев, что метнулись следом, но от неожиданности сразу потеряли равновесие, а нацеленный во внезапно оказавшуюся за широкой спиной колдунью нож рассекает плоть незнакомца, соскальзывая ему под ключицу, — тот не дрогнувшей рукой всаживает своё оружие атаковавшему в глаз, и человек без движения валится наземь. Подивиться чужой выдержке девушка не успевает: замечает, как смертный с вывихнутой рукой пытается удрать — извлечённый из голенища её сапога нож настигает его, пронзая темя. После этого Локи с союзником быстро добивают жертв перцового баллончика и тех из лежащих на земле, кто ещё подаёт признаки жизни. Распрямившись после последнего удара, девушка вытаскивает из кармана моток бинта и дымчатый флакон из странного материала. — Дай осмотрю. Незнакомец, не поёжившись, обнажает грудь. Кажется, его боль тоже немного притупляют целующие рану снежинки. Он даже не морщится, пока мидгардская настойка шипит и пенится. Когда Локи заканчивает накладывать повязку, неподалёку раздаётся сулящий столкновение с местной стражей вой. Переглянувшись, победители споро избавляются от следов крови, мужчина выворачивает куртку, чтобы дыра не открывала ранение, а затем они стремительными, но точными движениями обыскивают мертвецов. Кошельки они делят пополам, а вот нож мужчина берёт только один, с самым длинным и широким лезвием. — Остальные забирай себе. — голос у него низкий, глубокий и чуть-чуть хриплый. Локи приподнимает бровь: — Вот так просто уступаешь трофеи? — Ты метаешь, я же предпочитаю рукопашный бой. Смерив его для для порядка подозрительным взглядом, девушка прячет в рукавах свое новое оружие, и оба сбегают с поля боя через дворы. Когда они, достаточно попетляв и несколько раз перейдя через улицу, чтобы сбить след, останавливаются, мужчина касается плеча волшебницы. Бездонные кари глаза с красноватым отливом ловят её взгляд. — Я хочу увидеть тебя снова. Что ж, быть может, это опрометчиво, но у ведьмы уйма вопросов, на которые — это уже ясно — ей иначе не найти ответов. — Через две недели на аллее с ледяными статуями, после заката. — должна же она, право слово, установить сама хоть какие-нибудь условия. — Хорошо. Направляясь за успевшим полюбиться мидгардским напитком, она чувствует на себе взгляд своего незнакомца, но с удивлением осознаёт: это ни капли не похоже на слежку слуг и стражей. Это даже не противно — лишь непонятно. Что ж, игра началась. И, надо признать, невероятно интригующая. Шагая по пустынным улицам, глядя в небо, Локи знает: её ночь на исходе. Уже ждут кран с несущей чем-то неестественным, совершенно мидгардским, водой и похожее на кисель мыло в каком-нибудь круглосуточном торговом центре, шапка, что укроет кое-как высушенную вновь почерневшую гриву и скрывающий в дальнем своём углу неприметный проход между мирами вонючий подвал, который лучше бы в свой следующий визит для верности оставить навсегда, чтобы найти нечто наподобие среди других трущоб. Скоро богиня обмана перенесётся обратно в Асгард и, запутав следы, сбросит прячущие её чары уже далеко от перехода. Скоро она проскользнёт мимо стражей ей одной известными путями и, крадучись, проберётся в свои покои мимо маминой двери, за которой после этого погаснет бросавшая на пол тёмно-золотые отсветы свеча. А на следующий день она будет стоять на коленях перед разгневанным отцом, до кости прокусывая свою руку в глупой надежде не опозорить себя криком. Служанки будут с показной жалостью качать головами и хихикать в кулачки, пока, как их куриные мозги думают, принцесса не слышит, Тор с дружками станут ехидно перешёптываться, предвкушая, как потом несколько дней будут подлавливать Локи, когда старших не будет рядом, чтобы рассказать, какая она дрянная и слабая, и только Хогун изваянием замрёт у стены, не желая быть очередным шутом во всеобщем балагане. А в изумрудных глазах мамы встанут, но так и не упадут горячие слёзы. И на сей раз ведьма не станет благодарить за наказание. Она понимает: молчание обойдётся дорого, но теперь уже не сдастся. Только маму жаль, но Фригга поймёт без слов, как всегда понимает. Но всё это видится эфемерно, словно в иной реальности. А сейчас есть только перезвон льдинок в стакане, холодная сладость шипящего напитка и ласкающая её метель, что нашёптывает о новом повороте в почти неизвестной пока игре и, возможно, во всей жизни чародейки.***
Долгим взглядом проводив своё чудо, Лафей быстрым шагом направляется дальше: он должен успеть достать новую крупицу ресурсов до рассвета. Воскресшее в душе чувство оголяет зубы в оскале. Пусть его народу приходится жаться по углам — у них есть время, у них есть лазейки и будут всё новые. Пусть его поколение, проглотив гордость, живёт в лишениях и на собственных плечах тащит Ётунхейм из бездны — им есть ради кого терпеть и находить в себе силы. Капля за каплей, они однажды соберутся с силами, пока расслабившийся одноглазый лицемер пирует в своём до ряби в глазах блистательном Асгарде, и тогда родной мир явит свою жизнь, осквернители поплатятся. Кулаки сжимаются до боли. А посмевший тронуть его Снежинку за каждый свой удар получит сотню ударов царя ётунов.