inima liberă

Этот беловолосый цыган никак не выходил у Лютика из головы. Он не мог нормально есть, весь день, прогуливаясь с Лайзо по улочкам деревни, смотрел по сторонам, надеясь увидеть его снова. — Юлиан, не дури, — наконец произнес Лайзо, заметив такое поведение друга, — этот чужак скоро уедет, как будто и не было его. А у тебя своя жизнь, скоро жизнь счастливая начнется. Замуж выйдешь, дети появятся, Лютик. Тебя Златан в меха закутает и золотом осыпет, ни о чем думать не нужно будет. Юлиан поджал губы. Ему как будто уже и не нужно было ничего. Мысли то и дело возвращались к тому пронзительному светло-карему взгляду. — Лайзо, что-то я устал, — наконец произнес Юлиан, глянув, что солнце постепенно клонится к закату. Они почти весь день вот так проходили, обсуждая все подряд. Просто находиться дома с отцом или в одиночестве было невыносимо. Лайзо тут же потащил друга за руку к небольшой, кривенькой лавке, что стояла под деревом. — Мы с тобой почти до окраины дошли, — хмыкнул Лютик, усаживаясь на траву рядом с лавкой. Лайзо уселся на лавку и тут же положил руки на плечи омеги. — Ты расслабься, слышишь. И лучше — глаза закрой. Я тебе массаж сделаю, ты от него сразу обо всяком дурном думать перестанешь, — произнес мягко Лайзо, и Юлиан тут же послушно расправил плечи и прикрыл глаза. Лайзо действительно делал своими пальцами что-то невероятное. Мурашки разбегались по всему телу, тело все больше расслаблялось. Иногда Юлиан даже еле слышно постанывал, когда Лайзо пусть и болезненно, но разминал напряженную шею. — Ты действительно волшебник, — прошептал Юлиан, наклоняя голову и открывая больше доступ к своей шее, — я теперь хочу, чтобы это продолжалось вечно. — Ну вечно обещать не могу, но иногда — всегда пожалуйста, — хмыкнул Лайзо, — у тебя вся шея твердая, напряженная. Это из-за того, что нервничаешь много. Хотя тебе ли, Лютик, переживать. Юлиан открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, но услышал топот конских копыт и тут же распахнул глаза. Совсем недалеко был этот самый чужак — верхом на своей лошади, угрюмо смотрел куда-то вперед. Лютик замер. Ему очень хотелось окликнуть незнакомца, хотя бы просто спросить, как его зовут. — Лютик, не вздумай, — шикнул Лайзо. Но, к большой радости Юлиана, незнакомец их заметил. Заметил Юлиана. И хмурое, мрачное лицо тут же прояснилось. Он развернул лошадь в их сторону, и на лице Лютика появилась смущенная улыбка. Он уже не слышал увещеваний Лайзо, ничего не слышал. Только смотрел во все глаза, как незнакомец становится все ближе. Сердце забилось часто-часто, во рту пересохло. Омега даже не знал, что сказать, когда тот окажется рядом. Что спросить? Как отвечать? Альфа подъехал к дереву и спрыгнул с лошади, подошел ближе к омегам. — А вы слышали, что это верх невоспитанности — подходить к одиноко сидящим омегам? — фыркнул Лайзо, впившись в плечи Лютика, словно удерживая его. — Я не причиню вам вреда, — голос альфы был низкий, с приятной хрипотцой. Омега таял все больше, — просто хотел познакомиться. — С незнакомцами даже разговаривать не желаем, — ответил тут же Лайзо. — Меня Юлиан зовут, — негромко произнес следом Лютик, не сводя глаз с альфы. И тот смотрел — прямо в глаза, словно хотел насмотреться на несколько лет вперед. — Меня Геральт, — на его губах появилась улыбка. — Лютик, нам пора, — в голосе Лайзо появилось раздражение, но Юлиану уже было плевать. Пусть хоть растрещит на всю деревню — омега не собирался так просто уходить. — Лайзо, я тебя догоню сейчас, — произнес Юлиан, резво поднялся на ноги и подошел к Геральту. Отвел его в сторону. Дыхание сбивалось, слова застряли в горле. — Я слышал, что ты… — заговорил альфа, но Лютик тут же приложил палец к его губам, заставляя замолчать. — К полуночи приходи к большому амбару. Там с правой стороны овчарня, собаки на цепи сидят. Ты с левой заходи — там дыра в заборе есть. Они не заметят тебя, не залают. Я тоже приду, ждать тебя буду, — проговорил быстро-быстро Юлиан, немного тревожно глядя на Геральта, — а в деревне не подходи ко мне. Нельзя, слухи пойдут. Только ты приди, обязательно приди, слышишь? — Я приду, обещаю тебе, — прошептал Геральт и хотел было что-то еще сказать, но Юлиан тут же развернулся и быстро зашагал в сторону Лайзо. — Ох, Лютик, беда будет, — произнес Лайзо, глядя на раскрасневшегося Лютика, — пожалуйста, Христом богом прошу, не встречайся с ним больше. Пропадешь же. — А ты сам-то не хочешь как будто с ним встречи? — огрызнулся Юлиан, — ты же сам на него засматриваешься. — У меня жениха нет, да и сплетни от меня отлетают только так, — ответил Лайзо, — а ты и правда можешь всю жизнь себе поломать. — Не поломаю. Ты сам, главное, поменьше языком своим мели. Лютик пришел к амбару раньше полуночи. Сердце стучало, как бешеное, не желая успокаиваться. Он устроился у небольшой кучи набитых зерном мешков и прикрыл глаза. Он вздрагивал от каждого шороха и принюхивался, но каждый раз чувствовал только сухой запах мешковины и зерна. Иногда взбрехивали собаки от очередного шума со стороны деревни, иногда далеко в лесу завывали волки. Ветер шумел сухими ветками, что опали на землю. И когда среди всех этих звуков Юлиан услышал чьи-то шаги, все в нем замерло. Широко раскрытыми, встревоженными глазами он смотрел на появившегося в амбаре Геральта. Ему бы хотелось вскочить, обвить руками шею альфы, уткнуться носом в его волосы, но такого омега не мог себе позволить — себя надо в руках держать. И Юлиан очень старался держать себя. — Привет, — негромко произнес Геральт, очевидно, тоже волнуясь. — Привет, — Лютик улыбнулся, а потом, поймав взгляд цыгана, смущенно отвел глаза. — Ты позволишь? — Геральт кинул взгляд на место рядом с Юлианом, и тот кивнул, во все глаза наблюдая за Геральтом. Тот был в черной рубахе и высоких, плотных штанах, на ногах его были высокие кожаные сапоги, а на плечах — тяжелый плащ с большим капюшоном. Цыган уселся рядом, и Лютик ощутил его запах — немного терпкий, древесный, с нотками свежескошенной травы. И омега, не думая, что он делает и как выглядит, придвинулся ближе и уложил свою голову на плечо альфы, прикрывая глаза и глубоко вдыхая его запах. — Я не знаю, что я делаю, — произнес он негромко, — я тебя не знаю совсем, разве что имя твое запомнил вот. Но мне кажется, что если бы ты не пришел, если бы я не увидел тебя снова, то мое сердце остановилось бы от горя, слышишь? Вдребезги раскололось бы. — Я не мог позволить себе расстроить тебя, — ответил Геральт вполголоса, — представить, что твои глаза, твои чудесные голубые глаза станут печальными, наполнятся тоской, — это уже большая пытка для меня. Лютик слабо улыбнулся. — Может, расскажешь о себе? — произнес он, — мой разум кричит мне, чтобы я не смел узнавать тебя ближе, привязываться к тебе, но разве разум может что-то указать вспыхнувшему сердцу? Геральт осторожно приобнял Лютика, придвигая его к себе ближе. — Я приехал из деревни, что в пяти часах езды отсюда — если коня гнать, не жалея. Мы с отцом за день добрались, погода хорошая была, да и лошадей уматывать не хочется лишний раз. Наверное, ты слышал, что мой отец — барон моего табора, начал активно тут дела мне передавать, учить, так сказать. Устал, говорит, сам все в своих руках держать. — Интересно, — произнес Юлиан, прижимаясь к Геральту ближе и растворяясь в его запахе. — У тебя такое хмурое лицо было на собрании, как будто ты и не рад вовсе тому, что скоро станешь большим человеком в своем таборе. — А я и не рад, — хмыкнул Геральт, — а сейчас так и больше… Был бы простым человеком — остался бы здесь, с тобой. Научил бы на лошади тебя ездить. Дом бы для тебя построил огромный, чтобы там вся семья наша жила… Лютик смущенно хихикнул и довольно зажмурился. — Так ты же не знаешь меня совсем, — произнес он с улыбкой, — может, у меня характер окажется такой тяжелый, что ты первый сбежишь из этого дома. Отец говорит, что я совсем не подарок. — Пусть говорит, — улыбнулся Геральт в ответ, — я ни за что в это не поверю. — Знаешь, я совсем дурной, наверное, но понял, что пропал совсем, когда только увидел тебя. Как будто… Как будто кроме тебя в моей жизни не должно существовать никого. Как будто ты всегда должен был быть рядом. Мне Лайзо часто истории рассказывал, когда любовь загорается с одного взгляда, а я смеялся только. Думал, что это совсем дураком нужно быть, чтобы полюбить того, кого и не знаешь вовсе. А сейчас я и сам этим дураком стал. — Не ты один… Не ты один… — Геральт задумчиво уставился в стену перед собой, поглаживая омегу рукой. На кончике языка вертелся тот самый вопрос, что он хотел еще днем задать, но было страшно услышать ответ. И все же… — А ведь это правда, что ты уже помолвлен и замуж выходишь? — наконец произнес альфа. Омега тяжело сглотнул. — Правда, — произнес он глухо и выпрямился, но не отсел, — я еще маленьким был, когда барон и мои родители договорились, что баронов сын и я поженимся. И я с этим рос, я к этому привык. Был готов к свадьбе, ждал ее. Даже думал, что любил Златана. А потом ты появился — и все изменилось вмиг. Геральт не придумал, что ответить. Ему хотелось пообещать Лютику, что он заберет его, что украдет, что увезет к себе. Да только самого в родной деревне ждала невеста. Не любимая и не любящая. Холодная, как лед. Как и Геральт, злая оттого, что родители за них все решили и отказ даже слушать не хотят. Как и Геральт, делающая все, лишь бы свадьба состоялась как можно позже, как и Геральт выдавливающая на людях улыбку. — Пока я здесь, я бы хотел быть рядом с тобой так долго, как это возможно. Сбегать к тебе каждую ночь, иметь возможность хотя бы со стороны увидеть тебя днем, — Геральт обнял Юлиана, и тот тут же уложил свою голову на груди альфы, — А потом уехать, чтобы разорвать все отношения со своей общиной, вернуться и забрать тебя. Украсть и сбежать. Я много чего умею, уж работу найти смогу. И дом тебе построю, слышишь? Лютик поднял глаза и улыбнулся, глядя на Геральта. — Тогда приди и укради. А я ждать тебя буду. Геральт улыбнулся в ответ и наклонился ниже, касаясь своими губами губ омеги. А у того аж дыхание перехватило от такой близости. Запахи их феромонов смешались и окутали их двоих плотным, туманящим разум коконом. Лютика словно огненной волной накрыло, когда альфа поцеловал его — осторожно, почти невинно, — и омега ответил на этот поцелуй. И жар нарастал, они целовались отчаянно, жадно. Геральт сжимал талию омеги в своих руках, притягивая к себе ближе, гладил его бока, спину, а омега обвил руками шею альфы и льнул к нему, как намагниченный. — Я должен остановиться, — шептал горячечно Лютик, плавясь в руках Геральта и хватаясь пальцами за пуговицы на его рубашке, — а я не могу… Пожалуйста, скажи мне, что я не пожалею о том, что делаю сейчас… Пуговицы вылетали из петель, обнажая крепкую грудь альфы с небольшими светлыми шрамами. Омега знал, что такое возбуждение, только из-за течек. Никогда ничего подобного рядом со Златаном он не ощущал и считал, что так и должно быть. А сейчас он совсем не мог противиться новому для него чувству и шел на поводу у разгорающегося желания. Одежда летела в сторону. В амбаре было холодно, а им двоим было жарко. Геральт расстелил на полу свой плащ, не думая, что тот может испачкаться: ему было куда важнее, чтобы омега не лежал на холодном полу. Они целовались так, словно жили последний день. Геральт оставлял еле заметные укусы на ключицах Юлиана, гладил его всего руками, шумно вдыхал его яркий, цветочный запах. Он были вместе до самого утра, пока первые солнечные лучи не стали пробиваться сквозь щели в амбаре. — Надо торопиться, уходить, — встревоженно произнес Юлиан, вскакивая на ноги. С его обнаженных плеч спал плащ Геральта, в который он был замотан альфой, как в кокон. Геральт же продолжал сидеть на полу в одних штанах, глядя на совершенно голого омегу, спешно собирающего вещи с пола. — Ты невозможно красивый, — прошептал Геральт, поднялся и прижал Юлиана, что успел только накинуть на себя рубашку, ближе. — Я вернусь за тобой, слышишь? Вернусь. — Я буду тебя ждать, — Юлиан обвил руками шею Геральта, укладывая свой подбородок на его плече и прикрывая глаза. Сердце билось часто-часто, тревожно. — Я найду тебя сегодня. Ты только не подходи. Я просто… Просто хочу видеть тебя, твою улыбку. Знать, что ты где-то рядом, хорошо? — Хорошо. Лютик нехотя отстранился и продолжил одеваться, воровато глядя по сторонам и прислушиваясь к звукам вокруг. Геральт тоже уже надел рубашку, отряхнул плащ и накинул его на себя. Подошел ближе к Лютику и поцеловал его в нос. — Иди скорее, — шепнул он, — меня если хватятся, то скажу, что утром решил Плотву объездить. А у тебя проблемы будут. Лютик кивнул, поцеловал Геральта в щеку и ушел, оставив альфу одного. Лютик все еще был как в тумане. В доме был слышен храп отца: значит, не заметил, что сына не было дома. Омега тихо пробрался в свою комнату и уселся на кровать, зарываясь в собственную рубаху, утыкаясь носом в ее ткань. Она вся пахла Геральтом, заставляя омегу трепетать и улыбаться. Он закрыл глаза и вспомнил, как сладко и осторожно целовал его альфа, как шептал нежности на ушко, как покрывал поцелуями каждый миллиметр его тела — шею, ключицы, грудь, живот… Как слегка прикусывал кожу зубами и шептал, что самое большое его испытание — это не поставить метку прямо сейчас. Лютик вспоминал, как Геральт обнимал его после, как укутывал в свой плащ и, ежась от холода, искал свои штаны, пока Лютик наблюдал за ним, счастливо улыбаясь. Как целовал плечо, с которого сполз плащ и говорил, что они обязательно будут вместе и будут счастливы. Они до самого утра проговорили — ни о чем и обо всем сразу. Юлиан пообещал себе, что ночью снова придет в амбар — пусть они и не договаривались. Но сердце подсказывало, что Геральт придет снова. Обязательно придет. В глубине дома послышались шаркающие шаги отца. Лютик живо слез с кровати и начал переодеваться — чтобы Драгомир не почувствовал чужой запах. Еще и духами себя почти полностью облил. Завязал волосы платком и глянул на себя в зеркало: немного помятый, уставший, а глаза счастливо блестят. Юлиан нацепил на пальцы свои самые красивые кольца, подвел брови и глаза и вышел из своей комнаты. — Где ночью-то был? — прохрипел его отец, с прищуром глядя на сына. — Что? Дома я был, — нахмурился Лютик, а у самого сердце замерло. — Смотри мне. А то мне было показалось, что комната пустая была. Со слепу не разобрал, наверное, — произнес альфа, и Лютик облегченно вздохнул. — Пап, — омега сел за стол и взял лежащее на блюде яблоко, — а ты меня к Лайзо сегодня на ночь отпустишь? Он меня обещал научить вышивать красиво. — Вот чует мое сердце — врешь ты, — Драгомир сел напротив Юлиана и пристально уставился на него, — говори честно, что удумал? — Я честно тебе говорю! Ну, может, погадаем еще немного, но ты же сам говоришь, что ерунда это все, детские развлечения, — Юлиан врал как дышал, даже глазом не моргнул. — Ладно. Я с Лайзо спрошу еще. И что вы там навышиваете — тоже покажешь, — строго произнес отец. Юлиан кивнул и вернулся в свою комнату, окрыленный. Вообще-то он хотел бы прямо сейчас к Лайзо побежать, но глаза слипались. И, едва он лег на кровать, как тут же провалился в сон и проспал аж до полудня. А когда вышел из комнаты, заспанный, зевающий, со сбившимся на голове платком, то увидел в комнате за столом сидящего Геральта, пьющего чай и о чем-то разговаривающего с Драгомир. — Проснулся! — с напускной строгостью произнес Драгомир остолбеневшему Лютику, — пока ты спал, у нас тут на крыльце доска обвалилась. А у меня спина больная, и помочь некому. Благо вот Геральт проходил мимо, помог. — Я ночью от храпа твоего спал плохо, — буркнул Лютик, не зная, куда от смущения глаза деть. Так тяжело быть рядом с этим альфой в одной комнате и делать вид, что они совсем чужие друг другу люди, хотя взгляд снова и снова возвращался к любимому лицу. А Геральт тоже нет-нет, да и кидал на Лютик взгляд — полный любви и тепла, от которого внутри все замирало. — Пойду я, прогуляюсь, — произнес он, поправляя платок на волосах. На самом деле ему хотелось сбежать отсюда поскорее, чтобы ничем не выдать себя. — К Златану зайди, слышишь? — крикнул ему вслед Драгомир, — он с самого утра тебя искал, поговорить хочет. А Лютик на это даже не ответил, только выскочил на крыльцо и застыл на месте, приходя в себя. Из-за двери был слышен голос отца — тот рассказывал Геральту о предстоящей свадьбе, о том, как его сыну повезло и что гулять вся деревня будет. А Лютик слушал это и вспоминал слова Геральта, что тот украдет его. И улыбка сама собой появлялась на его лице. Он неторопливо направился в сторону дома Лайзо — Геральт на Плотве наверняка быстро нагонит его. И действительно — скоро услышал позади неторопливый топот копыт. Геральт держался на расстоянии, как будто сам по себе едет. А Лютик смущенно улыбался, понимая, что Геральт идет за ним. Наверняка, взглядом прожигает и так же улыбается. Когда Юлиан остановился у дома Лайзо, альфа резко развернул Плотву и спешно скрылся за поворотом — чтобы ни Лайзо, ни его мать не увидели спутника Юлиана. Но блондин и сам обо всем догадался, стоило увидеть смущенного, сияющего Юлиана. — Не хочешь прогуляться? — спросил Юлиан, сгорая от нетерпения рассказать, что было этой ночью. — Пойдем, — произнес омега, но Юлиан заметил, что тот словно не был рад, что Лютик пришел к нему. До сада, что на окраине деревни, шли молча. И только когда рядом не было ни души, Лайзо вдруг заговорил — сам, первый. — Лютик, я думал, ты умнее. Сдержаннее, — произнес он, гневно глядя на друга, — но я ошибался. И вообще, тебе что, одного альфы мало? Решил всех альф собрать? Сначала Златан, теперь Геральт, а следующий кто? Другой чужак в деревню заедет — ты и к нему в койку прыгнешь? — Лайзо… — А я еще, дурак, рассказал тебе, что мне этот альфа понравился… Думал, что для тебя это имеет какое-то значение. Лютик потупил взгляд. Его затопили стыд и отчаяние, и он совсем не знал, что сказать. — Я правда люблю его, — наконец произнес он — даже скорее проскулил, словно брошенный щенок. Лайзо остановился. — Когда успел-то? — фыркнул он, но Лютик уже не слышал в его голосе той злости. — Не знаю. Как только увидел его тогда, на собрании. Просто увидел — и все перевернулось, понимаешь? Я не знал, что можно так чувствовать. Умоляю тебя, Лайзо, родной, прошу тебя — помоги мне. Я пропаду без него. — Златан не отпустит тебя. Даже если узнает — все сделает, чтобы никто не знал, но женится на тебя и к ноге привяжет, как блудливую собаку, ты хоть понимаешь это умом своим? Лютик посмотрел на друга голубыми глазами, полными отчаяния. Лайзо был готов поклясться — впервые на лице Лютика он видел столько тоски, отчаяния и… непонимания. Словно его самого эти сильные чувства застали врасплох. — Мы сбежим, — произнес он негромко, — Геральт пообещал мне… Он вернется, он украдет меня. И никто никогда не найдет нас. Лайзо вздохнул, взял руки Лютика в свои. Ни в голосе, ни во взгляде его больше не было злости, было только сочувствие и ужас — от осознания того, во что вляпался его друг. — Наивный ты Лютик. Я боюсь за тебя. Боюсь, что попользуется этот альфа тобой, надежду подарит и уйдет, — ответил Лайзо, — жизнь только сломает тебе. Не дай бог узнает кто… — Никто не узнает, Лайзо, родной. Прошу — помоги мне. Он уезжает скоро, а у меня сердце разрывается от боли, от мысли, что я не успею еще хотя бы раз прижаться к нему, понимаешь? Не успею запах его почувствовать, голос услышать, наговориться с ним. Лайзо поколебался какое-то время, но все же согласился. Не мог не согласиться — Лютик же упрямый, он и без помощи друга пойдет, только проблем еще больше соберет. — Только об одном прошу… Хоть ты меня и не послушаешь… Близко не подпускай его к себе, а то не да бог — понесешь еще от чужака. Тогда ни отец, ни я тебе не поможем. Ты этот позор никогда не смоешь, слышишь? А Лютик его уже и не слышал почти. Все его мысли словно ветром унесло туда, к Геральту. Омежье сердце билось часто-часто от мысли, что еще хотя бы одну ночь они будут рядом, что он еще хотя бы раз сможет поцеловать альфу и услышать его мягкий смех. — Все будет хорошо, — прошептал Лютик счастливо, — обещаю тебе. Геральт был Господом мне послан, я чувствую это. Лайзо грустно усмехнулся и отпустил руки Лютика. Говорить было больше не о чем. Хоть Лайзо и положил глаз на этого альфу, но вставать между ним и другом не хотел. И внутри все грызло от мысли, что сам он никогда так и не почувствует, что это такое — когда на тебя смотрят влюбленными глазами, когда звезду с неба обещают, когда обещают бросить все, рискнуть всем — и украсть.