Почему?

— Нет! Нет, пап, пожалуйста, не надо! — размазанные по щекам слезы вперемешку с соплями давно перестали действовать на отца. Кажется, это только сильнее его раззадоривало. — Вставай, — коротко и безэмоционально. — Нет, ты меня бьешь! За что ты меня бьешь? — даже дышать уже не было сил, но Рома не из тех, кто сдается, когда трудно. Каждый раз он задавал отцу этот вопрос, но каждый раз в ответ прилетало глухое: — Вставай, блять. Рома действительно не понимал, за что тонкий резиновый провод так часто жжет его кожу, отчего сине-красные полосы потом сходят целую неделю. (Небольшая заметка: они ни разу не сходили до конца. Не успевали сойти). Но также он уже откровенно заебался спрашивать и не слышать в ответ хотя бы одной, даже самой идиотской, причины. Сейчас он кричал для того, чтобы соседи услышали детский крик и оттащили пьяного отца. — Ладно, можешь не вставать, — Рома едва успел прикрыть руками голову и поджать колени к груди, как на спину приземлился хлесткий удар провода от чайника. Кстати, спасибо, что не чайник. В глазах потемнело: отец приложил в два раза больше усилий, злясь из-за невыполненного приказа, и теперь казалось, что до этого он гладил мальчика дурацкой резиной. Мерзкий металло-пряный вкус крови быстро заполнил рот, текло уже по зубам и подбородку, но Роме приходилось сглатывать, чтоб не подавиться. Не так уж и плохо. Получше батиных пиздюлей, уж точно. — Снова ты за свое?! — спасительный голос соседа Михаила раздался где-то на периферии сознания. Крик отца раздался в ушах жутким громом, и Рома инстинктивно сжался еще сильнее. Но удары прекратились. — Вставай, — такое ненавистное слово сейчас прозвучало самой сладкой патокой в мире. Захотелось тут же подчиниться и пойти на край земли за этим человеком. К слову, от него вкусно пахло, что подтверждало мысли Ромы о чем-то сладком. В животе предательски заурчало, — Бедный ребенок. Голодный совсем. Вставай, милый. Рома поднял взгляд. Красивая женщина сидела рядом на корточках и мягко гладила его по искалеченной руке. Мальчик всхлипнул и вскочил. — Не смей! Если выйдешь за порог с этой сучкой, можешь забыть, что это твой дом! — отца держали под локти какой-то мужчина и милиционер, пока Михаил выдергивал из сжатых кулаков бедный чайник. «Никогда я не считал это место домом», подумал Рома и демонстративно шагнул мимо отца, глядя на него со всей ненавистью, на которую был способен. Мужчина пару раз дернулся, но алкоголь и усталость давали о себе знать, поэтому на ногах он почти не стоял. Женщина укутала Рому в большую теплую шубу и повела за собой, крепко сжимая горячую, измазанную кровью ладонь. Иногда оборачивалась и улыбалась, и Рома криво улыбался ей в ответ. Дверь открыл Антон, чуть отходя с прохода. Рома обрадовался, увидев знакомое лицо, но тут же смутился. Пусть ребята дружили уже около года, Пятифанов не знал, как выглядит мама Антона. Женщина завела Рому в дом и тут же ушла в глубь дома, что-то выкрикивая — видимо, другим людям, живущим здесь. А Пятифанов все стоял и смотрел на одноклассника, то открывая, то закрывая рот. Он хотел что-то сказать, но уже и сам не помнил, поэтому теперь просто молчал, стараясь взглядом передать все свои эмоции. — Раздевайся. Мыться пойдем, — Петров поправил очки отточенным движением, и привалился к косяку плечом. — Ты что-ли меня мыть будешь? А говорил, что не педик, — хотелось выдать что-то ядовитое, острое, но больше получилось устало, и Рома цыкнул. Аккуратно повесил женскую шубу на крючки, что были рядом. — Могу, конечно, маму попросить, но тебе же не комфортней будет, — Антон пожал плечами, и развернулся, намереваясь позвать Карину. — Я сам! — Рома топнул ногой и пошатнулся. Случайно облокотившись спиной на стену сзади, он вскрикнул и отскочил. Но как бы больно не было, он не позволит кому-то видеть его слабости, пусть даже это будет хороший друг или его мать. — Я вижу, как ты сам. И руки сам себе забинтуешь, и спину сам обработаешь. Удачи, как закончишь, можешь не звать, — Рома сжал зубы и нахмурился. Этот ботан явно не знает, кому хамит сейчас. Пиздец ему завтра в школе. Доковыляв до ванной, Рома столкнулся с первой проблемой: раздевание. Как он ни пытался, стянуть мокрую и грязную футболку никак не получалось из-за сильной боли в плечах и спине. Штаны тоже, по тем же причинам. Что делать, Рома не знал. Не унижаться же до просьбы о помощи у очкарика. — Получается? — легок на помине. Петров стоял в дверном проеме, скептически оглядывая махинации Ромы в попытке снять вещи, и сдерживал смех. Было действительно забавно, но Антон не из злорадствующих. Пусть Рома и был хулиганом, дрался он только с парнями и только на равных. А с Антоном — так вообще никогда. — Получается, — прозвучало бы, конечно, пафоснее, если б у него действительно получалось, но у него уже совсем не осталось сил что-то доказывать. Поэтому, когда Антон начал молча стягивать с него одежду, Рома ничего не сказал, а только нахмурился. Только когда Петров подцепил резинку белья, он дернулся, — Э, куда? Антон поднял на мальчика равнодушный взгляд, ни на секунду не останавливаясь. — Мне абсолютно плевать, какого размера у тебя член, а вещи грязные, и их нужно постирать, — Рома растерялся, не зная, куда увести взгляд, чтобы не пересекаться с пристальными глазами Петрова. Им ведь всего по тринадцать, но Антон смотрел на него серьезно, по-взрослому. Теплая вода приятно обожгла красные полосы на спине, и Рома прикрыл глаза. Струи мягко стекали по коже, и мальчик расслабился, забывшись. Чужие скользкие ладони неожиданно проехались там же, где и вода, но в этот раз мыло неприятно защипало ссадины. — Ты чего творишь, бля? — Пятифанов вскрикнул и дернулся, но тут же зашипел: несмытая пена на ранах не позволяла активно двигаться, — Можно же мочалкой, обязательно меня трогать? — Мочалкой только сильнее кожу сотрешь, придурок, — Антон повернул душ так, чтобы струи полились на голову Роме, и тот забавно зафыркал. Петров хмыкнул, — Попробуй еще повыпендриваться. Рома насупился, поджав колени к груди и сложив на них руки, но позволил себя помыть, изредка шикая. Но голову трогать не разрешил, сказал, что «сам», и кое-как оттер кровь с лица. Антон не настаивал. — Сейчас маму позову, надень пока только белье, — Рома посмотрел на аккуратно сложенную чужую одежду. Потрогал недоверчиво трусы с какими-то машинками. Но выбирать не приходилось. Одежда пахла порошком и домом, и в носу защипало. — Закончили? Молодцы, — женщина снова улыбалась, и Роме захотелось улыбнуться в ответ. В руках она держала коробочку с какими-то баночками и бинтами, — Все хорошо? Рома не знал, как ответить на это. Ему никогда не задавали этот вопрос. Поэтому он просто кивнул, хотя чувствовал себя достаточно плохо. — Врет, — стоявший у двери Антон, скрестил руки на груди и внимательно следил за Ромой. Пятифанов показал ему язык и закатил глаза. Все-то он знает. — Антон, иди, — Карина обернулась на сына и помахала на него тыльной стороной ладони. Рома хихикнул. — Да, Антон, иди, — Петров закатил глаза и ухмыльнулся. Но, тем не менее, ушел. — Вот сейчас осмотрю тебя, и кушать пойдем, потерпи еще чуть-чуть, милый, — женщина мягко провела холодными пальцами по здоровой коже, рассматривая красные полосы. Некоторые все еще кровили, и Карина покачала головой, тихо выдохнув, — Будет больно — скажешь. Такого Роме тоже никогда не говорили, поэтому он снова кивнул, не придумав, что ответить. Мокрая ватка заскользила вокруг ссадин, и слегка защипало. Сами раны женщина лишь промокнула, но больно не было вообще, и Рома не врал. Хотя, может, он просто привык к боли, и жжение сейчас ощущалось легким дискомфортом. — Поворачивайся, — Рома послушался и обернулся, встречаясь взглядом с добрыми глазами Карины. Шумно сглотнул и уставился в пол. Несколько пластырей осталось на щеках и над бровью, губы стали липкими от какой-то невкусно пахнущей мази. А сухие пальцы мальчика женщина смазала кремом. — Готово. Помогу тебе одеться и пойдем. Оля с Антоном уже стол накрыли, — Рома последовал за Кариной и оказался на маленькой кухне. — Хоть на человека стал похож, — Антон увернулся от маминой руки, которая едва мазнула его по волосам на затылке, и засмеялся. Оля, видимо, сестра Антона, потянула Рому за палец и указала на свободный стул рядом с мужчиной, очень похожим на Антона. Рома послушно сел, но тихонько отодвинулся от старшего Петрова, стараясь не скрипеть ножками стула. Мужчина, читавший газету, посмотрел на Рому поверх страниц и тепло улыбнулся. Пятифанов испуганно кивнул, и увел взгляд. — Ешь, не стесняйся, — Рома посмотрел на Антона, и тот кивнул ему на еду, а Оля рядом активно закивала. Но как бы сильно не хотелось есть, Пятифанов не мог заставить себя проглотить хоть кусочек. — Милый, что-то не так? — женщина взволнованно посмотрела на мальчика, и тот тут же затолкал в рот кусок хлеба, помотав головой, — Не заставляй себя, если не хочешь. Ты просто устал. Если хочешь, можешь лечь спать, Антон проводит. Петров, в подтверждение слов матери, подскочил с места, уже стоя допивая чай. Рома сглотнул и тоже поднялся. Кивнул всем и последовал за Антоном. — Это моя комната, ложись. Я у сестры буду, соседняя дверь, если что, приходи, — мальчик снял покрывало с кровати и сложил его на стул. Запахло свежим постельным бельем, — Можешь окно открыть, если жарко. Только наружу не суйся. Все, давай. Рома угукнул в ответ, аккуратно присаживаясь на край кровати. Щелкнула дверь, и он остался в комнате один. Мягкий свет лампы расплывался только на столешнице у окна, поэтому кровать находилась в полутьме. Пятифанов выключил светильник и сел уже поудобнее. Матрас приятно огибал тело, а пружины немного раздражающе скрипели. Не то что деревянная полка, служившая Роме кроватью полжизни. Сейчас мальчик ощущал себя долбанной диснеевской принцессой, которую, по всем законам клише, храбрый рыцарь притащил в королевство из какого-то захолустья. Укутавшись в одеяло, Рома также укутался в запах каких-то цветов. Он не заметил в комнате часы, поэтому сейчас откуда-то со стены доносился мерный стук секундной стрелки. Голоса внизу вскоре стихли, а в соседней комнате зашумел телевизор, но звук был достаточно тихим, чтобы Рома не мог разобрать, что за передача там идет. Спустя какое-то время и этот шум стих, и дом окутала тишина. Но в ней не было ничего страшного, а, наоборот, было чувство какого-то… Уюта что-ли. Рома не знал, сколько он лежал, уставившись в потолок и слушая звук часов. Половицы в коридоре заскрипели: кто-то прошел мимо, но вскоре вернулся обратно. Дверь в комнату приоткрылась, и в проеме показалась светлая взъерошенная макушка. Антон подслеповато щурился, потому что был без очков. — Ты не спишь что-ли? Уже за полночь! — громким шепотом раздалось над Ромой. Антон скрестил руки на груди и посмотрел на Пятифанова сверху вниз. Рома поднялся, потирая шею. — Не могу уснуть. — Чего-нибудь принести? — Антон присел рядом, уже чуть взволнованно глядя на Рому. Тот помотал головой и хмыкнул. Петров протянул руку и потрепал Рому по голове. Пятифанов позволил, не став уворачиваться. Возможно, он правда устал, но сопротивляться не хотелось вообще. Пару минут они сидели молча, и только часы все также тикали. Антон аккуратно перебирал прядки волос Ромы, пока тот молча сидел прикрыв глаза. — Ладно, пойду тогда. Ты спи, вряд ли завтра в школу пойдешь, мама все решит, — Антон встал и улыбнулся. Без очков, растрепанный и сонный он выглядел даже мило, но Рома прогнал эти мысли, покрутив головой. Кольцо пальцев крепко сомкнулось вокруг запястья, и Антон удивленно посмотрел на Рому. Тот тоже удивленно смотрел на свою руку, цепляющуюся за Петрова. Антон молча пожал плечами и пополз по кровати к стене. — Тогда не пойду, — мальчик удобно устроился между стенкой и Ромой, отобрав добрую половину одеяла, и как ни в чем не бывало засопел. Пятифанов не знал, как реагировать на это, пусть и был инициатором действий Антона. Он не придумал ничего, кроме как тоже лечь. — Почему? — прошептал очень тихо, и Антон переспросил, — Почему кому-то дарована и семья, и любовь, и счастье, а кто-то.? — Петров понял, что Рома имеет в виду, и повернулся к нему лицом. — Потому что только самые сильные из нас способны пройти испытания. Тебе даются те уроки, которые нужны для исправления твоей души, — Рома лежал на спине. Он не знал, что ответить. С одной стороны Антон нес откровенный бред, — это просто несправедливость! Но ведь действительно никто не знает, почему эта несправедливость существует, и как она работает. Глаза защипало, и Рома шмыгнул носом. Антон поднял край одеяла, и Пятифанов залез под него. — Спи, — Петров снова отвернулся к стене. Его шею обожгло сиплое дыхание, и мокрый нос ткнулся куда-то под волосы. Он улыбнулся, не отодвигаясь. Солнце уже вовсю светило в окно, когда мама громко открыла дверь в комнату. Мальчики заворочались, и Рома с головой накрылся одеялом. Там он наткнулся на чужое тело и тут же выскочил. Пару секунд понадобилось, чтобы вспомнить разговор прошлой ночью, и тут же смутиться, злясь на себя за откровенность. — Подъем, завтрак стынет! — мама Антона лишь сказала это, как тут же убежала на кухню. Оттуда доносился приятный аромат, и у Ромы заурчало в животе. Он ведь и вечером не поел, а до этого… Он не помнил, когда ел последний раз. — Ты слышал. Давай, — Антон снова напомнил о себе, выбираясь из кровати, — Спускайся. И вышел из комнаты. Так спокойно и непринужденно. Рома очень надеется, что у очкарика хватит мозгов не болтать о том, что он слышал, на каждом шагу. За столом снова сидел отец Антона и Оля, пока Карина (как вчера услышал имя женщины Рома) стояла у плиты. Перед Ромой появилась тарелка с яичницей и какой-то салат. А около женщины стояло соблазнительное блюдо блинов. Кружка ароматного чая обожгла пальцы, стоило сомкнуть их на ней. Почему-то вспомнились все Ромины завтраки дома: засохший кусок хлеба; стакан воды; иногда пара рублей, но это — если повезет, и тогда он покупал себе дешевую булку в ларьке около дома, а потом долго жевал ее, сидя на лавочке на детской площадке. Это, кстати, была вся еда за день. — Милый, что случилось? Не нужно плакать! — женщина мягко обхватила плечи Ромы и стала их растирать. Пятифанов сначала не понял, что она ему говорит, но потом соленые капли поползли по щекам, и он недоверчиво коснулся пальцами лица. Рома поднял взгляд на Карину и с новой силой заплакал. Он так давно этого не делал, кажется, будто всю жизнь. Все молчали, и в маленькой кухне раздавались лишь неравномерные всхлипы. — Я узнал у милиции, что с тобой будет, — аккуратно начал мужчина, — Ты помнишь свою бабушку Еву? Она заберет тебя в город, там все наладится. Рома помнил бабушку Еву. Мама мамы. Она очень хорошая, но отец обрезал Роме все связи с недовольными воспитанием мужчины родственниками. — Получается, Рома уедет из деревни? — Антон, только спустившийся, вообще не понимал, что происходит. — Да, но так будет лучше для него в первую очередь, — мама продолжала гладить Рому по спине, пока его плечи тряслись в истерических судорогах. Антон влез между Кариной и Ромой, и прижался к мальчику, крепко обнимая его обеими руками. Что-то прошептал на ухо, и Рома снова заплакал, обхватывая Антона в ответ.