Золото Бонтен

Размашистый шаг, покатые плечи, длинные иссиня-черные волосы и широкая клыкастая ухмылка в купе с надменным взглядом. Молодой альфа Баджи Кейске являлся командиром первого отряда банды «Токийская Свастика», сильным, крепким бойцом, верным и надежным другом, готовым прикрыть тыл, и, как оказалось спустя много лет, очень заботливым старшим братом. Остальные командиры группировки вместе с главой и его замом были знакомы с брюнетом долгие-долгие годы – так давно, что никто уже и не помнит саму дату знакомства: маленькие цифры на обратной стороне памятной черно-белой фотографии выцвели еще пару лет назад. Несмотря на все это, только сегодня ребята узнали, что состав семьи грубого на первый взгляд парня чуть больше, чем они думали. То, что он был «вторым механиком», когда отец – все еще крепкий, грузный мужчина – вместо того, чтобы просто сдать машину на ремонт в автомастерскую, в очередной раз одалживал у соседей домкрат и вместе с Кейске проводил полдня под разваливающейся колымагой на старых скейтах отпрыска, которые они использовали вместо каталок, или его почти что тщетные попытки в старших классах взяться за ум и порадовать маму хотя бы парочкой четверок с небольшим минусом – истории, которые были у компании друзей всегда на слуху. Послушный сын своих родителей. Но вот то, что помимо этого он также был и «старшим» – храбрым защитником маленького мальчика, чья улыбка освещала непогожие дни, – парни понятия не имели до этого дня. А узнали они это не самым приятным из возможных образом. Дыхание сбивалось, а на поворотах заносило так сильно, что подростки чуть не вписались лицом в одну из витрин небольшого магазина одежды, который находился на самом большом перекрестке. Небольшая передышка в полминуты на светофоре, и вновь эстафета на километровую дистанцию. Вдох-выдох, вдох-выдох. Когда вдалеке начинают виднеться каменная лестница и маленькое хорошо знакомое святилище, парни прибавляют скорость и делают последний рывок, чтобы через минуту оказаться под всеобщими сожалеющими взглядами и почти неслышными пожеланиями удачи: все-таки не успели… Ребята на побегушках из шестого отряда опоздали на важное собрание перед битвой с другой группировкой. Глава не мог это просто проигнорировать – заставив чуть ли не в пол поклониться своих подчиненных, он задал резонный вопрос: — Надеюсь, у вас есть достойное оправдание своему опозданию? – не изменяя своим привычкам, Манджиро мило улыбнулся, прищурив глаза. Пугающе улыбнулся. Будто сама Смерть насмехается над жалкими попытками утопающего спастись. Бр… Подчиненным стало не по себе. Лица их побледнели, а руки затряслись: едва ли было что-то на свете страшнее, чем разгневанный глава «Токийской Свастики». Тот, что пониже, начал было мямлить какие-то оправдания, но «собрат по несчастью», вдруг вспомнив что-то, перебил его и быстро затараторил, указывая рукой куда-то за спину: — Выблядки из Вальхаллы издеваются над каким-то мальчиком в переулке недалеко отсюда… Мы хотели помочь, но их там пятеро… Мы побежали за помощью… Услышанное заставило исказиться обычно дружелюбно-безразличное лицо Майки в гримасе дикой и первобытной ярости. Зрачки блондина уменьшились до невероятных размеров: чужаки посмели не просто заявиться на их территорию, но еще и творить бесчинство – избивать кого-то. Кого-то очень маленького и совсем беззащитного перед пятью взрослыми. Того, кто не может дать этим трусливым уродам отпор. Аморальные суки! Быстро скомандовав оставшимся капитанам собраться вместе, глава отпустил остальных подчиненных, а тем двоим приказал показать нужное место. Немедля ни секунды, парни побежали вперёд. Спустя десять минут они оказались около того самого злополучного переулка. Повсюду валялись грязные мусорные полиэтиленовые мешки. Среди некоторых из них иногда мелькали то тут, то там облезлые розово-серые крысиные хвосты; в воздухе витал мерзкий затхлый запах протухших продуктов и самого дешёвого светлого пива, «стеклянные розочки» от которого валялись в ближних побитых ящиках. Эстетика окраины районов Канто. На фоне этой грязи и черноты очень выделялась светлая пушистая макушка маленького паренька, отливающая в тусклом свете единственного работающего уличного фонаря золотыми нитями. Щуплый мальчик на вид не больше лет десяти-одиннадцати свернулся в маленький дрожащий калачик, стойко терпя удары злобно скалящихся, гогочущих подростков, которые не стеснялись со всей силы отпинывать почти не сопротивляющегося мальчишку. Били в самые слабые места – в живот и по голове: так, чтобы после каждого следующего удара слышать негромкий жалобный скулеж несчастного ребенка. Малыш тихо всхлипывал, но даже не пытался звать кого-то на помощь. Картина перед глазами заставляла чувствовать ту самую мерзкую горечь на кончике языка, когда почти физически ощущаешь, как сердце сжимается в груди. Не успел Майки отдать парням приказ, как мимо него, словно неистовый ураган, промчался командир первого отряда. Глаза его сверкали от ярости. Едва Баджи приблизился к компании, незамедлительно последовал удар. Даже парни, которые стояли позади, у самого входа в узкий переулок, услышали противный глухой хруст переносицы противника взбешенного альфы. Парень издал просто не человеческий стон боли, похожий больше на вой смертельно раненного животного. Он судорожно пытался остановить хлещущую из обеих ноздрей кровь, но лишь сильнее размазывал ее по лицу. Баджи, схватив раненного за край рваной потертой грязно-желтой футболки, притянул к себе и заорал в лицо что есть мочи, едва ли не оглушая дрожащего от страха парня. От ужаса тот, казалось, даже забыл про разбитый нос: поднял почти полностью покрытые кровью ладони вверх, лишь бы не разозлить черноволосого еще сильнее. — Если еще раз увижу твою ебанную мерзкую рожу рядом с ним, я тебя в могилу загоню, сука! Землю, блять, жрать заставлю, уебище! Я ясно выразился?! Ты понял меня, хуйло собачье?! А теперь быстро забирай свои манатки и своих выблядков и валите отсюда, пока еще ходить можете! Парень, едва держащийся на ослабевших от шока ногах, смог лишь быстро кивнуть и, спотыкаясь об осколки валяющихся рядом битых бутылок, удрал из переулка в считанные секунды. Его прихвостни, не оборачиваясь, тут же последовали за ним. Мальчик, всё это время старающийся не шевелиться и не издавать ни единого звука, медленно убрал перепачкавшиеся в грязи руки от лица и несмело приоткрыл один глаз. Парни быстро переглянулись друг с другом. Они уже было хотели поинтересоваться, как зовут маленького, судя по слабому, едва ощущаемому запаху омегу, но тот, еле сумев встать, на дрожащих ногах быстро подбежал к Кейске и бросился в его объятия, громко и горько зарыдав, зарываясь носом в черную капитанскую куртку брюнета, полностью скрываясь от ошарашенных происходящим подростков. Баджи, что есть сил, прижал к себе дрожащего, всхлипывающего мальчика, не обращая внимание на шокированных друзей, и начал медленно и осторожно гладить ребёнка по светлой макушке, иногда легонько прижимаясь губами ко лбу малыша. Он что-то шептал ему, но парни были слишком далеко, чтобы разобрать его слова. Майки в нерешительности закусил губу: он впервые на своей памяти был так растерян и абсолютно не знал, что следует сделать. На лицах капитанов глава видел такое же смятение. Что ж, стоять столбом и дальше тоже не вариант. Сано, почти незаметно качнув головой в сторону Баджи и немного успокоившегося мальчишки, медленно пошел вперед. Парни послушались молчаливого приказа блондина и двинулись следом за ним. Маленький омежка, заметив растягивающиеся на земле черные пугающие тени, которые бросали подошедшие ребята, резко затих и, шмыгнув носом, ещё сильнее прижался к брюнету, от страха затаив дыхание. Баджи, почувствовав это, мягко поцеловал блондинчика в растрепанную макушку и тихо сказал на ушко: — Не бойся их, Мичи. Это мои хорошие друзья. Они очень добрые и ни за что не сделают тебе больно. Все будет хорошо, я обещаю тебе. Ну же, Кроха, поздоровайся. – старший аккуратно разжал объятия, чтобы ребёнок мог подойти к подросткам поближе. Блондинчик медленно отстранился от старшего, сделал несколько крохотных шажков и неуверенно улыбнулся стоявшим чуть поодаль парням. Глазки мальчика чуть покраснели из-за слез, а пухлые ручки взволнованно сжимали край перепачканных в земле и пыли шорт. Кончик маленького ботиночка упирался в сырую землю. Малыш был насторожен и немного напуган, но все равно улыбался им. Улыбался искренне. Что-то было такого в этой невинной, скромной улыбке, что заставило сердце грозного Непобедимого Майки остановиться на несколько мгновений, а затем забиться в ускоренном темпе. С той памятной встречи не проходило ни одного собрания банды, на котором бы не присутствовал полюбившийся всем очаровательный малыш-омега. Братишка Баджи был совсем не похож на своего непутёвого старшего братца – десятилетнее Солнышко было до жути милым и приветливым. Такемичи будто стал маленьким счастливым талисманом банды. Кем-то, кто заставлял их, разношерстную компашку буйных подростков, быть лучше, чем они есть. Быть сильнее, чем когда-либо. И ведь они действительно не проиграли с тех пор ни единой битвы. Просто не могли себе такого позволить. Мицуя, который всю свою жизнь опекал и воспитывал двух непоседливых девочек, буквально до слёз радовался, что мог теперь присматривать за мальчиком – наконец-то можно быть крутым братом, а не «старшей грозной сестрёнкой», защищающей от хулиганов на площадке и готовящей ужин для всей семьи вместо задерживающейся на работе матери. Боевые товарищи Баджи, Казутора и Чифую, просто души не чаяли в младшем братишке лучшего друга – каждый из них обязательно тискал по-детски пухлые румяные щёчки и гладил по пушистым светлым кудряшкам при каждой встрече с маленьким омегой, а после в качестве извинения угощали надувшегося от такого обращения ребёнка сладостями из ближайшего круглосуточного, за которыми по очереди посылали подчиненных из своего отряда. Грозный на первый взгляд Доракен пускал мальчишку покататься на своём крутом блестящем байке, даже принес специально для него маленький шлем с забавными рожками по бокам – большая честь, учитывая, что никто кроме Эмы и Манджиро до сих пор не мог даже близко подойти к любимому «железному коню» зама главы. Все относились к нему по-особенному тепло. А для самого Майки он стал своего рода личным успокоительным – легким морским бризом в тихой гавани, солнечным лучиком только начинающегося летнего рассвета, смыслом двигаться дальше… Храбрый и бойкий малыш, который никогда не сдавался, горько и громко плакал, но упорно шёл вперёд, несмотря ни на что. Сано искренне восхищался им. Он был необходим ему, как кислород. Так было, когда маленькому Мичи было всего десять. Сейчас прекрасному омеге уже целых двадцать лет, а руки главы банды только сильнее сжимают тонкую осиную талию уже подросшего парня. Манджиро устало прикрывает глаза, недовольно выдыхая: шея уже начала затекать. Надоело… Переговоры с только что вступившим в должность главы якудза из Киото сильно затянулись – дотошный в любых финансовых вопросах Коко, по праву занимавший место одного из пяти исполнителей, долго не мог согласиться на условия, касающиеся денежной стороны решающегося вопроса. Майки лишь безразлично наблюдал, как помощник будущего партнера буквально с белой пеной у рта доказывал спокойному, как удав, расчетливому Коконои, что они не могут уступить им ещё несколько процентов. Как же он устал. Всё, что он хотел сейчас – почувствовать приятную привычную за много лет тяжесть чужого тела на своих бёдрах и положить руки на узкую талию. Высокая, плавно расширяющаяся к тазовой выпирающей косточке. На правой, он уверен, до сих пор краснеет засос – маленькая горбинка выглядела просто восхитительно в лунном свете, льющимся из панорамного окна в их спальне. Разве мог он удержаться? Мичи был прекрасен. Из маленького милого мальчика он превратился в симпатичного подростка, а после расцвёл в прекрасного юношу. Волосы, вновь вернувшиеся к естественному цвету, отливали синевой вороньего крыла, были заколоты с одной стороны украшением из белого золота, подаренным на шестнадцатилетие омеги, точно повторяющим знак группировки – подтверждающим его принадлежность к «Бонтен», а с другой небрежно спадали на высокий лоб, но не закрывали глаз – два лазурных озера, гипнотизирующие каждого неосторожного в своем интересе альфу, посмотревшего в них, всегда были открыты. Майки привык демонстрировать своё Сокровище. Молочные бёдра округлились, а грудь стала немного больше, соски покраснели и чуть припухли – сказывалась природа омеги. Впрочем, его альфу это только радовало. Возможность каждый день проводить ладонью по бархатной коже, вдыхать нежнейший запах, зарываясь носом в загривок... Всё это было его – с кончиков маленьких изящных пальцев до лоснящихся иссиня-черных кудряшек. Только его омега. И это знали все в Токио. Но, кажется, только в Токио. Видимо именно по этой причине сидящий напротив него сейчас толстый и мерзкий урод, зовущий себя главой непобедимого клана, имеет неосторожность жадным взглядом облизывать фотографию его милого Такемичи, стоящую на углу дубового стола. Это замечает и шальной от наркотиков бегающий взгляд Санзу и острый сканирующий Коконоя, привыкшего вычислять и анализировать. Угольки начинают тлеть… Манджиро съезжает чуть вниз и подпирает щеку кулаком. Голос финансового директора якудза то становится тихим и шипящим, как у ядовитой змеи, то переходит в противный комариный писк. Мужчина на грани истерики. Может быть поэтому Майки так приятно его заткнуть: — Позовите Мичи. Две фигуры грузных охранников, стоявших у двери, тут же удаляются из комнаты. Тощий финансист нервно поправляет очки, съехавшие с переносицы, и протирает мокрый лоб белым шёлковым платком. Он вот-вот разразится новой тирадой, но… Сосредоточенный взгляд главы Бонтен останавливает его. Мужчина открывает рот и тут же закрывает его, поморщившись: прикусил язык. Ненадолго в комнате воцаряется тишина. Когда же спустя несколько минут дубовая дверь вновь отворяется, гости в шоке замирают. В комнату медленно входит необычайной красоты омега. На маленьких, изящных ступнях поверх чулок в крупную клетку чёрные лабутены на высоченной шпильке с бархатным ремешком и золотой заклёпкой. Уголки губ Манджиро медленно ползут вверх – эти туфли особенные. Не из-за бренда или цены. Ассоциации. В первый раз он сам надевал их на ножки парня. Оглаживал аккуратный подъем ступни, целовал каждый крохотный пальчик, проходясь языком в промежутках, а после… Майки незаметно закусывает губу. Крепкую мальчишечью грудь обхватывает полупрозрачная туника с вышитыми черной блестящей лентой узкими крестами на месте сосков. Эта вещица тоже имела в своей истории пару потрясающих интимных вечеров. Например, вторую их годовщину. Когда осмелевший омега, сверкая румяными от смущения щечками, наконец разрешил старшему альфе коснуться своего тела. Сано стойко ждал совершеннолетия омеги и, даже когда младший прошел негласную черту зрелости, держал внутреннего зверя на цепи – не давил на Такемичи. Но закушенная в нерешительности губа, сминающие как когда-то давно, в юности, края кофты ладошки и тихий смущенный голос… Да, это было просто потрясающе… Сано чуть рассеянно моргает, нехотя возвращаясь из чудесных воспоминаний. Взгляд снова сосредотачивается на омеге. На сочных, округлых бедрах парня надеты короткие кожаные шорты, настолько маленькие, что не скрывают края черного кружевного белья. В противовес этому на лице вошедшего юноши смущённая, почти детская милая улыбка и немой вопрос, обращенный к старшему: «Чего ты хочешь?». Шокированный красотой брюнета якудза, по незнанию наивно полагающий, что его новый деловой партнер пригласил понравившуюся шлюху специально для него в качестве подарка, уже похабно ухмыляется и встает, чтобы сделать шаг к нему, но утончённый омега, словно не видя его вовсе, обходит стол и грациозно садится прямо на колени главы Бонтена. Юноша смотрит в любимые обсидианы, высматривая что-то на самом дне. Он получает ответ на свой вопрос и незаметно для других закатывает глаза: просил же... Майки спускает руки с талии парня на ягодицы, с удовольствием вжимая пальцы в бархатную кожу. Сейчас она побелеет, а потом покраснеет. Будет такой нежной… — Вы же не будете против? Я хочу всего лишь немного расслабиться. Он не будет нам мешать. – голос Майки звучит безразлично, но на глубине черных омутов преступного главы чётко виднеется издёвка. Такемичи про себя закатывает глаза. Уже двадцать семь, а ведет себя все так же по-детски. Разочарованный мужчина сжимает кулаки до побеления пальцев и, скрипя желтыми зубами, говорит своему помощнику продолжать. Тот не медлит ни секунды и вновь возвращается к обсуждению, переводя взгляд на Коко и его цепкие пальцы, крепко сжимающие тонкую черную папку с копией договора. Ты подпишешь… Омега тем временем прислоняется грудью к телу старшего и выпускает свои сладкие феромоны. Аромат кружил голову – у Мичи предтечный период, и его запах особенно сладок в это время. И он прекрасно умеет этим пользоваться. За маской такое тяжело заметить, но Санзу закусил губу и дышит сквозь зубы – запах их драгоценной Королевы был как всегда невероятен. Коко, стоящему по другую сторону от главы, и вовсе приходится отвернуться от пары – голова начинала кружиться от соблазнительного аромата молодого омеги. Такемичи медленно наклоняется к уху альфы и прикусывает мочку, вбирая в рот небольшую золотую серёжку-колечко и играясь с ней языком. Губы старшего расплываются в довольной улыбке. На самом деле, его Мичи очень стеснительный по своей натуре, – это доказывает и яркий румянец, появившийся на его прелестнейших щечках, – и сам Сано обязательно получит по голове за этот разврат от лучшего друга, по совместительству являющегося старшим братом Такемичи, который днём и ночью бдит за состоянием своего младшенького, но он просто обязан указать этим вшивым выблядкам их место: у подмостков храма его личного Сокровища. Всё, что они могут себе позволить – созерцать красоту этого непорочного ангела. Сано смотрит главе якудза прямо в глаза и медленно разворачивает лицо омеги к себе. Брюнет высовывает свой ловкий язычок и старательно вылизывает губы блондина. Их языки переплетаются, а слюна стекает по подбородку младшего. Сано ни на секунду не отрывает взгляд от мерзкого лица «дорогого гостя». Якудзу трясёт от злости и чёрной зависти. Желанный омега перед ним полностью игнорирует его существование и при этом ублажает другого альфу прямо у него на глазах. Через несколько секунд этого «показательного выступления» он не выдерживает и, грубо рявкнув на побледневшего от страха помощника, говорит о переносе встречи, после чего быстро покидает кабинет, громко хлопнув дверью напоследок. Такемичи отрывается от лица альфы и смущённо хнычет: — Манджиро, мне так стыдно сейчас. Это же была важная встреча! И ты обещал мне так больше не делать! Майки быстро приказывает всем покинуть кабинет, а после установившейся тишины говорит, примирительно подняв ладони вверх: — Ничего не могу поделать – соскучился по своему прелестному Котёнку. Ты же простишь эту маленькую шалость своему любимому альфе? Мичи утыкается в его шею, а Сано улыбается во всё лицо – на своей коже он чувствует улыбку своего личного ангела и дьявола-искусителя в одном лице. Не злится.