***
– Следователь Ким, следователь Ким, подождите, – в коридоре неожиданно распахивается дверь и вылетает из крайнего кабинета с возгласами помощник Кан, когда замечает по камерам идущего с кофе в руках следователя Кима, и трясет какими-то бумажками. – Следователь, подождите же. Парень с черными волосами и неплохой наружности весь запыхался, ведь сорвался с места, как только заприметил личность, которую искал уже битые 2 часа, просматривая множество камер по всему участку, даже спрашивал приходящих в кабинет работников на месте ли следователь и жив ли он (в шутку). Когда он догнал потеряшку, опёрся о колени, чуть сжав свои листки по середине, и старался отдышаться. – Что тебе? – немного грубо, но того следовал его статус, спросил мужчина, за которым была устроена погоня в нешироком коридоре. – Я сейчас немного спешу. – Но то... что... что я вам принес ... подождите, – парень поднимает руку с бумажками и пытается поднять в воздух указательный палец, что у него очень плохо получается, – что принес… принес... я. Это должно вам понравиться. Следователь ставит стаканчик на стойку возле себя и берет стопку с бумагами в руки. Листков от силы было пять или шесть, в них были фотографии, много текста, и его половина была выкрашена разными маркерами и знаками вопроса. – Что это? – Как можно узнать из названия, убийство, совершенное в Каннаме, передали нам. Представляете? – парень вернул себе способность дышать и соображать и уже отчетливо смог озвучить рапорт. – Представляю, – довольно сухо и безэмоционально произнёс мужчина. – Ты сам мне только что дал дело. А о чем оно? Следователь пробегается глазами по выделенным моментам и вскрикивает: – Это то дело, которое так нашумело в последнее время? Даже диспатч ведёт его! – Вот именно, господин следователь! – Найди помощника Пака и пусть он срочно зайдет ко мне, – уже заторопился мужчина и добавил. – Через 3 минуты! Следователь тут же закрыл бумажки и испарился из коридора, скрываясь за дверью своего кабинета. – Я же сказал, что вам понравится, господин следователь, – сказал Кан и, взяв стаканчик мужчины, отпил из него, как из собственного.***
Высокий мужчина в классическом пальто и с черной кожаной папочкой в руках темным пятном идёт по белому коридору больницы Хонде. Здесь лежат особые пациенты и осматривают их особые врачи. Каждая палата выделена под одного больного и к каждому прикреплен один лечащий врач и студент. В поисках нужной двери следователь читает таблички на дверях, но никак не может найти нужную. - "Чон СоХа"… "Ким Джину"… "Ким Соен". Кажется, это здесь. Последняя дверь была выкрашена в неприятно жёлтый цвет, а табличка с именем была уже выцветшей и немного потрёпанной по краям, явно этот пациент уже давно здесь находится. Следователь делает глубокий выдох и с некоторой легкостью открывает дверь в палату. Когда он ещё учился в университете, профессор им, студентам, говорил, что в любое помещение нужно заходить с высоко поднятой головой и не мяться возле двери, так ты сначала показываешь себя уверенным человеком, а потом «и вовсе сражаешь подозреваемого своим допросом наповал». Дети тогда смеялись со слов профессора, но этот совет ни раз давал преимущество Ким Сокджину в сложных делах, которые психологически давили на него, потому что были связаны с маньяками и садистами, но уверенность следователя напротив заставляла допрашиваемых чувствовать себя будто под прицелом, и дело набирало иные, более простые обороты. Сейчас же Ким заходит в палату обычной, или не совсем, девушки старше него, которая уже 6 лет находится в этой клинике, а недавно, после встречи с одним из посетителей, вовсе сбежала через окно и, предположительно, совершила убийство в больничной одежде в Каннаме, где свидетелей было больше чем 2 или 3, многие жители домов вокруг места преступления видели её. В тот же вечер лежала стопка доносов на эту миловидную девушку, сидевшую сейчас у окна, в ближайшем участке полиции. – Итак, здравствуйте, – делает поклон, – меня зовут Ким Сокджин, и я следователь по вашему делу. Но ответной реакции не было. Девушка вовсе не обращает на него внимание, даже не обернулась. Её взгляд прикован к чему-то снаружи палаты, там постоялый двор или как называют тот сад во дворе, куда приходящие выводят погулять своих сошедших с ума родственников? – Вы говорите по-корейски? – следователь усомнился в собственных сведениях, в которых не было пометки, что потребуется переводчик. – Я слышал вы из Германии к нам переехали. – Говорю, – коротко и как-то резко ответила девушка. Её черные длинные волосы были уложены в косу, длинную и широкую, а больничная одежда скрывала ее фигуру, но её лодыжки были довольно худы, а оба запястья с легкостью можно было бы окольцевать одной ладонью. На лицо девушки падали лучи солнца, уже шедшего за горизонт, поэтому тон кожи приобрел желтоватый оттенок, а отек лица и мешки под глазами стали видны четче и вызывали некоторое отвращение к её образу. Девушка продолжала сидеть вполоборота к следователю, а тот, будто не замечая её отстраненности, решил добиться своей цели и провести первый опрос. – Как это прекрасно, госпожа Ким. Позвольте мне задать пару вопросов. – он старался улыбаться, снять напряжение, повисшее из-за немногословия оппонента, хотя это будет сложно, к тому же иметь дело с такого рода подозреваемыми Сокджину приходилось впервые. – После того как от... – Задавайте уже свои вопросы. И уходите. Девушка не была настроена на общение, но, если она ответит честно и без лишней многословности, то это будет даже на руку следователю. Не придется искать что-то среди груды не нужной для расследования информации, у Джина на это есть помощник Пак, но тот сейчас у главврача и будет заниматься записями с камер, обследований, и допрос никак не входит в компетенцию этого добросердечного простака. Он пожалеет её и может упустить что-то очень важное. «Всё придется делать самому, самому!» – Замечательно, – с широкой улыбкой протянул Ким и сел за стол напротив девушки.***
Первый допрос вышел из рук вон плохо. Госпожа Ким ничего не рассказала, только смотрела в окно и отвечала односложно: да, нет, или вовсе молчала, продолжая свои гляделки с третьего этажа с беседкой в центре парка клиники. На следующий день следователь вновь пришел к подозреваемой, чтобы всё-таки получить ценный материал, который бы пролил свет на это дело, ведь по камерам видно, что девушка не покидала своей палаты, лишь связала из простыней веревку, привязала край к батарее, а другой выбросила в окно. Лечащие врачи так и не поняли её поступка, но, когда на следующий день узнали из новостей, что её обвиняют в убийстве, сразу приготовили материал для полиции. Знали, что придут. - Расскажите о себе немного. …Многие девианты, – тот же профессор продолжал свою речь, – они выходцы из народа, каждый из них уникален, но всё же стоит рассматривать среду, в которой они выросли или живут. Социалистический фактор не менее важен, чем психологический или культурологический. Нам ведь всем свойственно приспосабливаться, чтобы не нарваться на конфликт или не прослыть чужаком. … Чтобы узнать мотив преступления – узнайте самого преступника, может, вы сами бы так поступили на его месте, даже если у вас нет психических отклонений, которые тоже не стоит упускать из виду… – Я хотела стать скрипачкой, – с некоторым воодушевлением начала девушка, её голос был тих и хрипуч, а нотки скорби по любимому делу явно проскальзывали в её словах. – Известной скрипачкой. Но мои запястья были придавлены и не восстановились. Я не могла играть долгие месяцы. На этом её рассказ о себе закончился. Будто «стать скрипачкой» было единственной цнлью, которую она повторяла в мыслях и на вопросы о себе только об этом и говорила. Это сильно её беспокоит. Она перевела взгляд, изучающе смотрела на следователя, её глаза бегали по его лицу, потом перешли на руки, кисти, папку, а потом впились её леденящим простого смертного взором, и она прошептала «кто вы?» так тихо, что если бы здесь был кто-то в шаге от них, до него не донеслось бы и звука от её вопроса. В помещение повис вопрос, озвученный настолько тихо, что можно было предположить, что послышалось, но Соён не отводила взгляда, выпытывала ответ у мужчины, давя на него презренным тяжелым прищуром и так не европейских глаз. Следователь не хотел попасть под её влияние и потерять свою уверенность. Поэтому он также шепотом произнес: – Я тоже хотел стать артистом, но мое призвание - раскрытие дел, одно из которых ваше.***
– Здравствуйте, это снова следователь Ким. Прошло три дня с того тихого разговора, появились факты, что за ту ночь в своих палатах не ночевали некоторые больные, а другие накануне замазали или закрыли свои камеры. Это вызвало много подозрений, поэтому прокурор вновь отправил следователя Кима в эту клинику, чтобы побеседовать с Ким Соен и «не ночевавшими больными». Когда в этот теплый солнечный день Ким Сокджин появляется в клинике, за стойкой администрации находится молодой парень, который с некоторым усердием что-то вытирает со своего халата. «Такой сильный запах дешевого химозного кофеина из автомата, скорей всего разлит именно кофе». – Парень, – окликнул его Сокджин, – застирни в перекиси водорода и ношатыре, должно помочь. – Здравствуйте, господин следователь, – встретился взглядом медбрат и стал подзывать девушку возле стенда, – так и сделаю. Джин лишь хмыкнул и поднялся в палату Соён, путь к которой ему скоро в кошмарах сниться будет. В этот раз в коридоре не было тихо, были слышны звуки музыки, глухой, скачущей, но она не прекращалась ни на мгновенье, даже когда Ким зашел в палату девушки. Она играла на скрипке, стоя у окна. Криво, неровно, но довольно неплохо, вроде, это детская песенка. Наверно, это единственное, что смогла разучить Соен до того момента, как ей физически не получилось играть после трагедии в детстве. – Здравствуйте, следователь Ким, а я вас ждала, – не оборачиваясь, спокойно и размеренно произнесла подозреваемая и провела смычком, как настоящий профессионал. – Знаете ли, наша планета такая удивительная. Такая красивая. На ней уживаются тысячи маленьких тварей, который заполонили сушу и воду. Но планета не стала ужасной от этого, на ней все ещё есть прекрасные пляжи… Вы были когда-нибудь на пляже? – вдруг девушка развернулась к замершему возле двери Джину и улыбнулась ему так очаровательно, что, если бы можно было замереть ещё сильнее, Ким бы сделал это в ту же секунду. – Вы тоже красивая, госпожа Ким. – Присаживайтесь, следователь. К тому же я задала совсем иной вопрос. Ах, не стоит больше, момент упущен. Ким был поражен, перед ним стояла совершенно иная девушка. Ким Соён, к которой он приходил, была серой женщиной, которая была погружена в собственные мысли. А эта Ким Соён, если это она, полная её противоположность: она первая заговорила и впервые поздоровалась с ним, она играет на скрипке и улыбается, и от этой улыбки не охото вызвать полицию, потому что похожа на маньяческую, она вполне человечная и даже привлекательная. Нопродолжившаяся игра и философствование женщины выбили Джина из мыслей. – Такая красивая планета. Знаете, даже жаль, что мы появляемся здесь лишь на крохотное мгновение. Всего какие-то 60-70 лет из миллиарда существующих. В человека одетыми ходим. Полные страхов, переживаний и неразумных размышлений. Вот вы, наверняка сейчас думаете о том, что происходит в моем деле, а я о пляже. Я была там всего раз… – девушка продолжала говорить под бесконечно повторяющуюся мелодию в 16 тактов. Её речь лилась, не прекращалась, а Джин лишь смотрел на эту живую женщину перед собой, которая ходит от стола к окну, от окна к кровати, говорит много и воодушевленно, и поражался тому, сколько в ней жизни. – Я человек уже взрослый, откуда взяться страхам? Мне бы дело закрыть, да маме подарок купить, что мне ещё нужно? – Как жаль, что ты уже взрослый, господин следователь. А вы ведь так и не поняли самого важного. В этой клинике заперты такие разные люди: разного пола, возраста, темперамента и причины попадания, но нам всем уготовано умереть здесь. А ведь ты, Ким, вроде, ещё жив, вроде, налажен твой насущный мир… – тут она перестала играть. Она в два шага преодолела расстояние между ними и так четко, но тихо произнесла это прямо в глаза мужчине. – Скажи мне, господин следователь, ты счастлив? Или ты просто делаешь вид? И вновь перестали литься звуки скрипки в этой душной комнате, тишина стала давить на уши и сознание. Весь мир будто остановился. Слышно тяжелое дыхание обоих, слышно сердцебиение, только вот в голове пустота, она издает звуки телевизионных помех прямо в голове, под идеальным лицом и идеальный укладкой господина следователя. Соён делает еще один шаг в сторону Джина и, смотря в глаза, произносит полушепотом, будто заговоренная, как в прошлую встречу: – В белую тетрадь нарисуй своей рукой того себя, кем хотел бы ты стать. Нарисуй, обязательно нарисуй. И ответь, почему Вы другой, господин следователь? Почему?***
Вечером в Сеуле довольно прохладно, но не тихо, нет. Все куда-то спешат, наведываются в гости, ужинают или просто ходят по Каннаму. Следователь довольно долго гулял по этой улице и вдумывался в слова сумасшедшей: "Кто вы, господин следователь?" – Кто вы, господин следователь? – с ноткой иронии спрашивает полушопотом Ким и сам не может ответить на этот вопрос. – Я это я. Тридцатилетний следователь, не мало повидавший в своей жизни. У меня есть заботливая мать и успешный старший брат, я сам успешен, черт возьми. Но кто я? Я же не машина. С такими мыслями он добрался до круглосуточного магазинчика, в котором он обычно покупает рамен на ужин. Проходя к нужному отделу, он слышал музыку из колонок в торговом зале, это была та же мелодия, что и сегодня в полицейском участке. «Интересно, меня тоже можно было бы так слушать?» Пролетело в мыслях мужчины, и он заглянул в отдел с канцелярией, купил маленький альбом в 6 листов, пачку детских наклеек и цветные ручки. В какой-то забытьи мужчина отправился на кассу и даже не заметил, как подходил, нет, подлетал к собственному дому. Доехать на лифте до 15 этажа было проблематично долго, но как только дверцы раскрылись, Сокджин мгновенно оказался возле своей двери, стараясь быстрее её открыть. «Того, кем хотел бы ты стать». - айдолом, я хотел стать айдолом. Сбросив сумку в сторону, подлетев к столу на кухне, мужчина раскладывает на деревянной поверхности все купленное и наконец-то открывает альбом, чтобы изобразить того, кем он хотел стать в детстве. – Моя мама говорит, что мне нужно идти на медика. Я хорошо знаю тело человека и не боюсь крови. Такие смелые слова вылетают из уст маленького мальчика, который держит в руках футбольный мяч, и вот-вот над ним появится нимб или под ним появится постамент. Он был так горд, что уже в 8 лет знает, кем будет всю оставшуюся жизнь. – А я буду учительницей. – выпрямив плечики и вздернув косички, говорит брюнетка, – я буду учить ваших детей хорошим манерам, чтобы из них вышли настоящие джентльмены, ведь из вас они не вышли, – и залилась хохотом. – ах так! Тогда я буду айдолом! – злостно, но в то же время гордо топнул ножкой маленький Джин-и и словил на себе несколько пар удивлённых взглядов. – Ты, конечно, живёшь в свободной стране и красивый, но ты же не айдол, ты ничего не умеешь. – Зато я красивый, а остальному научиться можно. Я стану айдолом. – Айдолом. Как бы я выглядел, если бы был медийной личностью? И вдруг за прорезавшим тишину шепотом последовал шорох из-под карандаша и ручек, скрипа стула и ускоренного дыхания, которое вот-вот и заставит его обладателя задохнуться. – Айдолом, да, айдолом. – Скандировал в безмолвной обстановке мужчина, который чуть ли не стоя рисовал что-то в детском альбоме с мишкой на обложке, - айдолом. Через несколько минут была приклеена последняя звезда-наклейка, а снизу появилась надпись "Джин". С некогда чистого листа на мужчину смотрел совершенно другой молодой человек с розовым микрофоном в руках, на нем был белоснежный костюм, а вокруг было множество прожекторов и световых точек от лайтстиков выдуманных фанатов, звезды-наклейки кружили вокруг тела новоявленного айдола и будто защищали его от всей неизвестности, которую так и не познал следователь Ким. Джин не стал дождаться новых фактов и ордера на допрос, поэтому пошел к Соён в виде обычного посетителя психиатрической клиники уже на следующее утро, отпросившись на несколько часов позже приехать на работу. На входе его встретила всё та же девушка, которую он видит уже неделю, если не больше. Она улыбнулась ему и продолжила заполнять какие-то бумаги на столе. В больнице было тихо, даже не потому что утро, а здесь всегда тихо, мертвецки тихо. Действительно, все пациенты, которые когда-либо были положены в эту больницу, обследовались, проходили лечение, но это не помогало им вернуться к нормальной жизни. Доктор на первой встрече с Кимом сказал, что есть люди, которые попадали сюда, выписывались, но всё же возвращались через месяц, год или несколько лет. Самый долгий период на «свободе» длился 10 лет, короткий – две недели. Но увидев вчера в Соён человека, живую женщину, Джин вовсе забыл про дело и поиски убийцы на Каннаме, он больше не верит в то, что это была Соён, это был кто угодно, но не она. Она не могла этого сделать, и Ким обязан это доказать. Пять ступенек, три, две, и вот раскрываются двери в отделение и здесь… не тихо, нет. Здесь ходят врачи в розовых и фиолетовых халатах, длинные косы девушек и идеальные укладки парней оббегают с разных сторон следователя и чуть ли не сбивают его обратно на лестничную клетку. Красный халат главврача Чона появляется в поле зрения следователя, и тот, не обращая внимания ни на кого, движется именно к нему. Тысячи звуков в миг пропали, предвещая беду или ужаснейшее происшествие. Только бы не с Соён, только бы не с ней. – Доброе утро, я следователь Ким, к вам подходил мой помощник Пак Ину за материалами дела об убийстве на Каннаме, рад познакомиться с вами лично. – Доброе утро, следователь. Премного благодарен, что вы так скоро приехали. Знаете ли, я был уверен, что сеульская полиция такая быстрая, но я вот только закончил переговоры с вашим начальником, и он пообещал вас прислать, а вы уже здесь. Чудо! Мужчина лет пятидесяти растянулся в по-старчески добродушной улыбке и похлопал Джина по плечу. Он ещё раз поблагодарил за скорый приезд и перевел диалог в сторону другого врача, у которого в руках была целая кипа папок с выпадающими листами и стикерами. Все куда-то спешили и торопились, все так оживились. Вдруг в кармане Джина завибрировал телефон, и он тут же ответил на звонок: – Следователь Ким, вам нужно отправиться в клинику Хонде. У них больная перерезала себе горло, вам стоит с этим разобраться. Я на вас рассчитываю. – Спа… – и завершился диалог, – …сибо. Какой полоумный будет вскрывать себе горло? Вдруг множество молодых врачей пропало из коридора, и дышать стало легче. Следователь Ким вновь подошел к главврачу и попросил провести его к пострадавшей. Главврач Чон с радостью избавился от общества бумажек и направился вдоль по коридору. Но чем ближе они были к палате «Ким Соён», тем ужаснее были предположения следователя. Джин уже не смотрел на таблички с именами больных, но, когда они подошли к ужасно-желтого цвета двери, все мысли «не она» превратились в прах, и следователю пришлось зайти в палату. Ночью окно было закрыто и не открывалось по сей момент, в воздухе был запах духов Соён и ржавого железа, так пахла только кровь. Ким Сокджин подошел к телу, которое мирно лежало на кровати, а волосы больной всё также были заплетены в косы и мило лежали на подушке. Больничная рубашка была подогнута в рукавах, один из которых был в крови, как и воротник, и часть подушки под шеей. На горле девушки действительно была всё ещё кровоточащая в некоторых местах неровная линия, уходящая куда-то за видимую часть следователя. Он всё же потрогал температуру тела, которая ещё была довольно высокой для безжизненного тела, значит… – Прошло не больше трёх часов с момента смерти, доктор Чон. – Да, наши специалисты тоже смогли это узнать, – всё с той же улыбкой произнёс мужчина и собрался выходить из комнаты, как произнес, – в её кулаке были зажат столовый нож, а в другой записка. Она лежит в перчатке на столе, вам она, наверно, нужна для следствия, – и удалился. Ким Сокджин подошел к столу, на котором действительно оказался белая медицинская перчатка с фрагментами красного отпечатка пальца на ободке. Внутри неё лежал скомканный листок бумаги с уже видными синими линиями на внутренней стороне. Ким аккуратно достал на стол это листочек и не менее аккуратно развернул его. Там было всего три строчки: «Помни, планета прекрасна. И Вы прекрасны. Осуществите мечту, господин следователь, и не забывайте сумасшедшую Соён.» Сокджин раз перечитал записку, два, три, и лишь на десятом разе осознал, что предназначен этот маленький листочек бумаги именно ему, именно о нем она думала в последние минуты жизни. Именно ему она их посвятила. Тут в палату вошел помощник Пак, чтобы задекларировать самоубийство. – Здравствуйте, следователь Ким, вы сегодня рано, хотя хотели отпроситься от работы. Тут выяснились новые обстоятельства. Прокурор Кан сказал, что по материалам авторегистратора, выезжавшего со двора одного из домов, видно, что там была вовсе не Ким Соён, там была эта... забыл, как зовут, но она живет ровно под госпожой Ким, только на втором этаже. Я тут подумал, может именно ей Соён той ночью веревочки плела и в окно выбрасывала? Только зачем ей так подставляться, а, следователь? Только вот всего этого Джин не слышал, он вспоминал живую Соён, которая вчера играла на скрипке и очень много разговаривала. Таких подозреваемых у него не было, как и в принципе таких людей в его жизни. А теперь есть одна, и то, мертвая. Тут, на кровати лежит. Осталась от неё лишь записка и дело, которое уже без неё не раскрыть. Жаль, мог бы повышение получить… – Следователь Ким, – как будто через толщу воды проносится обращение, и только сейчас Джин замечает помощника и просит его всё здесь оформить и отправить в участок, сегодня он не появится на работе.***
… по моему скромному мнению самым ужасным, но распространенным подходом по объяснению делинквентных поступков всё же является психологический, девиантное поведение которого – следствие психологических качеств, черт характера, внутренних жизненных установок, которые имеют отчасти врожденный характер, отчасти формируются воспитанием и средой личности. Я не утверждаю, что все преступники поголовно психи и сумасшедшие, просто пойти на убийство, совершить его… это же каким, простите, умалишенным нужно быть? А идиотов среди преступников нет, есть агрессивно направленные люди, есть те, кто убивают, потому что могут, они так и объясняют это на допросах или в суде. Закрыть бы всех тюремщиков в психиатрических клиниках и пусть лечатся… Ким Сокджин сидит в баре, а за окном уже темно. А в счете наверняка сумма перевалила за 40 тысяч вон. Следователь вспоминает слова своего профессора, вновь и вновь возвращаясь к паре для всего потока, в которой они обсуждали отклоняющееся поведение людей и как они становится преступниками. Ведь профессор сказал, что «чтобы узнать мотив преступления – узнайте самого преступника». В голове следователя перемешалось множество мыслей, о деле, матери, главвраче и Соён. Зачем она совершила самоубийство? Помогло ли это как-то делу? Или же она специально подставилась, чтобы её смерть сочли за признание? А об этом знал доктор Чон? Столько вопросов и ни одного ответа. Джин выходит из бара, ловит такси и едет домой. Сейчас ему стоит принять освежающий душ и отоспаться, сегодняшний день оставил после себя незабываемые приключения. Да, нужно только поспать. Ключи плавно входят в замочную скважину, как и следователь Джин под собственное одеяло.