Танец на Рождество

      Вот уже несколько недель в Хогвартсе не утихала шумиха по поводу Рождественского бала. Ещё бы! Это ведь первое Рождество после всего пережитого. Больше нет войны. Больше нет боли. Нет Тёмного Лорда и Пожирателей Смерти. Больше не будут литься реки крови и слёз. Всё закончилось.       Всё действительно закончилось!       Усилиями многих неравнодушных Хогвартс был восстановлен. Не то, чтобы идеально — оставались ещё места, где требовалось разобрать завалы, но более-менее приличный вид школе был придан. В первую очередь, восстановили Большой Зал и все четыре гостиных. Во время войны особенно досталось слизеринской, находящейся в подземельях, но при помощи магии с ней закончили довольно быстро.       Тех, кто решил вернуться в Хогвартс, оказалось немало. Среди них было и Золотое Трио: Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер — ныне известные как Герои Второй Магической войны. Ко всеобщему удивлению, в числе желающих продолжить обучение оказались и несколько слизеринцев: Теодор Нотт, сёстры Гринграсс, Блейз Забини, Драко Малфой...       Последнего, к слову, оправдали, хоть он и был Пожирателем Смерти. От Азкабана его спасло то, что в последнюю минуту он и его родители покинули Тёмного Лорда. На суде Люциус Малфой твердил, как заведённый, что он и Драко были под действием заклятия Империус, но его слова веса не имели. Решающим фактором стало свидетельство Гарри Поттера. В их пользу.       После окончания всех судебных процессов по делу Второй Магической войны и Пожирателям Смерти Малфоям пришлось пожертвовать внушительную часть своего материального состояния на восстановление мирной жизни в магической Великобритании, что, впрочем, не сильно отразилось на их дальнейшей жизни. Они были бы не Малфоями, если бы не припрятали в укромных местах парочку десятков тёмных артефактов, а в Гринготтсе — приличное количество галлеонов.       В Хогвартсе Малфой вёл себя очень тихо, явно руководствуясь тактикой «реже попадаешься на глаза — меньше проблем». В коридорах школы встретиться с ним было практически невозможно, а уж заговорить — и вовсе нереально. Он избегал шумных и больших компаний, и даже в гостиной Слизерина теперь всегда сидел не в центре, как раньше, когда его авторитет был непререкаем, а в стороне, с какой-нибудь книгой в руках, взятой из дома. На занятиях он все так же сидел в первом ряду, но говорил лишь по делу, явно не горя желанием выделяться, как раньше. Ему хватило на всю жизнь.       Спокойной жизни Малфоя пришёл конец спустя всего лишь пару месяцев. В один прекрасный ноябрьский день... вернее, в одно прекрасное утро несколько десятков школьных сов с маленькими конвертиками в клювах, шумя крыльями, влетели в Большой Зал, когда все студенты завтракали. Птицы подлетали к адресатам, сбрасывали послания и так же шумно улетали.       Адресатами, надо сказать, были исключительно парни. Этот маленький, но чрезвычайно интересный факт явно указывал на то, что отправители были из числа девушек. Но вот вопрос: кто организатор?       Версий было три. Первая — когтевранки. А что? Вполне вероятно, они ведь с факультета умных и находчивых, так почему бы и нет? Вторая версия основывалась на участии в этом деле трудолюбивых и усердных пуффендуек. И она также имела под собой вполне логичное основание: сколько же терпения и усидчивости нужно иметь, чтобы сделать столько посланий? Согласно третьей версии, авторами этого мероприятия были гриффиндорки. Некоторые представительницы львиного факультета тоже порой демонстрировали чудеса изобретательности. Правда, часто вкупе с глупостью. Не исключено, что и им в голову могла прийти настолько смелая мысль. Впрочем, они и не на такое способны...       Девушек со Слизерина как организаторов массовой рассылки посланий никто не рассматривал. Просто потому, что те держались отстранённо, а подобные забавы считали недостойными занятиями для утонченных и благородных девиц.       Вопрос этот так и остался невыясненным, хотя, если судить по хитрым переглядкам и ухмылкам некоторых девушек с разных факультетов, весь этот балаган с письмами они затеяли сообща. Вот уж нашли повод сплотиться!       Малфой во время получения писем вяло ковырял вилкой яичницу с беконом. Есть не хотелось. Зачем он появился в Большом Зале, он и сам не знал. Возможно, поддавшись чересчур весёлому настроению Блейза Забини — тот и без того всегда был ходячим позитивом, а сегодня и вовсе чуть ли не на голове стоит. Откуда в этом человеке было столько радости, счастья и яркости — понять не мог никто. На его фоне Малфой выглядел бледным комком боли, тлена и безысходности.       Слизеринец украдкой бросил взгляд на стол Гриффиндора. Вот она. Бодрая, собранная, как обычно. Ещё и этих идиотов поучает за прочтением очередного научного талмуда.       Она снова снилась ему. Но в этот раз сон был куда реалистичнее, чем в прошлые ночи. Ему снилось, как они танцевали. Ночь, верхняя площадка Астрономической башни. Он сам в элегантном черном костюме, белой рубашке и с изумрудно-серебристым галстуком-бабочкой. Она в пышном красном платье на тонких бретельках, расшитом бисером и пайетками. Мерлин, ей так идёт красный цвет!       Они танцевали вальс. В абсолютной тишине. Он словно наяву чувствовал её прикосновения, слышал её голос, ощущал биение сердца и ровное дыхание. Её плавные и лёгкие движения завораживали, он понимал её без слов...       А потом его сон самым жестоким образом прервали. Забини, затопчи его гиппогриф, решил организовать Малфою бодрящее утро, взорвав над его головой пару хлопушек, а потом, смеясь и игнорируя угрозы, которыми щедро одаривал товарища Драко, буквально за шиворот приволок того в Большой Зал.       Глядя на Забини, Малфою не единожды приходила в голову мысль, что Распределяющая Шляпа ещё никогда в жизни так не ошибалась, отправив того на Слизерин. Его живой характер больше подходил для Гриффиндора. Сдержанностью, хитростью и прочими личными качествами, подходящими для учеников Слизерина, Блейз не отличался.       Хотя, может, всё дело в том, что до этого времени у Забини просто не было возможности раскрыться как настоящему слизеринцу. В напряжённой обстановке, царившей до недавнего времени, все ведут себя по-разному. К тому же, выходцам из аристократических семей, коим являлся Блейз, свойственно на людях надевать маску, скрывающую истинные чувства. А теперь, когда над головой вот уже несколько месяцев мирное небо, возможно, Забини и проявит себя как достойный представитель своего факультета.       А впрочем, вот эта безбашенность Забини в какой-то мере приносила пользу, разряжая мрачную и тихую обстановку, которая всегда царила в гостиной. Становилось как-то легче, когда звучали шутки и смех.       Вот и сегодня Блейз со свойственной только ему харизмой принялся развлекать мрачных и угрюмых однокурсников. Гриффиндорцам по части шуток и розыгрышей он нещадно проигрывал, но его это не заботило. На Слизерине всегда своя атмосфера. Когда же началась вся эта возня с совами и конвертами, градус позитива за столом змеиного факультета заметно повысился.       В полученных конвертиках размером с ладонь нашёлся всего лишь аккуратно сложенный пополам кусочек пергамента. Кроме имени — причём, женского — и цвета там не содержалось больше никакой информации. Как это между собой связано, было абсолютно непонятно. Можно попытаться расколоть девчонок, раз уж это их рук дело, но вряд ли они расскажут всё, как есть, а с предательницами у них всегда был короткий разговор.       Блейз Забини вздохнул, ухмыльнулся в предвкушении чего-то весьма весёлого и развернул свое послание.       «Хлоя Грей. Бежевый».       Да уж, воистину краткость — сестра таланта. Всего три слова. Очень интересно... Пояснительных записок, предусматривающихся в таких случаях, к имеющимся данным не было.       Единственное, что смог установить парень, так это то, что вышеупомянутая Хлоя была не со Слизерина. Всех девчонок своего факультета он знал по именам и в лицо, причём, не только однокурсниц, но и с младших курсов, начиная с первого. А учитывая, что ряды слизеринцев нынче заметно поредели, запомнить всех Блейзу не составило никакого труда.       Сидящий рядом Малфой демонстративно убрал свой конверт в карман мантии. Любопытством он не отличался, да и настроения сейчас не было. Боже, как же он сейчас ненавидел Забини, посмевшего прервать столь волшебный сон и вернуть его в суровую реальность, где она ни за что не будет с ним.       После завтрака Малфой улучил момент и улизнул в уединённое тихое место. Что-то, чему он не мог найти объяснения, подталкивало его открыть и прочитать послание. На людях он сделать этого не мог: его многочисленные фанатки вырвали бы послание вместе с руками и головой прежде, чем он успел бы развернуть его. К тому же, он не на шутку опасался увидеть имя. Другое имя. Не её. И этим боялся предать её, пусть она и не знает о его чувствах.       Рука сама потянулась в карман и нащупала уголок конверта. Резким движением Драко вытянул послание и, закрыв глаза, развернул.       На счёт «три» смотрим. Раз... Два...       Три.       Малфой выдохнул и открыл глаза.       «Гермиона Грейнджер. Красный».       Красные чернила. Ровный, аккуратный почерк. Буковка к буковке. Драко забыл, как дышать. Он был готов заложить Малфой-менор и половину счёта в Гринготтсе, если бы пришлось спорить на тему «Кто отправитель?» Потому что догадывался, кто.       Слизеринец взглянул на конверт. Ничем не примечательный, обычный, бумажный. Без марок и рисунков.       «Д.Л.Малфою».       Почерк тот же. Тот же ярко-красный цвет. Сомнения отпали. Невероятно... Это просто невозможно! Она. И красный цвет. Смысл послания неважен.       Малфой всё же вспомнил о необходимости воздуха в жизни человека. Он глубоко вздохнул, отчего у него закружилась голова. Кто бы мог подумать, что ещё ночью, во сне, он видел её в красном, а теперь его сон станет реальностью! Ох, Салазар, как дожить до этого времени?       Он подумывал послать ей анонимное письмо с приглашением на Рождественский бал и там признаться в чувствах, которые с каждым днём становились лишь сильнее даже от одного быстрого взгляда на неё, но раз так... Почему бы и да? Чья-то идиотская (возможно) затея будет Малфою лишь на руку. Спасибо, господа организаторы, очень удобно.       Аккуратно сложив письмо в карман, слизеринец ещё немного постоял, восстанавливая дыхание и нервы. Не помешало бы успокоительное. Или палата в Мунго. Хотя нет, в Мунго он отправится только после того, как всё случится: он признается, она, конечно же, пошлёт его по хорошо известному адресу — и готово, господа санитары, пакуйте этого джентльмена! И он даже сопротивляться не станет, потому что ему давно туда пора с его безнадёжным положением, а он всё не думает торопиться.       А положение и вправду было не ахти. С тем, что он не на шутку влюбился в Грейнджер, Драко смирился на удивление быстро. Как и когда это случилось, для него не имело значения. Важнее было другое. Шесть лет вражды, ненависти и предрассудков по поводу её происхождения словно по щелчку пальцев испарились в никуда. Он испытывал благодарность за спасение и глубокое уважение к силе её характера. Возможно, однажды он и сам обретёт внутренний стержень, которого у него до этого времени не было, и который поможет ему добиться многого в жизни.       В том числе и её саму.       Пока она ни о чём не догадывалась, что ещё больше мучило слизеринца. Он не смел и намёком показать своё радикально изменившееся отношение к ней, потому что тогда было бы тяжко. С ней одной он и сам смог бы справиться, если бы случилась стычка, но двое её дружков... Азкабана в таком случае было бы не избежать. Либо он, либо его. Сомнительная перспективка... Всё, что угодно, только не это!       Улыбнувшись уголком губ, Малфой покинул место своего уединения. Настроение стремительно взлетало вверх. А ведь ещё утром он ненавидел все и вся!       В коридорах между тем уже собирались ученики в ожидании занятий. Девчонки заговорщицки перешёптывались, хитро подмигивали друг другу и хихикали в ладошку. Даже некоторые слизеринки поддались всеобщему оживлённому настроению, но были более сдержанны эмоционально. Мужской половине студентов Хогвартса оставалось только гадать, обсуждать и ждать, чем же всё в итоге закончится.