убегая прочь, разжигай огонь.

/// ничего не меняется. все остается на своих местах, как бы ты не хотел изменить ход событий. чтобы предотвратить ошибки в будущем нужно думать, перед тем, как делать. но не все считают это нужным. не все могут остановиться в ответственный момент и подумать над тем, что же будет дальше. иногда мы поступаем так, как посчитаем нужным в данный момент, не рассматривая разные варианты развития событий. позже, полностью опробовав последствия, рвем на себе волосы, ругая себя и обещая, что в следующий раз подумаем, исправим, станем лучше. но ничего не поменяется, мы прекрасно это знаем. сколько сил требуется, чтобы признать ошибку, а не заминать проблему, которая каждый раз лишь становится больше, как снежный ком. чем больше мы пытаемся забыть и забить, этот ком проблем все больше и больше растет. это тоже знает каждый, но почему-то ничего не меняется. в чем же проблема? в том, что для признания своей ошибки нужны силы. для исправления того, что натворил, нужны силы гораздо больше. не у каждого они есть. у уилла их нет. нет сил даже на то, чтобы прийти домой, обнять каждого из членов семьи и сказать, что любит их. нет сил, чтобы поесть, нет сил, чтобы просто жить. а когда эта ебучая судьба подкидывает неприятные вещи и таких же неприятных людей — хочется вскрыться. честно, вы должны понять. как заботиться о семье, когда не можешь позаботиться даже о себе? когда бежишь от проблем к одной, но еще бо́льшей проблеме. — виноват этот мир, в котором люди глушат свои печали порошком, — говорит однажды минкс, занюхивая очередную порцию. — хэнк сказал, из детройта, шаришь? она уже под кайфом, плачет и смеется, потому что больно и потому что грустно. плохо морально, больно и телу, и голове. вся боль мира чувствуется. уилл не знает, что происходит у нее в жизни, а тем более в голове. ему и не надо. просто не важно. даже если бы она рассказала, он бы точно так же сбежал от нее, как пытается сбежать от себя. ничего нового. слезы текут по ее лицу, размазывая подводку и остатки порошка на носу. уилл не замечает, как начинает плакать сам. чувствует влагу, скатывающуюся медленно по щекам, не знает, что это такое. слышит открывающуюся дверь в квартиру и ебучий голос, который ненавидит всем сердцем. но встает с дивана, вытирает лицо руками, оставляет минкс сидеть в одиночестве и выходит из комнаты, чтобы зайти в другую. с него грубо стягивают одежду, нагибают и душат. все как обычно, однообразно. уилла вдавливают в кровать, жестко входят, не дают даже секунды на передышку. его используют как тело, о нем не заботятся, не спрашивают, все ли в порядке. просто втрахивают в поверхность, преследуя лишь одну цель — добиться собственной разрядки. только зажившие синяки снова появятся, их придется в который раз замазывать, даже зная, что это не поможет. хочется почувствовать хоть что-то, кроме пустоты внутри. каждый раз приходя в эту злосчастную квартиру уилл думает о том, как было бы хорошо снова испытать положительные эмоции. порадоваться за хорошие оценки младшего и успехи в личной жизни старшего братьев. за повышение на работе у отца, за что угодно. просто почувствовать. но уилл знает, что ничего не получится. он просто нанюхается, ляжет под шлатта и вернется домой. это ломка. кто же знал, что не только наркотики вызывают ее? неожиданная вибрация заставляет вынырнуть из потока негативных мыслей. шлатт, не выходя из уилбура, тянется за телефоном. отвечает на звонок, лениво толкаясь в податливое тело под ним. впервые за долгое время уилл стонет от удовольствия. шлатт попадает туда, куда нужно, от чего колени уилла разъезжаются в стороны. дрожь унять не получается, слезы стекают по щекам, падая на простыни. — как ты запел, — говорит шлатт голосом, пропитанным ядовитой иронией. — неужели тебе не нравилась грубость? что же ты раньше не сказал? — я… — уилл задыхается, каждый толчок сопровождается целенаправленным попаданием по комку нервов внутри. — не знал. — ладно, малыш, сегодня я добрый, — шлатт откидывает телефон в сторону и делает еще пару толчков перед тем как замечает, что уилл кончил. — не знал, что ты умеешь. уилбур жалко шмыгает носом, он на грани истерики. в голове крутились сотни мыслей, а сейчас — пустота. где-то на в глубине мелькнул вопрос: «а может, не все потеряно?», на котором уилл зациклился настолько, что это стало казаться не такой хуевой идеей. — это первый и последний раз, детка, — эта фраза разбивает сердце на миллионы осколков. снова. а что он еще мог ожидать? — не думай, что получишь от меня что-то подобное. он встает с кровати, натягивает безвкусный, но невероятно дорогой домашний халат и подходит к окну. приоткрывает штору и достает откуда-то косяк. уилл не в силах подняться с кровати, размазывает слезы по лицу и беззвучно плачет. хочется собраться с силами и уйти отсюда навсегда, но где найти эти силы? как это сделать? — о, точно, — наигранно встревоженно говорит шлатт, делая вид, что вспомнил что-то важное. — звонил дрим, кажется, он с твоим любимым братиком ждет тебя дома. просил передать. — блядство. /// снова. снова ссора с томми и жалостливые взгляды отца. как же заебало. уилбур — взрослый мужчина, что ему мешает просто забыть этот дом, как самый отвратительный кошмар? то, что он стоит напротив входа в подъезд прямо сейчас. возможно, у него получится отказаться от этого. возможно, больше никогда не получится. начинается дождь. хмурое до этого небо плачет горькими слезами, сожалея, что не может помочь. уиллу не нужна помощь. он справится сам. звонит в домофон и просит выйти хозяина квартиры. спустя долгих десять минут дверь подъезда открывается и из него выходит шлатт. самая большая проблема в жизни уилбура после той, что мешала все это время бросить и шлатта, и наркотики. — я больше не приду к тебе, — он старается говорить уверенно, но на последнем слове голос предательски срывается. — ты сделал так много хуйни в моей жизни, и теперь я нашел в себе силы, чтобы отказаться от тебя. — долго придумывал? — усмехается шлатт, поджигая дорогущий чапман. делает тягу и выдыхает дым прямо в лицо своего собеседника. — я хочу, чтобы ты никогда больше не появлялся в моей жизни, — полностью игнорируя сказанное, продолжает уилл. — не приближайся ни ко мне, ни к моей семье. — нужен ты мне, малыш, — смеется шлатт, стряхивая пепел с сигареты. — ты — тот, кто каждый раз приходил ко мне. ты — тот, кто вечно лез со своими проблемами ко мне, умоляя дать дозу. не надо делать меня виноватым. ты брал у меня порошок или таблетки, я брал с тебя плату в виде секса. все было по обоюдному согласию, пока ты не решил, что у нас любовь. я давал тебе намеки? нет. ты это выдумал, потому что привязался ко мне, хоть мне это и не нужно. ты — источник своих проблем. и только ты. уилбур хватает его за воротник куртки и тянет из-под козырька подъезда прямо под дождь. где-то вдалеке гремит гром. уилл бьет в лицо шлатта, который даже не сопротивляется. первый пытается выместить всю злость на нем, последний понимает, что если ударит его, то просто убьет. — ты — источник моих проблем! — источник твоих проблем — ты сам, просто не хочешь этого принимать, идиот. — я смогу жить без тебя. — стоит отметить, что лучше меня у тебя не будет никого, — откровенно смеется шлатт, глядя на мокрого до нитки, смотрящего на него стеклянными глазами уилбура. — ты никого не найдешь, просто сдохнешь от передоза паленой травкой в ближайшей канаве. а как же томми? как же блейд? любимый отец? о них ты подумал? подумал. еще как подумал. уилл вспоминает каждую затяжку, каждую дорожку и таблетку. каждое прикосновение чужих рук, каждый засос и то, что нельзя назвать поцелуем. он помнит все. и именно из-за того, что помнит, прямо сейчас сидит на сырой земле, насквозь промокший. у него есть силы уйти, отказаться, больше никогда не приходить сюда. ради семьи. ради томми. — я хотел бы забыть обо всем, чтобы снова в тебя не влюбиться! шлатт вырывается из хватки уилбура и уходит. заходит в подъезд, не оглядываясь. уилл остается под дождем, все больше промокая. свою жизнь исправить можешь только ты сам. и уилбур верит, что у него получится. но так ли это?