///
билл не спит. просто не может уснуть уже вторые сутки. на кухне, где он сидит, невероятно холодно, — открытое настежь окно в середине зимы не самая лучшая идея. но он сидит на подоконнике и курит мерзкий до одури ротманс, который уже после первой выкуренной сигареты становится не вкуснее дерьма. как бы он хотел что-то более приятное, но денег не хватает ни на что. уж тем более, на сигареты. у ранбу, — единственного из действительно близких людей, которые остались с ним, — просить не может. итак живет в его квартире, питается за его счет, за счет его семьи. даже тот факт, что билл устроился на подработку ничего не меняет (так думает только он, к слову). это не разрешает ему нормально питаться, сидеть целыми днями дома и в общем жить без ограничений. но сколько бы ранбу не говорил о том, что билл стал частью его семьи и даже его собственная мать готова променять сына на биллзо, последний был непреклонен. работа и максимальная помощь. вот и устроился на работу, где газетки по домам разносить надо. с утра до вечера теперь ебучие рекламки, от которых в глазах рябит, носит туда-сюда. зарабатывает копейки, но не дает себе отдохнуть. только теперь к этому постоянному хождению на ногах и вечной усталости, вперемешку с огромными синяками под глазами, добавилась еще и бессонница. почему? — стресс, — в кухню входит ранбу, он трет глаза одной рукой, в другой держит кружку. видимо, воды налить пришел. билл думает именно так и отворачивается от парня. — тебе мешает жить спокойно стресс. элементарно вроде, но я к этому только сейчас пришел, дурак. — дурак из нас двоих только я, — фыркает билл и тушит ротманс о пепельницу. — не заметил, что ты не дома остаешься, как вечно твердил мне, а на работу сваливаешь, — все равно продолжает ранбу, подходя ближе. — надо было заметить, понять. дурак я, билл. — ты не виноват, бу, — чувствует, как по щекам текут слезы. мокрый след от них мерзнет из-за все еще открытого окна, которое, к слову, сразу же закрывают. — ты тоже, — шепчет ранбу, соприкасаясь лбами с парнем. — я понимаю, что нам многое еще нужно обсудить, но, прошу, давай делать это вместе. хорошо? я не смогу сам. — я не могу так просто это сделать, — биллзо шмыгает носом и кладет руки на щеки ранбу. — это как вытащить рыбу из воды на сушу и заставить ходить. у нее нет ног, она просто задохнется. я не могу перестать винить себя во всех проблемах, я чувствую, что виноват. сижу на твоей шее и шее твоей мамы, сам ничего не делаю, что я могу думать? что ты меня за это по головке погладишь? — может, и поглажу, — слабо улыбается ранбу, накрывая чужие руки своими. он ластится, словно кот, готов расплавиться прямо здесь, на месте лужей стать. — ты не доставляешь дискомфорта ни мне, ни моей матери. я… люблю тебя, я хочу, чтобы ты был со мной, мне не нужно от тебя ничего взамен. ни денег, ни секса, ни-че-го. я хочу, чтобы ты понял это. билл плачет. кажется, сейчас он выплескивает все, что накопилось за долгие годы жесткого воспитания матери-алкоголика. запрет на слезы больше не действует, не в этом доме. ранбу каждую слезинку собственными пальцами собирает, стирает каждый мокрый след, ни слова не произносит и лишь ждет. они молчат какое-то время, пока биллзо не выплеснул все свои эмоции, пока эмоции на его лице не сменились равнодушием ко всему. ко всему, но не к ранбу. — прости, — хочет начать он, но его перебивают, ближе к себе прижимают и не дают сказать. — ты не должен извиняться за то, что ты живешь. за то, что ты ешь, дышишь, чувствуешь. ты можешь работать, если хочешь этого не потому, что нужно мне как-то отплатить, а потому, что действительно этого желаешь. мы можем поискать что-то вместе, но я не позволю тебе делать что-либо во вред тебе и твоему здоровью. — почему ты такой?.. — вопрос повисает где-то в воздухе, в то время как двое, все еще сидящие на кухне целуются. ранбу чувствует соленый привкус снова текущих из глаз билла слез. нежные объятия, тихие всхлипы сквозь поцелуй и любовь. как вбить человеку в голову то, что он по-настоящему любим? как заставить его поверить в то, что любят не за что то конкретное? они целуются как в последний раз, со всей нежностью, которую могут дать друг другу. билл не может перестать чувствовать слезы. на щеках, но он понимает, что прямо сейчас находится в окружении тех, кто действительно заботится о нем. от осознания этого он отстраняется от ранбу, делает глубокий вдох и плачет. рыдает, словно маленький ребенок в новой, непонятной ситуации, когда рядом тебе нужен только родитель, который поможет, не осудит, лишь подскажет, что делать дальше. но вместо родителя у него есть ранбу. и теперь билл знает, что всегда сможет положиться на него.///
после недолгой, но сильной истерики биллзо заботливо перемещают на, теперь уже общую с ранбу, кровать, укрывают одеялом и ненадолго оставляют наедине с собой. ранбу уходит, чтобы принести забытый на кухне стакан воды. билл не думает. в голове пусто. кажется, ему сейчас настолько легко, что он способен взлететь. укутанный в одеяло он, кажется, смотрит в сторону двери, но на самом деле просто втыкает в пустоту, не концентрируясь ни на чем. когда в комнату снова входит ранбу, он садится. все еще в одеяле, словно напуганный ребенок, он тянет руки к парню, в попытках снова ощутить тепло тела рядом. и ранбу дает ему это. они лежат на кровати в обнимку, ранбу гладит отросшие волосы своего парня и не решается нарушить тишину, повисшую в комнате. их дыхание в какой-то момент становится одинаковым, они делают вдох-выдох одновременно. через несколько секунд таких действий, билл не сдерживается и хихикает. ранбу улыбается тому, что билл больше не плачет. не хочет больше стирать слезы с его лица. хочет видеть только улыбку. — спасибо, — шепчет он куда-то в грудь ранбу, от чего итак тихий звук приглушается еще сильнее. но ранбу слышит. — я хочу, чтобы ты спокойно жил, — целует в лоб и улыбается. — ты иногда такой глупый бываешь. но я люблю тебя очень сильно. справимся со всем вместе, хорошо? — хорошо, — на секунду билл замолкает. но потом снова говорит: — я хочу забрать из дома вещи и документы из школы. — с вещами понятно, но школа?.. — уйду в колледж, — фыркает. совершенно беззлобно. — получу образование там, смогу нормально работать. да и не сдам я это ебучее егэ. — хорошо, — ранбу улыбается. он знает, что билл все сдаст, он умный мальчик. но с решением его умного мальчика соглашается. завтра пойдут забирать вещи, послезавтра — документы. через пару лет съедут от матери ранбу, когда накопят хоть на однушку, но в хорошем районе. заживут счастливо. действительно счастливо, ведь, в данный момент — это все, что им нужно. а сейчас… такой долгожданный и спокойный сон, когда не нужно переживать за пьяную мать, за неизвестного человека в кровати, за то, чем завтра придется завтракать. и, в конце-концов, будет ли это завтра вообще. конечно будет. ранбу обещает, что будет завтра, послезавтра, через месяц и даже через годы. он всегда будет рядом. ночь уже давно опустилась на город, но последнее окно со светом потухает только сейчас. и как же хорошо, что только окно. билл сильнее прижимается к ранбу, который своим большим телом с удовольствием греет собственного парня. теперь все хорошо?