Обещанное дитя

Буря началась так быстро, что лошадь, испугавшись шума и дождя, дернулась в сторону и сошла с дороги на лесную тропу, пронеслась вперед, и путник обнаружил себя в лесной чаще. Из-за дождя и темени он не мог разглядеть дороги и пустил лошадь наугад. Она шла шагом, обиженно фыркала, дергала головой и норовила то и дело свернуть куда-то. Путник не был уверен, в какой стороне дом, но почему-то ему казалось, что надо ехать прямо — к какой-нибудь деревне выберешься, а там можно попроситься переждать бурю. Он уже размечтался о теплой, натопленной комнате, куске мяса и пирога, неторопливой беседе с хозяином дома, как вдруг прямо перед ним в дерево ударила молния. Лошадь заржала, поднялась на дыбы и метнулась прочь. Она мчалась сквозь кусты и молодые деревья, и путнику пришлось пригнуться к луке седла, чтобы ветви не хлестали его по лицу. В шуме ветра, в сполохах молний не разобрать было дороги; лошадь седока не слушалась. С полчаса или чуть более они мчались по лесу, уходя — сами того не зная — все дальше от тракта, к которому путник собирался выбраться до начала бури. Но вот дождь стих, молнии перестали сверкать, ветер выл чуть тише, и лошадь немного успокоилась. Теперь она шла, то и дело вскидывая голову, путаясь ногами в траве, но не спешила и не рвалась вперед. Луна выглянула из-за тучи, и путник вздрогнул. Он резко натянул поводья, лошадь заржала и было вскинулась, как вдруг сильная рука с длинными узловатыми пальцами взяла повод и удержала ее.  — Добрый вечерочек, господин хороший! Заплутали? В ночной тьме, едва заметно разбавленной лунным светом, путник разглядел высокую мужскую фигуру. Лицо скрывали широкие поля шляпы. Незнакомец был одет в серый макинтош. Выглядел он таинственно и… неприятно. Однако никого больше тут не было, и путник почувствовал смутную надежду на помощь. Вряд ли этот человек пришел пешком издалека, а значит может вывести к ближайшей деревне, вероятно, даже приютить у себя.  — Добрый, — сказал путник. — Да, моя лошадь испугалась молнии, и мы потеряли тропу… Незнакомец поднял голову, из-под шляпы показалась широкая улыбка. В лунном свете сверкнул серебряный зуб. Путник зябко повел плечами.  — Я школьный учитель, меня зовут Эбенезер Смит, я живу в…  — Да, знаю, — перебил незнакомец. — Могу провести вас к тракту, а там выберетесь сами.  — Был бы вам очень признателен, — сказал Эбенезер Смит и приподнял над головой шляпу. Незнакомец взял лошадь под уздцы и повел ее вперед.  — Не за так, господин учитель, не за так, — нараспев произнес незнакомец. Эбенезер вздрогнул, но старался ничем не выдавать своего страха. В окрестностях много рассказывали сказок о странных незнакомцах, которые являлись в ночи и просили за помощь плату — некоторые поговаривали, что это сам Сатана, который просит он в качестве платы душу несчастного. Незнакомец между тем вывел путника к широкому тракту. Вдалеке светились огни — деревня, где жил сельский учитель Смит вместе с молодой женой.  — Отдашь то, чего в своем доме не знаешь, — заявил незнакомец, снял шляпу и широко улыбнулся. В лунном свете несчастный путник разглядел небольшие рожки в седых длинных волосах.  — Хорошо, — сдавленно прохрипел Смит. Про себя он подумал: «Чего я не знаю в своем доме? Разве что жена купила что-нибудь, платье или кастрюлю. Не велика потеря!» По крайней мере, решил он, не нужно отдавать нечистому душу. Так сложились обстоятельства, что Эбенезер Смит должен был уехать в город и задержаться там на всю весну и лето: его отец тяжело заболел и желал видеть сына рядом с собой перед смертью. Однако болезнь отступила, и послушный сын с легким сердцем возвращался домой. К своему несчастью, он решил поехать не по окружной дороге, а напрямик, через лес, и заблудился. Человеком суеверным он не был, но столько сказок, легенд и историй ходило в окрестностях об этом лесе, что встрече с чертом и его просьбе он не удивился; впрочем, он слишком устал и продрог для таких сильных чувств, и удивление было отложено на потом. Незнакомец рукой указал, в какой стороне находится нужная деревня.  — За оплатой, значит, вечером приду, — сообщил он на прощание и скрылся в пелене дождя. До дома Эбенезер добрался уже засветло. Первым делом он отвел лошадь на конюшню, щедро насыпал ей овса и налил воды. После этого умылся дождевой водой из стоявшей во дворе бочки и тихо, опасаясь разбудить супругу, прошел в дом. Однако там никто не спал. Едва переступив порог, он столкнулся со старухой, которую в деревне приглашали в качестве повитухи. Не успел хозяин дома задать вопрос, дом наполнился детским криком.  — Вот, — сказала жена, когда он вошел к ней, — это твой сын Эрвин. Она полулежала на кровати, утопая в подушках и одеялах, бледная и прекрасная. Она улыбалась мужу и ласково смотрела на младенца, которого держала на руках.  — Что с тобой? Почему ты такой мрачный?  — Устал. — Он провел рукой по лицу, подвинул стул и сел рядом с женой. — Скажи, а больше ничего нового в доме нет? Она вскинула брови.  — Нет. Все остальное по-прежнему. Почему ты спрашиваешь? До самого вечера Эбенезер мог думать только об одном — о неизбежной расплате за услугу. «Да ну, — пытался он утешить себя, прохаживаясь по кабинету и дымя трубкой, — не может же все быть на самом деле. Вероятно, мне привиделось со страху, и никто не придет сегодня за моим сыном…» Однако, когда он остался один после ужина у себя в кабинете, кто-то тихо, но отчетливо постучал в окно. Эбенезер вздрогнул от неожиданности, страх пробежал холодной волной по позвоночнику. Глубоко вздохнув, он вышел на заднее крыльцо и увидел знакомую фигуру в макинтоше. Из-под шляпы сверкнул в свете луны серебряный зуб.  — Ну, долг платежом красен, господин учитель. Давай младенца! «Откуда он знает про младенца? — в ужасе подумал Эбенезер Смит. Уходя из кабинета, он взял со стола купленную в городе табакерку и надеялся выдать ее за то, чего он в своем доме не знал. — Неужели придется расстаться с сыном, отдать его в руки нечистому?» Вслух он сказал:  — Младенца? Но вы же просили то, чего я в доме не знаю, а о скором рождении сына я прекрасно знал.  — Вранье! — каркнул нечистый. — Давай ребенка, или не жить спокойно ни тебе, ни жене твоей, ни детям и внукам твоим, ни женам их, ни детям и внукам их! Слезы подступили к глазам несчастного отца. Так давно они с женой мечтали о дитяти! Столько молились об этом! И вот теперь, когда их чаяния сбылись…  — Послушайте! — почти плача произнес Эбенезер Смит. — Ведь у вас, наверное, тоже есть дети? Вы должны понять меня! Как я могу расстаться с сыном, которого только обрел? И он так мал еще, так беспомощен… Дайте мне побыть его отцом хоть немного, дайте увидеть, как он вырастет и станет самостоятельным! Незнакомец постоял немного, покачиваясь и будто обдумывая услышанное.  — Что же, — произнес он, помолчав некоторое время, — дам тебе отсрочку, так и быть. И у нашего народа есть сердце, да и к чему мне младенец? Даю тебе тринадцать лет отсрочки. Не вздумай уехать или обмануть меня, господин учитель. Я тебя найду везде — найду и накажу, если попытаешься меня обмануть! И отдай-ка мне табакерку, раз все равно собирался подменить ею сына. Он протянул свою широкую ладонь, и Эбенезер неохотно вынул из кармана табакерку и вложил ее в руку нечистого.  — Ну, прощевайте, господин учитель! Вернусь за своим через тринадцать лет!