cascade.

джемину кажется, что он был создан для этой любви. чтобы случайно столкнуться с ним в очереди за этим тупым кофе из автомата, чтобы случайно выронить на него половину мыслей из головы или одно емкое “вау”. ренджун тогда оказался самым настоящим парижем или вихрем, который рушит чужие города. парижем, потому что у него был какой-то вязаный старый кардиган, отросшие волосы, потерянный непонятный взгляд, сотканный из злобы. а у джемина тогда была любовь. наверное, поэтому париж. потому что джемин всегда мечтал туда съездить, увидеть старые улицы, заполненные мусором, чьей-то жизнью, упавшей с веревок одеждой; или увидеть мегаполис, почувствовать запах канализации, духов проходящей мимо девочки, не успеть на автобус, а потом потерять билет в музей. не то, чтобы он любил музеи. и не то, чтобы он не опаздывал на автобусы. джемину тогда как раз показалось, что он оставался ради этого момента, ради неловкого знакомства или влюбленности, которую не поймут. разве в нашем мире так сложно понять, что не все влюбляются в девочек? да и, боже, это ведь просто чувство — емкое, огромное, большое или скупое. эмоция, которая рождается в голове. как, например, радость. странно их сравнивать, да? зато он каждый раз так думал, когда они с ним сталкивались — на переменах, в столовой или на одной остановке. ренджун не особо разговаривал, часто был раздражен. а еще чаще он был грустным, одиноким или подавленным. эта злость росла в нем долгие годы, укреплялась, въедалась, будто вредная привычка пить по утрам только кофе. или, например, с обычных сигарет перейти на айкос. и все это как-то продолжало расти, гореть, плавиться или плыть по течению. тонуть, захлебываться пеной, а потом снова и снова. каждый раз одинаково. джемину с каждым днем все больше думалось, что он создавался ради мгновения, в котором сияет. мгновение, в котором он любит. — прекрати пялиться, — кафе шумное, заполненное чужими разговорами и смехом, джемин же подпирает подбородок ладонью, рассматривая миллиметры чужой кожи напротив. — прости, я не могу. — ты мне мешаешь. у ренджуна все такой же ужасный вкус в одежде, которая пахнет жасмином и апельсином. он любит зеленый чай, рано ложиться спать, а еще ненавидит голосовые сообщения. особенно от джемина. — ты это книгу уже сто раз читал, лучше бы со мной поговорил. — книга интереснее, чем разговоры с тобой. — грубо, — перелистывание страницы, чужая улыбка, которая слышна в голосе, — я и обидеться могу. ренджун убирает книгу и впервые за все время можно понять почему — его опущенные глаза, сухие губы, розовая кожа на щеках. нос тоже красный. так бывает, когда ему неловко. так бывает, когда джемин задевает что-то внутри — что-то личное, что-то, до чего никто не мог дотронуться. у ренджуна дома стоит его кружка, зубная щетка и валяется пара толстовок. они любят пересматривать старые фильмы, ходить без шапки зимой. джемин громко смеется, а ренджун тихо смущается. сейчас же, сидя рядом с панорамным окном рядом, на них падает оранжевый свет, теплый-теплый, апрель не гаснет и не растворяется, когда время близится к вечеру. только ветер становится сильнее, завывает, трясет стекла. их окружают кружки с кофе, зерна, официанты, постоянно проходящие мимо. джемин не отводит взгляда, когда они наконец сталкиваются. — дочитал? — когда ты дырявишь меня взглядом, то я и предложения дочитать не могу. — ого, ренджун, а что не так? я тебе так сильно мешаю? рука джемина тянется, чтобы убрать со лба прядь. это заставляет напрячься, сжаться, ренджун забывает сделать вдох, пока тонкие-тонкие пальцы с непонятной тревогой делают пару движений. с ним всегда было вот так — нервно, непонятно, неловко, горячо и хорошо. джемин первый сказал “ты красивый”. первый сказал “у тебя классные волосы”. он был первым другом. и? кем-то еще. ренджун не любит говорить о таких вещах. не любит говорить о родителях или о себе. о том, что не любит киви, что собаки нравятся больше кошек или что он не знал о доверии. наверное, он был рожден для чего-то другого. не для тоски и заботы, не для любви, а для одиночества, спутанного одеяла, кошмаров. коллекции хлопьев на завтрак. недосказанности, которая губит. он смотрит на джемина и хочет сказать, что нет. он тоже был рожден для любви. но любят ли разве их вот так? мальчиков? чтобы до боли в коленках или до боли в грудной клетке. чтобы не бояться поцеловать первым, не бояться взять за руку или сказать самое главное. “ты тоже красивый”. чтобы они накопили на париж, чтобы уехали и горели под французским солнцем тысячи, а то миллионы раз. сгорали. утопали. смеялись. чтобы ренджун впервые напился. или впервые наконец перестал думать, что с ним что-то не так. — останешься на ночь? — ренджун улыбается, подается чуть ближе, замечая, как джемин от неожиданности царапает ногтями лоб. — если ты хочешь, то да. — хочу кимчи. и рамен. а еще можно купить чипсы, — грусть, проскакивающая в чужих глазах, кажется слишком тяжелой, — и хочу, чтобы остался. идет?