Я тебе верю

Антон не помнил, когда в привычку мамы вошло отправлять паренька к отцу, под предлогом того, что те должны общаться, любить друг друга, а ей нужно отдыхать. На самом деле Шастун — младший прекрасно знал чем занимается мать в его отсутствие, но не мог противостоять ее воле, чувствуя себя обузой для матери одиночки и трудяги. По началу все было хорошо, отец любил его, водил в кафе, парки, просто играли дома. Но так было вплоть до 14 летия мальчика. После отца будто подменили, он стал чаще пить, орать и в какой-то момент даже поднял на него руку. До того дня Антон и не знал, что такое тяжелая мужская рука. «Правильно, это для воспитания» — скажут все, но мальчик был воспитан и случайно разбитый стакан с противной прозрачной жидкостью внутри лишь случайность. Это первый раз, когда Шастун — младший сбежал из дома, первый раз когда он проронил слезу. С самого детства его учили, что мальчики не плачут. Кто это решил? Он ребенок, в котором бурлят гормоны и эмоции. Разве плохо проявлять свои чувства? Тогда то он и прибежал домой, чтобы мама прижала к себе, успокоила и поговорила с отцом. Но перейдя порог такой родной квартиры, Антоша понял, что и там ему не рады. Незнакомый мужчина рядом с матерью на кухне, громкий смех, небольшой запах алкоголя. Он не хотел верить собственным глазам, его ведь даже не заметили. Прошмыгнув в собственную комнатку, забравшись на кровать, мальчик лишь надеялся что мама скоро войдет в его комнату и спросит «что случилось?». Но этого так и не произошло, лишь шаги и смех прошедшие в соседнюю комнату. После такого, Антон твердо решил, что и домой бежать больше не станет, дабы не лежать, прикрывая уши подушкой, не желая слушать происходящее за стеной. Рассказал ли он о произошедшем? Конечно. Помогло ли? Оправдались ли его ожидания? Ни капли. Шастун лишь услышал, что он неблагодарный и криворукий мальчик, что напридумывал себе проблемы. В 16 лет Антон перестал считать сколько раз он сбегал из дома отца, шляясь по улицам города, сколько сигарет было скурено и сколько синяков на его спине. Отец бил редко, но метко, а порой и так, что и синяков не оставалось, за что Антон был крайне благодарен. Кто-то в школе мог заметить, а там и расспросы начнутся, ему такого не хотелось бы. Он перестал жаловаться, перестал плакать, спорить, лишь смирился. Ему не поверили тогда, что говорить про сейчас. Чем старше, тем легче было спрятаться, уйти. Юноша понял, что людям нет дела до других, все пекутся о своей шкуре. В 17 лет что-то пошло не правильно. Нет, не в плане общения с родителями. Все оставалось по прежнему. Очередной раз, когда его выгнали за пределы квартиры, отправив к отцу, дабы отнести тому немного продуктов.Таким образом, мать буквально платила за то, что тот сидит с сыном. Антон был уверен, что ему снова придется уйти оттуда, лишь бы отца не злить. Но Антон посчитал день удачным, поняв, что тот спит и вряд ли проснется до самого утра. Такое случалось редко и тогда Антон мог спокойно просидеть пару часов на кухне, приготовить поесть и даже поспать, а с утра пораньше уйти. Мужчина бы и не знал даже, что парень появлялся в квартире, если бы не заполненный продуктами холодильник и приготовленная еда. На балконе было прохладно, спокойно, тишину темных зимних улиц нарушило лишь чирканье по зажигалке, которая в кармане кофты уже давно и выглядит так, будто прошла войну, но она работала и другого Шастуну не нужно было. Сизый дым расплывался в пространстве, оставляя после себя лишь спокойствие в глубине, Антону нравилось это.Он чувствовал как внутри все замирало и становилось легче, стоило ему затянуться. Но его удача дня закончилась на середине папиросы, когда сзади послышались шаги в перемешку с грохотом, чо означало что отец проснулся. Шастун — младший молился всем богам, что тот в темноте не заметит силуэт на балконе и просто уйдет в уборную. Но его молитвы не были услышаны, а балконная дверь медленно отворилась. В нос ударил жуткий запах перегара и он поморщился, предотвращая порыв тошноты. В глазах напротив был туман, взгляд расфокусирован, но он уже видел как в порыве злости у отца, сдвинулись брови, как раздулись вены на висках. Сигарета почти выпала из дрожащих пальцев, как ее перехватили за фильтр, прижимая тлеющей стороны к тыльной стороне ладони. Из-за собственного хрипа и шока, Антон не слышал что кричал ему отец, наверняка что-то оскорбительное о том, что он сопляк, дебил переросток, и вообще как его земля носит. Рука рефлекторно поднялась, в попытке оттолкнуть мужчину, вырваться их чужой хватки. Не рассчитав собственной силы он толкнул того в сторону квартиры, наблюдая как отец спотыкается о порожек балкона и валиться на пол. Не теряя ни минуты, парень схватил вещи и сбежал из квартиры, на улицу, где будет гораздо безопаснее. Чувство жжения и пульсации в ладони он почувствовал лишь когда оказался в каком-то дворе на лавочке, отойдя хоть немного от шока, чтобы обдумать ситуацию. Небольшой кругленький ожог красовался на руке, предвещая будущий волдырь. Шастун проклинал собственную тупость и безответственность, когда во двор въехал УАЗ Патриот и остановился на дороге за его спиной. Ему не было 18, ему некуда пойти, он избит морально и физически, но приводов в полицию не было никогда. Что ж все бывает впервые. Человек в форме подошел со спины, положив тяжелую руку на плечо: -Молодой человек, вы в курсе что на детских площадках курить запрещено? Тем более в такое время суток все несовершеннолетние должны сидеть дома- голос был приятный.Он пытался быть строгим, но проскальзывали нотки явной усталости. Шаст и не заметил в какой момент успел закурить пока рассматривал ожог, видимо машинально. Бычок полетел в сугроб, и он поднял взгляд зеленых глаз, встречаясь с ярко голубыми, почти синими глазами: -я.мне есть 18 — конечно он врал, 18 ему лишь весной, но благодаря своему росту он походил на взрослого. — парень, я не слепой ведь. Взрослый человек свои права знает и при таких как я не теряется. Шаст лишь чертыхнулся, оглаживая ладони. Что ж ночь в кутузке приятней чем на холодной лавке, верно? Документов при себе он не имел, да и вряд ли бы выдал какую-то инфу про себя. Он знал, что они вызовут родителей, но этого он не хотел, да и смысла не было. -Так как тебя зовут? -прозвучало от мужчины напротив, когда они сидели в кабинете начальника ПДН «Попов Арсений Сергеевич» — гласила табличка на двери и на столе его стола. -Антон… Шастун Антон Андреевич- прошептал он -И что же вы, Антон Андреевич делали так поздно на улице без родительского контроля? Шастун не ответил, лишь продолжал нервно перебирать собственные кольца, изредка проводя пальцем по ладони с ожогом.От глаз начальника это не скрылось и тот подойдя к мальцу, лишь всматривался в ожог, а Антон наблюдал как голубые глаза темнеют, застилаясь пеленой злости -отец? Мать? — но голос оставался ровным, почти спокойным, лишь беспокойство просачивалось сквозь. — отец.- он не хотел проблем семье и себе, ему скоро 18 и он уедет учиться, забудет обо всем. Но эти мечты часто прерывались криками матери о том, что он никуда не уедет, а так же сопровождалось это гоготом преподавателей о том, какой он бездарный и он никуда не сможет поступить. Антон не железный, он долго терпел, молчал, но видя желание защищать в чужих глаза, он сдался, прогнулся. Высказал все что копил, пролил те самые слезы, что таились в душе. Он ожидал, что его заткнут и выгонят из кабинета, опять скажут что он выдумщик и плакса. Но его обняли, успокоили и …поверили. Его выслушали и ему поверили- это было что-то сродни чуду для Шастуна. — Я тебе верю. Я помогу и ты будешь не один — голос прозвучал набатом в голове, а тяжелая мужская рука на плече впервые не казалась чем-то страшным, лишь теплым и приятным отпечатком на душе. Антону 18 и он улыбается, переступая порог того самого университета, в который всегда мечтал поступить. Он улыбается, переступая порог их с Арсением квартиры, где его встречают с теплыми объятьями и нежными поцелуями. Он не помнил когда в последний раз сбегал из дома, когда брал в руки сигарету, когда в последний раз испытывал боль. Он помнит когда впервые понял что такое любовь, помнит голубые глаза, что смотрят с нежностью и заботой.