Тяжёлое испытание

Жизнь вполне себе вернулась в прежнее русло, в котором текла до того страшного конца ноября. Элрики и Трингамы деловито носились по всему Штабу, разгребая горы застоявшейся работы и поднимая настроение выходящим, наконец, с карантина людям своим бодрым и весёлым видом. Молодость брала своё, и в кабинете фюрера снова слышались шутки, яростные – до хрипоты – перебранки и смех. На улице всё ещё лежал изрядно поднадоевший всем в Централе снег, но днём всё чаще светило яркое тёплое солнце, и чувствовалось, что весна уже совсем близко. Альфонс как-то ночью ни с того ни с сего подорвался с кровати, кинулся к окну и распахнул его настежь, до смерти перепугав Эда. Когда старший сгрёб его в охапку и собирался уже сердито возмутиться, Ал вдруг зажал ему рот ладонью и радостно прошептал: – Ты тоже это слышишь? Эдвард напряжённо прислушался к ночной тишине – и внезапно понял, о чём говорил младший. Гул. Это таял снег. Где-то неподалёку сердито мяукнули два кота. Слабый ветерок колыхал ещё голые ветки деревьев, на которых они вчетвером уже на следующий день нашли маленькие зелёные почки. Шорох – и с крыши дома напротив соскользнула целая гора снега. Эд в конце концов всё же отругал брата за чуть было не схваченный им инфаркт, но в глубине души был рад, что Ал заставил его услышать эту дисгармоничную музыку, ничего лучше которой быть сейчас не могло. Близилось тепло – и первые наконец-то радостные события. Спустя месяц после похорон они снова проведали могилу бабушки Пинако и разъехались с задумчивыми лицами. Мартовское солнце, ещё не очень тёплое, пригревало даже светлые макушки мальчиков. Винри, прежде чем они уехали, о чём-то недолго говорила с Расселом – и у того с лица всю дорогу не сходила совершенно дурацкая влюблённая улыбка. Даже подколы Эда не могли его смутить надолго. Флетчер и Ал смеялись с обычной перебранки своих старших братьев, Мустанг улыбался. Жизнь возвращалась на круги своя. А уже на следующий день Рассел позвал Ала помочь ему с переводом какой-то статьи – и, когда они оказались вдвоём в темноватом коридоре, воровато огляделся и, к вящему изумлению младшего Элрика, смущённо шёпотом поинтересовался: – Ал, а что любит Эд, чтобы ему подарить?.. У него ведь уже в апреле день рождения… Альфонс давно так звонко не хохотал – а увещеванья чуть не до слёз покрасневшего от смущения Рассела веселили его ещё больше. Флетчер в то же самое время объяснял обеспокоенному Мустангу, что тошнота на пятом месяце беременности у его жены – явление совершенно нормальное. Эдвард, который вертелся рядом, ехидно шутил про то, что Рой понемножечку превращается в такого же чокнутого папашу, как Хьюз – на что фюрер очень картинно сердился и из-за чего, забыв про своё звание, носился за Эдом по всему кабинету, и от чего Флетчер, согнувшись пополам, тоже хохотал, как ненормальный. Жизнь продолжалась – и, хоть впереди и были новые испытания, всё было к лучшему в этом лучшем из миров.