***
Проснулась Оля затемно. В комнате шумел вентилятор. Его мерные взмахи лопастями создавали приятную вибрацию в воздухе. Рядом, на соседней кровати, тихонько сопела Лена: она не привыкла вставать так рано. Из коридора лилось голубоватое свечение. Кто-то оставил свет на кухне. Оля встала и поплелась в ванную. Хоть в шесть часов, хоть в восемнадцать — водные процедуры важная часть любого распорядка дня. После этого девушка переместилась в кухню. Там на узком угловом диванчике сидел и болтал короткими ногами забавный косматый старичок. Ростом он еле доходил Оле до коленки, но его длинная борода свисала до самого пола, так что её приходилось сплетать с волосами на голове. Это был Ленкин домовой. От синих неоновых полосок на стенах кухни по помещению равномерно растекался тусклый и холодный свет. Периферийное освещение визуально сжимало и без того маленькое помещение до совсем уж крошечных размеров. Но Оле это даже нравилось. В тесноте бесам особо негде спрятаться. На столе стояла баночка с мазью, склянка с маслом для меча, накрытая тряпкой, и опустевшая коробочка деда Васи: глиф Белобога на ней погас. «Всё-таки наварила», — пронеслось в голове у девушки, и она еле-заметно ухмыльнулась. Она налила себе стакан воды. Холодная вода помогает пробудиться гораздо лучше, чем кофе или что-либо ещё. Да и для здоровья полезнее. — Опять едешь порчу с кого снимать? — укоризненно спросил домовой, — нет бы к Ленке наконец посвататься. — Мы с ней просто подруги, — ответила Оля, даже не поворачиваясь к собеседнику. Вместо этого её взгляд приковало к себе окно, выходящее на воздушную эстакаду. — Расскажешь, ага. Вижу я, как ты на неё глядишь. — Чё ты привязался-то ко мне? — Ак чё? Покуда с хозяйкой моей не обручишься, ты в этом доме никто, а значит полностью и бесповоротно в моей власти. — Ох, вот почему в Германии люди живут с эльфами, в Японии с кошко-девочками, а нам приходится уживаться с тобой? Домовой в ответ лишь что-то невнятно пробурчал и направился в другую комнату. Оля по-прежнему глядела в широкое окно, протянувшееся между двумя стенами кухни. С высоты сорок седьмого этажа открывался живописный вид на ночной город. Город, который никогда по-настоящему не спит. Мимо со свистом проносились летающие автомобили, хлестая фотонными плетями фар тонкое полотно стекла. Бесчисленные вывески то и дело кричали свои рекламные лозунги, растекаясь потоками света и звука во всех доступных направлениях. Покачиваясь из стороны в сторону, пришвартованные дирижабли своими глубокими тенями добавляли этой запутанной симфонии шума столь необходимые паузы. Но ни они, ни что-либо ещё никогда не смогли бы остановить льющуюся по извилистым артериям города жизнь, не замедлявшуюся ни на секундочку даже в столь поздний час. Пришла пора собираться в дорогу.***
Утром Оля отправилась в путь. Сидя в пригородной электричке на полуразваливающейся, деревянной скамье, она неспешно чистила клинок своего меча. На длинном, изогнутом лезвии темнели высеченные иноземные иероглифы, а на обухе виднелась гравировка заговора. Рядом расположились целые ряды различных склянок, баночек и бутылей. А вместе с ними и более обыденные вещи: термос с чаем и пара бутербродов. В голову бил тяжёлый зной. По носу катком прокатывался густой запах пота и прочих человеческих выделений. Вонь дешёвых духов смешивалась со смрадом неотмытых остатков блевотины где-то в торце вагона. Стремительные потоки воздуха, циркулирующие через открытые окна, конечно, делали ситуацию лучше, но не настолько, чтобы дать обонянию успокоиться. Через имплантированные вибрационные пластины, напрямую в кость девушки проигрывалась музыка, что заставляло реальность ощущаться подобием видеоигры. Народные напевы, льющиеся из внутричерепных имплантов, прекрасно подходили залитому лучами солнца утру. Вагон почти пустовал. Впереди, ближе к дверям, сидела мать с ребёнком: вероятно, ехали на дачу к родне. На небольшом отдалении от них, у окна, мирно посапывал парнишка-студент. Кажется, Оля даже как-то видела его в своём университете. Хотя, быть может, просто показалось. Посередине вагона, слева от прохода, расположилась сама Оля, а замыкал список седобородый дедушка, также усевшийся у окна справа. Все пытались укрыться от палящего солнца, потому и подвинулись в тенёк, да поближе к свежему воздуху. Или же их так напугали приготовления Ольги? На скамье напротив валялся её «доспех» — испещренная заплатками, крепкая кожаная куртка с высоким воротником-стойкой, укрепленная стальными вставками на плечах и кольчугой на груди. А на обратной стороне куртки неоновым пламенем горел огненный коловрат. Сама же девушка сидела одетой в удобные штаны да высокие сапоги. На ремне, надетом поверх узорчатой опояски, болтались несколько заранее заготовленных деревянных колышков. Грудь перетягивали эластичные бинты. Подходящий наряд для такой погоды. Внезапно дверь в тамбур отворилась, и в вагон вошли двое сотрудников милиции, громыхая армированными бронекостюмами, как гирлянда из жестяных банок. На груди у каждого висел штатный карабин со складным прикладом и парализующими зарядами в обойме. При виде него Оля на секунду перенеслась на пару лет назад, на грязные улочки Чернороссии. Но грубый бас милиционера вырвал её из воспоминаний. — Граждане-поезжане, готовим билетики. Оля почувствовала что-то неладное и принялась спешно открывать баночку с мазью, приготовленной ночью. Пока милиционеры пытались добудиться до студента, она успела растереть немного мази вокруг левого глаза. И тут повседневная картина сразу же преобразилась. Из-под забрала одного из офицеров выглядывала мохнатая волчья морда. Не успела она охнуть, как оба милиционера приблизились к ней. — Ваш билетик, — попросил волк, щеря зубы, — и документики на холодное оружие. — Да, конечно, — Оля неспеша достала все бумаги из внешнего кармана рюкзака и протянула их офицеру. — Мгм… С какой целью в Черёмушки путь держите? «Вот жеж… Сейчас будет пытаться стрясти денег» — Родню навещаю. Дед у меня там живет. — А меч вам нужен, чтобы в огороде грядки пахать? Второй милиционер глупо хохотнул, но тяжелый взгляд напарника тут же осадил его. — Нет, чтобы дрова колоть. — Изволите шутки шутить? — А вы? Они ожесточенно смотрели друг другу в глаза несколько секунд, как вдруг офицера пробрала дрожь. Острые, словно прибрежные скалы, зубы застучали друг о друга. На вытянутой морде проступили гневные складки. Волколаки не привычны к тому, чтобы кто-то видел их настоящий облик. И это тут же выбило его из колеи. Он стушевался, смущенно вернул документы и подтолкнул напарника к выходу. — Что же, в таком случае, удачного вам дня и хорошей поездки! — Взаимно, — максимально сухо процедила Оля, возвращаясь к своим делам.***
В Нижние Черёмушки она добралась уже под ночь. Благо, Василий Евграфович ещё не спал. Вместо этого он собрал несколько деревенских жителей, тех, кто имел дело с чудовищем. Как оказалось, на деле самое большее, что они смогли рассказать — это то, что со стороны местной речки по ночам доносилось пение, а некоторые слышали стук в дверь посреди ночи. Всё указывало на то, что это не простой покойник, а дух, чем-то связанный с этим местом. Хотя непривычный разлив реки, — из-за которого деревенские и нарвали нечуй-травы в огороде деда Васи, — в эту теорию укладывался из рук вон плохо. Не помогал расследованию и тот факт, что многие в деревне испытывали ночные кошмары, столь фантасмагоричные и ненормальные, на какие способен далеко не каждый дух. Словом, Оле оставалось только отправиться на место и проверить всё самой. Дожидаться утра она не стала. Нельзя давать нечисти возможность сделать свой ход. Отправив местных по домам, Оля взялась за приготовления. Она растёрла вокруг левого глаза немного заготовленной мази, прошлась по лезвию клинка тряпкой, смоченной в масле от нежити, и подтянула броню на куртке. После чего отправилась в путь. Несмотря на то, что речка протекала в пешей доступности от деревни, и на пути к ней не лежало никаких препятствий, ни естественных, ни искусственных, дорожка всё равно оставалась неблизкой. Глубокая ночь окрасила округу в синие тона. Бледно-голубое поле, тянувшееся до самого горизонта, где-то там, вдалеке, мягко перетекало в кобальтовую синь небосвода. Река, протекавшая рядом с Новыми Черёмушками, не отличалась ни широтой, ни стремительным течением, ни обильной растительностью. Самая обычная речка: широкая, но не очень, без бурных порогов, без крутых изгибов и даже без камышей по берегу. Лишь несколько одиноких деревьев, покосившись, стояли по обе стороны течения, как уснувшие на своём посту караульные. Единственное, что выбивалось из этой картины — это крупный валун, рассекающий неспешный поток воды. Его серебряный блеск на фоне полуночного мрака заставлял совершенно, на первый взгляд, неприглядный камень казаться осколком Луны, упавшим с неба ещё в те незапамятные времена, когда первые люди только-только выбирались из пещер. Олю не учили различать магические колебания, но даже она издалека почувствовала сильную колдовскую энергию, эманирующую от камня. Девушка потянулась к рукояти меча. Изогнутое лезвие с шелестом выскочило из ножен. Подойдя ближе, Оля увидела сидящий на валуне бледный девичий силуэт, расчёсывавший длинные и мокрые волосы, чернеющие на фоне ночного неба. Когда же Оля подошла настолько, что уже стали различимы не только очертания, но и совсем пикантные детали, девушка затянула свою песню — протяжную, трагичную, но столь ошеломительно трогательную. Оля догадалась, что перед ней русалка. Удивительно, что она напугала крестьян именно сейчас, ведь русальная неделя уже давно прошла, и всем покойницам надлежало вернуться в иной мир. Она подошла к берегу, остановившись под косым деревом. В руке она по-прежнему крепко сжимала саблю, удерживая её в позиции, удобной для быстрого перехода к обороне. Но она не торопилась окликать девушку. Русалки являлись разумными существами, и не всегда проблемы, возникшие из-за них, требовалось решать кровью и сталью. К тому же второй раз убивать столь красивую девушку — это совсем бесчеловечно. Вместо этого, Оля позволила себе отправиться в свободное плавание по волнам тягучей девичей песни. Она прислонилась к мощному стволу дерева, окинув певичку взглядом. Красивые тонкие руки, острые черты лица — при жизни девушка явно относилась не к крестьянскому десятку. Поток бурных тёмных волос разбавлялся вплетенными цветами и скрывал под собой миниатюрную грудь. Однако от зоркого глаза Оли не скрылся небольшой шрам, темнеющий на бледной коже в районе солнечного сплетения. Одна лишь мысль о том, сколько боли причинил удар, оставивший такой грубый, рваный след, заставила девушку невольно вздрогнуть. Внезапно прекратившееся пение выдернуло её из полусонного транса. Голубые глаза дёрнулись, скользнув по бледному контуру тела, поднимаясь чтобы встретиться взглядами с русалкой. Чтобы хоть на секундочку заглянуть в зеркало души, что способна к таким переживаниям. Но пробудившийся рассудок успел остановить Олю, заставив её потупить взгляд куда-то вниз. Нельзя быть слишком осторожной со столь коварными созданиями. — Не знала, что русалки умеют грустить. Думала ваш народец горазд только кривляться, плясать… Да тащить людей под воду. Краем глаза она заметила, как утопленница вздрогнула: её явно застали врасплох. — Мы как и живые, не любим горевать, — немного погодя ответила русалка, — но бывает и так, что ничего другого нам не остаётся. — И из-за этого стоит насылать на людей бедствия? — Не я в ответе за беды этих людей. Оля недовольно фыркнула, устремив взгляд в ночное небо. — А кто же тогда, позволь спросить? Болотник? Или может Чернава? — Я… Я не знаю. Я живу здесь давно, не одно поколение, и никогда у меня не было свары с людьми. Я даже ни разу никого не утянула на русалиях! Так иногда напугаю кого плеском, да хохотом, и всё! Слова русалки звучали так чарующе, так сладко и так правдиво. Словно горный ручей, они смывали любые подозрения, как несущественную грязь. Ни один адвокат на суде и ни один политик не смог бы так убедительно врать. Или всё-таки смог бы? Оля училась не поддаваться чарам магических существ, но что если она не уследила простейшего колдовства? — Как тебя зовут? — Меня… меня зовут… — русалка замялась. Она отвела взгляд куда-то в сторону, уставившись на водную гладь. Краем глаза, Оля заметила это и вновь взглянула на собеседницу. Красивый прямой носик и большие, выразительные серые глаза придавали ей особенную красоту, — Лана. Её голос звучал неуверенно, как если бы она боялась ошибиться. Ольга не могла не заметить этого. Но всё же факт того, что девушка ещё могла вспомнить своё имя — это добрый знак. Значит, ещё не всё потеряно. Она убрала меч и присела на корточки. — Хорошо. А меня Оля, — ответила она, вновь устремляя взор вдаль, за горизонт, — допустим, я верю тебе, Лана. Случалось ли здесь что-нибудь необычное в последнее время? Русалка резко повернула голову навстречу Ольге и вперила в девушку хищный взгляд. Тут же она спрыгнула в воду и через секунду вынырнула у самого берега, выпрямившись в полный рост. Она замерла неподвижно. Оле потребовалось всё самообладание до последней капли, чтобы заставить себя сохранить спокойствие и не выхватить саблю вновь. Она почувствовала, как на лбу проступила испарина. Утопленница неспешно отодвинула волосы в стороны, оголяя грудь, а вместе с ней и уродливый шрам на теле. Оля почти невольно перевела взгляд на девушку. Органический насос стал работать быстрее и щёки заполнились тёплым кровяным румянцем. — Этот след… Я не знаю, откуда он. Я спала и вдруг почувствовала неописуемую боль. Словно меня терзали раскалённой кочергой. И я ничего не могла сделать. Даже пискнуть, даже пошевельнуться. Ничего. А после во мне как будто снова жизни не осталось. Будто всю душу из меня вытянули. Лана вновь собрала волосы спереди и опустилась на колени. — Я не знаю, что это было, но с тех пор каждую ночь меня тянет туда, — она указала рукой на юг, в противоположную от деревни сторону, — к одинокому дому. Тянет так, словно матушка зовёт. Я много раз пыталась туда добраться, но чем ближе я подходила, тем тяжелее мне становилось. Я не могла дышать, не могла двигаться, всепроницающий страх сковывал меня будто в клетке из тысячи игл. И я возвращалась сюда, на мою речку. Холодный ручеёк проскользнул по спине Оли. Она раньше не слышала о таком колдовстве, и сейчас её одновременно одолевали любопытство и страх перед неизведанным. Её зоркий глаз выловил где-то там, вдалеке, очертания построек, от которых девушке стало лишь ещё больше не по себе. — Здесь меня батюшка Водяной защитит в случае чего, но тяга неумолима. Вот мне и остается петь о горе моём. Паззл начинал складываться. Похоже, кто-то — какой-то злой дух или сильный колдун — украл у русалки её душу, из-за чего нарушилось равновесие, и река осталась практически без своей покровительницы. Что, в свою очередь, и вызвало природные бедствия. Но оставался вопрос: кому и зачем понадобилась навья душа? Оля тяжело вздохнула. Больше ей ничего не оставалось, кроме как отправиться в этот «одинокий дом» и попробовать найти ответы своими силами. Она оторвала взгляд от бесконечного горизонта и взглянула на речную гладь. Почувствовала на себе пристальный взгляд Ланы. Но так не проронила и слова. Им это не требовалось. Ведь иногда бывают в жизни моменты, когда даже мыслесвязь оказывается слишком грубым инструментом. Порой хватает всего лишь простого чувства, чтобы всё стало ясно. Поперек тихого течения поднялась тропинка из широких и плоских камней, и девушка пошла по ней вперёд — на другой берег. — Спасибо тебе, лисица. Пусть Мокошь оберегает твой путь. Ольга ничего не ответила.***
Путь предстоял неблизкий. Но на первых порах ничего не предвещало беды. Просторные ржаные поля, чистое звёздное небо, звуки и запахи живой природы — всё это настолько отличалось от привычных тесных, спёртых и душащих городских будней. Стеклянные башни и бетонные тропы, раскинувшиеся чёрной паутиной линии электропередач, налезающие друг на друга неоновые вывески и прочие дети цивилизации, творения рук человеческих, казались настолько же дикими и необжитыми, насколько при даже поверхностном знакомстве становились тёплыми и цивилизованными загородные просторы. Где-то в чернеющем небе пролетел разведывательный беспилотник. Отголосок пресловутых корпораций, тянущих свои щупальца из синте-плоти в любой доступный уголок. Оля взглянула вверх в попытке уловить след летящего титанового жучка. Привычка, столь же старая, как она сама. Но вместо любых летающих объектов, взгляд неизбежно упирался в неоглядную арку, тянущуюся по кромке небосвода что днём, что ночью. Космоград. В современных мегалополисах засвет настолько сильный, что еле видны очертания этого циклопического монстра, но в менее обжитых уголках планеты, стальную дугу орбитальной станции не заметит только слепой. И сколь бы далеко ты ни ушёл, Космоград всегда покажется тебе одинаковым — далёким, чуждым, замершим во времени и пространстве. В отличие от всё нараставшего на горизонте ориентира. Если бы не он, Оля никогда бы не отделалась от чувства, будто она сбилась с пути и теперь полевик водит её кругами среди бесконечных засеянных полей. Но нет. То, что сперва казалось еле-различимой точкой, превратилось в отдалённый мутный силуэт. Скоро силуэт начал обрастать деталями, создавая образ. А образ, в свою очередь, в какой-то момент наконец сложился в картину одинокого, заброшенного здания. Разбитые окна, как выбитые зубы, стены, источающие гнетущую магическую ауру, бетонные наросты и жестяные заплатки на фасаде — «дом» больше напоминал скрепленные железом куски мяса, чем полноценное здание. Всепоглощающий страх, о котором говорила русалка, опустил свои мохнатые, когтистые лапы на плечи Оли. Она почувствовала, как по её титановому позвоночнику предательски потекла тонкая струйка вполне органического пота. Мёртвая хватка ужаса смыкалась вокруг неё всё сильнее. К горлу подступил неприятный комок, спирающий дыхание. Внутри всё сжалось, как под промышленным прессом. Ноги словно отключились, не в силах ступить вперёд. Позади раздался волчий вой. Оля давно заметила их. Сенсоры никогда не подводили. Практически от самой реки за ней, по опушке леса, обрамлявшего посевы, плелась стая волков. Они не нападали. Ждали, уверенные в том, что и так будет чем поживиться. А потому решили поберечь силы. Встряхнув головой, Ольга постаралась прогнать от себя колючую жуть, растекавшуюся от груди к низу живота, но удалось лишь замедлить её на долю секунды. Секунды хватило с лихвой. Девушка перешагнула порог чудовищного здания. Внутри всё выглядело, на удивление, прилично. По крайней мере, насколько могло. Помещение напоминало приёмную обычной провинциальной больницы со стойкой регистрации, побитым кафелем и нерабочими потолочными лампами. Но объемная пустота раздувала это мрачное место в размерах настолько, что даже импланты Йокояма-Дорохова не определили бы, что скрывается в здешних тенях. Куда уж Олиным, банальным биологическим глазам. Ощущение первородной жути отступило, сменившись простым, человеческим страхом. Он, точно ручей, разливался по всей комнате. Какое-то наитие подсказывало, что его исток лежит в темнеющем лестничном пролете, спускавшемся куда-то глубоко в недра земли. Но этот страх не сковывал, нет. Совсем наоборот. Оля чувствовала тянущийся к ней из-за ближайшего угла абсолютный ужас. Едва различимый, практически иллюзорный. Но он был там. Где-то там, вниз по лестнице. И именно он заставлял девушку шаг за шагом идти навстречу неизвестному. Она начала спускаться вниз. Лезвие меча плавно выскользнуло из ножен. Узкие лестничные пролёты тянулись один за другим, уходя вниз на десятки метров. Оля быстро сбилась со счёта, сколько уже она прошла, когда наконец бетонная тропа вывела её к узкому коридору, по обеим сторонам которого протянулись борозды, наполненные подсвеченной водой. Держа меч наизготовку, Оля пошла вперёд. Всё равно отступление ей ничего не дало бы. Подбитые сапоги неприятно стучали по каменному полу, а в ушах отдавалось биение сердца. Казалось, если прислушаться, можно услышать, как растут волосы на голове. Тем громче стало мерное шипение, раздавшееся в этой молчаливой симфонии. Из борозд на полу показались змеиные головы — сперва одна, затем вторая, третья, четвертая… Рука рефлекторно поползла вверх, выводя саблю в широкий замах. Но здравый смысл подсказывал, что лучше не провоцировать зверей Велеса. Поэтому девушка, не сбавляя шага, продолжила путь вперёд, хотя клинка не опустила. Маленькие змеиные глаза с узкими, вертикальными зрачками преследовали Олю, провожая её неспешные шаги, пока наконец она не покинула коридор, оказавшись на очередной лестничной площадке. Путь вниз затягивала мрачная, непроглядная пелена. Оля перебросила меч в левую руку, а правой — взялась за перила и начала осторожно спускаться. — Беги, лиса с медными языками, разноси огонь летучий — шепнула она заговор, и дол на лезвии клинка занялся тёплым свечением. И в тусклом свете пламенеющего меча, Оля увидела, как на её правую руку, прямиком с обшарпанных перил, взбирается гюрза. Змей двигался бесшумно и ничем бы себя не выдал, не прочитай она заговор, но теперь, ослепленный внезапным мерцанием, он оглушительно зашипел. От страха, девушка одёрнула руку и потеряла равновесие. Секундой позже, Оля уже катилась кубарем по холодным ступеням. Падение заняло дольше, чем могло показаться. Лестница оказалась значительно длиннее. В себя Олю привел отвратительный запах гнили и трупного яда. Зловонный смрад бил в нос сильнее любой кувалды. Девушка чувствовала, как к горлу подступают рвотные позывы. На ощупь она нашла рукоять погасшего меча, вновь шепнула заговор, и ужаснулась. На узком лестничном пролёте, лежало несколько изуродованных, полуразложившихся тел. Некоторые из них — видимо те, на кого упала Оля — превратились в мерзкую кашу из гнилого мяса, засохшей крови и внутренних органов. Девушка согнулась в пояснице, но сковывающий страх не позволил ей выдавить из себя хоть что-нибудь. Когда же она разогнулась и подняла глаза на лестницу, то увидела, что к ней спускается толпа из ниоткуда взявшихся людей. Медленно и беззвучно они еле волочили заплывшие ноги. Оголённые тела, испещренные шрамами и гематомами, неуклюже качались из стороны в сторону. Болтались длинные, нечёсаные бороды и волосы, чёрная пелена которых разрывалась лишь горящими синими глазами. Оля бросилась бежать. Вниз, вниз по лестнице. Навстречу бездонному мраку, лишь бы подальше от них. В ушах отдавалась работа сердечного насоса. Стучали по грубому камню подбитые сапоги. Спёртое дыхание еле слетало с губ. Она выбежала на этаж. Широкий коридор, уходящий влево, с одинокой дверью в своей середине, приветствовал её. Но лестница шла ещё дальше вниз, и чёрт дёрнул Олю обернуться. Во мраке подземелья она увидела десятки таких же мерцающих голубых глаз, поднимавшихся к ней. Тотчас же девушка рванула с места и побежала по коридору. Внутренний голос подсказывал, что за той дверью, стоящей посреди прохода, лежит её спасение. И повинуясь инстинкту, она заскочила туда не раздумывая. Время словно замерло. Перед Ольгой предстала комната, непохожая на всё остальное, что она видела в этом месте. Вокруг стояли самые разные шкафы и стеллажи, забитые склянками с кореньями, травами и отварами. Вдалеке сложилось различное медицинское оборудование. А в самом центре, на операционном столе, под азурным светом ультрафиолетовых ламп, лежала женщина. Одним резким, направленным усилием Оля опрокинула ближайший шкаф, закрыв им дверь из помещения. Теперь же, когда запас времени хоть сколько-то ощутимо увеличился, она подошла поближе к столу. Женщина лежала на нём настолько неподвижно, что не составило бы большого труда спутать её с трупом. Однако мерно вздымающаяся грудь и еле-слышимое дыхание указывали на обратное. Приятное девичье лицо уже изрыли тонкие полоски морщин, на вьющихся чёрных волосах виднелись седые пряди. Но сильная магическая аура, исходившая от тела, подсказывала, что женщина выглядит намного моложе, чем на самом деле. Такую силу за одну жизнь человеческую не соберёшь. На руках женщины причудливой кавалькадой сапфировых чернил выплясывали иноземные письмена, прочесть которые Оля не смогла. Такие же знаки обрамляли и диск вокруг солнечного сплетения, в самом центре которого виднелся такой же шрам, как у русалки. Оля уже сделала все нужные ей выводы, но чтобы убедиться, она аккуратно убрала в сторону копну чёрных волос, чтобы увидеть шею женщины. Неестественно красная, будто ошпаренная кипятком, она выглядела так же неестественно, как если бы на её месте стоял металлический протез. — Босорка-двоедушница, — процедила Ольга, берясь за меч покрепче. Тут в комнате раздалось шипение. Из дыры в потолке показалась извивающаяся туша гюрзы. Шипя и скаля зубы, змея тянулась к телу женщины. Но её путь оборвался быстрее, чем она смогла исполнить замысел. Одним точным ударом с размаху Оля перерубила красную шею упырицы. Гюрза взвыла от боли и рухнула на пол вместе с отрубленной головой колдовки. Не мешкая ни секунды, Оля вытащила из-за пояса липовый кол и всадила его точно в центр шрама двоедушницы. Змея начала бешено извиваться и колотиться в конвульсиях, пока наконец не издохла. Мёртвая звериная тушка начала стремительно разлагаться прямо на глазах. Слой за слоем с неё сходила сперва кожа, затем мышцы, а затем и кости её обратились в прах. Оля тяжело сглотнула. Она почувствовала словно удар кистенём под дых. Магия покидала это гиблое место настолько стремительно, что ощущалась почти что физически. Затем девушке показалось, что на неё кто-то смотрит, стоя в дверях. Но только Оля повернула голову, и это чувство испарилось. Поваленный шкаф всё так же перекрывал дверь, как и до этого. Девушка подошла к двери и, приставив к ней остриё клинка, быстрым движением подалась вперёд. Лезвие прошло сквозь препятствие, будто сквозь масло. Сопротивление чувствовалось, но только от самой двери. Судя по всему, за ней по-прежнему царила пустота. Тогда Оля решила рискнуть. Всё равно рано или поздно ей пришлось бы либо выбираться из этой рукотворной могилы, либо остаться в ней навсегда. Девушка подняла опрокинутый шкаф, вернув его на законное место, и, покрепче сжав саблю, резким движением отворила дверь. На полу перед ней валялись тела тех покойников, что преследовали её на лестнице. Их было много. Очень много. Настолько много, что во всём коридоре яблоку не хватило бы места упасть. Оля недоверчиво несколько раз ткнула ближайший труп кончиком меча. Реакции не последовало. Тогда она со всей силы пнула его окованной подошвой прямо в висок. Но ничего не изменилось. Труп лежал недвижимо, как ему и полагалось. Желание оставаться здесь не превышало хоть сколь-нибудь оное на вчерашних занятиях. Даже теперь, без колдовских чар, тёмная, кровавая атмосфера этого места наседала со всех сторон. Давила, будто огромным, властным сапогом. Запах трупного яда, смешавшийся с испарениями от чародейских декоктов, недвусмысленно намекал: не ровен час, как все эти покойники снова начнут бесчинствовать. Но теперь хотя бы только на своей могиле. Не мешкая ни секунды, девушка вернулась назад в комнату, подняла с пола обрубленную голову, и запихнула в просторный рюкзак. Но просто так оставлять двоедушницу Оля пока что не могла. Её чёрная душа всё ещё могла вернуться, чтобы вновь отравлять жизнь людям, возможно даже с большей силой, чем раньше. Обезглавленное тело Оля взвалила себе на плечо — благо поток крови уже значительно ослаб — и вместе с ним, перебарывая отвращение, она направилась к выходу, ступая по вздувшимся, полуразложившимся, холодным спинам.***
Когда она наконец выбралась на поверхность, то первым делом подобрала горсточку земли и бросила её через порог одинокого дома. Столь несравненно малая жертва для той братской могилы, в которой побывала Оля, но лучше так, чем никак. Даже заложные покойники заслуживают своего посмертного уважения. Тем более, вдруг этого будет достаточно, чтобы отвадить их от преследования? Оставалось самое малое — закопать колдовку. И как всегда, сказать куда проще, чем сделать. Силы у Оли уже определенно иссякали. Адреналин начинал выветриваться, а вместе с тем всё сильнее ныли мышцы, подкашивались ноги и ощущались последствия слишком затянувшегося путешествия. Обезглавленный труп тяжелил плечи, и всё тело в едином порыве взмолилось, упрашивая разум бросить двоедушницу прямо здесь, прямо сейчас — не тратить время на долгий путь до деревенского кладбища. Тогда Оля и решила похоронить колдунью на границе леса. — Дедушка Леший, — начала она, дойдя до первых деревьев, — владыка лесов, пусти к дому своему, не заблуждай душу человечью. Тут Оле почудилось, будто шелест деревьев причудливым образом складывается в слова. Хотя, быть может, просто показалось? Во внутрикостных динамиках зазвенел белый шум. — Просьба есть к тебе, лесной царь. Позволь похоронить под твоим наделом нечистого. Скрой душу злую от глаза человечьего, не дай ей портить люд простой. Среди древесных стволов что-то промелькнуло. Налетел сильный ветер, и средь лесных ветвей заблазнили нечёткие образы. Теперь точно не показалось. Из чащи, навстречу Оле медленно кралась стая волков. Тех же самых, что она видела раньше. Белый шум ржавой дрелью вгрызался в мозг. К вискам стремительно приливала неприятная, тёплая кровь. Все сенсоры в одночасье посходили с ума, взрываясь килотоннами противоречивых показаний и требуя немедленного перезапуска. Девушка опустилась на колени, положила перед собой обезглавленное тело и скинула рюкзак, принявшись стремительно рыскать по его кармашкам. Как только она нащупала котомку с оставшейся провизией, она не мешкая вытащила её и протянула в сторону леса. — Прими гостинец мой, Леший-батюшка, — произнесла она, опуская голову, — не гневайся. Босорка пусть лежит здесь, с краю, а твой могучий лес за ней присмотрит. Ветер стал затихать. Но шёпот веток по-прежнему мерещился девушке, отдаваясь в ушах еле-понятными заговорами, прорывавшимися сквозь лавину статичного треска и гудения. Неторопливо подняв голову, Оля увидела перед собой красивую девушку в красном сарафане на голое тело. На голове у неё лежал венок из живых цветов, таких же как те, что росли из её длинных, распущенных волос. Позади девушки скопились молчаливые силуэты волков, замершие, как по команде. Незнакомка легко опустила руку и подхватила подношение. После чего с её уст еле слышимо сорвались слова: — Мой муж принимает твою жертву, лисица. Мы скроем эту могилу от человеческого глаза. Но ты должна поклясться, что никогда больше сюда не явишься. Какофония гула, шипения и свиста рвала сознание, будто цепной пилой, угрожая одним только звуком вскрыть хрупкую черепную коробку, но даже этого не хватало, чтобы заглушить шёпот незнакомки. От чего её слова звучали, как бред, порождённый воспалённым сознанием. Но стоило взгляду Оли подняться чуть выше, и над кронами деревьев заблазнил колоссальный силуэт с двумя горящими зелёными глазами. — Клянусь тебе, матушка-Лешачиха, и тебе, Леший-батюшка, — произнесла она, опустив глаза в землю, — не ступит нога моя на вашу землю, как только похороню я колдовку. — Хорошо, — всё так же, вполголоса отвечала Лешачиха, — мы верим тебе, лисица. Но ежели посмеешь нарушить свою клятву, так заплутаешь, что век не выберешься. Попомни наше слово. И стоило последней букве донестись до ушей Оли, всё тут же стихло. В один момент угас весь белый шум. Успокоился ветер, затих шёпот ветвей. Пропали волки, исчезли Лешачиха с Лешим. Всё вокруг, трава, поля, деревья, и даже небосвод, казалось, замерли, не смея издать ни единого звука. Бездонная, пронзительная, абсолютная тишь. И лишь удары сапёрной лопатки о твёрдую почву посмели вскоре нарушить эту густую тишину. Когда погребальная яма, наконец, оказалась вырыта, Оля опустила в неё тело колдуньи, спиной к верху. Надсекла лезвием сухожилия на ногах. Положила отрубленную голову под пятки, засунув ей в рот лежавший неподалеку камень. После этого, она засыпала могилку землей, стараясь как можно лучше разровнять её, чтобы даже случайно заплутавший не смог ненароком набрести на последнее пристанище двоедушницы. Глубокая ночь по-прежнему окрашивала местность в синие тона. Бледно-голубое поле, тянувшееся до самого горизонта, где-то там, вдалеке, всё так же мягко перетекало в кобальтовую синь небосвода. И даже серебряная арка Космограда всё ещё беспечно тянулась по кромке небосвода. Мышцы болели неумолимо. Всё тело саднило после пролёта по лестнице. Кровь била в виски, вызывая жуткую, накатывающую волнами мигрень. Усталые голубые глаза просили о коротенькой передышке. Всего на пару минуток, не дольше. Веки тяжелели и словно налитый свинцом занавес скрывали всё в округе…***
Очнулась она в тёплой постели. Со всех сторон её окружали обложенные вагонкой стены большой избы, по которым протянулись толстые полоски неоновых ламп, испускавших равномерное, золотое свечение. В углу из телевизора тихонько вещала новостная программа: очередные беспорядки в Чернороссии, перевыборы переизбирающихся политиков и ненавязчивая реклама полётов до Космограда и обратно. Чуть ниже, удобно устроившись на роботе-пылесосе, сопел толстый рыжий кот, развесив свои пухлые лапки во все четыре стороны. Его хвост то и дело задевал стоявший рядом рюкзак с заткнутой в него саблей. И там же, рядышком, на просторном кресле из Югославии валялась бронированная куртка. С тяжелым и протяжным скрипом отворилась грузная дверь из бревен крепкого красного дерева. Стараясь не шуметь ещё сильнее, на цыпочках в комнату легко прошмыгнул Василий Евграфович. В руках он держал широкий поднос, на котором стояла тарелка с омлетом, помидорами и парой ломтиков ржаного хлеба, только-только из печки. — Ну что, Вольга Святославишна. — На лице деда просияла широкая улыбка, от которой усы забавно подёрнулись, — проснулась, наконец. А то некоторые ужо начали было думать, что померла ты. — Где?.. Откуда?.. Как? — Да ты не хорохорься. Рыбаки тебя нашинские нашли, на утро после того как ты ушла. Видать, лешак вывел. Гроза потом разразилась жу-у-уткая, но сегодня вроде уже всё успокоилось. Оля издала протяжный стон, поднимаясь в сидячее положение. — Видимо, остатки колдовской силы… Дальше всё должно нормализоваться. — Уже, уже! — старик поставил поднос на прикроватный столик, — всю ночь тишь стояла, а к утру уже и вода ушла, не будет у нас потопа, Олька! Это, конечно, не вернёт мне всех трав, что паршивцы у меня с грядок пооборвали, но тут уж ничо не попишешь. — Сколько сейчас времени? — Дык, уже поздно, одиннадцать часов. Электрички уж не ходят. Так что ты подкрепись, да ложись дальше спать. А утром поедешь обратно в свою столицу. — Спасибо, дядь Вась, но я, мне кажется, на месяц вперёд выспалась, — с этими словами Оля вынырнула из-под одеяла, поднялась на ноги и принялась одеваться, — тем более, у меня ещё есть одно дельце в ваших краях. — Ну… Ох, ну смотри, Олька. Не мне тебя держать всё-таки. Но за дело доброе спасибо. Как и обещал, деньги со всей деревни мы тебе собрали, — Василий Евграфович открыл свой микрокомпьютер и что-то быстро в него вбил, — всё до копейки отправилось к тебе на счёт. После этого дед вышел из комнаты, предоставив Олю самой себе. Девушка хмыкнула себе под нос. Всё-таки, как ни крути, а люди в деревнях сильно отличаются от городских. Все держатся друг за друга, никто не пытается обмануть на деньги, так ещё и путника приютят. Хотя… Может это просто ей так повезло? Так или иначе, она не врала, когда говорила, что у неё ещё есть незаконченное дело. Ей ещё стоило навестить кое-кого, прежде чем отправляться в обратный путь. Она оделась, собрала вещи и, покинув избу деда Васи, отправилась к реке.***
Путь занял недолго. В этот раз она уже знала дорогу, поэтому ей не пришлось плутать среди чужих огородов и полей. Луна всё так же высоко висела в небе, окруженная десятками больших и малых звёзд. Совсем не как на Кольском полуострове, где Оля когда-то видела Дорогу Предков — пожалуй, самое красивое, что породила матушка Природа. Но Черёмушки находились слишком близко к большому городу, так что рассчитывать на хороший обзор всего звёздного неба мог только совсем наивный. К сожалению. Хотя ночь по-прежнему имела своё неописуемое очарование. Одинокая. Мрачная. Но такая родная и близкая. Наконец, добралась до реки. Рядом стояло всё то же чуть покосившееся дерево. Дуб, кажется? Судя по положению Луны, Оля пришла примерно во столько же, как и в прошлый раз. И всё вокруг это подтверждало: река всё так же мерно текла своим ходом; Космоград всё так же беспечно плыл по небосводу; и даже огромный валун всё так же стоял на своём месте, словно невзрачный страж границы двух миров. Совершенно ничего нового. Кроме одного. Нигде не видно русалки. — Видимо, отправилась к Водяному, на радостях, — тяжело вздохнув, буркнула себе под нос Оля. С её исчезновением это невзрачное место лишилось частички своей магии. Не в прямом смысле, ведь чары, исходящие от камня, не ослабли ни на йоту. Скорее, картинка стала паззлом, из которого выпала центральная деталь: ты по-прежнему видишь весь пейзаж, но это маленькое пустое пятнышко вырывает тебя из иллюзии и возвращает в унылую реальность. Хотя, конечно, назвать её унылой — тоже преувеличение. Вода всё так же манила и притягивала к себе, как и до этого. Неспешное течение выглядело достаточно безопасно, чтобы не волноваться об опасностях коварной стихии. Почти идеально гладкая, за исключением мелкой ряби, поверхность реки отражала в себе весь мир и даже больше, как настоящая зеркальная амальгама. Тем более, сегодня ночь стояла тёплая. Так что, почему бы и нет, в конце-то концов? Оля скинула на землю тяжеливший плечи рюкзак. Неспешно расстегнула доспешную куртку. Стащила сапоги. Остальные полоски ткани тоже не заставили себя ждать и быстро оказались удобно упакованы в ранец. Она аккуратно дотронулась до водной глади ножкой. Ледяная. Секунду Оля колебалась. Леденящий кровь холод отталкивал не хуже пылающего костра. Но колебание длилось лишь секунду. Сделав глубокий вдох, девушка осторожно, но дерзко шагнула вперёд, погружаясь в студеный поток воды. Округу пронзил девичий визг. — Ух, сука! Холодно-то как! Бледная, веснушчатая кожа моментально покрылась мурашками. Но стоило перебороть первые секунды сковывающего мороза, и вскоре всё пришло в норму. Оля зашла в воду по пояс, отойдя от берега всего на пару метров. Она могла бы пройти и дальше, течение позволяло, но просто не видела смысла. Всё её естество противилось возвращению на тот берег. Оля тихонько опустилась на дно. Теперь вода доходила ей до самого носа, мягко обнимая со всех сторон. Мало кто из городских отличался большой любовью к купанию. Возможно, куда больше людей проводили бы время на водоемах — естественных или искусственных — если бы не повальное наличие металла и электроники любого сорта в современных организмах. Ведь каждый раз при погружении в воду встает вопрос: что, если этот заход последний? Каждое, даже самое мимолётное погружение, становится своеобразным тестом на прочность. Тестом, который мало кто захочет проходить. Вдруг, всю ту технику, пронизывающую плоть, кости, а иногда даже и кровь, внезапно заклинит? Коротнёт по чистой случайности, и всё — синий экран. Хотя скорее уж чёрный. Интересно, становятся ли «усовершенствованные» русалками в таком случае? Или обязательно надо быть полностью «органическим»? По-прежнему ни следа Ланы. Магический валун, разрывавший полотно воды всё так же блестел серебром в ночной темноте. Всё так же был похож на осколок Луны, удачно свалившийся в эту забытую богами речку. Быть может, если она дойдёт до того валуна, посреди реки… Может тогда… — Как же смешно ты визжишь. Оля подпрыгнула на ноги. Резко обернулась. Но никого не увидела. Пока лёгкий смешок не заставил её поднять взгляд чуть выше. Русалка сидела на ветвях скорчившегося дуба и заходилась заливным хохотом. В уголках её рта собирались милые ямочки. Миниатюрная грудь то и дело вздымалась вверх-вниз. Оля облегчённо вздохнула. — Тьфу на тебя! Только и умеете люд честной пугать, — улыбнулась она. Ещё через пару секунд, смех Ланы унялся. Теперь, на лице девушки сияла лишь нежная, очаровательная улыбка, что краше всего ночного пейзажа. Глаза Оли совершенно бесстыдно скользили по телу русалки, спускаясь от стремительных водопадов волос к острым чертам приятного личика и дальше к плавным контурам тела: к изящным окружностям волнующей груди, к гладким изгибам статных ножек. Совершенно несознательно, её щёки расцвели пунцовой краской. Конечно же, Лана не могла этого не заметить. Мягкая ухмылка её губ изменилась, напоминая выражение, обычное для домашней кошки перед пиалкой сметаны. Русалка грациозно спрыгнула с ветвей. Её босые ноги неслышно коснулись травы. И лёгким, совсем непринуждённым шагом, Лана вошла в воду. Она шла навстречу Оле, пока, наконец, не остановилась так близко, что девушки могли видеть собственное отражение в глазах друг друга. — Спасибо тебе. — За что же? Она приложила Олину ладонь к месту, где раньше проступал зигзаг длинного, безобразного шрама. Теперь же рука могла почувствовать лишь гладкое словно фарфор, мертвецки-холодное полотно кожи. От прежнего рубца не осталось и следа. — Ты же знаешь, что я не могу смотреть тебе в глаза, — отвечала Ольга, старательно отводя взгляд куда-то в сторону. — Тогда закрой их. Всё произошло так быстро, что мозг Оли не успел в полной мере обработать сложившуюся ситуацию. Холодная ладошка Ланы тихонько коснулась Олиной щеки и столь же изящно, сколь властно, притянула лицо девушки. Оля успела только прикрыть веки, когда её губы почувствовали на себе бархатно-мягкое прикосновение. И в этом прикосновении встретились давно потерянные и забытые чувства двух людей, томившихся одиночеством долгие годы. Олины руки легко заскользили по телу Ланы. Русалка обняла лисицу за шею. Они стояли там, посреди холодной реки, освещаемые лишь бледным светом луны, и просто наслаждались друг другом.***
Когда первые солнечные лучи показались из-за горизонта, они обе лежали на серебристом камне, рассекающем ленивый речной поток. Оля нежно сжимала ладонь, лежавшей рядом, русалки. В её глубоких голубых глазах отражался далёкий холст небосвода, обретавший свою привычную синеву. Мысли метались в её голове со скоростью, казалось бы, недоступной ни одному компьютеру, перемежаясь вопросами, восклицаниями и сценариями ситуаций. Скажи она хоть что-нибудь из этого калейдоскопа нейронных импульсов, возможно, эта история имела бы другой конец. Но Оля просто молча лежала и смотрела в небо, пока не почувствовала болезненную пустоту в руке. Она несколько раз моргнула. Быть может, всё это лишь один затянувшийся сон? Быть может, вот-вот прозвенит звонок, и она очнётся на скучной лекции? Но нет. Далёкое небо по-прежнему сменяло свой ночной пеньюар на утреннюю пижаму. Солнце всё так же уверенно поднималось у неё за спиной, готовое нести людям новый день. А вдалеке уже начинали кричать первые петухи. И в голове осталась лишь одна мысль: «Надо одеваться. Скоро электричка».