счастье

Иногда Ямагучи чувствует себя хуже, чем обычно. Ничего критичного, честное слово. В такие дни планета не сходит с орбиты, а школьные автобусы не попадают в дорожные аварии с большей вероятностью, чем в любой другой день. Солнце как всегда всходит на востоке и медленно волочит за собой луну. Облака царапают острыми краями небо, но царапин как всегда не видно. В такие дни Тадаши старается не отдаляться от своих возлюбленных, но это редко получается. Потому что если выйти на кухню, там обязательно будет сидеть Цукки, заваривающий себе кофе, скользящий руками по клавиатуре ноутбука или просто смотрящий в окно, тоже погруженный в поиск царапин. Смотреть на это очень больно. Не на Цукки в целом, потому что Цукки без преувеличения — одно из (трёх) наиболее прекрасных зрелищ во Вселенной (по версии Ямагучи). Больно смотреть на лицо Цукки и не быть в состоянии разгладить пальцами мешки под его глазами. Больно смотреть на его мятую рубашку, потому что на работе снова что-то не ладится, и они уже месяц живут без утюга, который не таил бы в себе угрозу спалить квартиру. Если выйти в зал, там наверняка можно найти Хинату, усердно приседающего или пытающегося собрать и пересчитать по парам свои разбросанные по всей комнате носки, надеясь, что так Ямагучи не заметит факт их пребывания там вообще. Смотреть на это тоже больно. Больно смотреть в складки футболки Хинаты и чувствовать, как его слегка выпирающие кости смотрят в ответ, потому что Хината совсем не заботится о себе и постоянно раскладывает половину своего ужина по соседним тарелкам, прекрасно понимая, что все слишком уставшие, чтобы заметить это. Больно смотреть на лицо Хинаты, потому что страшно однажды уловить едва заметную разницу между тем, как он улыбался в старшей школе и улыбается сейчас. Потому что Ямагучи знает, что Хината будет улыбаться ради них, даже находясь на грани смерти, и сердце Тадаши трепыхается в нежелании об этом знать. Если вернуться в спальню, там придется столкнуться с Кагеямой, шелестящим коспектами или погрузившимся в чтение очередной книги с дурацкой, неприятной на ощупь обложкой. На него тоже больно смотреть. Больно смотреть на пятно на рукаве кофты, которое не отстирывается уже пару недель, а Тобио только отмахивается от необходимости химчистки и тащит Цукишиму за новой оправой для очков. Больно смотреть на коленку, торжественно забинтованную после сильного ушиба на одной из тренировок, ведь память без разрешения проигрывает воспоминания о том, как Кагеяма морщится, когда Хината случайно задевает ногу во сне, но не убирает её, чтобы не отодвигаться в сторону. И Ямагучи уходит на улицу. Почти не глядя хватает чей-то комплект ключей с тумбочки (брелок-динозавр неприятно впивается в ладонь, и Тадаши надеется, что Цукишима посчитает это достаточным наказанием за непреднамеренную кражу) и стекается по лестнице в подъезд. Снаружи прохладно, и ранняя осень небрежно пробирается под свитер и оглаживает пальцами нежную кожу. Ямагучи слегка передергивает плечами и выдвигается вперед. Маршрут в его голове колеблется из стороны в сторону, и в итоге Тадаши останавливается на варианте вымерить шагами дорогу до парка. У Ямагучи ощущение, что он падает, хотя твердость лавки прямо под ним неохотно сопротивляется этому. Но спину Тадаши всё равно дерет так, словно он и правда вколачивается куда-то под асфальт, и он прикрывает глаза. Потому что иногда Ямагучи чувствует себя хуже, чем обычно. Чувство вины привычно раскачивается на любимых качелях, привязанных к тадашиному сердцу. Мысли в голове начинают выть на одной ноте и монотонно вещать о том, что Ямагучи недостаточно хорош. Потому что если Цуки это луна, Хината — солнце, а Кагеяма — разбросанные по небу звезды, то Ямагучи всего лишь отражение небосвода на рваной поверхности воды. Потому что завтрак не готовится, ошибки упрямо прокрадываются в отчеты, а зеркало в ванной презрительно смотрит сквозь слой пыли. Какая жалость, что промерзший осенний вечер оставляет Тадаши наедине с собой.